Это была лишь палка, выточенная из древесины железного дуба, тупая с обоих концов. У основания она имела нечто вроде рукояти с ободом, который обозначал границу охвата. «Выше брать нельзя, — говорил отец, — выше начинается клинок, острый как бритва». И Даймон воображал его. Смотрел на потемневшую древесину, на закругленный конец — и представлял изящный клинок из дамьянской стали, слегка выгнутый, совсем чуть-чуть: он гудит, когда ведешь ладонью по одной из сторон, и издает благородный звон от щелчка ногтем. Стороны отполированы точно зеркало, чтобы видеть врага позади себя, обух стройный, как девушка, а лезвие… о, лезвие заслуживает целой поэмы! Один раз и навсегда оно заточено филлийскими мастерами под углом, про который написаны целые трактаты и который выверен до тысячных долей градуса. Подобное лезвие рассекает кости и плоть с такой же легкостью, как проходит сквозь воздух.

Все это Даймон видел в своей деревянной палке, при помощи которой отец обучал его забытому искусству фехтования. В мире больше не существовало мечей, последний филлийский мастер умер с проклятиями полторы тысячи лет назад, когда монарх Северных Созвездий приказал переплавить все известные катаны. Зачем они нужны, когда есть реактивный пистолет или бластер? Кто пойдет с мечом против огнестрельного оружия, бьющего точно и с расстояния? Так и умер филлиец, унеся в могилу секрет изготовления катаны. А следом могло уйти в небытие великое мастерство владения этим оружием, если бы не род Звероловов.

«Фехтование — это древнее искусство, — говорил отец. — И, как любое искусство, как картина эпохи Ренессанса или статуя ветхих времен, оно должно быть сохранено. Поэтому учись фехтованию, Даймон, чтобы хранить его, нашу реликвию. Ты должен передать эти знания своим детям, чтобы и они тоже хранили и передали детям своим».

— Ну что, мой друг? — шепотом произнес Даймон, обращаясь к палке. Он бережно опустил ее на специальную подставку, стоящую на самом видном месте в его комнатенке. — Встретимся завтра. И пусть тебе придут сладкие сновидения.

За окном стояла ночь. Даймон вышел в тесный коридор, бесшумно приблизился к двери отца — благо был этому обучен самим отцом — и некоторое время прислушивался к звукам, доносящимся из комнаты родителя. После этого, не включая свет, прошел через весь дом, через темную кухню, где споткнулся о робота-уборщика и едва не распластался по полу. Прошел мимо каминной комнаты и оказался, наконец, возле двери гостиной, за которой находился букинист Кристофер.

Нерешительно потоптавшись у порога, юноша осторожно постучал.

— Да-да, войдите! — невнятно раздалось изнутри.

В столь поздний час букинист спал, и Даймон, без сомнений, разбудил его. Старик тер глаза и сторонился зажженного светильника, горящего лишь над кроватью. Остальные части комнаты окутывал ночной мрак.

— Молодой Зверолов! — удивился Кристофер. — Какая забота привела вас сюда?

— Я надеялся поговорить с вами. Завтра утром не получится, а в полдень вы нас покинете.

— Да, я намереваюсь вернуться в Прейтон. Нужно собрать денег на новый гравилет. Без транспорта торговать книгами затруднительно. Я должен вернуться в Прейтон. Ваш отец обещал помочь мне добраться до города.

— Без сомнений, он выполнит обещание. Я пришел поговорить с вами кое о чем. С глазу на глаз, чтобы не слышал отец. Видите ли, он не верит в потусторонние силы, которые управляют человеческими душами.

— Да уж, — ухмыльнулся Суеверный Букинист, — я заметил.

— Не верит, а потому ничего мне не рассказывает! Не рассказывает о Нижних мирах, не рассказывает о Хеле, об орках… о Темном Конструкторе. А мне необычайно интересно знать! Страсть как хочется узнать обо всем, что находится там, по другую сторону границы. В Мертвых Глубинах.

Старик несколько раз моргнул, стряхивая остатки сна, спустил худые ноги с кровати и посмотрел на Даймона, потирая щетину.

— Жажда знаний, — произнес он, ткнув в направлении юноши худым пальцем. — Вот что мне нравится в людях! Жажда знаний заставляет их покупать книги.

— Так вы расскажете? Простите, что я пришел посреди ночи. Но отец не позволил бы мне…

— Конечно, я расскажу! Как я могу утаить знания от страждущего, словно воду от пилигрима, заблудшего в пустыне! Не стой же!

Даймон присел с другого конца кровати на самый ее краешек, туда, где заканчивалась область света, где за спиной начинался щемящий сумрак.

— Есть разные свидетельства о Нижних мирах. Есть, например, священное писание «Апокрифы»… Ты читал их?

Даймон отрицательно помотал головой.

— И правильно. В этом фолианте много всего намешано: не поймешь, что правда, а что вымысел переписчиков, борющихся со своей бурной фантазией. «Апокрифы» не дают точного представления. Но существуют другие сведения, которые хранятся в архивах Великих Семей и правительства. Стародавние свидетельства очевидцев, которые побывали за Черным Кордоном и вернулись обратно — живые и не повредившиеся рассудком. Это протоколы допросов орков, плененных во время последней войны. Рядовые в силу их слабой информированности рассказали немного, но и эти данные важны для понимания атмосферы, которая царит в их треснувшем мире. А еще существуют запрещенные церковью книги. Гримуары. Они имеют весьма туманное происхождение. Наиболее известны «Скрижали голода». В моем багаже находится трактат одного теолога, изданный около трех веков назад. Сам он бывший священник, за еретические мысли проклятый самим митрополитом Иоанном Седьмым. В своем труде теолог делает ссылки на эту книгу, приводит цитаты и некоторые иллюстрации.

— Что находится там, внизу, за стеной черных дыр?

— Там находится галактика. Она чем-то напоминает нашу, но она мрачная и бездонная. Ее населяют разные твари, которые произошли от людского рода. Да-да, в это трудно поверить, но орки являются выродками племени человеческого, их кровь потеряла пигментацию и сделалась серой и грязной. Давным-давно, в начале времен, они изувечили свои гены множественными кровосмешениями и ритуальными пытками.

— Зачем? — ужаснулся Даймон.

— Чтобы внешней и внутренней бесчеловечностью походить на бога своего — того самого, которого называют Темным Конструктором. Тысячу лет назад племена орков были разрозненны и постоянно грызлись между собой. Это помогло объединенным силам звездных государств освободить планеты Бутылочного Горлышка и сбросить чернь в их логово, в пространство за кольцом из черных дыр… Ходят слухи, что за последнюю тысячу лет Темный Конструктор объединил племена орков под своим началом. Зачем? Для чего? Думай сам, я все сказал — Старик заговорил шепотом. — А еще, как нарочно, произошло то, что вселило тревогу в людские сердца. Погасла звезда Десигнатора. Всевышнего, покровителя людей и защитника света. Невероятное, невозможное событие, но оно, увы, случилось. И если взаправду бог Десигнатор мертв, то нет сомнений, что именно Зверь приложил к его гибели свою грязную лапу. Уж слишком все совпало — объединение племен и погасшая звезда, которая является главным символом на гербе Союза.

— Что же будет дальше? — с тревогой спросил Даймон.

— Предположить нетрудно. Владыка Хеля решил вломиться в мир людей. Для чего ему это нужно? Сей вопрос более сложный, чем кажется на первый взгляд, но не так важен в настоящий момент.

— А что важно?

— Грядущая война, которая потрясет Тысячелетний Союз. Знаешь ли, очень неприятно и жутко остаться в такой войне без поддержки бога.

— Но армии Союза непобедимы, — возразил Даймон. — И Бутылочное Горлышко принадлежит нам. У черни нет ни единого шанса для вторжения.

— Только на это и приходится уповать.

— Что же такое Хель?

— Это самое дно Нижних миров. Скопление звезд, излучающих темный свет. Не черные дыры, нет! Темные звезды. В книгах сказано, что за ними спрятана Бездна, чьей владыкой и является Темный Конструктор. В ней витают проклятые мертвецы и ужасные хтонические чудовища. Последним не нужен воздух, они живут в космосе — сосут плазму темных солнц и пожирают души мертвых, которые бродят по окаменевшим планетам Баратрума. Возможно, эти чудовища и выдумка: книги описывают их довольно туманно, и вполне может оказаться, что данные твари являются фантазией переписчиков. Но есть другие существа, которые чаще упоминаются в гримуарах и священных писаниях. Это преданные слуги Темного Конструктора, его элита, супервоины. Их называют сенобитами. Жестокие и коварные демоны, наделенные сверхъестественной силой. Эти создания ужаснее даже хтонических чудовищ, потому что совсем недавно были людьми… лучшими из людей. Их украли из Верхних миров, а затем утопили в ледяных глубинах Хеля. Пытками Зверь сломал их тело, а хитрыми уловками перекроил душу и перестроил сознание. Он выкачал из них человеческую кровь и заменил ее на мерзкую плазму, приготовленную из растопленных кристаллов туманностей Хеля и трупной вытяжки. Он превратил людей в монстров, жестокость которых не знает границ.

— Сенобиты, — зачарованно повторил Даймон.

— Они управляют племенами черни, они ведут на битву сонм гадких звездолетов, они выполняют личные поручения Темного Конструктора… Тут у меня есть картинка.

Букинист распахнул книгу, ветхие пыльные страницы зашелестели под его пальцами. На каком-то развороте он остановился.

Старый потемневший рисунок изображал облаченных в черные одежды существ. У них были лысые черепа и белые бескровные лица.

— Из сенобитов выделяются двое. Первый — это Paп, правая рука Темного Конструктора. Фанатично преданный своему хозяину — он главный исполнитель воли Зверя и его карающий меч. У него отрезаны губы и длинная коса до пояса. Он страшен, он ненавидит людской род и обладает небывалым могуществом. Победить его невозможно… Вот рисунок из «Скрижалей голода», выполненный по рассказам дагарского мальчика, который видел сенобита издали и чудом остался в живых.

Карандашный рисунок являлся лишь легким наброском, но при взгляде на изображение существа, затянутого в узкую сутану с широким подолом, становилось не по себе и хотелось чем-нибудь накрыть картинку. Пугали оскаленные зубы, лишенные прикрывающей их плоти; череп был лысым за исключением затылка, на котором уцелевшие волосы собирались в длинную черную косу. Взгляд был беспощаден к любым проявлениям жизни. В руке, испещренной симметричными шрамами и рубцами, сенобит держал угловатый крюк.

— Что это? — спросил Даймон, указывая на крюк. Старик глянул на картинку.

— Какой-то инструмент, который запомнил мальчишка. Его назначение неизвестно. Для оружия слишком мал. Вероятно, предназначен для пыток невинных существ. — Он перевернул страницу, и на Даймона уставилось лицо, с дьявольским старанием изувеченное симметричными шрамами, разрезами и насечками. — А это Натас, сладкоголосый обольститель. Он строит планы, анализирует данные, поступающие из разных концов галактики. Он идеолог и главный служитель культа. Он более древнее существо, нежели Paп, но сила его меньше. Недостаток ее он компенсирует хитростью и коварством.

— А где изображение их хозяина?

— Таких изображений не существует. Личность Темного Конструктора остается загадкой. Одни, кто его видел, ослеплены тьмой и сошли с ума. Другие превратились в его рабов. Скажу более, никто даже не ведает его настоящего имени! Оно сокрыто в недрах окаменевших планет и толще времени. Ни орк, ни человек не должен знать его. Как только ты произнесешь имя полностью — голосом или в мыслях, — Зверь немедленно явится, чтобы забрать твою кровь. И это еще не самое худшее, что он может сделать. — Суеверный Букинист закрыл книгу, словно опасаясь, что из нее может восстать нечто ужасное. — Не стоит о нем говорить. Много веков назад один молодой священник, баловавшийся изучением гримуаров, так часто поминал Нечестивца и рассуждал о нем, что однажды случайно произнес имя правильно и полностью. Повелитель Мрака явился к нему и… ничего хорошего из этого не получилось. Так что имя Зверя — опасная тайна. Оттого существует много прозвищ, главное из которых — Темный Конструктор.

— А за что его называют так?

— Более всего остального он испытывает страсть к плоти человеческой. Он перестраивает ее, пользуясь самыми варварскими средствами. Он называет ее «чудесной глиной».

После разговора с Букинистом Даймон долго не мог уснуть, ворочаясь на жестком топчане и вспоминая то одни, то другие слова и фразы старика. Утром Даймон проснулся с красными глазами и тяжелой головой. На гимнастике отец заметил странное состояние сына, но ничего не сказал.

Ротанг, как и обещал, по радиостанции связался с транспортным диспетчером. Он попросил, чтобы рейсовый аэробус приземлился на старой посадочной площадке в лесу и забрал пассажира до Прейтона. Диспетчер, молодая девушка почти с детским голосом, пообещала выполнить просьбу, но предупредила, что транспорт задержится минут на десять.

Был полдень, когда Звероловы и старик-букинист добрались до бетонной площадки, устроенной в двух милях от фермы посреди леса. Ждали они недолго — вскоре из-за вершин деревьев выплыл транспортный аэробус с крыльями обратной стреловидности, он опоздал ровно на десять минут, обещанных диспетчером. Пока судно выполняло вертикальную посадку, завывая антигравитационными установками, отец пожал старику руку и пожелал удачи, а Даймон передал чемодан.

— Спасибо вам за приют! — прокричал старик сквозь шум. — Будете в Прейтоне, обязательно загляните в мою лавку. У меня есть очень интересные книги по философии Шульганга и Таффа, которые, я уверен, вам понравятся, мистер Ротанг.

— Непременно загляну, — пообещал Зверолов-старший.

— Да, и вот еще что, — сказал старик, задумавшись на секунду. За его спиной транспорт уже встал на плиты, на белоснежном фюзеляже открылся люк, из которого робот-стюард опустил трап. — Я бы на вашем месте избавился от зеркала в каминной комнате. Расколите его.

— Зачем? — спросил отец.

— Я прочел в одной книге, что давным-давно Темный Конструктор изготовил зеркала, которые обладают чудесными способностями. Правда, он не смог эти способности раскрыть. Много лет прошло с тех пор, никто не ведает, что стало с зеркалами… Вдруг ваше зеркало одно из тех? Вдруг Зловещий Деспот нашел им применение как раз сейчас, когда нити событий сплелись в единый клубок?

Даймон почувствовал, как у него мурашки побежали по коже.

— Спасибо за предупреждение, — сказал отец. — Мы подумаем.

Больше старик ничего не говорил, только кивнул на прощание и вошел в аэробус. Люк за ним захлопнулся, гудение усилилось, и планетарный транспорт плавно пошел вверх. Глядя на поднимающуюся в небо машину, Даймон представил, что она стартует прямо в космос. И тогда он спросил отца:

— Почему Звероловы должны обязательно жить в этом лесу? Что нас держит здесь? Почему мы не можем переселиться на другие планеты?

Отец сурово посмотрел на него.

— Повторный экзамен по кентавру будет завтра. Тренировок сегодня не назначаю, ты должен настроить себя на экзамен.

— Ты не ответил мне.

— Выкинь из головы дурные вопросы и начинай готовиться к завтрашнему испытанию. Не то опять вместо кентавра свалишь какого-нибудь хорошего человека.

Слова отца обидели Даймона, и он, насупившись, Шел почти до самого дома, пока в нем родились нужные слова:

— Мне надоел лес, надоели звери. Неужели так будет продолжаться всю жизнь? Силки, клетки, кормежка. Сколько можно!.. Я хочу большего. Хочу улететь куда-нибудь. Как мой брат…

— Твой брат глупец. Вместо того чтобы постигать мудрость и философию, он сбежал из дома и записался в крестоносцы. Ради каких идеалов он отправился на войну в систему Диких? Ради веры? Нет. Ради горстки церковников, которые бесятся оттого, что им подчинены не все уголки союзных территорий, что не на всех планетах торчат башни Десигнаторовых храмов.

— Зато он увидит мир. И потом, он говорит в письме, что скоро станет паладином. А мне суждено умереть от скуки в этой глуши! Я никем не стану!

— Да-да, суждено умереть от скуки в этой глуши! — раздался позади него дразнящий голос.

Даймон обернулся и обнаружил позади себя очкастого страуса с длинной шеей и примечательными кривыми ногами.

— А вот и наша пустоголовая курица, — сказал юноша. — Где тебя носило целую неделю, Лола?

— Зато он увидит мир! — откликнулась птица. — Силки, клетки, кормежка…

Можно сказать, что Лола являлась для Звероловов домашним животным. Когда Даймону исполнилось семь лет, он нашел в лесу яйцо. Движимый любопытством, юный натуралист поместил яйцо в самодельный инкубатор и через несколько дней получил смешного длинноногого цыпленка. Птица росла, в общем-то, неплохая, иногда только воевала с роботом-уборщиком, а иногда миграционный инстинкт уводил ее в лесные дебри, откуда Лола возвращалась, едва передвигая лапами и жутко голодная. Самостоятельно добывать пищу птица не умела. Отец шутил по этому поводу, что Лола до сих пор считает, будто толченый орех вырастает из миски, в которой он появляется каждое утро.

Как у большинства очкастых страусов, ее органы речи были устроены так, что она могла повторять человеческие фразы. Их сути птица, естественно, не понимала, но запоминала исправно и при случае долбила по ушам с завидным постоянством.

Метнув на Лолу укоризненный взор, Даймон повернулся к отцу.

— Я хочу, чтобы ты мне ответил.

— Мне нечего ответить на вопросы, которые напоминают пустую болтовню этой курицы. Материковые леса есть твой дом, твоя жизнь. Куда ты хочешь отправиться в космос? Чем будешь заниматься? Тоже запишешься в крестоносные рыцари и уйдешь на войну в систему Диких Племен? Прекрасная перспектива сложить голову во славу жадных церковников.

— Почему, есть другие профессии. Разведка дальних планет, пилотирование звездолетов, межзвездная торговля…

— Значит, в то время, пока я обучаю Зверолова младшего уникальным искусствам, в голове у него крутится межзвездная торговля? Значит, когда ты сидишь в засаде на кентавра, то думаешь о продаже панталон?

— Прекрасная перспектива! — возопила птица прямо над ухом.

— Послушай, кривоногая! — сказал Даймон, угрожающе направив на Лолу палец. — Не вмешивайся в разговор людей. Заткни свой говорливый клюв и позволь нам обсудить серьезные вещи.

Сведя глаза в кучку, страус внимательно изучил вытянутый палец Даймона, а затем самым нахальным образом цапнул за него. Не дожидаясь, пока рука взбешенного юноши как обычно ухватит ее шею, болтливая птица унеслась в направлении дома, громко треща ломаемыми кустами.

— Я тебе покажу, поганица! — прошипел юноша. — Завтра в твоей миске будет неурожай толченого ореха!

— Вот видишь, — сказал отец, — ты даже с птицей не можешь управиться. А что говорить о звездолете… Готовься к экзамену. Если сдашь его с первой попытки, то отправимся в метрополию. Я обещаю.

— Ура-а!! — завопил Даймон так громко, что напуганные птицы вспорхнули с ветвей. — А если не получится с первой попытки — полетим в столицу?

— Не раньше, чем через полгода.

— Почему?

— Ну, я сам столько лежал в гипсе, когда не сдал экзамен. Копыта у кентавра, знаешь, какие тяжелые?

Экзамен Даймон сдал с первого раза. Удар его был сильным и точным. Потеряв сознание, кентавр рухнул мордой в примятую траву и не подавал признаков жизни до самых сумерек, что позволило доволочь его до фермы и поместить в клетку. Отец был доволен и сказал, что помнит о своем обещании и что они обязательно отправятся на Гею Златобашенную. В предвкушении своего первого межзвездного перелета Даймон прожил около недели. На тракторе они съездили в Прейтон, где сдали животных заказчикам — кому для дома, кому для дрессировки, кому для охраны фермерского скота. Несколько экземпляров даже взял Прейтонский зоопарк. Сумма кредитов, перечисленных на счет отца, оказалась аж шестизначной, и в кассах космопорта отец купил два билета на небольшой лайнер, который раз в полмесяца совершал прямой рейс в столицу Союза.

До даты, указанной на билетах, оставалось три дня. Они вернулись на ферму, и Даймон неожиданно вспомнил слова букиниста, которые старик произнес перед отлетом.

— Пап, — сказал он, — может, нам все-таки стоит расколоть зеркало?

Они стояли в каминной комнате и глядели на свои худые и немного вытянутые изображения — зеркало всегда было слегка кривым.

— Ты же знаешь, что я не верю ни в Десигнатора, ни в Темного Конструктора, — ответил Ротанг. — К тому же я сомневаюсь, что в этом зеркале таится угроза.

— Но времена сейчас тревожные, и лишняя предусмотрительность не повредит.

Отец пожал плечами.

— Я не готов так сразу разбить зеркало, которое является частью нашего дома на протяжении нескольких веков. Давай вернемся к этому разговору после возвращения из столицы.

Но вернуться к разговору они не успели, как, впрочем, не успели и улететь в столицу. За день до рейса, когда Даймон находился в каминной и как обычно разговаривал с орудием своих тренировок по фехтованию, он внезапно заметил странную перемену в окружающей обстановке. Несмотря на солнечный день за окном, воздух в комнате вдруг потемнел, сделался густым и сладким. Даймон отложил палку и, оглядевшись, обнаружил то, что заставило сердце замереть.

Гладь зеркала помутнела. Мебель и стены комнаты по-прежнему отражались в ней, но отражение самого Даймона вдруг исчезло, словно стертое ластиком. Словно зеркало растворило изображение живой плоти.

Пока юноша испуганно соображал, что все это может означать, откуда-то раздался удар колокола. А следом из зеркала вышли три существа.