Глава тринадцатая
Мирта
Долгие годы поиски чистого философского камня были у магов на первом месте. Благодаря тому что в природе он часто встречается в смешанных составах, чародеи не бросали попыток найти абсолютный алхимический преобразователь. Но, как известно, чистый философский камень не был найден. Его создали – как создаются ныне и другие алхимические эссенции, претендующие на звание идеальных.
В отличие от философского камня, подавляющее большинство чародеев относили – и продолжают относить – кровь бытия к той разновидности сущностей, которые скорее являются плодом творческой фантазии, нежели экспериментирующего разума. Но эти чародеи не маги крови, они не ощущают того, что чувствуют инициированные сангвинемософы. Аштари-Маарх дает следующее описание чувства, заставляющего быть уверенным в существовании крови бытия: «Самое основное – переживание ритма, единого космического ритма, пронизывающего все вещи и всех существ. Отголоском его является наш пульс, ритм нашего сердца, ритм нашей крови. Пережить его значит прочувствовать сущность существования – как нашего собственного, так и всего мироздания».
Это первый шаг к желанию отыскать путь к крови бытия.
Клавдий Тай Леггис «О жизни, учениях и изречениях знаменитых волшебников древности»
Молодой парень в ливрее проводил Уолта в гостиную, уведомил, что хозяин Теллерик скоро выйдет к гостю, осведомился, не нужно ли чего-либо, получил отрицательный ответ и удалился.
В голову лезли мысли о шрайя, упырях, эликсире и Конклаве – как его собственные, так и предыдущих, спешивших посоветовать и покритиковать советы остальных. Чтобы отвлечься, Уолт принялся рассматривать помещение.
Комнату освещали серебряные лампы в виде ажурных гидр, расположившихся на рожках золотых настенных канделябров. Но заинтересовали Уолта не они, а развешенные на стенах маски. Много масок. Можно было подумать, что он снова оказался в доме Златорукого, только место оружия заняли искусственные лики со всех концов земного диска.
Укемские ритуальные маски для призыва духов с Берега Жемчужных Олифантов – их разрешалось надевать только мужчинам, а женщинам запрещено было даже трогать. Созданные из разных частей, соединившие в себе пасть гиены с клыками дикого кабана, хвост хамелеона с рогами антилопы, крылья цапли с шерстью львов, они означали царящий в мире хаос, подчинить который под силу лишь мужскому началу, в то время как женское начало его лишь усиливает. Народ фурангов верил, что лишь благодаря их ритуалам солнце встает на востоке и заходит на западе, боги правят миром, а убоги заперты в Нижних Реальностях, и силу для этого дают именно создаваемые ими маски.
Древнероланские восковые маски предков – целое родовое древо, которое, судя по индексам с именами и санами умерших под каждой из масок, принадлежало знатному роду Юлиев, одному из основателей Ромала и Роланской империи. Собрать такую коллекцию невероятно сложно, разграбившие Ромал варвары разнесли его богатства по всем Серединным землям, продавали в Западный Край и на Ближний Восток, откуда раритеты отправлялись на Архипелаг и на Дальний Восток, а временами попадали и на Вихос. Сложно представить, сколько смертных участвовало в их поисках, а уж сколько денег было затрачено – и не представить.
Виренские карнавальные маски – лики глуповатого Арлекина, изворотливого Педролино, псевдоученого Доктора, хвастливого Капитана и им подобные, ведущие свое происхождение от народной commedia dell'arte. Среди них находились карнавальные безликие Бауты, украшенные золотом, серебром, хрусталем и перьями полумаски Коломбины, элегантные и изысканные Фиренианские Дамы, изображающий обычное лицо Вольто-Гражданин и внушающий страх перед ужасом черной смерти длинноносый Врачеватель Чумы. Символы ежегодного Фиренианского фестиваля, на который съезжались смертные со всего Роланского Союза, настолько популярные, что в свое время их носили, скрывая лицо в повседневной жизни, и юные любовники из противоборствующих семей, и наемные убийцы, скрытно подбирающиеся к жертве. Частое использование виренских масок с преступными целями в итоге привело к запрету на их ношение в большинстве государств Серединных земель.
Древнеархэйские бронзовые театральные маски с открытыми ртами, чтобы мог свободно звучать голос актера, – темные для мужских персонажей и светлые для женских. Лики со страдальчески раскрытыми ртами, орлиными носами и огромными провалами глаз придавали величавый и устрашающий характер трагическим актерам. Шутам полагалось лицо с растянутым до ушей ртом, приплюснутым носом, огромным и выпуклым лбом, придающее комическому персонажу чудовищный вид. Царственная мощь порядка, неумолимого в установлении предначертанной судьбы как к отдельным личностям, так и к народам – и отвратительная мелочность хаоса, ждущего любой возможности, чтобы нарушить порядок, чтобы помешать судьбе, и все же каждый раз одолеваемого судьбой. Потому и смешны попытки хаоса властвовать, его стремление подменить безобразием случайности божественную красоту предопределенности. Морской Союз тысячелетиями поклонялся Року, и лишь с недавних пор под влиянием Серединных земель некоторые архэйцы начали смотреть на мир иначе. И все же маски, отражающие века царствования культа Судьбы, напоминали о вечном противостоянии порядка и хаоса, о возвышенности первого и низменности второго – и о трагическом уделе смертных, не по своей воле вовлеченных в противостояние надмировых сил.
Погребальные маски – нефритовые из древней Аланской империи, каменные из еще более древней Ритской империи, медные, украшенные жемчужинами, с Архипелага, относящиеся к временам подчинившего половину Тысячи островов владыки Туаторосса, если верить хроникам Диких Времен, а не рассматривать их как легендариум, созданный при дворе нынешнего короля Жемчужных островов, претендующего на власть надо всем Архипелагом. Имелись погребальные маски, принадлежавшие совершенно неизвестным Уолту культурам, скорее всего, исчезнувшим еще в темные времена Первой Эпохи и известным теперь небольшой кучке историков, археологов и охотников за древними артефактами. А может, свое происхождение эти маски вели из сопредельных Равалону миров. Скользящие, посылаемые Конклавом в соседние реальности, не только добывали магические вещи, но иногда доставляли предметы роскоши и необычные украшения, частенько для собственного обогащения.
Боевые личины – от звероподобных масок давно исчезнувшего народа тракийцев до металлических лиц шлемов-кассидионов Аланских королевств. Особенно выделялись своим разнообразием я-маджирские мэнгу: защищающие все лицо сомэны, оберегающие нос и подбородок мэмпо, охватывающие подбородок и щеки хамбо, скрывающие щеки и лоб хаппури. С торчащими зубами, огромными носами или клювами, с пышными усами и бровями, со сверкающими грозным алым светом камнями на лбах – выходившие на поле боя самураи внушали простым солдатам суеверный ужас одним своим видом. Знатные воины кланов тэнгу и карура носили особые кожаные мэнгу с бивнями и рогами, походя на краснокожих они, которые считались народами Я-Маджира, адскими слугами убогов, но на самом деле жили в Заводи между островами Восходящего Солнца и Кочатоном.
Ряды мэнгу переходили в маски бугаку – я-маджирского музыкально-танцевального представления. В бугаку актеры использовали облики с подвижными частями – с помощью прикрепленных нитей открывались и закрывались глаза, шевелился подбородок, поворачивался вправо и влево нос, вертикально двигались щеки. Уолт насчитал все двадцать шесть традиционных масок «танца и музыки». По крайней мере, их должно было быть двадцать шесть, судя по рассказам Алфед Лоса, интересовавшегося культурой Южной страны и Дальнего Востока еще с первого курса.
Вторым, что обращало на себя внимание после масок, являлась огромная картина над камином. По сторонам от сидящего под деревом крупного горного тролля в львиной шкуре застыли два дракона. Дракон справа носил серебристую мифриловую броню, над распахнутыми белоснежными крыльями парили лавровый венок и свиток с золотыми рунами, на правом плече сидела сова – символ мудрости. Сзади вытянулась узкая скалистая тропа, ведущая на горное плато, где гордо вскинул голову серебристый пегас, персонифицирующий славу. Дракон с противоположной стороны закутался в черные крылья, на конце хвоста блестело ядовитое жало, перед передними лапами лежали шутовские маски – символы обмана, тамбурин, язычковая дудка и игральные кости – символы праздности, плетка и кандалы – символы наказания. Проторенная дорога на заднем плане вела в залитую солнцем долину с купальнями, где плескались и смеялись обнаженные смертные.
– Ильтарикар на распутье. Аллегория, изображающая выбор первого ученика Магов-Драконов.
Уолт обернулся. Вошедший в гостиную смертный кивнул Магистру. В черном строгом одеянии с золотистой расшивкой воротника и рукавов, на груди овальный амулет с октариновым кристаллом, длинные пальцы украшали еще более длинные накладные ногти с рисунками птиц. Левую сторону лица покрывали сложные цветные пиктограммы. Смертный походил на человека, но человеком не являлся – похожие на щупальца отростки отходили от височных частей, окружали лоб и собирались на затылке в пучок. В культуре исконных обитателей Шард-А-Арота формы пучков значили то же, что одежда, ее цвета и сигны у других народов – каждому сословию и каждому возрасту полагалось носить особую «прическу», рассказывающую знающим смертным о социальном статусе шард-а.
Роамн Теллерик (а кто еще это мог быть?) продолжил, подходя к Уолту и глядя на картину:
– Говорят, пройдя испытания клана и получив право зваться мужчиной, Ильтарикар удалился в горы, чтобы понять, какой судьбы он для себя желает. Маги-Драконы, заметившие его невероятный магический Дар, решили испытать тролля. Два посланника явились к Ильтарикару. Первым приблизился дракон с черными крыльями и сказал:
«Зрю, Ильтарикар, ты в раздумьях, какой жизненный путь выбрать. Сделай меня своим другом, и путь, по которому поведу тебя, будет приятен и легок. Ты станешь вкушать лишь радости жизни, а тягости будут обходить тебя стороной. Ни войны, ни труд не сделаются твоими заботами, а если и обеспокоишься ты, то только тем, какое кушанье и напиток придется тебе по вкусу, что усладит взор и слух, порадует обоняние и осязание, с какой из юных дев испытать удовольствие и какую из мягких постелей выбрать для сна. Другие станут работать для тебя, и не будет тебе недостатка в средствах, ведь, если сделаешься моим другом, ничто не остановит тебя от того, чтобы чем-нибудь поживиться, ведь мои друзья свободны получать пользу изо всего и ото всех».
Выслушав чернокрылого, Ильтарикар спросил:
«Как зовут тебя?»
И ответил тот ему:
«Друзья зовут меня Счастьем, а ненавистники называют Пороком».
Приблизился тут дракон с белыми крыльями и сказал:
«Ильтарикар, я знаю твое племя, я знаю твоих родителей, я знаю твоих братьев и твоих друзей. Я вижу душу твою. Зовут меня Добродетелью, и я надеюсь, что направишься ты по одной дороге со мной и станешь трудиться на поприще дел благородных и высоких. Вместе с тобой обрету я большой почет и большую славу. Не буду сулить удовольствия и наслаждения, ведь ведомо мне, как устроен богами мир. Ничего из полезного и славного не дают Бессмертные смертным без труда и заботы. Ухаживай за землей, дабы приносила она в изобилии урожай. Заботься о скоте, если думаешь о богатом стаде. Упражняйся, стремясь стать искуснее и сильнее. Обучайся у знатоков военного дела, чтя их знания, если думаешь возвыситься через войну. Почитай богов, желая их милости, делай добро друзьям, желая их любви, приноси пользу племени, если желаешь от него почета».
Тут чернокрылый дракон перебил белокрылого:
«Понимаешь, Ильтарикар, что за трудный и длинный путь к радостям жизни предлагается тебе? Я же поведу тебя легким и коротким путем к счастью!»
И сказал тогда белокрылый:
«Отродье убогов! Что хорошего ты можешь дать? Ты не знаешь, что такое удовольствие, ведь еще до стремления к нему ты насыщаешься! Не успев проголодаться, ты обжираешься, а чтобы еда казалось вкусной, вытворяешь с ней разные поварские штуки. Не успев почувствовать жажду, ты пьешь лишнее, а чтобы питье казалось вкусным, делаешь себе дорогие вина. Постели твои мягкие, как и подставки под ними, но спать тебе хочется не от тяжкого труда, а потому, что делать нечего. Насильственно ты возбуждаешь страсть без всякой потребности в ней, употребляя для того всякие средства, и нет разницы для тебя между мужчинами и женщинами. Никто не восхваляет тебя, кроме порочных смертных, в молодые годы немощных телом, а в пожилые слабоумных душой. Никто не знает ни одного твоего славного деяния. Мудрецы порицают тебя, и никто из благоразумных не скажет слова в твою защиту.
Меня же почитают и Бессмертные и смертные. Ни одно благое дело не делается без меня. Друзья мои ждут, чтобы появилась у них потребность в пище и питье, после чего приятно и без хлопот вкушают. Их сон сладок и спокоен, им не тяжело просыпаться, и из-за него они не пренебрегают своими обязанностями. Похвала старших радует младших, уважение молодых заставляет гордиться престарелых, которые благодаря мне любезны богам, дороги друзьям и чтимы племенем. И когда приходит срок Сестрам обрезать нить, старцы уходят не забытыми и бесславными, а вечно цветут в воспоминаниях и песнях. Пойдем со мной, Ильтарикар, и ты получишь такое же блаженное счастье!»
Шард-а улыбнулся и посмотрел на Уолта.
– К сожалению, этот миф не входит в канонический цикл об Ильтарикаре Грозном. Поздняя выдумка, относящаяся к временам первых городов древнего Морского Союза. Но ведь как красиво, верно? Выбор, который существует перед каждым смертным, не только перед героями. Путь Добродетели, трудный, но ведущий к славе, и путь Порока, на первый взгляд легкий и полный удовольствий. Каждый волен решать, какую дорогу ему выбрать – и каждому нести ответственность за свой выбор.
Уолт не придумал для ответа ничего лучшего, чем покивать с глубокомысленным видом.
– Роамн Теллерик, – представился шард-а. – Это мое внеклановое имя для внешнего мира. Позвольте не называть мой преномен, поскольку это займет слишком много времени. Видите ли, у телеридов принято каждые десять лет добавлять к личному имени дополнительное прозвище из трех агноменов, отражающих изменения в его жизни за эти десять лет. Когда тебе сто лет, это вызывает небольшие неудобства при знакомствах и поездках в иные страны, а в четыреста приходится одно из квазисознаний тратить на сохранение в памяти собственного имени.
По человеческим меркам шард-а выглядел лет на тридцать. С другой стороны, учитель Джетуш тоже хорошо скрывал свой истинный возраст. Одна из многих привилегий обладающих Даром.
– Уолт Намина Ракура, – поклонился Магистр. – И прежде чем мы поговорим, я хотел бы передать вам письма от Архиректора и Клавдия Заррона.
Он достал из тубы на поясе два запечатанных свитка, протянул шард-а. Роамн принял письма, и тут же в комнату вошел слуга, впустивший Уолта в дом. Он забрал у телерида свитки и удалился.
Надо же. Уолт вообще не ощутил никаких признаков психомагии, не почувствовал никаких изменений в Поле Сил. Разумеется, вчера его Локусы Души сильно пострадали, но все же для мага его уровня не заметить мыслесвязь, находясь рядом с тем, кто ее использует – это уже слишком.
Вчера, да…
Он не мог пользоваться Вторыми Глазами – прибегнув к ним поутру по въевшейся со времен учебы привычке, Уолт чуть не лишился сознания от вспыхнувшей в голове боли; глазницы, казалось, залили «огненной водой». Тонкое тело с трудом расширилось для пассивного поглощения сырого эфира – такое ощущение, что проще было голыми руками пробить стену Багряной Крепости. Отогнав нехорошее предчувствие, Уолт компактифицировал Никиитас в субпространство ауры – и очнулся от того, что вокруг хлопотали служанки, а вызванный Ясунари пожилой врач сокрушенно качал головой, разглядывая модель Локусов Души Ракуры.
– Никакой магической активности ближайшую неделю, – постановил лекарь. – В противном случае вас ждут серьезные осложнения с оперированием эфиром, не говоря уже о последствиях для тонкого тела в целом.
– Совсем никакой? – ужаснулся Уолт.
– Знаете, молодой человек, Магистры мне всегда представлялись довольно разумными и понимающими смертными. Никогда не думал, что одному из них мне придется растолковывать значение слова «никакой». У вас серьезные затруднения с обращением к Силам. Воззвать к ним вы можете, а вот получить от них ответ затруднительно. Представьте себе осажденный замок. Кастелян может подать союзникам сигналы, меняя флаги на донжоне, но союзникам не под силу послать ему ответ. У них лишь один способ откликнуться – прорваться сквозь осаждающих. При этом многие из союзников погибнут, а открывший ворота для их прохода кастелян рискует потерять замок, ведь враги не дремлют. Ваша аура, молодой человек, это замок. Осложнения – осаждающие. Силы – союзники. Ну а вы сами – кастелян. Стоит вам открыть ворота – и вам грозит потеря замка. Его разграбят, большую часть разрушат, и к тому времени, когда вы сможете его отбить, он будет напоминать Ромал после захвата варварами. Дара вы не лишитесь, но в Локусах значительно потеряете. Сами знаете, чем это грозит. Вам это нужно?
Уолту это не было нужно. От одной мысли о проблемах с тонким телом становилось плохо. Архиректор выгодно продаст его душу убогам (Разрушители еще могут и в убытке оказаться), а тело пошлет на рынок рабов с пожеланием сбыть его на галеры, если Уолт не окажется в состоянии попасть на экзамен по боевой магии. Убоговский шрайя. Убоговские упыри. Убоговские конклавовцы. Да уж, неприятности поодиночке не ходят.
Слава Перводвигателю, Теллерик вернулся в город. Вот пообщается Уолт с ним – и домой. И до самого экзамена носа из Школы не покажет. Попробует его Архиректор послать куда-нибудь – сам окажется посланным!
Гм. Да. Посланным – например, в гости к семье Ракура, на домашний ужин, отведать знаменитые олорийские трюфеля.
В воде с крокодилами не ссорься, что уж тут скажешь…
– Я вижу, вы удивлены. – Роамн Теллерик указал в сторону ушедшего слуги. – Рискну предположить, что вы, как и другие мои гости, теряетесь в догадках, пытаясь понять, как же я общаюсь с прислугой? Ведь я не использую мыслесвязь и не прибегаю к каким-либо средствам, вроде бубенчиков или скрытого звонка.
Так он не прибегал к психомагии? Хорошо. А то Ракура вообще ощутил себя закованным в цепи из антимагия.
Фигура Теллерика на мгновение раздвоилась, и Уолт недобрым словом помянул Молниевую Сетку. Ну почему все так сразу?
– Я телерид, как вам должно быть известно, но вам вряд ли известно, что это действительно означает, верно?
– Да, вы правы.
– Слышали ли вы о нашем когнитивном волшебстве?
– Да, с шард-а-аротской магией сознания я сталкивался при изучении общей теории чародейства. В отличие от психомагов, вы работаете не с мыслеобразованиями и не с психообразами, а со способами познания реальности и влиянием этих способов на представление реальности. Проще говоря, вы изучаете сложные многоуровневые представления, способы их конструирования и корреляцию элементов этих представлений с элементами реальности.
– Хорошо сказано. Приятно беседовать с тем, кто разбирается в нашей науке. Знаете, ведь это достаточно просто. Эстетические переживания заставляют смертных сосредотачиваться на прекрасном и безобразном, возвышенном и низменном, трагическом и комическом. Религиозные чувства выделяют в мире сакральное, профанное и инфернальное. Этический взгляд на мир ищет благое и неблагое, добро и зло. Познающий разум стремится отделить истину от лжи, настоящее от фальшивого, действительность от иллюзии. Мистический ум устремлен к тайной изнанке мироздания, к символическому видению. Эротические ощущения заставляют искать любовь и симпатию. Магический Дар концентрирует внимание на Силах и метафизических сущностях. Иные способы познания созерцают и создают свою оценку реальности. В обычном сознании все способы перемешаны, существуют одновременно, а если один какой и выделяется, то часто доминирует над остальными, затмевая их. Мы, телериды шард-а, умеем разделять способы, умеем создавать из своего сознания отдельные сознания для каждого из них, и, так сказать, подсаживать их в разум других смертных. При этом они продолжают оставаться единым целым с нашим сознанием, хотя существуют и действуют независимо от него. В моих слугах присутствуют квазисознания с частичками моей магии, разумеется, с их полного согласия. При этом их личное сознание скрыто от меня, как и мое от них. И мне, в отличие от психомагов или связавших свои умы мыслесвязью, не требуется тратить эфир на передачу мыслей. Я просто думаю, разговариваю сам с собой, и слуги меня слышат. Вы, наверное, спрашиваете, какой прок в такой способности, верно? Она ведь тоже требует траты эфирного запаса, а в больших масштабах даже большей, чем простая мыслесвязь.
– Да, была такая мысль, – смущенно признался Уолт. Проницательность Роамна поражала.
– Разумеется, квазисознания служат не только для, так сказать, разговора с самим собой. Они осмысливают информацию – всю получаемую мной информацию, внешнюю и внутреннюю. Этическую, эстетическую, художественную, религиозную, мифическую, мистическую, политическую, экономическую, обыденную – все разнообразие впечатлений от мира, какое только существует. Я могу читать книгу и в то же время сопоставлять Сакральную Геометрию древних империй и загадочные рисунки из Тайкоры. Анализировать картины Ульриха Иллирера и возносить молитву Аколлону. Вспоминать прочитанный лет сорок назад рецепт и создавать ноэзис для заклинания. Обдумывать политическую ситуацию на Ближнем Востоке и сопоставлять архетипы южных и западных легенд. Телериды познают мир одновременно всеми способами или большинством из них – все зависит от возраста и развития Дара. Ну и, разумеется, в нашей власти творить синхронно множество заклинаний. А там, где ритуал нуждается в десятерых смертных для своего проведения, телерид вполне справится в одиночку – в нашей власти временно материализовать квазисознания отдельными личностями.
– Это… – Уолт поискал подходящее слово. Нет, тут одним словом не обойтись. Поражает, потрясает, восхищает, удивляет, заставляет обзавидоваться! С такой способностью боевые маги могли бы стать… Непобедимыми? Да, именно так – непобедимыми. Погасит орб магию одного сознания – а по нему ударят чары, сплетенные другим. Окажешься один в окружении – и сам же себя поддержишь своими двойниками. Потребуется за одну минуту сплести сотню заклинаний – и сделаешь это, а не будешь выть от безысходности.
Боевые маги смогли бы многое с такой магией.
И Шастинапур не забрал бы столько жизней.
– Знаю, знаю, – усмехнулся Роамн. – Вы теперь хотите спросить о том, возможно ли этой магией овладеть тому, кто не принадлежит к шард-а? В теории – возможно. И уже столетия телериды ищут способ воплотить эту возможность в действительность. Изучаем когитопагов и ллэрхов, постигаем хитрости псионики элхидов, эйнэ и агхиров. Увы, но творение квазисознаний пока остается особым Даром моего народа, и то не всего, а лишь некоторых из шард-а. Разумеется, как и во всякой области магической науки, ходят слухи о секретных экспериментах, завершившихся успехом. Но это сродни легенде о искусственно созданном с помощью магенетики живом существе, обладающем разумной энергемой, или рассказам о безумном волшебнике, сотворившем магическое оружие, с помощью которого он в одиночку собирается поработить мир. Собственно, Ракура, мой интерес к вашим сангвинемософским исследованиям и теории вызван как раз поиском выхода из сложившегося в познании квазисознаний тупика. Я вижу этот выход в области магии крови, в ее методах воздействии на реальность. Поэтому почти все мое познание направлено на сангвинемософию. Я изучал полные глупостей и несуразностей трактаты именитых магов крови – и находил истинные драгоценности сангвинемософии в не относящихся к ней работах. Я постиг все доступные практики и техники магии крови – и разработал такие, реализация которых при нынешнем состоянии магической науки невозможна. Я обращался в Конклав, просил открыть мне доступ к их тайным архивам в обмен на помощь и раскрытие некоторых тайн Шард-А-Арота – таких тайн, которые шард-а специально создают, чтобы торговаться с Высшим советом. Мои слуги с опасностью для жизни изучали катакомбы под разрушенными городами Кровавых эльфов на Ближнем Востоке. Они искали запретные рукописи в Преднебесной империи. Они путешествовали даже на Вихос и в Заграбию. Моя коллекция существующих книг по магии крови самая полная. В ней есть дошедшие от самих Магов-Драконов скрижали. И я внимательно слежу за публикациями в журналах магических коллегий и академий, чтобы не пропустить способа постижения сангвинемософии, который не входит в число моих способов познания. Вы же понимаете, Ракура, какие перспективы откроются перед всеми магами, а то и перед всеми смертными, если я найду общедоступный метод создания квазисознаний. Это изменит мир, не побоюсь столь пафосных слов.
– Не думаю, что их стоит бояться. Они достаточно правдивы.
– Вижу, вы понимаете, что станет доступно смертным, когда – а я не сомневаюсь, что именно «когда», а не «если» – я открою этот метод. Реальность во всей ее многогранности. Сотрудничество и понимание – для всех и каждого. То единство в многообразии, о котором мечтали мистики и философы Древнего Архэ, и не для воспарившего в эмпиреи духа, а для живущих здесь и сейчас. Однако я понимаю ваши сомнения. Да-да, именно сейчас у вас должны возникнуть сомнения – как показывает мой опыт, вы в этот момент догадываетесь о подводных камнях, ожидающих корабль моих надежд. Об алчущих власти и богатства, о ненавидящих всех, кто не похож на них, о сломанных духом и поддавшихся низменным страстям, о злодеях и глупцах, о тех, кто выбрал путь Порока – что будет, достанься им эта магия? Как уберечь от них выбравших путь Добродетели? Или как сделать так, чтобы все выбрали этот путь? И будет ли тогда это выбором, если не останется альтернативы? У меня много вопросов. И я честно скажу: я не знаю ответы на них. И до тех пор, пока не узнаю, я не открою миру квазисознание для всех и каждого – даже когда найду его.
Роамн задумчиво сложил руки в замок. Его внимательные карие глаза с ниточками октарина вокруг зрачков изучили лицо Уолта, перебежали на картину с троллем и драконами, вернулись обратно к Магистру.
– Я встречал интересные работы с идеями по алхимии крови, к сожалению, очень мало, и принадлежали они смертному, которого мне так и не удалось отыскать. Наталкивался на теории, пытающиеся отделить сангвинемософию и жертвоприношения по принципу единичного и многого, увидеть корни их силы в разных Источниках. Читал работы признанных в иных областях специалистов, критикующих существующие практики за громоздкость ритуалов и длящиеся неделями обряды. Но эта критика зачастую необоснованна и не улавливает специфики магии крови, которая изначально раскрывает весь свой потенциал при, так сказать, влажном пути, да будет мне позволено воспользоваться алхимическим термином. Современное Искусство, современное развитие инициирования Локусов Души и интенсификация ауры колоссально отличаются от магической науки, существовавшей в Равалоне тысячелетиями. Да еще три-четыре тысячи лет назад магия не была столь развита, как ныне. Лишь малая часть волшебников достигала уровня Высших и Высочайших магов – они тут же принимались воевать друг с другом и с более слабыми собратьями за власть и богатства. Единственное объединение архимагов той эпохи, могущественное, действительно самое сильное, если сравнивать с остальными орденами чародеев, и от осознания своих могущества и силы потерявшее голову – я говорю о Союзе Создателей Совершенного Разума, жаждущего возвыситься над всеми, кто слабее – уничтожили боги. Урок для всех магов, который был выучен. Еще понадобилась юридическая машина Роланской империи, создавшая магические гильдии и законы для них, понадобилось разрушение Ромала и освобождение гильдий от тысяч запретов роланского законодательства, подчинявшего магов жреческому сословию, понадобилось возникновение Конклава, обрушившегося на расплодившихся чернокнижников и познающих запретное колдовство. Магическая наука развилась так, как и не представляли древние чародеи. Но при этом она утратила многие способы познания, которыми владели древние. Она утратила возможность видеть мир так, как видели они. В основном это к лучшему, разумеется. Современная магическая медицина, да и обычная тоже, в тысячи раз результативнее любой древней. Магия стала развиваться быстрее. Да и сама магия стала быстрее. Во всем ищут, так сказать, сухой путь. Как, например, вы, Ракура. Вашу кандидатскую, где представлены заклинания, в которых стихийные техники объединятся с магией крови на основе техник дыхания махапопской пранаямы, не раз критиковали за эклектизм теории, за необоснованное соединение южных мнений о чакрах с западными концепциями Локусов Души. А вот за практическую часть вас все хвалят, и в первую очередь за сокращение времени на создание усиления, освящения или проклятия, соединения в единое целое или разъединения на автономные комплексы и тому подобное. Сухой путь, символ нашей эпохи. Я тоже хочу похвалить вас, Уолт, однако, в отличие от остальных, за теорию. Это новый взгляд на реальность. Мы, телериды, особо ценим новые способы познания. Ваш взгляд особо ценен для меня, ведь, как я уже говорил, я вижу в магии крови путь к общедоступным квазисознаниям. Поэтому я хотел встретиться с вами и узнать, что подтолкнуло вас к той комбинации, к той структуре элементов реальности, которая привела к созданию теории. Узнать об этом – и о том, что осталось вне вашей кандидатской работы. Перед этим, правда, я хотел бы вам кое-что показать.
– Что? – наконец удалось вставить слово Уолту.
– О! – Роамн торжественно взмахнул руками. – Поверьте, вы, как разбирающийся в магии крови, по достоинству оцените то, что увидите.
– Только хотел бы предупредить, что я не инициированный сангвинемософ.
– Я знаю. Вы – боевой маг, разумеется. Это тем более ценно, ведь я привык смотреть на магию крови преимущественно как маг крови, несмотря на свои квазисознания. Вы видите ее в иной перспективе. Чем больше перспектив, тем полнее картина. А теперь прошу вас, следуйте за мной. – Роамн направился к выходу из гостиной, ничуть не сомневаясь, что Уолт последует за ним. Но это не раздражало. Не спесь и не высокомерие двигало Теллериком, а искреннее желание поделиться радостью – радостью открытия или оригинальной идеи.
Уолт поспешил за шард-а.
Они вышли в коридор, освещенный классическими светильниками в форме шаров под потолком, прошли мимо десятков дверей. Дом Теллерика был огромен, он находился на близкой к парковой зоне улице и, судя по внешнему виду, не раз расширялся. Как оказалось, четырехэтажное здание с множеством башенок кроме надземных построек имело и подземный уровень. Роамн привел Уолта к уходившей вниз лестнице и первым начал спускаться. Лестница ярко освещалась многогранными кристаллами на стенах. Спускались они довольно долго. Шард-а по пути рассказывал о своем увлечении масками, которое досталось ему от отца, изучавшего ритуалы и магию, связанную с искусственными ликами.
– Отец говорил мне: телериды должны помнить, что отдельный способ познания – как маска на лице. Привыкнешь ее носить и забудешь, что она ненастоящая. А после будешь удивляться, когда твои ожидания не оправдаются, когда твоя маска треснет. И отец объяснял: не жди ничего от мира, ведь мир тоже любит прятать свой истинный облик за маской.
– Гм. Маски на лицах смертных, маски на лике мира. Пессимист задался бы вопросом: а есть ли вообще хоть что-то, кроме масок?
– Отец говорил мне и об этом. Стоит показать миру свое истинное лицо – и мир не будет прятать свое. Только стоит хорошо подумать перед этим – готов ли мир к истинному тебе, и готов ли ты к истинному миру. Ну вот. Мы пришли, Ракура.
Лестница заканчивалась прямо в комнате с роскошной люстрой-поликандилоном под потолком. Три двери, по одной на каждой стене. Посредине помещения круглый стол с несколькими рядами разного размера шестеренок по краям и со странного рода конструкцией в центре, от которой исходили, образуя крест, лучи из камей с направленными вверх и в стороны кристаллическими столбиками на концах, напоминающие половинки снежинок. Центральный механизм больше всего походил на циферблат с картинками вместо цифр, над ним завис круг из множества ободов вокруг внутреннего диска с гальдраставом. От каждого обода к циферблату протянулись изредка пульсирующие октарином эфирные нити.
– Не знаю, доводилось ли вам слышать легенду о храме в Ритской империи, в котором было двадцать две комнаты. На стенах комнат находились символические изображения, от которых много позже произошли карты Орат. Сами же изображения произошли от рисунков в мифической Книге Крови, подаренной Магами-Драконами чародеям народа ниу. А эти рисунки отображали сцены со стен священных сооружений Магов-Драконов, их магических цитаделей, где они проходили и проводили инициации. Книга Крови – потому что вся магия Магов-Драконов своим истоком имела магию крови. Стихии, Начала и Изначальные – их подчиняли кровью. Богам и убогам жрецы-чародеи приносили жертвы, обретая в ответ эфир Небесного Града и Нижних Реальностей. Скажите, Ракура, какую жертву приносят Силам маги, получая от них эфир для своих заклинаний, преобразуя свою ауру и развивая Локусы Души?
– Гм? Признаться, что касается обрядов, то всегда существует некое приношение, но если подумать, то не всякий магический ритуал в нем нуждается. К тому же маги и без ритуалов создают заклинания. Получается, маги ничего не жертвуют. Хотя, я так понимаю, ваш вопрос с подвохом?
– Подвоха нет, Ракура. Боги принимают жертвоприношения – принимают их и Силы. Только характер жертвы иной. Ноэма, гиле и ноэзис – что из этого является вкладом самого мага? Что он создает, что вкладывает в поток магической энергии, придавая ей форму?
– Ноэзис конечно же.
– Да, мыслеполагание, творение мыслеформ. Субъективную организацию объективных образов, как гласят официальные энциклопедии и учебники, по которым западные маги обучаются последние столетия. Что же здесь сходного с религиозными ритуалами? Творение формы. Воспроизведение формы. Изменение формы. Форма сопровождает приношение Бессмертным, форма же сопровождает приношение Силам. Но если форму для богов и убогов можно заполнить чужой жертвенной кровью, то форму для Сил маг может заполнить своей жертвенной кровью. Или ее символическим аналогом – тем, что отражает и выражает кровь личного бытия мага. Я уверен, Ракура, благодаря столетиям своих исследований более чем уверен: через ноэзис и через отчужденный ноэзис в форме ритуалов маги и жрецы жертвуют Силам и Бессмертным кровь бытия – ту кровь бытия, что сосредоточена в самих смертных. И первыми, кто познал это, были Маги-Драконы. В своих святилищах они отыскивали наилучший путь для связи со Стихиями, Началами и Изначальными, открывали наиблагоприятнейшие способы инициации и оперирования Полем Сил. Не буду долго растекаться мыслью по древу («Да неужели?» – не смог удержаться от ехидной мысли Уолт), скажу коротко: я сумел воспроизвести святилище Магов-Драконов, реконструировал его в точности так, как того требовала Сакральная Геометрия древнейших наставников чародеев. Гадательными картами Орат пытаются предсказать судьбу смертного. Святилище Магов-Драконов раскрывает судьбу его Дара, предназначение его личной крови бытия. Знаете ведь, Ракура, все из племени Магов-Драконов являлись чародеями, ни один из них не был лишен склонности к Искусству. Возможно, я слишком отдался своей фантазии, возможно, слишком сузил способы познания реальности, но я полагаю, что именно благодаря своим святилищам каждый из крылатого народа становился чародеем. И, полагаю я, мыслимо это и для иных рас, что родились или пришли в наш мир в Начальное Время. Если не во всем диапазоне Поля Сил, как у Магов-Драконов, то, по крайней мере, в той узкой части, затронутой волшебством квазисознания. Не хотите ли пройти святилище?
– Простите, что? – Уолт растерялся от неожиданного вопроса.
– Пройдя святилище, вы узнаете наилучшую комбинацию Сил, в которой раскрывается ваш Дар, – пояснил Роамн. – Как раскладываются карты Орат, так происходит и расклад комнат святилища. Но позиция Орат зависит от настроенности гадающего смертного, от его Дара хроновидения, в святилище же комнаты движутся, отзываясь на эфирные колебания вашего тонкого тела. Все устроено достаточно просто. Выбрав одну из дверей, вы откроете ее и войдете в помещение с одной из двадцати двух картин на потолке и с тремя дверями в других стенах. Выбрав одну из них, попадете в следующее помещение. И так до тех пор, пока не завершите расклад, после чего вернетесь обратно сюда. Каждые тридцать секунд расположение комнат меняется, так что пока вы думаете, за выбранной дверью может оказаться совсем не то помещение, которое там находилось в тот миг, когда вы входили в комнату. Поэтому, если дверь открывается не сразу, значит, идет перестановка комнат. Да, вы делаете выбор – но выбор делает и святилище. В их единстве раскрывается ваш путь мага.
– А почему именно двадцать две комнаты? – спросил Уолт, невольно вспомнив об Эрканах. Неужели Маги-Драконы знали о принципах умного мира и использовали их в своей магии? Тогда очень странно, что их истребили. Впрочем, титаны тоже ведали об Эрканах – и где теперь титаны?
– К сожалению, мои изыскания не открыли мне ответа на этот вопрос. На самом деле, Ракура, мы очень мало знаем о Магах-Драконах, их обществе, их культуре. Мы не знаем, как они называли сами себя. Маги-Драконы – это имя им дали ученики из иных народов. И, разумеется, мы очень мало знаем об их магии. Сангвинемософию крылатого племени я восстанавливал даже не по крупицам – по атомам. И все равно многое осталось недоступным, утерянным навсегда. Ну так что, Ракура? Пройдете святилище? Не беспокойтесь, это совершенно безопасно, как и гадание на Таро. Я сам прошел святилище, как и многие из миртовских магов. Поверьте мне, результат для вас как мага – грандиозен. Уверен, инициировавшие вас указали только на одну из Сил, к которой вы предрасположены, верно? Но это не так! Маги-Драконы знали, что у чародеев существует предрасположенность к компоненте из каждой Силы, и святилище выявит ее. Предсказание жизненной судьбы, так сказать, побочное следствие раскрытия судьбы магической. Прошу вас, Ракура, прошу!
Уолт колебался. С одной стороны, конечно, весьма заманчивое предложение, особенно учитывая экзамен и вчерашние коллизии, столь сильно повлиявшие на ауру и психику. Проклятье, Слово Мага было излишним, но откуда он мог об этом знать? Приданных лечебными заклинаниями сил хватило ненадолго, а без магии он не смог бы противостоять рунным рыцарям и магам «Эгиды». А он ожидал противостояния. К счастью, обошлось. Правда, теперь нужно провести ряд благодарственных ритуалов, несмотря на то, что он так и не обратился к распахнувшимся для него хранилищам Мощи. Это необходимо, иначе в другой раз, воззвав к надмировым Силам, он не получит ответа.
С другой стороны, в чем подвох? Да и есть ли подвох? После вчерашнего ты стал слишком подозрителен, Уолт. А кто бы не был подозрительным? Убоги побери, шрайя чуть не отправил его на тот свет! А «Эгида» чуть не отправила в острог! Ему бы от каждой тени шарахаться, а не по реконструированным святилищам Магов-Драконов шастать.
И все же, все же – какой чародей не стремится стать лучше? Второй разряд по боевой магии выведет Уолта в элиту магического мира, откроет перед ним доступ к тайным вивлиофикам Высшего совета, расширит его полномочия. Да что там – высший синтез стихий откроет перед ним дорогу в Номены, с которыми не рискуют связываться конклавовские чародеи. А статус Номена будет весьма полезным, если вдруг станет известно о его связи с Лангарэем или, не дай Перводвигатель, Конклав выйдет на Осколки.
– Значит, мне просто надо выбрать дверь и войти?
– Да. Однако прежде скажите, на какой расклад мне настроить святилище? Укемский крест? Альвийский крест? Альвийский блок? Алхимик? Пирамида? Тайна жрицы?
– Алхимик, – выбрал Уолт. При этом раскладе в картах Орат использовалось шесть карт, в то время как в остальных не меньше девяти. На шесть комнат уйдет меньше времени.
– Хорошо. В таком случае можете идти. Буду ждать вас здесь с приятными известиями.
Уолт кивнул и отправился к двери с противоположной стороны стола. Она открылась сразу, впустив Магистра в освещенную настенными светильниками в форме лилий комнату с рисунком огромного серебристого рогатого змея с крыльями, по бокам которого стояли обнаженные мужчины и женщины разных рас. Между рогами сверкала перевернутая пентаграмма, на крыльях кровоточили надписи на древнем языке, поносящие богов и святость. С кончика хвоста к шеям мужчин и женщин тянулись шипастые цепи.
Змей Архоатеп. Значение – Противник. Предрекает преодоление внутренней противоречивости, знакомство со своими неведомыми, скрытыми в тени сторонами, осознание их. Требует понять собственные ошибки, открыть в себе новые грани, освободиться от грешных чувств. В противном случае рискуешь пасть жертвой своей теневой стороны, вернуться к старым привычкам, стать неумеренным в своих желаниях, увлечься борьбой за власть.
Уолт замер, разглядывая потолок. Совпадение? Или Роамн Теллерик в своих изысканиях действительно сумел воссоздать нечто существенное из утраченного волшебства Магов-Драконов?
Первая карта в раскладе «Алхимика» означает прошлое – и со столь точным указанием Уолту еще не приходилось сталкиваться. Правда, гадавшие ему с помощью Орат к предсказателям имели такое же отношение, какое попрошайка на рынке имеет к управляющему совету торговой гильдии. Бивас с Ударием вообще обычно не гадали, а играли на деньги.
Что означает следующая карта в «Алхимике»? Настоящее. Так, это уже интересно. Ну, посмотрим, как опишет его святилище. Покажет ли нечто, что поможет ему понять, кто и почему нанял шрайя, или запутает еще больше, открыв скрытые и потому непонятные механизмы происходящего?
Уолт выбрал дверь слева и вошел в следующую комнату.
Меж спиц украшенного рунными письменами колеса выступали алхимические символы ртути, серы, воды и соли. К спицам были прикованы смертные. Углы потолка облюбовали Воплощения Элементалей: полоскался в лаве десятителый Барах, рассекал аэр грозный Орел, выглядывала из морских глубин хищная Акула, смотрел из кустов дикий Кабан. Справа от колеса виднелся сфинкс, слева – змея. В центре колеса – бог истины Гурманубис, сын бога Смерти Анубиямануриса и богини справедливости Валкары, сестры Гурмеса, Хозяина Всех Путей.
Колесо Фортуны. Значение – Призвание. Предрекает осознание высшего Закона, принятие поставленных богами задач. Требует развития, перехода низшего в высшее, принятия предопределения, достижения целостности. Но есть риск неверно понять свою задачу, впасть в пассивный фатализм.
Чудесно. Прекрасно. Великолепно. Ну и как это понимать? Что за квест ему предлагается выполнить? Помочь упырям? Ну да, конечно. Боги ведь так хотят, чтобы в мире появился могучий народ, война с которым зальет кровью полконтинента. Стоит упырям лишиться Жажды, стоит им всем поголовно стать носферату, стать, как давным-давно пошутил Уолт, сверхчеловеками – и война неизбежна. Начнут ее испугавшиеся новой силы Живущих в Ночи народы или же сами упыри, получив недоступное ранее могущество и возжелав власти – это не важно. Важно, что она случится. А еще эти Свитки Эк-Шера! Убогство. Чтоб эти упыри в Тартарарам провалились!
Разболелась голова, и Уолт приказал себе успокоиться. Жизнь и так слишком коротка, чтобы тратить ее на мысли о мерзких смертных. Последние четыре карты в «Алхимике» означали будущее. Может, станет понятнее.
Уолт попытался открыть дверь слева, но она не поддалась. Он подождал несколько секунд и снова попытался. Дверь легко открылась, и Магистр прошел в следующую комнату.
На Т-образном кресте был подвешен за ногу эльф со связанными за спиной руками. Левая нога закинута за правую. Лицо спокойное, можно даже сказать – умиротворенное.
Повешенный. Значение – Испытание. Предрекает поворот в судьбе, осмысление и готовность пожертвовать чем-то или собой. Требует развития, личного роста, активных действий, иначе «зависнешь», угодишь в замкнутый круг, безвыходно застрянешь в проблеме и будешь вести бессмысленную жизнь.
Уж не экзамен ли на второй разряд предрекает святилище? Гм, Архиректору польстило бы приравнивание его к богам, возлагающим на смертных задания.
Так, ладно, дальше. Следующей должна быть позиция ближайшего будущего. Посмотрим, что у отвечающих за его судьбу богов стоит на повестке дня.
Уолт вновь выбрал дверь слева.
Гм.
Смертные окружали сидевший на коне скелет в доспехах. Богач и бедняк, старик и ребенок, воин и жрец, дворянин и маг. В правой руке скелет держал огромный зазубренный меч, в левой флаг. На черном знамени – белый цветок с пятью лепестками. Позади скелета белая равнина без всякой растительности, с неразборчивыми силуэтами-тенями на горизонте. Заходящее солнце провалилось в черную бездну.
Смерть. Значение – ну, понятное дело, Смерть. Предрекает завершение, развязку, отход, путь в Белую Пустыню. Требует освобождения, преодоления себя, уничтожения сковывающих барьеров, сущностного преображения. Но стоит поддаться страху изменений, стоит впустить в душу ужас перед трансформацией, как оступишься и упадешь в пропасть.
Итак, Смерть. В ближайшем будущем.
Что за бред?
Разумеется, не стоит понимать рисунок прямо. В картах Орат важно иносказание, а не прямой смысл. А у Магов-Драконов? Первая комната, отразившая прошлое – ее рисунок можно было понять и в прямом смысле и в переносном. И оба понимания были бы правильны.
В следующей комнате промежуточное будущее. Ну-ну, и что же его ждет после смерти?
В этот раз Уолт выбрал дверь перед собой.
Алые молнии из черных туч били в высокую башню с короной вместо купола. Трещины ползли по стенам, корона кренилась, готовясь упасть. Из окон на верхних этажах вырывалось пламя, и, спасаясь от него, из окон выпрыгивали объятые огнем смертные.
Башня. Значение – Освобождение. Предрекает преодоление застарелого, устоявшегося, отжившего, разрушение сделавшихся тесными рамок, отказ от видения мира в черно-белых тонах, взрыв бласта. Требует избавления от царящих в уме образов и представлений, взывает к свободе. Но нужно быть осторожным, иначе рискуешь потерпеть неудачу, крушение стремлений и надежд.
И что ему предстоит преодолеть, превзойти? Смерть? Интригующее сочетание, признаться. И ведь не стоит забывать: истинная трактовка может быть совершенно противоположной его пониманию «расклада».
Что ж, осталась одна комната. Отдаленное будущее. Вправо? Влево? Вперед? Вперед и с песней, как говорит Ударий.
Уолт вошел в следующую комнату и замер. Что за…
Скелет в доспехах грозил Магистру мечом и размахивал черным флагом с белым цветком. Снова Смерть? Какого убога? Не слишком ли много смертей для одного смертного? Ну что же, теперь понятно, что первую Смерть стоит понимать иносказательно, а вот как понимать эту? В прямом смысле? Или опять фигурально? Конечно, задания боевых магов в большинстве своем опасны, им часто грозит если не смерть, то увечье, но разве не должны Орат предсказывать не обычное течение событий, а нечто неожиданное, непредсказуемое? Ну а может быть, и нет. Семантику Орат он изучал, а вот прагматику и синтактику не удосужился.
И не много ли внимания он уделяет этому «предречению»? Вся теория предсказаний утверждает, что пророчество зависит от актуальности прошлого и настоящего, что будущее не предопределено, а потенциально и вариативно, что оно меняется каждый миг, а пророчество один из способов такого изменения, своего рода якорь, зацепившийся за определенный вариант. Если в него поверить, если ему следовать – то оно с большой долей вероятности сбудется. Это как сказать ребенку, что его судьба быть искусным резчиком по дереву – поверит, выучится, начнет каждый день трудиться, достигнет высот мастерства, и можно сказать – предсказание сбылось. Упрощенно, конечно, но примерно так. На уровне групп, сообществ, народов, миров действуют дополнительные закономерности, но в простейшем своем виде механизм реализации пророчеств именно таков.
Как там сказал Роамн Теллерик? Предсказание лишь побочный эффект? Ну, будем его считать таковым. Связывать свою жизнь с вариантом, предрекающим смерть в ближайшем и отдаленном будущем, Уолт не собирался.
«Что бы у тебя ни было на уме – забудь это. Что бы ты ни держал в руке – отдай это. Какова бы ни была твоя судьба – предстань пред ней».
О Тахид. Давно тебя не было слышно. Очередная мудрость ближневосточных мистиков?
Аль-Арнами вздохнул и произнес:
На небесах и на земле давно известно мудрецам:
Судьба у смертных такова,
Что видят в мире все они,
Но только не себя.
Уолт пожал плечами, выбрал дверь слева и покинул комнату.
Гм? Разве в «Алхимике» семь позиций? Нет, шесть, это точно. Тогда почему он не вернулся в исходное помещение к Теллерику?
На потолке не было сцены, лишь водоворот спирали уходил в бесконечность. Уолт не припоминал такого рисунка на картах Орат. Дверей оказалось всего две: через первую боевой маг вошел в помещение, а вторая находилась с противоположной стороны. Недолго думая Уолт пересек комнату и открыл дверь.
– Ну что, Ракура? – Роамн с воодушевлением глянул на Магистра. – Каковы ваши впечатления?
– Неоднозначные, – честно признался Уолт, заходя в помещение. – Знаете, я думал, вы используете расклад «Алхимика» с шестью позициями. Но я прошел семь комнат, и в последней не было рисунка.
– О, простите, я забыл о ней упомянуть. Седьмая комната – это пустое значение, она используется для возвращения к этому помещению, если последняя комната из расклада не связана с ним. Однако, Ракура, не желаете ли взглянуть? – Телерид указал на стол.
Шестеренки крутились, вертелись с разной скоростью ободья вокруг диска, эфирные нити ярко сияли, касаясь циферблата, а над полуснежинками развернулись руны Магов-Драконов. Азрраат, символ Земли. Рушшаз, похожая на размытую в тумане молнию, раскалывающую дерево – символ Сумерек. Грроах, сфера, из которой во все стороны расходятся стрелки разной длины, часть из них искривлена – символ Хаоса. И незнакомый Уолту знак над четвертым треугольником кристаллов – прямоугольник с гексаграммами посредине сторон, внутри свернутые крылья над чашей, по углам кресты.
– Ваш базовый стихийный элемент – Земля, – торжественно произнес шард-а. – Среди Начал вашей магии благоприятствуют Сумерки. От Изначальных свое благословение дарует Хаос. В этой комбинации ваши чары обретут максимальное могущество и силу.
– А что означает тот символ? – Уолт показал на неизвестный знак.
– О, это ваш покровитель из Эфирных Слоев.
– Покровитель?
– Видите ли, Ракура, Маги-Драконы верили – или знали, в этом я до сих пор не уверен, достоверных источников мне так и не удалось отыскать – что каждый маг связан с некой сущностью из Эфирных Слоев. Собственно, эта сущность – эфирная энергема, то, что дает Дар, пробуждает способность чувствовать и оперировать эфиром. В отличие от остальных энергем нашей души, она отделена от смертного и существует как самостоятельное существо.
– Похоже на тотемизм и представления о душе древних народов.
– Ну, не столь уж и древних. У шард-а распространено похожее поверье об анималистическом двойнике, ждущем в Белой Пустыне. Кто вел благочестивую жизнь, тот встретит двойника, станет с ним единым целым и будет свободен от Суда Истины и посмертий. Станет вообще свободным – сам будет решать, в ком ему переродиться и перерождаться ли вообще, а не остаться бестелесным духом, которому доступны и мир смертных, и миры Бессмертных, и реальности за пределами Равалона. Возможно, это отголосок представлений Магов-Драконов, учивших чему-то подобному – единению с эфирной энергемой и обретению абсолютной свободы. Кстати, я, возможно, преувеличиваю, возможно, слишком захвачен идеей, но с недавних пор не раз приходил к выводу, что Маги-Драконы не погибли. Некоторые находки, мои собственные и моих посланников, наталкивают меня на мысль, что они ушли из Равалона. Преобразовали себя, обрели новую суть и покинули наш мир. Возможно, достигли единства со своими эфирными энергемами. Ведь мне всегда казалось странным, как легко истребили крылатое племя. И, предполагаю я, погибла часть их народа, а не весь. А выжившие изменились – и ушли.
– Смелое предположение, – заметил Уолт.
– Увы, пока лишь предположение, почти целиком построенное на воображении. Но все же – красивое. А красота теории один из критериев ее истинности. Однако, говоря это, я всегда вспоминаю, что и ложь может быть прекрасной. И поэтому я пока лишь предполагаю, а не утверждаю. Так вот, Магистр. Ваш эфирный покровитель, если верить Магам-Драконам, это Плетельщик Цзанч, Великий Паук.
– Никогда о таком не слышал.
– И не услышите. Единственная скрижаль с рунами, указывающими на эфирных покровителей, содержит лишь их имена и прозвища, и ничего более. Никаких записей, кои пояснили бы их природу и назначение. По крайней мере, та, что есть у меня. У Конклава и некоторых гильдий, как мне известно, имеется несколько идентичных таблиц. О более полных мне слышать не доводилось. Ну а об Эфирных Слоях нынешние маги вообще мало что знают. В любом случае, Ракура, обязательно запомните: Земля, Сумерки, Хаос. Соединение этих Сил позволит вам достичь новых высот в Искусстве.
– Благодарю вас, – поклонился Уолт. Он ожидал расспросов об увиденном в святилище, о предреченном будущем, однако Роамну это было совершенно неинтересно. С энтузиазмом алхимика, открывшего невероятные соединения, невозможные с точки зрения классической теории магии, шард-а взглянул на Магистра:
– А теперь, Ракура, поговорим о вашей сангвинемософной концепции. У меня к вам много вопросов!
– Каков результат?
– Он вышел к Исходу, как и ожидалось. Форма соответствует. Проблема в содержании.
– В чем именно проблема?
– Он неинициирован на магию крови, как вы знаете. Это точно не приведет к противоречиям?
– Как знаешь ты, к противоречию привели инициированные. Мы пробуем пройти Путь другим способом, потому и был выбран Ракура.
– И все же содержание…
– Я понимаю твое беспокойство. Потому и обращусь к ним за помощью.
– Вы хотите использовать Измененных?
– Ракура – боевой маг. Как показал Шастинапур, это не просто звание. Раздобыть его кровь без помощи Измененных будет затруднительно.
– В таком случае я буду ждать образец для освидетельствования.
На прощание Роамн Теллерик вручил Уолту экземпляр своей книги по сангвинемософии, недавно отпечатанной в одной из миртовских типографий.
– Здесь итог моих многолетних размышлений по истокам, состоянию и будущему существующей ныне магии крови, – сказал шард-а, когда слуга принес объемный том. – Вам он пригодится, если вы решите продолжить свои изыскания и проработать свою концепцию. Будьте любезны, ознакомьтесь в ближайшее время, мне интересен ваш взгляд. Если обнаружите спорные моменты, буду рад услышать вашу критику.
– Постараюсь изучить ваш труд как можно скорее, – искренне пообещал Уолт. Роамн Теллерик пришелся ему по душе. Хороший смертный. Хороший маг. Увлечен своей работой и старается выполнить ее как можно лучше. И, в отличие от стремящихся познавать ради познания, учитывает этические аспекты своих исследований.
Они беседовали до вечера, прервавшись только на обед. Да и то – перерывом прием пищи назвать было сложно. Роамн, вкушая еду, рассуждал о параллелях между махапопской и западной системами волшебства, об их связях с философскими школами и мировоззрениями, о сходстве между ними и различиями. Вришанами заметил, что телерид знает, о чем говорит. Роамн посоветовал обратить внимание на техники дыхания из боевых искусств Дальнего Востока, и тут уже о Теллерике одобрительно отозвался Лан Ами Вон.
Действительно, Уолту стоило познакомиться с Роамном Теллериком раньше. Высказанные им вскользь идеи, например, об обмене кровью между магами для дублирования готовых заклинаний, были гениальны в своей простоте. Разумеется, это отнюдь не означало их простоту в осуществлении и вообще их осуществимость, но телерид подмечал вещи, казавшиеся незначительными или не имеющими значения.
Садясь в вызванный Теллериком экипаж, Уолт пожалел, что не смог быть до конца честным с шард-а. Телерид подробно расспросил Уолта о его идее дополнения сангвинемософских ритуалов южными практиками дыхания, ускоряющими процесс свершения обряда и отчасти усиливающими заклинания магии крови. Он интересовался, что натолкнуло Ракуру на эту идею, «этот способ познания сангвинемософии», как выразился Роамн. Уолт сослался на знакомство с брахманами и буддистами Южной страны во время Махапопского кризиса.
Не мог же он рассказать об исследованиях крови упырей, о поисках способа избавления их от Жажды, об открывшихся ему в Подземелье знаниях Эрканов, сложных, непонятных и почти полностью забытых знаниях, тем не менее повлиявших на постижение магии крови? Об этом – и о подземном замке вампира Рруак’раха тар Дивиса Ке’огана, звавшего себя Мастером, где он нашел упоминания о пранаяме…
Экипаж направлялся в риокан, а Уолт вспоминал, как ему пришлось обратиться за помощью…
…Ему пришлось обратиться за помощью к Инвидии. Рыжеволосая девчонка с готовностью откликнулась на просьбу, точно он приглашал ее в театр на комедию, а не предложил заняться проникновением в опасные для жизни пласты астрала.
Они не виделись около года, и эльфийка радостно делилась всем случившимся с ней за эти восемь месяцев. Рассказывала о тренировках с «орлами», жаловалась на трудности в изучении магии, хвалила и ругала прочитанные книги, а о созвездиях и связанных с ними ближневосточных легендах чуть ли не прочитала Уолту целую лекцию – девчонка весьма увлеклась развитыми в Турисхане астрономией и астрологией. Он терпеливо ее слушал, отвечал на вопросы, задавал свои, пока она бегала по комнате, собирая вещи для путешествия в Северные царства. Судя по предварительным изысканиям Уолта, где-то там находилась точка недавнего входа Монады Хаоса в Равалон. Выяснить точнее не удалось, обращаться за помощью к посторонним магам было чревато знакомством с дознавателями Конклава, и после долгих размышлений Ракура отправился в султанат Турисхан. Особая способность Инвидии позволяла надеяться, что эльфийка отыщет место Призыва иномировой Сущности.
И она отыскала.
Портал перенес их в земли Мидгардополиса, удивительно сочетавшего культуры Морского Союза и Северных территорий. Единственная сатрапия созданного Алексурусом Аледонским государства, сохранившаяся в своих границах после смерти Алексуруса и войны его военачальников-диадохов за власть над империей. Циклоп Антигон, лучший из полководцев, не только отбился от бывших сотоварищей, но и сумел объединить разрозненные племена варваров и семьи архэйских переселенцев в единый народ. Мидгардополис пережил войны диадохов и отбился от Роланской империи. Выстоял перед Беспощадной Зимой и одолел пробудившийся от тысячелетней спячки Ледяной народ, освободив при этом половину северных царств от гнета Хладного короля (по утверждению историков, Снежной империи захватив при этом половину северных царств). Сразился со Снежной империей, недовольной расширением Мидгардополиса на восток (по утверждению тех же историков Снежная империя выступила за освобождение захваченных Мидгардополисом царств и возвращение власти законным правителям), и отступил, потерпев поражение в генеральном сражении. Отступил – и полностью разгромил вдохновленную победой Белую Армаду, вторгшуюся во владения Мидгардополиса.
С тех пор страна воевала лишь с пиратами Архэ и Архипелага. Контроль над важнейшими морскими путями между Морским Союзом и Северными территориями позволял Мидгардополису богатеть на пошлинах. Приносила стабильный доход в казну и торговля редкими драгоценными и магическими камнями, а серебристый мех рататоскуров всегда пользовался спросом в Серединных землях.
Все чародеи Мидгардополиса состояли на службе государства, и Конклав не имел почти никакого влияния на здешних магов. Почти, поскольку ему все же удалось заключить с владыками правящих кланов договор о сотрудничестве и совместной борьбе с черной и запретной магией. Делегаты Высшего совета проживали в столице, вернее, в городе, называемом столицей зарубежными гостями, поскольку в Лоадоре раз в год на альтинге собирались старейшины кланов, там находились главные храмы мидгардополисского пантеона, учебные коллегии магов, представительство Торгового совета с подчиненным ему казначейством и военная канцелярия Единой Армии Мидгардополиса.
И хотя Конклав так и не сумел закрепиться в стране (шпионивших резидентов Высшего совета вежливо выпроваживали, однако пойманных за соглядатайство в пользу Архонтов мидгардополисцев сурово наказывали), недооценивать местных чародеев не стоило. Объединившие архэйскую теургию с тротом жрецы и практикующие традиционные гальдор и сейт волшебники добились значительных высот в своих областях. Рунные маги Мидгардополиса считались лучшими даже в Школе Магии. Поэтому выйдя с Инвидией из Перехода возле реки в предгорье Минтланда во владениях клана Тарлингов, Уолт немедленно активировал ожерелья из кристаллов Вирас. По иронии судьбы эти кристаллы в основном добывались в Мидгардополисе.
Скрытые Отводом Глаз, Туманом Глухоты, Шумом Слепоты, Искажением Окоема и рядом других укрывающих заклинаний, боевой маг с эльфийкой углубились в горы. Они долго плутали среди скал, направляемые получаемыми Инвидией из астрала ведами, пока не вышли к заваленному камнями входу в пещеру. Уолт без помощницы и внимания не обратил бы на очередную кучу камней. Обнаружить за ней проход в подземелья он смог бы лишь с помощью поисковых чар, к которым опасался прибегать. Неподалеку от места их поисков находился город Нойханд с площадью для межклановых собраний и центральным храмом земель Тарлингов, посвященным всем богам пантеона Мидгардополиса. Скрывающие чары плохо взаимодействовали с поисковыми, по крайней мере, на магическом уровне Уолта, и воспользоваться заклинаниями Отыскания означало раскрыть себя для мидгардополисских чародеев. А вот связь Инвидии с астралом происходила с помощью ее особой умной энергии, обнаружить которую было делом непосильным не только для жрецов и магов Нойханда, но и для архимагов Конклава.
Завал они разобрали, и вновь без способностей Инвидии Уолт не справился бы. Войдя в пещеру, Ракура зажег предусмотрительно захваченный эльфийкой факел. Ему-то и в голову не пришло, что поиск может привести их в подземелье. Думая о тайном убежище Ке’огана, он представлял некую черную башню, скрытую в безжизненных проклятых землях, каких хватало на Северных территориях после столетия Беспощадной Зимы. Вместо этого вампир обустроился глубоко под Минтландской грядой, настолько глубоко, что Уолт мог деактивировать ожерелья Вирас и без опаски пользоваться эфиром. Благодаря этому они не заплутали в обманных ходах опутавшего путь лабиринта и избежали ловушек. Впрочем, неожиданно разверзающиеся под ногами ямы с кольями на дне и выскакивающие из стен лезвия не были рассчитаны на чародеев. Ни одна западня не пряталась под хитросплетением укрывающих чар. Вообще не было мест с магическими ловушками, и не только маги могли без опаски следовать в убежище Мастера, но и обеспеченные более-менее мощными охранными амулетами искатели артефактов и древних сокровищ.
Уолт серьезно призадумался об этом, когда выявил зависший над узким входом в просторный грот огромный камень, способный раздавить любого, кто войдет в подземный зал. Стоило направленному вперед ветру коснуться поверхности на выходе, как камень обрушился вниз, перестав угрожать жизням Уолта и Инвидии. Хватило бы небольшой комбинации чар для распознания магического воздействия, и в таком случае ловушка могла дождаться своих жертв. Ракура успел бы прикрыть себя и девчонку Щитом, а вот незадачливый искатель имел шанс расстаться с жизнью.
Будь они в древнейшей гробнице периода Начального Времени или допотопной эры Первой Эпохи, Уолта не удивило бы отсутствие магических ловушек. Высшие и Высочайшие маги, кому под силу наложить проклятие сроком на тысячи лет, появились позже, спустя века после первого Мирового потопа. Но боевой маг с помощницей направлялись в обитель мага, владевшего Силой, достаточной для призыва Монады Хаоса из глубинных миров Без-Образного Хаоса и обладающего интеллектом, способным на создание мутантов на основе упыриной Силы Крови – и притом без наличия божественной крови Золтаруса и исследовательской базы Школы Магии. И все, что их встречает, это простые ловушки?
Объявив передышку, пока Инвидия любовалась сталактитами на своде, Уолт подготовил к работе захваченный из Школы Магии инструментарий. Позавидовав тому, как мало нужно девчонке для восхищения окружающим миром (она и при виде грохнувшегося камня вопила от восторга), Ракура принялся за творение Алтаря.
Через час подозрения Уолта подтвердились. Сочетания подавляющих орбов с последовательно атакующими мощными заклинаниями – чуть ли не Четверицы получались! – выявились на всем пройденном пути и в ответвлениях лабиринта. Следы стихийных ловушек, сложные переплетения чар Хаоса и Порядка, с которыми пришлось бы повозиться – вот только их удар не оставлял времени для лишней возни. Ке’оган изрядно постарался, готовя сюрпризы для нежданных гостей. Для обезвреживания подготовленных заклинаний потребовалась бы не одна команда боевых магов, а Уолт с Инвидией до сих пор бродили бы по лабиринту – Ракура наткнулся на тень столь могучего соединения психомагических и пространственных чар, от которого не смог бы защититься. Да и нашел он этот отпечаток лишь потому, что заклинание было уничтожено.
Вообще все заклинания, как позади них, так и впереди, были уничтожены.
Кто-то уже побывал здесь – и магические ловушки Мастера у этого кого-то не вызвали особых осложнений.
Особой радости открытие не доставило. Да, можно идти дальше, не боясь Ветряного Резака или Гранитных Мечей, однако повстречаться со сканирующей меткой, оставленной, скажем, Стражами Системы, особо не хотелось. Пускай Божественные Глаза не выявили никакой магической активности или изменений в естественной динамике местного Поля Сил. Магам «Богадельни» по плечу оставить ускользающие от Божественных Глаз чары. Можно создать заклинание, учитывающее уловки, лазейки, вывороты и имитацию под естественный фон, но торчать в гроте декаду Уолт не собирался.
Впрочем, не похоже на Стражей Системы – уничтожить заклинания и оставить действующими простые ловушки. Тут словно проходил некто, беспокоившийся лишь об эфирных импактах.
Поразмыслив, Уолт все же решил на собственный страх и риск продолжить спуск в убежище Мастера.
Спустя двенадцать часов они достигли разрушенных мифриловых врат. На ворота словно обрушился Разъяренный Феникс, разворотил и расплавил благородный металл. Обугленные костяки по другую сторону врат подтверждали использование огненной магии.
Уолт наконец нашел обитель погибшего три года назад в Границе вампира Рруак’раха тар Дивиса Ке’огана, но все оказалось напрасным. Неведомые предшественники Уолта тщательно обыскали весь подземный замок и уничтожили все, кроме самого здания. От обитавших в замке смертных остались лишь ничего не говорящие кости, обломки статуй усеивали покрытый многочисленными трещинами и глубокими ямами пол, утварь обратилась в прах, в книгохранилищах лежал пепел – особый багровый пепел, который остается после применения адского огня из Нижних Реальностей. Помещения, где, судя по всему, Мастер обустроил лаборатории и куда вел след Призыва, превратились в сгустки эфирно-материальных энергий, не фиксируемых гносеологическими и герменевтическими заклинаниями, а для обычного зрения похожие на закрученные люминесцирующие потоки. В них не имелось ничего живого или разумного в том смысле, который вкладывают в эти понятия смертные, и все же нельзя было избавиться от ощущения, что от них исходит голодный алчный взгляд существ, жаждущих не только пожрать плоть, но и поглотить душу.
Уолт едва успел схватить за руку Инвидию, собравшуюся потрогать светящиеся потоки. Материальное тело девчонки могло серьезно пострадать от сконцентрированной в сгустках деструктивной энергетики. Судя по всему, появление Монады Хаоса оставило свой след в ткани бытия, нанесло обширные повреждения реальности, и те, кто ворвался в замок Мастера, отыскали заштопанную на скорую руку прореху, разорвали ее и расширили, предоставив иномировой мощи уничтожить следы деятельности Ке’огана.
Теперь Уолт точно убедился: Конклав не имеет никакого отношения к проникновению в убежище вампира. Несмотря на все свои тайны и секретные исследования, Высший совет всегда закрывал или просто уничтожал Прорывы, будь то разрывы в метрике мира смертных, устроенные Тварями или существами из Эфирных Слоев, или бреши в реальности, проделанные иномировыми Сущностями. Особенно – проделанные иномировыми Сущностями – теми, кто смог проскользнуть сквозь преграды и стражу Бессмертных, кому открыли Врата обитатели Равалона, услышав сквозь сотни миров зов, манящий и лишающий разума.
Незачем было оставаться в разгромленном замке Мастера. Следовало просто уйти.
Вернее, следовало бы – не сопровождай Уолта Инвидия.
Вскинув руки, девчонка закрыла глаза и замерла. Ее пекатум – так она называла свою умную энергию – проявился вихрем сверкающих точек, закружился, скрыв эльфийку внутри себя, и внезапно обратился в башню из плотных рядов шестиугольных зеркал.
Уолт терпеливо ждал. Если что-то возможно найти – Инвидия найдет. Если что-то возможно восстановить – Инвидия восстановит. Девчонка редко говорила о своем пекатуме, как и о бывших товарищах и их способностях, но Уолту в свое время открыла, что манипулирование невероятностями является частью ее силы. Ракура, слышавший только об управлении вероятностями как разделе магии Хаоса, потратил потом неделю, пытаясь понять слова Инвидии. В итоге его штудий только Алфед Лос, исписавший в ходе рассуждений и споров все доски в лекционной аудитории по теоретической магии математическими формулами и геометрическими фигурами, а затем создавший визуальные модели, описывающие действие его формул, уразумел природу манипулирования невероятностями, однако разъяснить ее Уолту так и не сумел.
«И все же вам не стоит задерживаться здесь». – Вришанами Чоупадгохья неспешно вынырнул в разум из бессознательных глубин, где предыдущие предпочитали проводить большую часть времени. Увы, лишь большую.
Предшествующие перерождения напоминали родственников, чей дом сгорел, хозяйство разорилось, а деньги на черный день украл мажордом. И родственный долг требует приютить всю нежданную ораву дядей и теть, кузенов и кузин, племянников и племянниц, а не пройти мимо с задумчивым видом, рассуждая об атараксии. Вот только с каждым днем терпеть родню все сложнее, и, разглядывая фамильное кладбище, все чаще думаешь о новом склепе. Дяди надоедают разглагольствованиями о прошедших временах, когда мечи были острее, а доспехи крепче. Тети надоедают ворчанием о падении нравов и настоящих рыцарях, сгинувших в прошлом. Кузены с кузинами надоедают обсуждениями животрепещущих вопросов – кто с кем переспал, кому с кем стоит переспать и кому с кем спать категорически не следует. Племянники и племянницы надоедают постоянной беготней и ссорами. И частой гостьей в голове становится мысль, что в сгоревшем доме сгорело не все, что могло сгореть.
Поиски псионических средств контроля лишь отчасти увенчались успехом. Целый год ушел на то, чтобы научиться лишать предыдущих доступа к внешним и внутренним образам, скрывать свои мысли, изгонять и на время запирать их в подземельях сознания. Обучил Уолта этому именно Вришанами.
«Почему нам не стоит здесь задерживаться?» – спросил Ракура.
«Помнишь, Архнай объяснял тебе, что мы идеально-психические образования, зависящие от твоих впечатлений больше, чем нам хотелось бы? Что каждый из нас помнит свою жизнь, но вспомнить большую ее часть, находясь в твоем актуальном сознании, не может?»
«Да. Он объяснял это Законом Перерождения и принципами анамнезиса», – и отсутствием Отражения, соединявшим в одно целое воспоминания и навыки предыдущих с воспоминаниями и навыками Уолта. Тень служил мостом между перерождениями и Ракурой, пока Тиэсс-но-Карана сковывала его душу. Тени нет, как нет и заклинания титанов. Зато есть предыдущие.
«Верно. Воспоминания возвращаются к нам, но медленно. Твои ощущения, твой опыт возвращает их. Ты ездишь в Русион – и Дигнам вновь переживает роспись храма Пяти Сотен. Ты уничтожаешь нечисть в Элории – и Александр вспоминает, как писал свой трактат. Ты сражаешься с чернокнижниками Архипелага – и Намир вновь видит, как терпит поражение флот Тысячи островов. Ты спускаешься в скрытую ото всех твердыню – и я вспоминаю, как находился в похожем месте. Месте, где проводились ужасные магические эксперименты, куда явилась по Призыву иномировая разрушительная Сущность, нарушая Запрет богов, месте, которое было уничтожено вместе с этой Сущностью».
«Монада Хаоса погибла от руки Золтаруса», – напомнил Уолт.
«А портальный зал с Вратами в Без-Образный Хаос, поддерживающий существование Монады в нашем мире, остался. Через него могли прийти иные порождения Миров Диссипации, о чем, судя по всему, Мастер не знал. И, очевидно, привлек к себе внимание авеш».
«Авеш? Кто это?»
«Авеши. Или, как их еще называли, посвященные в тайные мистерии Юга, алмазные аватары. Аватары не одного бога, а нескольких, владеющие не одним дарованным Аспектом, а многими. Способные взывать к божественной Силе без подчинения своего тела эманациям небожителей. Иначе говоря, пользоваться Аспектами по собственной воле и призывать Вестников без заклинаний, без инвокаций, без жертвоприношений».
«Подожди-подожди. Я читал о высшей теургии Морского Союза, существовавшей в древние времена, а в нынешние являющейся одной из самых охраняемых тайн архэйских иерофантов и иерофантид. Высшее богопознание, когда не Старший бог выбирал себе смертного аватаром, а смертный выбирал, аватаром которого из Старших богов стать. Но аватары нескольких богов? Сохраняющие волю и свободно пользующиеся Аспектами и Вестниками? Почему я никогда о таких не слышал?»
«Ты посвящен в мистерии Золотых Небес?»
«Не только не посвящен, но и впервые о них слышу».
«Вот поэтому ты и не знаешь об авешах. Ни об авешах богов, ни об авешах убогов».
«Еще и убогов?»
«Разумеется. Ведь суры и асуры единое племя, и разнятся лишь по истокам своих сил. Как богам, так и убогам доступно творение аватаров. И поэтому убогам доступно создание авеш. Посвященные Юга зовут их черными авешами».
«Ведьмаки и черные ведьмаки, авеши и черные авеши, – пробормотал Уолт. – Фантазии нужно побольше посвященным».
«Как ведомо мне – одному из немногих посвященных в мистерии Золотых Небес, спустя века после заключения Договора между Небесными Реальностями и Нижним Градом боги стали искать среди смертных тех, чье сознание очистилось и возвысилось настолько, что готово было принять в себя могущество не одного и не двух небожителей, а трех, четырех и больше. Они нашли таких в Южной стране, среди тех, кто покинул путь домохозяина-грихастха и вступил на путь лесного отшельника-ванапрастха, занимаясь самосовершенствованием, предаваясь аскезе и выполняя многочисленные обряды. Из них выбрали первых авеш, первых воинов ордена Золотой Ваджры, защитников Запретов богов и противников аватаров убогов. Их всегда было мало, а существуют ли они нынче, во времена возвышения чародеев, черпающих Силу из Фюсиса, а не получающих ее от Бессмертных, – в том я сомневался. Пока ты не пришел сюда, в замок Мастера».
«Ты думаешь, здесь побывали авеши?»
«Дело не только в этом замке. – Вришанами вздохнул. – Помнишь, три года назад, в Диренуриане, в беседе с тобой Мастер упомянул, что Законы Бессмертных не распространяются на Золтаруса, и намекнул на Принцип, стоящий выше Законов Бессмертных?»
«С трудом, признаться…»
«Понимаю. Это было после Возрождения, когда Тень временно наделил тебя навыками Винченцо, Александра и Ханамида. И отчасти – нашей совокупной памятью. Я помогу тебе вспомнить. Ты согласен?»
«Давай».
…Усталость – как после сражения с ордами Диких упырей.
Удивление – как после изменившего все события.
Злость – на свою слабость, на свою беспомощность перед Силой, для которой ты просто ничто.
Рядом – худой носферату, упырица в бинтах, хоббит и старый вампир.
– Бог упырей, – говорит вампир. – Бог-упырь. Не рожденный богом, но ставший им. И потому Законы Бессмертных на него не распространяются. Вы понимаете, что это значит?
– Да, – отвечает Уолт.
Да, он понимает. Понимает, что Бессмертные не остановят Золтаруса, даже если он истребит всех смертных в Равалоне. Не вызовут его на поединок в Безначальное Безначалье Безначальности, где одолеют и отправят в Тартарарам. Нет, если упырь, ставший богом, родился смертным, то только законам смертных он и подчиняется. Это Принцип, стоящий выше даже Запретов Бессмертных…
«Вспомнил?»
«Да… – прошептал Уолт. – Вспомнил…»
Божественная природа Золтаруса не нарушала Договор. А кроме онтического эфира бог-упырь владел могучей Силой Крови, позволявшей ему возрождаться после смерти, и физической и энергетической, – о том Уолту рассказал позже Первый Незримый. Бог-упырь убивал бы Вестников и аватаров Бессмертных, Высших и Высочайших магов. А если бы его изгнали в измерения Нижних Реальностей, то в Кругах его онтический эфир превратился бы в онтологический. Сражения со Старшими Бессмертными не были бы страшны Кровавому Богу. Смертные и Бессмертные своей магией могли лишь задержать Золтаруса – но не уничтожить.
Так уверял его Первый Незримый. В этом, судя по его записям, был убежден Понтей. В этом был уверен и Уолт. Уверен до знакомства с Проклятыми Свитками и откровениями об Эрканах, о которых, разумеется, ни Незримый, ни Понтей ничего не знали.
Можно быть уверенным в чем угодно. Вон, Ксанс, помнится, наплел Уолту на третьем году обучения, что эльфы до трехсот лет считаются лишенными политических прав несовершеннолетними, для которых алкоголь и радости плотской любви запретны. И Ракура верил в эту чушь довольно долго, пока Ульнамирэль со смехом не объяснила, что Ксанс просто пошутил. Ну, не просто пошутил, а наверняка дико ржал с друзьями-эльфами над доверчивым Магистром.
Подобно поверившему Ночному эльфу Ракуре, поверили в неодолимость Золтаруса и упыри. Понятное дело, в неодолимость известной им магией, ведь сумел же Понтей создать опасный для бога-упыря эфирострел. Да, Золтарус мог обратить Серединные земли в безжизненную пустыню, но даже в этом случае Конклаву было под силу защитить Равалон. И Махапопский кризис это доказал.
«Сейчас речь не о Золтарусе, – сказал Вришанами. – Больше меня волнует Мастер, знавший о Принципе. Он говорил о Симболоне, Уолт. О запрещенных знаниях, дозволенных лишь высочайшим посвященным в божественные мистерии. Тех, кто таковыми не являлся, но, нарушив Запрет, проникал в запретные пласты астрала и Эфирных Слоев, уничтожал орден Золотой Ваджры. Одним из таких был и я».
«Вот как…» – только и нашел, что сказать, Уолт.
Вришанами горько усмехнулся.
«Нас была небольшая группа брахманов и кшатриев, тех, кто пытался увидеть в Дхарме не застывшую систему, а живое учение. Таких в Западном Равалоне зовут вольнодумцами. Не раз и не два нас предупреждали, но мы верили в правоту нашего пути. Нас вдохновляли последователи Пробужденного Мудреца, а именно йогачары-виджнянавадины, стремившиеся к успокоению сознания и полностью отказавшиеся от поклонения богам. Разумеется, нас привлекало второе, а не первое. Мы верили, что Дхарма превыше и смертных и Бессмертных, и наша сущность едина. Но помнишь, Уолт, даже последний из племени Магов-Драконов не мог говорить о Симболоне и Великом Законе?»
«Ему запретили титаны. А мне запретили ты и Архнай – и говорить, и пытаться разузнать, что это такое».
«К счастью, Эльза не запомнила всей речи Урлангура. В отличие от тебя, порывавшегося разведать о Симболоне. Знаешь, я ведь так и не узнал, что это. Подозреваю, это Нотамаргартет. И у меня нет ничего, кроме подозрений. Меня, лишь коснувшегося запретного плода и не успевшего его отведать, убили авеши, как и моих собратьев. Один из них призвал Номада Порядка, надеясь защитить себя, но авеши сильны не только своими Аспектами. Они воспользовались оставленной Номадом дырой в реальности и, переподчинив себе, уничтожили храм вместе с сотнями жрецов и призванной Сущностью. В этом месте я вижу нечто подобное. И опасаюсь, что Золотая Ваджра все еще продолжает свою работу во славу богов и установленного ими Порядка на земле и небесах. Пойми, Уолт, без Тени и без Облика тебе не победить избранников богов».
«Это я хорошо понимаю. Но знаешь, ты был из посвященных и потому знал о запретных знаниях, точнее, знал, где их искать, правильно? А Мастер? Откуда узнал он? О Монаде Хаоса? О Симболоне? Тайные общества – клуб, закрытый для посторонних, особенно с непонятным прошлым. А у Ке’огана прошлое более чем непонятно».
«Ты прав. Мне повезло родиться в семье брахманов, ведущих свой род от жрецов Первой Эпохи, но даже мне пришлось пройти строгий отбор. О Монаде, думаю, Мастер мог узнать от старейшин своей Долины. Вампиры, как мне известно, давно познали секрет сего опасного Призыва. А вот с Симболоном не все так просто. Некто раскрыл ему запретное знание, некто, помогавший в его исследованиях и обеспечивший необходимыми материалами для постройки портального зала для Монады – знаешь ведь, их достать непросто. Мастеру помогали, и помогали весьма могущественные чародеи. Не думаю, что тебе хотелось бы оказаться в эпицентре схватки авеш Золотой Ваджры и архимагов Конклава».
«Ты думаешь, ему помогал Конклав?»
«Как и остальные, сведения о нынешней эпохе я черпаю из твоих знаний. И первым из существующих ныне организаций, не являющихся жреческими и не служащих богам или убогам, на ум приходит именно Высший совет магов».
«А вторым?»
«Вторым – Школа Магии и союз гильдий, который она представляет в Конклаве».
Уолт обдумал услышанное.
«Нет, Вришанами. Помогавшие Мастеру – это не Конклав и не Школа».
«Почему ты так думаешь?»
«Потому что ни Архонты, ни Архиректор не оставили бы и следа от убежища вампира. Не просто разрушили бы замок и впустили сюда иномировые энергии, а устроили бы колоссальный Прорыв, стерев с лица земли и замок и всю гору. Такая находка может серьезно поколебать позиции и Конклава и Школы в магическом мире».
«Понятно, – задумчиво сказал Вришанами. – Ничто не меняется в этом мире, когда речь заходит о власти. Тогда, Уолт, мне сложно предположить, кто помогал Мастеру. Политическая и магическая карта Равалона сильно изменилась за тысячелетия, прошедшие с момента моей смерти. И все же я уверен, что здесь побывали авеши».
«Ну или те, кто помогал Мастеру, – заметил Уолт. – Им ведь тоже невыгодно, чтобы на них вышли Стражи Системы или Золотая Ваджра, если она до сих пор существует».
«Знаешь, ты можешь быть прав, – после минутного размышления признал предыдущий. – Те, кто коснулся тайны Симболона, не могли не узнать иной запретной энигматики. В том числе и помогающей создавать портальные залы для иномировых Сущностей вроде Монад и Номадов».
«Потрясающе, – проворчал Уолт. – Что ни год – новые открытия. Бог-упырь, способный обращать в Живущего в Ночи любого смертного. Проклятые Свитки и Деструкторы. Эрканы и чаротворство Бессмертных. Престолы Сил. Демиург и Плерома, Меон и Метаон. Мне вполне хватало знаний о том, что вне Равалона полным-полно Могучих и Всесильных, с которыми без Меча или, по крайней мере, без Облика встречаться не стоит, и меня радовал факт, что Бессмертные препятствуют Вторжениям. А теперь получается, еще и в самом Равалоне наличествуют персоны, о которых стоит беспокоиться. Иногда я думаю, что зря отказался от Меча».
«Но тогда бы ты сам стал персоной, о которой стоит беспокоиться, Уолт. Вернее, не ты. Ты бы исчез, растворившись в личности Меча, исчез со всеми нами».
«Да знаю, знаю! – раздраженно отозвался Ракура. – Я отлично помню, как Тень управлял моим телом, а я ничего не мог сделать, пока не принял его Силу. – Боевой маг скривился. – Пока не принял Силу Инобытия, тем самым предоставив Меону не только мое тело, но и мою душу. Верно говорят в Светлых княжествах: бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и то только для второй мышки. И все же…»
«И все же вам не стоит задерживаться здесь. Кто бы ни помогал Мастеру, кто бы ни разрушал его замок, не стоит привлекать их внимание».
«Не задержимся». – Уолт взглянул на зеркальный донжон Инвидии. Зеркала на вершине башни отделялись друг от друга, разлетались и сжимались в мелкие друзы с жемчужным сиянием внутри. Постепенно зеркальная башня превратилась в вихрь кристаллов, кружащий над головой эльфийки. Радостно улыбающаяся девчонка достала из вихря три друзы, соединила их. И протянула Ракуре обгоревшие по краям листы бумаги с математическими и магическими формулами, сопровождающими текст на неизвестном магу языке, напоминающем махапопскую письменность.
«Это танзаарит, благородное письмо варны брахманов Средних царств, – пояснил Вришанами. – Речь идет о пранаяме, особой йогической технике, но ни магические, ни математические символы мне не известны».
«Зато известны мне. Руны магии крови, знаки алхимии и расчеты соотношения ингредиентов… Довольно занятных ингредиентов, стоит сказать».
– Ты молодец, Инвидия. – Уолт благодарно взглянул на эльфийку. Та покраснела и смущенно уставилась в пол. – Не стесняйся, ты вполне заслужила мою признательность. Ты проделала отличную работу.
– Но разве этого достаточно? Разве вы… ты… вы… – Инвидия покраснела еще больше. Казалось, она готова была убежать куда подальше, хоть в разгул иномировых Сил на месте лабораторий Мастера. Хоть Уолт и разрешил ей общаться с ним как с близким, она все еще терялась, когда приходилось обращаться к нему на «ты».
Зажмурившись, девчонка решительно, словно революционер на баррикадах, выпалила:
– Разве ты не надеялся найти больше?
– Один виренец сказал: «Не достигнув желаемого, сделайте вид, будто желали достигнутого!» – усмехнулся Уолт, пробегая взглядом по тексту. – Поверь, для начала этого вполне достаточно…
…Да, действительно, оказалось вполне достаточно. Причем и для исследования крови упырей, и для собственной кандидатской. Заметки Мастера указали ему, где следует искать в алхимии (тут, честно говоря, очень пригодилась помощь Эльзы и Алфеда Лоса, разумеется, и не подозревавших, какую субстанцию изучает Уолт). Ну а текст о пранаяме заставил ознакомиться с махапопскими книгами по магии и мистическим практикам и обнаружить параллели между сангвинемософскими ритуалами и йогическими техниками (и тут снова помог Алфед, обладатель целой библиотеки южных и восточных трактатов).
Уолт очнулся от воспоминаний, когда возница объявил, что они прибыли. Экипаж стоял напротив входа в риокан, и ничто не напоминало о вчерашнем вторжении сотрудников «Эгиды» во владения Номена. Уолт расплатился, выбрался из повозки, огляделся.
С другой стороны улицы за гостиницей наблюдал эш-шенори в серой тунике. Он находился там, поскольку ратуша не посчитала пустой угрозой обещание Аэруса прикончить любого показавшегося на бульваре Тюльпанов соглядатая Конклава. Тилаари следил не столько за риоканом, сколько за улицей. Он надеялся высмотреть агентов «Эгиды», если им не хватит ума, чтобы воспринять слова Ясунари всерьез, до того, как их обнаружит и воплотит в жизнь свои угрозы хозяин я-маджирской гостиницы. Мирта могла поссориться с Высшим советом из-за убитых конклавовцев, не боясь репрессий против своих магов. Но конечно же не хотела этого. Вместо репрессий Конклав был в состоянии прибегнуть к репрессалиям: ввести эмбарго на миртовские товары в большинстве государств Серединных земель, затруднить вывоз магических изделий в Северные территории и Восточный Равалон. Тевран из-за своих особенностей приобретал исключительно боевые артефакты у Школы Магии, в Аланские королевства и на Архипелаг шли только дешевые товары, а Морской Союз довольствовался творениями собственных гильдий. Ссориться с Высшим советом магов для Мирты было невыгодно.
В конце концов, Номен отвесил сильную оплеуху Конклаву, а тому ничего не оставалось, только подставить другую щеку, точно райтоглорвин, выбравший путь Милосердной Ипостаси Грозного Добряка. Ясунари со дня на день ждал делегации от Архонтов с официальными извинениями, нижайшими просьбами вернуть отобранные у эгидовцев артефакты и дорогими подарками взамен. Об этом он рассказал Уолту после ухода врача, напомнив заодно об обещанном массаже и онсэне.
– Они привыкли к безнаказанности. – Ясунари грозно нахмурил брови. – Вообразили себя эдакими магическими аристократами, а остальных чародеев простолюдинами. Но ничего. Надо им просто постоянно напоминать, что они такие же смертные, как и все, кто не родился в Небесном Граде или Нижних Реальностях. Кто-то хорошо колдует, кто-то хорошо музицирует, кто-то хорошо командует, а кто-то хорошо работает по дереву. Но все мы – смертные и должны помнить об этом, как бы высоко ни вознесли нас боги удачи.
Потом я-маджирец пустился в рассуждения о свободе воли, о власти и об отношениях к богам на востоке и на западе. Каким образом ему удалось все это связать в единое целое, Уолт не запомнил. В тот момент опять зверски разболелась голова, да и думал он больше о предстоящем посещении Роамна Теллерика.
Уолт вошел во двор риокана. Вмятины в земле исчезли, как и трещины в стене снаружи и в ближайших домах – разъяренный Абэ-но не особо церемонился с преградившими ему дорогу рунными рыцарями Конклава, расшвыряв их по сторонам. Разлетевшуюся по всему двору от порывов эфирного ветра гальку собрали и вновь уложили на дорожку. Выбитую дверь (риттеры вынесли ее, поскольку им и в голову не пришло, что она открывается, сдвигаясь в сторону) починили и поставили на место. Кажется, еще заменили ограду и фонарь у небольшого фонтана в дальнем углу, но Уолт особо не приглядывался. Его мысли занимали размышления о более важных вещах – по крайней мере, для самого Уолта. Боевой маг пытался представить, какой массаж его ждет. По словам Лана, ему следовало попросить акупрессуру с лиамской техникой точечного воздействия – весьма бодрящее действо, как выразился преднебесный полководец. А, по словам Дигнама, Уолт должен был потребовать лиамский массаж грудью – женской, разумеется. И не одной.
Просто удивительно, что Дигор дожил до своих лет и умер в стычке с разбойниками, а не на дуэли с разъяренным супругом или оскорбленным отцом.
Честно говоря, Уолт порадовался бы и простому отдыху в горячем источнике. Да, вот что ему требовалось – отдых, отдых и еще раз отдых. По возвращении в Школу – отдыхать.
Он открыл дверь, вошел в гостиницу.
И замер.
Его словно окатили ледяной водой из проруби.
Нет. Нет, нет, нет.
Уолта должны были встретить. Еще на входе – его должны были встретить и проводить в риокан служанки. И дверь должна была открыть одна из них, предлагая переобуться в гэта.
Уолт тоскливо смотрел на пустой тихий коридор. Прислуга, постояльцы – никого не слышно. Вообще никаких звуков, точно на заброшенном погосте, куда и животные не заглядывают. Затишье – о, не то затишье, что наступает перед бурей. Затишье, как в деревне, где поднялись из могил мертвецы, и рядом не оказалось ни некромага, ни боевого мага, чтобы спасти селян.
Все плохое, что могло произойти, уже произошло.
Жизнь – сука. Когда у тебя на руках все козыри, она внезапно начинает играть в тавлеи.
Ракура осторожно двинулся по коридору. Безысходность, мерзко хихикая, выглядывала из-за углов, одаривая Магистра издевательскими взглядами. Он все еще надеялся, что ошибся, что, может, Ясунари собрал прислугу и отдает ей приказания, а постояльцы отправились на какой-нибудь миртовский праздник. Но чутье боевого мага, проклятое и редко ошибающееся чутье боевого мага упрямо твердило – нет. Случилось нечто плохое, что-то такое, с чем не справился Номен.
Подумать только. Аэрус против кого-то не выстоял? Да кто явился в риокан? Стражи Системы? Другой Номен? Аватары Бессмертных? Нет, никто из них, иначе бы на месте гостиницы, а то и всего бульвара, располагалась дымящаяся воронка с эфирными разрывами реальности. Без боя Ясунари не сдался бы.
Тогда кто?
Уолт прошел в общий обеденный зал, где перед сном ужинали постояльцы. Остановился, бессильно сжав кулаки. В затылок словно вошло раскаленное сверло, медленно погрузилось в мозг. Все поплыло перед глазами, и Ракуре пришлось опереться о стену.
Они были здесь – постояльцы и прислуга. Столы свалены в кучу в дальнем углу, а смертные – на полу. Их уложили двумя рядами, мужчин с мужчинами, женщин с женщинами.
Невольно вспомнилось: долина Шастинапура, сотни мертвых, вывезенных из небольшой деревеньки, где заметили формирование некросионной дыры, и бессмысленные глаза команды магов, выполнявших задание сжигать мертвую плоть и измельчать кости. Один из чародеев, шестнадцатилетний пацан, не сдержался и завыл, когда ему поднесли тело четырехлетней девочки.
Уолту сейчас тоже хотелось завыть – от отчаяния, от собственного бессилия, от невозможности сделать хоть что-то, чтобы отменить случившееся, повернуть вспять воды Реки Времени и сделать бывшее небывшим.
Убоги побери, Архиректор! Ведь это должна была быть обычная поездка!
Внезапно посредине комнаты вспыхнули знаки. Они разгорались под потолком, складываясь в надпись. Уолт моргнул, помотал головой, сконцентрировал внимание. Каждый знак словно троился, одновременно являясь и руной всеобщего языка, и буквой древнероланской макатыни, и символом наречия, не звучавшего в Равалоне уже три тысячи лет – наречия, на котором говорили и писали командиры армий Брата и Сестры.
«Приветствую, Магистр».
Уолт зло стукнул кулаком по стене. Проклятье! Опять из-за него пострадали ни в чем не повинные смертные. Дерьмо! Надо было ему сразу же после визита «Эгиды» покинуть риокан, обратиться к стражникам, рассказать о шрайя и потребовать от ратуши защиты, пока за ним не прибудут из Школы. Но нет, решил не привлекать к себе внимания, пока рядом, хоть и непонятно где, находились упыри.
«Я тот, кто заберет твою жизнь, Магистр, и это неизбежно. Ты сумел победить моего ученика, и я признаю твою силу, но меня тебе не одолеть. Не удалось здешнему Номену, не получится и у тебя. Признай это и смирись.
Но все же я не могу не сказать: ты победил моего ученика, и ты хорошо спрятал его. Шрайя не бросают шрайя. И прежде чем ты умрешь, ты вернешь его.
Я понимаю, тебе, может быть, нужно время. Я даю тебе его. У тебя есть время до рассвета. Перед рассветом мы встретимся, и ты вернешь моего ученика. А потом умрешь.
Ты можешь бежать, Магистр. Но я найду тебя и приду за тобой. И сделаю все, чтобы ты вернул моего ученика.
Да, ты можешь бежать, Магистр. И если мы не встретимся в указанное время, я убью всех этих смертных, что ты видишь перед собой. Каждый из них отмечен, и даже боги их не спасут».
Уолт посмотрел на лежащих на полу смертных. Они живы? У ближайшего мужчины почти незаметно поднималась и опускалась грудь, слабо подрагивали веки. Значит, они не мертвы, они просто в бессознательном состоянии?! Слава Перводвигателю! Боевой маг почувствовал небывалое облегчение, словно до этого держал на плечах Великую гряду, а теперь боги забрали ее и вернули в исконные границы.
«Когда я убью их, после этого, пока мы не встретимся, каждый час я буду убивать по одному случайному смертному. Я буду убивать, оставляя указания на тебя, виновника их гибели. Ты можешь это отрицать, Магистр, но это так: убивать буду я, но причиной смерти будешь ты.
Пойми, Магистр, ты обречен. Ты смог победить шрайя, но судьба предопределила тебе встречу не с одним слугой Печальной Жрицы, а с тремя. Мы шрайя-ат. И мы пришли за тобой».
Надпись исчезла, на ее месте появилось схематическое изображение владений Мирты. Красным цветом был выделен участок на северо-западе, в примыкающей к горам парковой зоне. Изображение опустилось ниже, над ним вновь побежали знаки.
«Мы встретимся здесь, Магистр. Ты прибудешь с моим учеником. Конечно, ты можешь обратиться за помощью, но запомни: каждый, кто придет с тобой, умрет, как и ты, и их жизни будут на твоей совести. Чтобы отговорить тебя от столь опрометчивого шага, я забрал с собой хозяина этого дома, его жену и дочь. В тот миг, когда ты умрешь, вернув перед этим моего ученика, они получат свободу. В противном случае они умрут.
До встречи, Магистр.
В любом случае – до встречи».
Изображение и надпись исчезли, стоило Уолту дочитать послание, но он успел запомнить выделенный участок. Образ словно выжгли у него в разуме.
Лан…
«Лан, не молчи, прошу!»
«Да, Уолт. Я здесь».
«Ты говорил, что мне нужно лишь победить шрайя. Ты говорил, что они покушаются на жизнь только раз – и, если победить, они никогда больше не примут заказ на мою жизнь».
«Да, Уолт. Именно так».
«Тогда почему, Лан? Почему они вновь пытаются убить меня?! Почему из-за них страдают посторонние?! Почему они угрожают жизни хороших смертных?! Почему, Лан?!!»
«Я не знаю, – еле слышно ответил предыдущий. – Я… я никогда не слышал о шрайя-ат… о том, чтобы Клан Смерти посылал на задание трех убийц…»
Конечно, не слышал, Лан. Наверное, потому, что если кому-то и удавалось победить одного шрайя, то трех – вряд ли.
«Ну что? – подумал Уолт, бессильно опускаясь на пол. – Вот он, а? Тот самый день…»
Тот самый день, когда все три Сестры держат твою нить жизни, приготовив острые, самые острые во всем мире ножницы. День, который придет – и каждый боевой маг знает, что придет скорее рано, чем поздно. Исключение вроде Ричарда Гластирского воистину служит подтверждением старому как мир правилу об исключениях.
Франциск ар-Тагифаль настойчиво предлагал Уолту оставить стезю боевого мага Школы, предлагал непыльную работенку на королевской службе Олории. Старик многое переосмыслил после исчезновения Дара у Эльзы и пережитого ей в Нижних Реальностях. Раньше Франциск хотел, чтобы внучка сражалась и уничтожала убоговских слуг и креатур. Ныне королевский маг Олории мечтал о правнуках и постоянно надоедал письмами, где излагал свою точку зрения – как стоит назвать мальчика и как не стоит называть девочку.
«Прости, Франциск. Мне не исполнить твою мечту. Ведь на рассвете я умру».
Предыдущие возмущенно заорали, перебивая друг друга. Кажется, они что-то там говорили об Осколках, о томящихся в равалонском посмертии Детях Змея, о Колесе Перерождения, ждущем его незащищенную Тиэсс-но-Карана душу, о тупости того, кто вот просто так сдается, даже не попытавшись ничего сделать…
Они много говорили. С какой-то точки зрения они – это он. И он сам говорил себе, сам упрашивал себя придумать способ выбраться из расставленной шрайя западни.
Но они – это его прошлое. То прошлое, которое жило и хочет жить, пускай даже будучи, по сути, голосами в голове.
А он…
Он нынешний – он Уолт Намина Ракура, боевой маг.
Это его честь – сражаться за других и спасать других от нечисти и нежити, черной и дикой магии. Делать то, что не могут другие, потому что их этому не учили, потому что их учили другому, не менее полезному, а зачастую и более полезному, чем его смертоносные умения.
Это его долг – быть тем, кто сражается с аномалами и убоговскими креатурами, тем, кто спасает от обезумевших духов и обретших чудовищный облик смертных.
А честь и долг, то, что можешь делать и должен делать, – это и есть основа всех основ, основа собственного существования. Отказаться от своей чести, отказаться от своего долга – предать и себя и тех, кто тебе доверяет, кто надеется на тебя.
Шрайя словно взбесившаяся нечисть, чьи инстинкты требуют убивать. И спасти смертных от этой нечисти может только он – боевой маг Уолт Намина Ракура. И он сделает это – даже если ему придется умереть.
Уолт смотрел перед собой в никуда и пытался придумать, как объяснить предыдущим, что он ничего не может сделать. Боевой маг, лишенный большей части своего магического арсенала, которому опасно плести заклинания, – это не противник для жреца Госпожи Мертвых. А ведь шрайя, чуть не отправивший Уолта в посмертие, всего лишь его ученик. Кому как не боевому магу понимать всю разницу в силе между учителем и учеником. Джетуш без подготовительных обрядов, на одном эфирном запасе создавал Смертного Железной Бездны, а после ритуала мог обратиться и во Владыку Железной Бездны. Уолту еще долго догонять своего наставника.
«Нет, Унамит, я не буду требовать от властей Мирты защиты. Почему? Ладно, они обеспечат мне защиту. А шрайя тем временем будет убивать. И начнет с Абэ-но, единственная вина которых в том, что я остановился в их гостинице. Ты хочешь, чтобы они умерли, Унамит? Хочешь, чтобы и их призраки приходили ко мне во сне?»
«Ты хочешь умереть?! – яростно крикнул кобольд Герельт. – Хочешь позволить шрайя убить тебя? С полным эфирным запасом, с поддержкой Именного посоха и советами Лана – ты чуть не погиб, сражаясь с шрайя-учеником. Этот треклятый гексаэдр ушебти даже Архимага сведет до уровня деревенского колдуна! Ты правда хочешь умереть?!»
«Конклав обязан защитить тебя, – сказал горгулий Тир Иман, кажется, единственный, кто остался спокойным. – Ты Магистр, ты принял Номосы, верно служил Высшему совету, истребляя нечисть, Тварей и чернокнижников, и Конклав должен оградить тебя от Клана Смерти. Ты должен связаться с Конклавом, и тебя защитят».
А шрайя убьют Абэ-но. И множество других людей. Я не допущу этого. Я ведь поклялся…
Уолт закрыл глаза. Он поклялся. Тогда, в Южной стране, убивая попавших под удар Совершенства Хаоса шастинапурцев и сотоварищей Магистров. Ракура методично вспарывал животы и перерезал глотки Одержимым, твердил про себя завет боевых магов: «Так надо!» И все же он не мог не плакать, убивая тех, с кем сдавал экзамены и кого сам обучал.
Двадцать Магистров умерли от его руки в тот день. Двадцать Магистров и около тридцати шастинапурцев. Да, они были одержимы, находились под властью Совершенства Хаоса – и их можно было спасти после длительного и тяжелого обряда экзорцизма. Выжил бы не каждый, но все же имелась надежда на спасение. Однако Уолт находился в эпицентре назревающей серии Прорывов, и не проведи он сангвинемософский обряд, погибли бы и эти Одержимые, и он сам, и отступающие с поля боя раненые маги, и вся расположенная на северо-востоке Шастинапура ставка Конклава с сотнями чародеев и тысячами простых воинов.
И Уолт поклялся, что больше не позволит погибнуть ни одному своему другу, своему товарищу, своему подчиненному. Его команда, кто бы в ней ни состоял, никогда не понесет потерь.
Безумная и, по здравом размышлении, невыполнимая клятва.
И все же ему удавалось ее сдержать.
«Но кто для тебя Абэ-но, Уолт? Не друзья, не товарищи, не подчиненные. Случайные знакомые. Сколько их было и сколько их будет. И что, если каждого из них возьмут в заложники, ты должен положить за них голову на плаху?
Ты ничем не обязан семье Абэ-но, Уолт. Ни им, ни этим смертным рядом. Разве своя рубаха не ближе к телу? Разве не принесешь ты больше пользы, если продолжишь жить и уничтожать чудовищ? Ради чего ты вообще бился со шрайя, если не для того, чтобы продолжать жить и вернуться к Эльзе?
Эльза.
Что она скажет, когда узнает о твоем выборе?
Она ничего не скажет. Потому что я ее не услышу. Я не смогу ее услышать – мертвые не слышат. Абэ-но для меня не друзья, не товарищи, не подчиненные, но я не могу позволить им умереть за себя. Ни им, ни другим.
Честь боевого мага не позволит этому свершиться.
Долг боевого мага требует спасти их.
Эльза поймет.
Она обязательно поймет.
Я прибыл в Мирту без команды, и потому никто в команде не погибнет. А я… Ну что же. Как боевой маг, я знал, что могу погибнуть на задании. Вот оно, мое последнее задание – спасти семью Абэ-но. Осталось только отыскать убоговских упырей и забрать у них убоговского шрайя, которого они упрятали невесть куда…
Упыри…»
Предыдущие все, как один, замолчали.
«Нет», – подумал Уолт.
«Это хороший вариант», – сказал он себе.
«Это… слишком ответственный шаг…»
«И велика вероятность того, что никто не умрет…»
«Лучше я сам…»
«Что ты сам? Позволишь себя зарезать как жертвенного барана? А Эльза? А Осколки? В этот раз посмертия не избежать. Ты откладывал проблему перерождения на потом, но вот оно – это потом».
«Если… они станут опасными чудовищами…»
«Упыри уже опасные чудовища. И ты можешь не отдавать всю формулу. Татгем просила хотя бы эликсир для Гениев Крови. Это возможно».
«Постигающие могут расшифровать… могут доработать… есть определенные сложности…»
«Это все отговорки, Уолт. Постигающие много чего могут – и все же не делают. Тому есть причины. Будь честен с собой, Ракура. Ты не хочешь умирать. И ты не хочешь, чтобы из-за тебя умирали другие. Но сейчас или ты, или другие. Это обычная логика. Строгая дизъюнкция. Вернее, она была такой – если бы не Татгем. И с ней ты можешь вспомнить, что ты не только боевой маг Уолт Намина Ракура. Ты еще и реинкарнация, перерождение того, у кого честь и долг будут помасштабнее твоих. Отдав себя на заклание шрайя, ты спасешь жизни немногих, но что тогда станет с Проклятой Башней? С остальными хранилищами Осколков? Что произойдет с твоей душой после перерождения? Твои знания могут пошатнуть сложившийся в Равалоне баланс сил, а если вдруг за Осколки начнется война, то во сколько раз больше жизней она заберет по сравнению с тремя жизнями семьи Абэ-но? Подумай хорошо, Уолт. На кону не просто твоя жизнь и жизнь горстки смертных. На кону куда большее».
Уолт уже не понимал, с кем он говорит. С предыдущими? С первым, решившим прервать длительное молчание? С самим собой? Со всеми одновременно – ведь, в сущности, все они и есть он?
«Да, все мы – это ты. Но решать – только тебе. Здесь и сейчас – ты сам выбираешь свою судьбу. Однако помни, что твоя судьба – не только твоя. От нее зависит многое и многие. Ты всегда будешь должен тем, кто был до тебя, благодаря кому ты есть. Но ты всегда будешь в ответе и перед теми, кто окружает тебя и кто будет после тебя. Каждый твой выбор меняет не только твое будущее, но и будущее всего вокруг. Такова участь – и не только твоя, боевой маг. Такова участь всех, кому дан разум, кто несет ответственность за свои поступки. Помни, ты не только боевой маг. Ты еще и хранитель Осколков, оставшейся от Меча и Посоха могущественной и страшной силы, во власти которой уничтожать целые миры. Помни об этом – и принимай решение».
Уолт, поднимаясь, зло усмехнулся.
Принимать решение?
Он уже все решил.
Если подумать, как боевой маг он обязан не просто остановить взбесившуюся нечисть. Нет, он обязан ее остановить – и уничтожить. Чтобы бешенство не перекинулось на других аномалов и не затронуло зверей, извращая их естество. Под корень извести опасную разновидность, чтобы от нее и следа не осталось. Разумеется, ему не по силам тягаться со всем Кланом Смерти. Но он уже победил одного шрайя и догадывается, как одолеть еще двух.
Локусы Души серьезно пострадают? Да ладно! Он уже с жизнью попрощался, что ему там какие-то Локусы!
– Эй, Иукена! – громко сказал Уолт, оглядываясь по сторонам. – Я уверен, что ты где-то неподалеку. К сожалению, не полностью, и часть меня считает орущего в пустоту волшебника немного свихнувшимся.
Помолчав, Уолт добавил:
– В обмен на помощь с твоей стороны я отдам тебе формулу эликсира, Иукена.
– С этого и стоило начинать разговор, маг, – раздался голос упырицы позади него. Она старалась, но не смогла скрыть торжество.
Уолт обернулся, окинул Живущую в Ночи внимательным взглядом. Все в той же одежде, что и вчера: куртка и штаны, усыпанные иглами, высокие ботфорты. Татгем мрачно посмотрела на него в ответ.
– А жена не возмущается, что ты на других женщин зенки-то свои наглые таращишь, а, маг? Или у вас эта, свободная любовь? Она тебе с чужими бабами позволяет, а ты ей с чужими мужиками?
– Ох, запереть бы вас с Дайрой в одной комнате на неделю, а потом посмотреть, кто оттуда выйдет, а кто останется, – пробормотал Ракура. – Шутки в сторону, Иукена. Мне нужна твоя помощь. Твоя и твоих упырей. Взамен я предоставлю тебе формулу эликсира, что поможет Гениям Крови стать носферату. Чтобы не было недопонимания, я сразу хочу предупредить, что не до конца изучил эту формулу и не знаю всех ее последствий…
– Она сделает нас Высочайшими? – перебила Живущая в Ночи, так жадно глядя на Уолта, словно была изголодавшимся Диким упырем.
– Гениев Крови – сделает. Но никаких торгов, Иукена. Либо вы соглашаетесь мне помочь, и тогда формула ваша, либо… – Уолт развел руками. – Скажу прямо: либо вы ее никогда не получите, поскольку на рассвете я умру. Ты же видела сообщение, я прав? Что это, некая разновидность Свернутого Мира? С тобой Гений Крови клана Фетис?
– Забавно, конечно, что за одну ночь у тебя появилась до того отсутствовавшая формула, маг. – Проигнорировав вопрос Уолта, упырица насмешливо посмотрела боевому магу прямо в глаза. – Будем считать, что ты ее за ночь в уме завершил. Ладно. Я согласна. Какой помощи ты ждешь от нас, маг?
– О! – Уолт обезоруживающе улыбнулся. – Все довольно просто. Но в одном уверен точно – тебе это совсем не понравится.