Глава вторая
Посол Элвюр заперся в кабинете, обдумывая свои дальнейшие действия. Он уже шесть лет жил в Вахспандии, и все это время тянулась полная мелких инцидентов, но страшно однообразная жизнь. Иногда Элвюр даже чувствовал себя находящимся в почетной ссылке.
И вот Хамрак напал на Королевство Трех Мысов, отправил к Ульригу гонца с просьбой о помощи. Жернова войны завертелись, и теперь пусть паскаяки считают Элвюра слизняком, но он знает обо всех их планах, и он покажет им, как ничтожна грубая сила перед умом и хитростью.
Антимагюрец задумчиво смотрел на перо, потом, вдруг сбросив с себя оцепенение, начал быстро-быстро писать. Главное, чтобы это письмо дошло до графа Роксуфа, а уж он примет должные меры…
***
Чародей стоял посреди площади в центре Курлапа. Вокруг выстроились его солдаты, которым посчастливилось остановиться в деревне, а не за её оградой. Вождь с рассеченным лицом был тут же, и толпились за ним его воины-варвары.
— Анисим Вольфрадович, коли пришел ты к нам за помощью против Мага Ночи, Хамрака, то, видя силу воителей твоих и внемля преданиям, передаваемым у нас из поколения в поколение о гхалхалтарах, как о врагах рода человеческого и всего живого, даем мы добро на деяние твое.
Чародей, медленно поднял голову:
— Спасибо, Повелитель Лесов. С твоей помощью мы одолеем войско Тьмы.
Вождь махнул рукой:
— Немного могу я дать тебе, Анисим Вольфрадович. Враг повсюду: он прячется в лесу, подстерегает на узких болотных тропках… Покровитель Лесов должен защищать свой народ. Но несколько добрых воинов, воля которых сразиться с воинством Тьмы настолько сильна, что они готовы покинуть родной очаг, пойдут за тобой.
Шесть угрюмых варваров выступили из толпы. Чародей обвел их тяжелым взором, не упустив ни малейшей детали: у того сильные мускулистые руки, у другого на раскрытой груди белая полоса давнего шрама, след крупного хищника, у третьего левый глаз прищурен — должно быть, стрелок.
Чародей знал, что должен отправиться в путь именно сегодня, и он перевел взгляд с варваров на голубое небо, тихо плывущие по нему пушистые облака, солнце. Погода хорошая.
Пора! Великан качнулся, как огромный камень, брошенный с вершины, сорвался с места, устремился к воротам, и, увлекаемые его силой, поспешили за ним солдаты.
— Вперед! На битву с воинством Тьмы! — Отряд за воротами встретил предводителя радостными криками.
Они рвались в бой, и глаза скелетов горели решимостью…
***
Удгерф стоял посреди зала. Вокруг толпились паскаяки — герои в блестящих кирасах, укутанные в широкие до пят плащи. Ульриг был тут же. Покачивая своей большой головой, он улыбался, глядя на сына.
— Удгерф, наследник вахспандский, надежда королевства, идешь ты на святое дело — послан помочь Хамраку Великому разбить ничтожных людей. Не посрами же оружия своего и вверенных тебе воинов. Да пребудет с тобой могущественный бог Ортаког и дух Крейтера, основателя державы! — Отец крепко обнял сына, отстранился, с удовольствием глядя в мужественное сияющее лицо молодого полководца. — Прощай, сынок.
Ульриг отошел, и герои с жадностью набросились на принца:
— Прощай, доблестный наследник.
— Пусть удача летит на лезвии твоей секиры.
— Храни тебя могущественный Ортаког.
Из толпы протиснулся огромный паскаяк — Широкоплечий. Простая рубаха, заляпанная на груди кровью от раны, полученной им неделю назад в гостях у принца, просторные, обвисшие штаны, небрежно перехваченные внизу почерневшими веревками, дерзко выделялись из нарядных одежд героев. Однако он не замечал этого, небрежно откинул со лба волосы, и они неопрятным, торчащим во все стороны гребнем сложились на голове, так были грязны.
— Здравствуй, — он грубо, неловко потрепал принца по плечу. — Не прошу прощения, ибо просит только нищий, но скажу, что не хотел оскорбить тебя тогда.
— Ничего, — Удгерф улыбнулся. — Извини за то, что Хинек продырявил тебя мечом.
— Извиняю.
— Прощай.
— Прощаю.
Широкоплечий отвернулся и, расталкивая героев, скрылся в толпе.
Принц вышел из дворца. Снаружи его ждали воины — лишь малая часть — те, которым посчастливилось проникнуть во двор. Огромный сомми горой высился над головами радостных солдат, жестко упираясь толстыми, когтистыми лапами в землю, потряхивая огромной, остромордой головой, обводя собравшихся мутноватыми глазками, грызя золоченые удила, вдетые в широкую зубастую пасть. На таких ездят рослые паскаяки, наводя ужас на слабосильных людей. Антимагюрцы называют их драконьей кавалерией и правильно — сомми очень похожи на драконов, обладая свирепым нравом.
Удгерф поставил ногу в тугое стремя, оттолкнулся от земли и ловким движением перелетел через горб зверя, оказавшись в роскошном седле.
Рать заревела, воздев оружие к небу.
Принц встряхнул поводьями, и сомми, недовольно мотнув головой, медленно, тяжело двинулся к воротам. Солдаты поспешно сторонились. Наследник выехал со двора. На улице раздались крики — основная часть воинства встречала своего полководца. Глаза паскаяков горели решимостью…
***
Лес кончился — впереди простиралась равнина. Волнами высокой травы, средь которой пестрели яркие гроздья поздних полевых цветов, она стремилась к горизонту. Яркое, ослепительное солнце стояло высоко, и плавно парил под его обжигающими лучами орел.
Чародей лениво поднял голову, взирая на полет гордой птицы. Лучи светила ударили ему в лицо, четко обозначив на лбу оскалившуюся тень слипшихся волос. Солнце било прямо в глаза, но он не отвернулся, лишь болезненно, превратившись в две черные точки, сжались зрачки.
Шедший рядом скелет взглянул на него, хотел что-то сказать, но, испугавшись, промолчал. Чародей шагал, задрав голову, неотрывно уставившись на далекого орла. Они были похожи: оба большие, умиротворенные, и от обоих исходила спокойная грозная сила.
Чародей знал все наперед: через три дня он будет в Аль-Раде, городе кочевников. Там он встретится с Гостомыслом Ужасным, и они, объединившись, нанесут удар по врагу…
— Вперед! — солдаты, шедшие в авангарде, влекли за собой испуганного человека в дорожной запыленной одежде с сумкой через плечо.
На ходу предусмотрительные варвары расстегнули её, перевернули, вытряхнув большой серый конверт.
— Чародей, поймали гонца. Увидел нас на равнине, хотел уйти, но не успел. Магией подхватили!
Анисим Вольфрадович очнулся:
— Магией?
Он уставился на сгорбившегося человека. Лицо у пойманного было интеллигентное, хорошо выбритое.
— Откуда ты?
Пленный не отвечал.
— Чей будешь? — Чародей заговорил не на варварском, но на слатийском с присущей одним северянам густотой звуков, басовитостью.
Схваченный лишь глупо заморгал.
Чародей взял конверт, повертел в руках, задумался, потом резким движением разорвал, достал свернутое вчетверо письмо. Почерк был мелкий и нервный — непонятный. Внизу стояла красивая печать, подпись. Ни Анисим Вольфрадович, ни варвары, ни скелеты не знали антимагюрского, но разум не давал чародею уничтожить послание, не узнав, что в нем написано. Он сунул письмо за пояс и, взяв у стоявшего рядом варвара топор, протянул его ничего не понимавшему гонцу. Человек растерялся, вцепился в оружие, шаря по лицам окруживших его, вдруг, метнувшись в сторону, бросился в поле. Не пробежав трех шагов, он вскинулся, упал в траву. Стрелок из Курлапа, глупо щурясь, оглядывал ещё дрожащую тетиву.
Анисим Вольфрадович опустил голову: хотел принять в отряд, а получилось несуразно. Впрочем, надо было идти, и он спокойно двинулся дальше. Отряд поспешил за предводителем. Коня убитого взял кто-то из скелетов — огромного Чародея он бы не вынес.
А гонец остался лежать в траве. Письмо Элвюра не дошло до адресата — граф Роксуф ничего не узнал. Грубая сила победила ум…
***
Плодородные земли Хафродуга остались позади. Впереди на много далей тянулась степь — поросшая неухоженной травой равнина, навевавшая грустные мысли. Через день пути попадались мелкие поселения из трех-четырех домов. Сначала это были паскаячьи деревни, потом юрты кочевников. Их обитатели держались дико, от страха не подпуская к себе воинов. Малочисленные конные разъезды кочевников рассыпались по равнине, кидаясь из стороны в сторону, но ни на секунду не теряя пришельцев из поля зрения.
Удгерф, хмурясь, смотрел на опасных всадников. Настанет ночь, придется разбить лагерь и, хоть паскаяки видят в темноте, что если те нападут тихо? Впрочем, кочевники слишком боятся вахспандийцев: восьмитысячная армия уничтожит весь их край.
Паскаяки шли дальше.
Заканчивался пятый день пути, и красное солнце померкло в сиреневых сумерках, утонув в высокой траве. Равнина почернела, хотя принц различал бесшумные отряды диких всадников, скользящие в темноте.
— Стой! Отдыхать! — Удгерф махнул рукой.
Войско замерло.
Послышался шум — солдаты скидывали тяжелое вооружение, подкладывали под головы седла, готовились ко сну. Сомми нагромождениями черных скал повалились по краям лагеря. Охранники, расположившиеся рядом, присматривали за ними.
Стояла хорошая погода, и принц, подложив руки под голову, смотрел в спокойное ночное небо, любовался чистым сиянием звезд. Он наконец получил важное поручение, и вспоминал о своей прежней жизни со странной жалостью. Сколько времени было потрачено впустую. После того, как он разбил антимагюрцев под Хал-мо-Готреном, только ел, пил, спал и шатался по кабакам. Разве это достойно наследника? Нет. Но сейчас начиналась новая жизнь, открывшаяся перед ним, как бесконечное, чистое ночное небо…
Удгерф вспомнил жену. Сейчас она, должно быть, сидит во дворце, смотрит в темное окно и ждет его. Принц улыбнулся, почесал бороду: он говорил с ней только два раза, да и то, когда был пьян и перед отъездом, когда прощался. А она хотела поехать с ним, но разве можно паскаячке заниматься военным делом? Они созданы лишь для того, чтоб сидеть дома и ждать своих доблестных мужей.
Легкий ветерок убаюкивал Удгерфа. Он закрыл глаза, и воображение нарисовало ему Дельферу, склонившуюся над вышиванием, и темный провал окна, и одиноко горящую свечу…
***
Стоял месяц осер. Солнце зависло высоко над равниной и лило расплавленное золото лучей на землю. Было тепло, но в воздухе чувствовалась осенняя прохлада.
Город Аль-Рад расположился на высоком кургане близ озера, дарующего его жителям жизнь. Башни белыми отражениями потонули в воде. По берегам рассыпались серые палатки, сделанные из звериных шкур и воловьей кожи, сухо хлопающей на ветру. Их было очень много, и они тянулись вдоль всего озера к кургану, где вливались в город, обнесенный частоколом и валом с его низенькими постройками, лепящимися друг к другу.
На улицах Аль-Рада было людно: солдаты Гостомысла Ужасного, загорелые кочевники-люди, выбеленные под солнцем кочевники-скелеты, крикливые торговцы, предлагающие воинам дешевые стеклянные ожерелья, проволочные кольца для жен. Покупателей было много, однако товар шел плохо — солдаты ничего не покупали: надеялись разжиться во время предстоящего похода.
***
Большой в лесу, но крохотный на равнине, отряд Чародея затерялся среди бесчисленных палаток перед городом.
Анисим Вольфрадович шел бодро, словно не было позади двухнедельного перехода. Он скользил взглядом по людям, варящим похлебку, скелетам, разговаривающим друг с другом. Чародей ухмыльнулся: скелетов он действительно любил. Эти умные однополые существа совсем не питаются, но живут исключительно благодаря магии, заключенной в них, а следовательно, своим знаниям и интеллекту. Сила скелетов — их разум и воля. Вот идеальная нация, не чета грязным людишкам, чьи интересы не идут дальше постной, отвратительной похлебки.
Избавившись от своего отряда, оставшегося в лагере, Чародей проследовал в город, где его ждал Гостомысл Ужасный.
***
Взошло солнце, и начался тяжелый, изнуряющий день.
Войско медленно тащилось по равнине, и так же неотступно следовали за ним назойливые кочевники. Как только жители степей удостоверивались, что паскаяки отошли от их владений достаточно далеко, они поворачивали назад, но тут же появлялись новые всадники из окрестных поселений.
Удгерф, как большой кот, смотрел на солнце и жмурился. Несмотря на все тяготы пути ему было хорошо: он занимался любимым делом.
— Ваше высочество! — оклик сзади настиг его.
Принц обернулся, навстречу ему бежал растрепанный паскаяк. — Нападение на обоз!
Удгерф натянул поводья, и могучая спина сомми плавно качнулась под ним, замерев.
— Кто?
— Кочевники!
Принц привстал в стременах:
— Отрядите задних, болваны! Раздавите людишек!
Удгерф ударил медлительного сомми железной палицей. Взревев, зверь понес его к отставшему от войска обозу.
***
Алчные кочевники, сгрудившись у телег, рубились с малочисленными паскаяками.
— Сзади! У них помощь! — один человек приподнялся, упершись ногами в бока коня.
Воодушевленные обозники кидались на нападающих, выбрасывая их из седел. С треском завалилась на бок телега, и высыпавшиеся оттуда корзины раскатились по дороге. Конь под одним из кочевников оступился и рухнул в пыль, но человек тут же вскочил, ринулся к телеге, шаря под покрывалом в поисках желанной добычи.
— Эй! — варвар, схватив за волосы паскаячку, вытянул её из повозки.
Она была на две головы выше человека, но опытный воин знал, как с нею совладать. Будет прекрасная рабыня!
— Отходим! — кочевники, подстегивая коней, пританцовывающих под ними, попятились назад.
Варвар с паскаячкой, одной рукой пригнув её к земле, другой неистово махая мечом, не подпускал к себе обозников.
Удгерф наскочил на строй нападавших, опрокинув нескольких всадников. Истошно заржали лошади под ногами сомми. Принц без боевых доспехов, прикрываясь одним щитом, обрушивал на оторопевших людей могучие удары.
Кочевники стремительно отступали.
Удгерф налетел прямо на варвара с пленницей.
— Стой! Или убью ее! — отрезанный от своих кочевник приставил меч к животу пленницы.
Принц не понял его слов, и, повинуясь опыту воина, стремительно выпрыгнул из седла, обрушился на человека. Они свалились, втроем покатились по земле под колеса телег. Верткий меч кочевника, обагренный кровью, упал на землю. Удар оглушил человека, но он ещё сопротивлялся, извиваясь под навалившимся на него паскаяком. Оскалившись, Удгерф сжал его горло. Восторг переполнял принца, рвался наружу. Вдруг, он увидел её, бездыханно лежащую пленницу. И крик восторга перешел в вопль отчаяния:
— Дельфера!
Человек хрипел, пытаясь высвободиться из паскаячьей хватки, но принц уже не обращал на него внимания. Он неотрывно смотрел на Дельферу, не веря своим глазам: "Неужели это она? Как это могло произойти?!"
Удгерф выпустил полумертвого кочевника — подбежавшие солдаты добили его — поднялся, подошел к Дельфере. Не веря своим глазам смотрел в её застывшее лицо с полузакрытыми глазами. Склонившись, он осторожно взял её на руки, понес к телеге, куда складывали раненых.
— Дорогу! Дорогу! — не глядя на окружающих, он пробивался к лекарю, и все почтительно расступались перед наследником.
***
Рядом с большим, аляповато роскошным дворцом эмира Аль-Рада тоже разбили палатки. Одни воины спали, другие бесцельно слонялись вокруг, третьи небольшими группками разбрелись по лагерю, разговаривая.
Анисим Вольфрадович упрямо пробирался к воротам дворца эмира, украшенным яркой росписью. Но живопись не привлекала Чародея, и он, опрокидывая попадавшихся на пути людей, прошел внутрь, не удостоив работу художника взглядом.
Внутри дворца было прохладно, и солнечные лучи, падающие из окон наверху, вырывали из полумрака пышные пятна фресок. Чародей остановился, упершись ногами в каменный пол, уставился на выскользнувшего из-за двери скелета.
— Господин примет вас.
Анисим Вольфрадович кивнул.
***
Комната была небольшой. Заставленная шкафами, забитыми книгами, которые Гостомысл всегда возил с собой, она поражала просвещенных, когда те осознавали всю бесценность каждой отдельной рукописи.
Гостомысл Ужасный сидел за большим письменным столом, который так же, как и книги, возил с собой. Сто лет назад он был простым разбойником и пугал купцов на узких лесных тропках. Потом, вознесенный судьбой, стал бессмертным, поднял северных князей и, свергнув слатийского царя, сам занял его место. Бывший от рождения чрезвычайно аккуратным, тогда Гостомысл приобрел привычку не расставаться с некоторыми вещами даже в путешествиях. Правил он жестко, но все же лишился трона, и теперь, когда двадцать лет метался по свету с шайкой головорезов, бывший царь так и не расставался со своим письменным столом, книгами, чернильницей… Все это напоминало ему о его блистательном прошлом, и в свободное время Гостомысл Ужасный с радостью погружался в приятную ностальгию. Он уже не злился на прогнавших его слатийцев: он нашел более достойного противника.
На столе перед Гостомыслом были аккуратно разложены желтые, полуистлевшие листы старинной рукописи. В ней он методично разыскивал упоминания о Хамраке Великом, ведь, чтобы драться, нужно изучить своего противника. Он знал уже достаточно много, но, следуя своему всегдашнему правилу доводить дело до конца, прилежно склонился над летописью, осторожно разглаживая страницы сухонькой рукой, одетой в черную жесткую перчатку. На указательном пальце кровавым рубином переливался перстень — единственное украшение в аскетическом, темном наряде бывшего монарха. Гостомысл был весь замотан в черное, даже лицо скрывал капюшон с прорезями для глаз, отчего он походил на палача.
За циновкой, завешивающий вход, раздались тяжелые шаги. Гостомысл поднял глаза — огромным бурым с рыжеватым загривком медведем, протиснулся в кабинет обросший и грязный Чародей. Заметив сидящего, он замер, уставившись в прорези черного капюшона, туда, где были глаза бессмертного.
— Приветствую. Я ждал тебя, как пылкий юноша, сгорающий от нетерпения, ждет возлюбленную в тенистой сени сада, — голос Ужасного сиплый, надтреснутый звучал мягко, и слышно было, что он улыбается.
— Я спешил.
— Оправдан сей поступок твой.
Гостомысл, заметив, что прибывший все ещё стоит, указал ему на свободное кресло, так же привезенное из далекой Слатии, где теперь воцарилась чужеродная династия из Королевства Трех Мысов. Чародей сел, и жалобно застонали ножки.
— Поступил ты верно. Честь и хвала тебе, ибо выступить должны мы немедля. Хамрак, словно бурлящий горный поток, долгое время сдерживаемый каменным завалом, вырвался на свободу и устремился на Пентейский мыс. Имею право предполагать, что несчастные люди не смогут оказать ему должного сопротивления. Более того, мне стало окончательно и бесповоротно известно, что сильнейшая вахспандийская армия направила стопы свои в Королевство Трех Мысов, дабы довершить разгром людских сил.
Анисим Вольфрадович молчал.
— Наш долг, как магов, противостоящих дьявольской силе некроманта Хамрака Великого, не допустить воинство короля Ульрига до конечной цели.
— Выйти навстречу и дать паскаякам бой?
— Нет. Среди возможных вариантов дальнейшего развития событий я предположил и подобный, однако наиболее разумно нанести удар там, где недруг имеет неосторожность нас не ожидать.
— Хафродуг?
— Верно. Опять мысль твоя, быстрая как лань, острая как стрела, достигла самой цели. — Гостомысл тихо засмеялся. — Осадив столицу Вахспандии, мы отвратим грозу от Королевства Трех Мысов, и, кроме того, сами поведем наступление, приняв карающий меч в свои руки.
Чародей согласно качал головой, и его длинные, неопрятные волосы мели пол, когда он кивал.
— Непредусмотрительные сыны степей уже вступали с вахспандийцами в ближний бой, однако, как брехливые собаки, полаяв, пограбив обоз, отступили, завидя главные силы. Неразумно! — Гостомысл тяжело облокотился на стол. — Паскаяки прекрасные воины, а потому нельзя допускать их до рукопашной схватки. И имей ввиду, в Вахспандии проживает могучий Урдаган Хафродугский. Он так же бессмертен и исполнен патриотизмом и любовью к своему народу.
— Я знаю.
— Однако не ведаешь ты полной силы его. Умертвить его невозможно, но лишь одолеть. Коли удар его придется на твое крыло, выйди ему навстречу и встреть один на один, иначе положит он все войско твое.
— Хорошо. У меня есть посох.
Гостомысл, сгорбившись, приглушенно засмеялся:
— Не возьмет его посох. Только живой силой и мудростью можешь победить. Тяжко тебе придется, однако быть королю Ульригу под Хафродугом битым и во власть пришельцев сданным.
Чародей нахмурился. Гостомысл Ужасный обладал странным даром. Был он могущественным магом, ученым, бессмертным, но мог ещё и предвидеть будущее. Он никогда не говорил об этом прямо, но все предсказанное им сбывалось, и Анисим Вольфрадович понял, что его предупреждали. Падет Хафродуг, падет Ульриг, но перед тем сражаться ему с жестоким Урдаганом один на один…
***
Удгерф, находившийся во главе колонны, хотел увидеть жену. Он не доверял армейскому лекарю, и хотел сам убедиться в неопасности её раны. Принц натянул поводья, и, безучастный ко всему сомми покорно отошел в сторону, замерев у края дороги, оглядывая проходящих пехотинцев в серых походных куртках, проезжающие повозки. Вот и она. Удгерф узнал телегу, крытую разноцветной материей — лучшую в обозе. Он проворно спрыгнул с покатой спины сомми, очутившись у повозки, влез внутрь.
Дельфера потеряла много крови, и, ослабленная, лежала, постанывая, когда колеса подскакивали на ухабе или соскальзывали в выбоину.
Удгерф осторожно наклонился над женой, осматривая повязку в том месте, где была рана, тихонько прикоснулся. Почувствовав его, она медленно открыла глаза:
— Ты?
Удгерф улыбнулся: очевидно, рана действительно неопасна — Дельфера выздоровеет. Иначе как бы он смотрел в глаза солдат, как бы оправдывался перед отцом? Почему не исполнил своего долга? Отчего не уберег жену? Это позор на всю жизнь! Но нет, его воинская честь сохранена. А ведь ещё чуть-чуть… Но как она оказалась здесь, в обозе, в то время как он повелел ей сидеть дома? Разве это не обязанность каждой жены — сидеть дома и ждать?
— Послушай, — Удгерф начал тихо, постепенно повышая голос, — почему ты здесь? Зачем пряталась в телеге?
— Извини, — она слабо улыбнулась. — Я думала, так будет лучше…
— Лучше? — Наследник удивленно вскинул брови. — Кто ты такая? Разве ты можешь думать?
— Прости…
— Почему ты ослушалась меня? — Удгерф наклонился, с любопытством заглянув в её большие испуганные глаза. — Что же это было бы, если бы ничтожный кочевник убил тебя? Ты понимаешь, как это опасно для моей чести?
— Прости, я волновалась за тебя. Я… я просто хотела помочь тебе…
— Что? Помочь? — принц выпрямился, не поняв значения её слов. — Помочь? Ты? Мне? Ты сошла с ума. Кто ты, и кто я? Я — воин. Мне не нужна ничья помощь, а особенно твоя. Ха! Если бы солдаты узнали, что моя жена отправилась в поход защищать меня! Ха-Ха! — Он захохотал так, что задрожала повозка, потом вдруг резко оборвал смех. — Дура! Что ты вбила себе в башку? Защитница! Ты запятнала мою воинскую честь. Ты мешаешь мне. Поняла?
Дельфера застонала, уткнувшись в подушку.
— Надо ж такое? Ха-ха. Хорошо бы тебя как следует высечь, да вот рана…
Она быстро повернулась, приподнявшись — в глазах у неё стояли слезы:
— Высеки меня, но, умоляю, не говори так…
Удгерф вдруг сбился, потерял мысль, растерявшись, не соображая, со злости ударил её ногой. Дельфера вскрикнула, опрокинувшись на подушку. Он замер, чувствуя, как быстро исчезает его гнев, испугавшись, бросился к ней.
***
Армия Гостомысла Ужасного вышла из Аль-Рада на следующий день после того, как прибыл отряд Чародея. Незаметный, влившийся в основное войско, он явился каплей, переполнившей чашу, и, она, опрокинувшись, выплеснулась широкими потоками походных колонн, грозящими затопить всю Вахспандию. Ручьями стекались в них отряды союзных кочевников, подговоренных эмиром Аль-Рада.
Через две недели они должны были осадить первые паскаячьи замки, через три достичь столицы…
***
Поднимающееся из-за туманного горизонта солнце ещё не успело разогнать тонкую пелену, покрывавшую сонную равнину, как грубый рев труб разорвал тишину, взметнувшись в нежно-голубое небо. Загрохотали барабаны, и тогда защитники замка увидели бесчисленное множество воинов, рассыпавшихся вокруг крепостных стен.
Гостомысл Ужасный в изящных доспехах, пригнанных по его щуплой фигуре, в шлеме, вышел из шатра, вглядываясь в оживившихся на стенах паскаяков. В замке их было едва ли больше тридцати, и надо было расправиться с ними как можно скорее, освобождая дорогу на Хафродуг.
Вместе с парами тумана, тающими в нагревающемся воздухе, взлетели в небо огненные шары. Сверкая, они упали на стены, и камень, зашипев, раскололся. Ожив, змеино извиваясь, поползла под ногами паскаяков земля, загоняя их в башни. Дрогнув, крыши строений вздыбились, осыпавшись вниз грудой черепицы. И тогда защитники поняли — крепости не выстоять, через минуту все будет кончено без штурма…
Однако один герой, перепрыгивая через каменные завалы, перелетая через бурлящую землю, раскидывая попадавшихся на пути людей, вырвался из замка, объятого кольцом смерти. Он спешил передать весть о нападении, и животные инстинкты, спящие в каждом паскаяке, пробудились в нем и заставляли бежать без остановки несколько часов кряду, пока он не добрался до ближайшей деревни.
***
Вахспандийцы не встревожились, когда узнали о приближении армии Гостомысла Ужасного. Они даже не начали укрепляться, когда в город стали стекаться крестьяне, рассказывая о несметных полчищах варваров. Лишь в храмах обагрились жертвенные алтари. Паскаяки надеялись на свою силу, на бога Ортакога. Что могут сделать эти ничтожные людишки?
Впрочем, в посольстве Антимагюра подобного мнения не разделяли, быть может, потому что сами были людьми. Бледный, задерганный, Элвюр метался по комнатам, кричал на слуг, хватался за бумаги и вдруг отбрасывал их.
Антимагюр был против гхалгхалтаров, а следовательно и против их союзников — паскаяков. По всем правилам дипломатии посол должен был вручить королю Ульригу ноту, требуя вернуть армию Удгерфа. Однако поручений от графа Роксуфа не поступало, и Элвюр бездействовал, покуда не стало доподлинно известно, что войско Гостомысла Ужасного в дне пути от Хафродуга. Толпы беженцев заполонили город, перегородив улицы бесчисленными телегами, груженными спасенными пожитками.
Бежать было поздно. Оставалось ждать союзника Гостомысла, который твердой поступью надвигался на город, не оставляя камня на камне от замков и деревень, попадавшихся на пути. Это-то и пугало Элвюра, и он, забаррикадировавшись в посольстве, ожидал самого страшного.
Но оно не произошло. Гостомысл подошел, обосновавшись в южных пригородах города и стал ждать.
***
Ульриг только что кончил говорить, и, довольный произведенным впечатлением, подошел к столу, вперившись взглядом в мнущегося в дверях паскаяка.
— А теперь ступай. Да скачи, не жалея коня. От тебя зависит судьба Вахспандии! Я надеюсь на тебя.
Посланник твердыми шагами вышел.
Ульриг обернулся к ранее незаметному, недвижно сидящему паскаяку. То был Широкоплечий, все в той же рубахе, окровавленной от полученной им в гостях у Удгерфа раны. Он молча наблюдал за действиями короля, пока тот вдохновлял гонца пламенной речью. Широкоплечий не говорил ничего и теперь, когда они остались одни, не понятно было его присутствие в королевском кабинете. Ульриг так же не начинал разговора. Утомленный произнесенной им речью, он опустился в кресло.
Жил — не тужил, и вот на тебе: враг под стенами! Ульриг не боялся потерять власть. Нет, он уповал на силу своих воинов, и, если надо, сам повел бы их в бой. Просто король слишком привык к размеренной жизни с шумными, но не отличающимися друг от друга пирами, поединками-играми, увеселительными поездками. Сейчас же все пошло кувырком, и он потерял опору. Управлять государством стало вдруг крайне сложно. Теперь все зависело от него, и он должен был принимать решения, определяющие будущее державы.
***
Удгерф вновь ехал во главе колонны. После последней встречи с женой принц больше не видел её. Она уже поправилась, и могла ходить, однако он запретил ей показываться из повозки. Не отдавая себе отчета, Удгерф боялся её появления среди войска. По заведенным из поколения в поколение законам воин должен на время похода забыть все, оставленное дома, дабы эти мысли не отвлекали его от главной цели — победы над врагом. Поэтому паскаяки никогда не брали жен с собой.
А Дельфера очутилась в самом войске. Нарушение законов предков! Позор! Наследник страшился слухов, разговоров — всего, что грозило его авторитету, и оттого прятал жену в повозке, хотя об этом знала уже вся армия.
Однако солдаты слишком любили своего полководца: он принес им блестящую победу под Хал-мо-Готреном — и были уверены — так будет и на этот раз. И войско, сделавшись сплоченнее после нападения на обоз, ползло по равнине.
***
Так прошло несколько дней. Медленно, поскрипывая катились телеги; шли, лениво переставляя ноги, солдаты; сонные сомми тащили своих безжизненных седоков. Голая равнина наводила тоску, и все, истомившись, думали о встрече с людьми и о бое, как о благе. Вот тогда они разомнутся! С упертым упрямством паскаяки продвигались вперед к этому маячащему впереди счастью.
Удгерф полагал, что они достигнут северной границы Королевства Трех Мысов, где степи переходят в Жоговенские горы, через два месяца. В голове он уже набросал план будущего сражения. Все вырисовывалось очень точно: огромная равнина, разбросанные кое-где деревни — одну из них он сделает своим штабом. Удгерф живо представил, как двинется в атаку его пехота и кавалерия, как люди направят на них дракунов, как его лучники вскинут луки, расчертят небо линиями стрел… как откатятся к Форт-Брейдену жалкие корпуса отчаявшегося Иоанна, и как он, наследник Вахспандии, встретится там с Хамраком Великим, и обнимет его по-паскаячьи…
— Ваше высочество! — окрик сзади настиг его.
Принц обернулся — к нему бежал растрепанный паскаяк.
— Гонец из Вахспандии!
— Что? — Удгерф схватил поводья, и сомми под ним покорно замер.
Из плотно шагающей колонны показался паскаяк на взмыленном скакуне. Прорыв сквозь варварские позиции обошелся ему дорого, и он был в пути уже неделю. Припадая к шее животного, посланник приблизился к принцу.
— Ваше высочество, на Вахспандию напали! Хафродуг осажден… Полчища варваров окружили его со всех сторон… Король просит помощи. Вернуться… — последние слова он прохрипел, сползая с седла.
Стоявшие рядом солдаты подхватили его — вся рубаха посланника впереди была окровавлена.
Удгерф замахнулся палицей, обрушил удар на сомми, так, что слоноподобный ящер взревел, кинулся в поле. Принц все бил и бил его, и зверь в бешенстве метался по равнине.
Все планы рушились. Возвращаться! А победоносное шествие к Форт-Брейдену? Черт! Угораздило же Ульрига! Хафродуг осажден, и опять ему, принцу, придется принимать на себя основной удар, спасать отца. Непутевый кретин! Послал войска, а теперь требует их возвращения.
Удгерф несколько успокоился, опустил палицу. Надо было бесславно поворачивать назад, и теперь он освободит Хафродуг хотя бы для того, чтобы как следует поговорить с отцом.
***
Паскаяки двинулись восвояси, озлобленные, раздосадованные и напуганные. Что станет с их семьями, если свирепые варвары лесов и степные кочевники ворвутся в город? Но законы воинской чести запрещали говорить об этом, и все шли молча.
А через две недели в Форт-Брейден прискачет гонец, и после ночного совета Хамрак велит отступать…
