Глава вторая
Залив манил своей глубиной, притягивал к себе доверчивые солнечные лучи и, наслаждаясь их теплом, сверкал через листву растущих по берегам деревьев. Равнины, чередуясь с мелкими перелесками, тянулись вдоль воды. К северу деревьев становилось все больше, пока они не переходили в настоящий лес. Однако он был очень далеко, вне досягаемости даже острого гхалхалтарского глаза, и на севере Гамар видел только уходящую вдаль блестящую полосу залива, степь и чистое голубое небо.
Гамар перевел взгляд на противоположный берег. Там начинались владения короля Иоанна. Корпус Гамара вновь подошел к заливу первым. Три года назад гхалхалтары покидали Королевство Трех Мысов, теперь же все было наоборот, и военачальник ощущал прилив сил, как будто после долгого отсутствия возвращался на родину. Гамар предчувствовал великие сражения, завоевания и подвиги. Теперь гхалхалтар был уверен, что не уйдет из Королевства Трех Мысов, пока не покорит его, пока люди не признают власть короля Хамрака.
Несколько гхалхалтаров на троллях взлетели над заливом и, описав три круга, повернули обратно. Военачальник проследил, как они снижаются. Один из разведчиков подбежал к Гамару:
— Ваша милость, — начал он, — недалеко от берега находится лагерь людей. Похоже, они ждут нас, чтобы атаковать.
— Сколько их?
— Около полутысячи.
Основное войско медленно подтягивалось к берегу. Гамар усмехнулся: неужели эти жалкие существа сумеют противостоять им?
— Вперед!
Гхалхалтары стали с грохотом сгружать заготовленные ещё в Парзи плоты из легкого, но прочного тростника. Они с глухим всплеском стукались о спокойную гладь залива и, сначала чуть зачерпнув воды, выравнивались, приглашая воинов ступить на них. Гхалхалтары сначала загоняли на плоты визжащих от страха тварей, а потом садились сами.
***
За зиму граф Этельред построил у Жоговенского залива укрепленный лагерь. Он расположил его недалеко от берега так, чтобы солдаты могли быстро занять боевые позиции. Весь конец февраля и начало марта Этельред ожидал начала наступления, и наконец оно началось.
О приближении неприятеля графу доложили дракуны. В сопровождении тридцати ратников он поспешил к берегу и, укрывшись в зарослях, стал наблюдать за вражеским войском. Оно было небольшим, но граф понимал, что это только авангард. В небе появились черные точки — разведчики. Этельред с сожалением покачал головой: элемент неожиданности был утерян. Теперь гхалхалтары знали, сколько у него солдат и где они находятся. Укрываться дальше было бесполезно, и граф приказал отряду подтянуться к берегу. Стрелки рассредоточились по кустам и стали ждать.
Этельред увидел спускаемые на воду плоты. Три года назад, потеряв при переправе много тварей, гхалхалтары решили не повторять ошибок и на этот раз подготовились основательно. Граф перевел взгляд на находившегося подле него лучника — он неотрывно уставился на гхалхалтарские плоты, а его пальцы, словно против воли, терзали тетиву лука. Этельред невольно сравнил стрелка с бардом. Какую песню споют гхалхалтарам людские луки? Граф нервно пощипал ус: пусть подплывут поближе.
Плоты достигли середины залива. Надо было подпустить ещё чуть-чуть. Этельред прищурился. Он наказал лучникам не стрелять, покуда не даст команды.
Вдруг откуда-то из соседнего перелеска вырвалась стрела и ушла в воду, не долетев до врагов. Доведенные до крайнего нервного напряжения, лучники без приказа разогнули три сотни луков. Вода затрепетала, словно пошел дождь. Когда стрелки выстрелили второй раз, несколько темных фигур соскользнули в воду и на плотах раздался визг.
— Давай, ребята! — воодушевлено закричал Этельред, поняв, что стрелы достают.
Гхалхалтары, находившиеся на первых плотах, стали отстреливаться, но их стрелы, пущенные наугад, не приносили вреда. Лишь магическая вспышка, вонзившаяся в заросли попала в цель. Этельред с болью увидел, как заполыхали деревья и выбежали из укрытия трое лучников. Гхалхалтарские стрелы тут же скосили двоих из них, а третий догадался броситься в траву.
Плоты были недалеко, однако Этельред не хотел отступать. Не затем он простоял три месяца. Ему нужен был короткий, но победоносный бой.
Граф отъехал от линии стрелков к шеренге ратников. Они ожидали его приказаний.
— Давайте, молодцы. Не подведите. Впе-е-ред!
Стальной ряд ратников пополз, ломая кусты.
Плоты ещё не дошли до берега, но гхалхалтары уже спрыгивали с них и бежали по пояс в воде. Среди них выделялся один — беловолосый в легком панцире, сделанном из сцепленных друг с другом пластин. Каждая из них была украшена сверкавшим золотым знаком. Гхалхалтар размахивал узким длинным мечом, и луч солнца полыхал на его острие. Этельред неожиданно подумал, что родители, наверняка, гордятся таким сыном. Гхалхалтар без труда преодолел несколько шагов, отделявших его от берега. "Каков молодец!" — почти закричал Этельред. Глаза молодого беловолосого гхалхалтара были устремлены на него. Граф никогда не видел такого взгляда. Он захотел вдруг помочь этому гхалхалтару и даже стал поворачивать коня супротив собственным ратникам, как вдруг беловолосый воин вскинулся. Стрела пробила его панцирь. Гхалхалтар оступился и упал. Этельред очнулся от наваждения. Его солдаты вылетели на берег в самый раз. Увидев так много людей, гхалхалтары опешили и даже подались назад, но поняли, что отступать некуда. Воины схлестнулись в жестокой схватке у самой кромки воды. Ратники стеной теснили неприятеля в залив. Гхалхалтары не сдавались и отчаяние придавало им силы. Люди пробились к вражеским плотам и стали топить их вместе с визжащими тварями. От страха перед водой низшие бросались солдатам на плечи, цепляясь когтями за доспехи. Ратники отдирали их и безжалостно сбрасывали в залив.
К гхалхалтарам уже спешило большое подкрепление, и Этельред понял, что надо отступать. Колонна ратников подалась назад. Лучники сделали последний выстрел и начали отходить.
Граф ещё раз обернулся, взглянув на поле боя. На прибрежной полосе лежали убитые люди и гхалхалтары, а в воде — только гхалхалтары и твари. Он с честью выполнил поручение лорда Карена. Взор графа упал на молодое, застывшее лицо беловолосого гхалхалтара. Руки его были раскинуты в стороны, как будто он собирался взлететь. Но незаметная стрела удерживала его у земли… "А ведь и правда, хороший был телепат", — вздохнул Этельред.
***
Гамар направился к Хамраку. Армия уже почти вся переправилась на берег Королевства Трех Мысов. Последние плоты достигли середины залива. С них доносились смутные крики гхалхалтаров и визг тварей. Хамрак следил за тем, как копошатся на плотах живые существа. А куда они плывут? Куда он ведет их? Взгляд бессмертного обратился к солдатам на берегу. Некоторые выжимали промокшую одежду, иные строились в походный порядок. Кое-кто убирал тела погибших. Началось…
— Ваше величество! — обратился Гамар ещё издали.
Хамрак обернулся — военачальник был уже рядом с ним и, резко осадив своего роскошного единорога, заговорил:
— Ваше величество, вы видели, что люди сделали с моим корпусом. Я потерял тридцать гхалхалтаров и одного из своих лучших бойцов — Гихарга. Я не говорю о тварях.
— И что? — удивился Хамрак.
— Я прошу вас на один день дать в мое владение первый людской город.
Король взглянул в глаза военачальника. Они были чуть прищурены и сталью полыхал в них зрачок. Страшная судьба ожидает город, если он будет отдан Гамару хотя бы на один день. Некромант понял это и с жалостью подумал: "Гамар, бедный Гамар, ты, сам того не ведая, состоишь на службе у Смерти. Она действует через тебя. Благодаря тебе она погубила сегодня тридцать гхалхалтаров и столько же людей. Через тебя она хочет уничтожить целый город. Но нет".
— Хорошо, я дам тебе первое большое людское поселение, — произнес Хамрак.
Гамар улыбнулся и уже собирался поблагодарить короля, как вдруг тот добавил:
— Город твой, но с тем условием, что ты возьмешь его, не потеряв ни одного солдата.
Гамар ожесточенно взглянул на бессмертного. Хамрак как всегда улыбался.
— Я постараюсь, — наконец выдавил Гамар и поехал к своему корпусу.
***
Со стены крепости Халхидорог напряженно следил за тем, как переправлялись войска. Он доложил Хамраку, что на противоположном берегу был замечен лагерь людей, но бессмертный не принял никаких мер. Без магической подготовки, не дожидаясь, пока подойдут основные силы, солдаты передового корпуса спустили на воду плоты и ринулись навстречу неприятелю. Халхидорог вглядывался в перелески на противоположном берегу, но они находились настолько далеко, что гхалхалтар даже не заметил, как люди стали стрелять. Он только увидел, как серебряной цепочкой заблистала на солнце появившаяся из леса шеренга ратников. Халхидорог понял, что сейчас начнется рукопашный бой. С такого расстояния невозможно было узнать, как складываются дела на берегу, но сердцем Халхидорог понял, что гхалхалтаров теснят. Наконец черными струйками заскользили поперек течения залива новые плоты. Комендант Осерда воодушевился. Он заметил, как подалась назад шеренга ратников. На противоположном берегу все стихло.
После этого переправа пошла без приключений.
Халхидорог взглянул на стоявшую подле него Осерту. Ветер, налетавший со стороны залива, взбивал её красивые, пышные волосы и откидывал их назад. Лоскутом неба трепетал её широкий голубой плащ. Девушка смотрела не на переправу, но вдаль, туда, где находилось Королевство Трех Мысов, и Халхидорог надеялся, что она не заметила боя на берегу. Он обещал увезти её далеко от войны и вот опять не сдержал своего обещания. Молодой комендант опустил голову. По крайней мере, он уговорил Хамрака не брать его с собой в поход, а оставить в Парзи охранять крепость. Халхидорог вспомнил лицо бессмертного: Хамрак, по своему обыкновению, улыбался, но что-то странное было в его улыбке и во взгляде. Некромант сказал, что очень рад и, прощаясь, обнял Халхидорога. Это не походило на поведение хладнокровного, уравновешенного короля, каким молодой военачальник привык видеть своего наставника, и, может впервые, Халхидорог почувствовал, что Хамраку тяжело, неизвестно отчего, но очень тяжело.
С крепостных стен не было видно Жоговенских гор, но Осерта знала, что они впереди за степью и там живут люди, которые спешно готовятся к обороне. Она хотела остаться в Осерде и одновременно побывать там, в Королевстве Трех Мысов. Девушка не знала, зачем ей надо было видеть людей. Она все равно ничем не могла им помочь. Просто, она должна была сказать им что-нибудь доброе, напутственное.
— Ну вот, теперь мы наконец остались вдвоем и далеко от войны, — улыбнулся Халхидорог.
Осерта повернула к нему лицо.
— Да, но… ты не представляешь. Я не знаю, — она замолчала. — Может этого и не надо было говорить, ты, наверное, не поймешь, но мне вдруг захотелось повидать Виландор, места, где я выросла, горы, людей.
— Понимаю, — кивнул Халхидорог. — Я говорил тебе, что родился не на Южном континенте, а в Эмберге, королевстве эльфов. Иногда мне тоже хочется съездить туда. Вряд ли живы те, кто приютил меня, когда я остался сиротой. Может, их дети? — Халхидорог пожал плечами. — Но, к сожалению, мне так и не удалось побывать там.
— Жаль.
— Я тоже жалею об этом, но не стоит переживать. Когда-нибудь я сделаю это. Ты тоже когда-нибудь вернешься в Королевство Трех Мысов. Даже очень скоро, — поправился Халхидорог. — Но сейчас там опасно.
Осерта вновь устремила взор в сторону Жоговенских гор и Грохбундерского ущелья. Больше всего её угнетало именно то, что там было опасно. Там будут умирать люди и гхалхалтары, а она бессильна что-либо сделать. Халхидорог, по крайней мере, знал, кто ему ближе, а она — нет. Осерта не знала, кому отдать предпочтение. Впрочем, девушка и не хотела сравнивать людей и гхалхалтаров. Она желала, чтобы произошло чудо, чтобы войны не было.
***
День смешивал краски на широкой палитре Жоговенской равнины: от темно-изумрудных, с холодной синевой тонов, преобладавших в тени, до ярко-салатовых всполохов на свету. Леса нежились в теплых лучах весеннего солнца, и трепетавший в кронах ветер словно хотел поведать вместо деревьев, как им хорошо.
Море было спокойным, с приливом наползало на берег, а потом, словно гигантское животное по мановению невидимого хозяина, нехотя отступало назад, освобождая належанное за день место, оставляя на нем чешую резных светлых ракушек. Песок, появлявшийся из-под воды, был холодным, мокрым и необыкновенно гладким, с темными провалами крабьих нор. Вечером мальчишки из Жоговена и из соседних деревень ходили на берег собирать крабов, которые наивно вылезали на песчаную полосу, наслаждаясь ночной прохладой. Изредка до города доносились радостные выкрики мальчишек, когда им попадался особенно большой краб или когда они находили необычную раковину, щедро выброшенную морем.
Иногда лаяли собаки и проходил дробным, маршевым шагом по улицам патруль. Больше ничто не нарушало молчания готовящегося ко сну города. Он закутывался в зыбкий плащ тьмы в надежде, что это убережет тепло его согретых за день домов. Кое-где в темном, скромном одеянии Жоговена зияли прорехи: красноватые огни факелов и желтый свет в окнах трактиров. Там останавливались приезжие, которых в порту было много, однако сидели за кружкой пива и жоговенцы, желавшие послушать небылицы про житье в других странах.
На этот раз центром общего внимания стал прибывший из Эмберга эльф. Приглушенный свет свечей матовыми пятнами ложился на его гладкие щеки, обтекал складки тонких губ и трепетал в больших лиловых глазах, придавая лицу молодого эмбергца загадочное выражение. Эльф говорил с заметным акцентом, который придавал его речи притягательную мягкость:
— Я шел в горах Великого Хребта уже недалеко от Натура и вдруг увидел нескольких людей. Они были одеты в грязные лохмотья, вооружены и выглядели весьма враждебно. Сначала я подумал, что это разбойники и даже вытащил лук.
Привлеченная красотой рассказчика, служанка, примостившаяся рядом с мужчинами, ахнула.
— Однако потом оказалось, что люди — ополченцы разбитой армии лорда Толокампа. Им нужна была только еда, — продолжил с легкой улыбкой эльф. — Местность там неплодородная, не то что Жоговенская долина. Вокруг растут лишь корявые деревца и сухая, вымочаленная ветром трава. Я понял, что люди очень голодны, и потому достал из сумки хлеб, который дали мне в Эмберге.
— Тащил от Эмберга до Натура? — удивился один из жоговенцев. — Ничего себе горбыль!
Улыбка вновь чуть тронула уголки тонких губ эльфа:
— Он был испечен по старинному способу, а потому оставался всегда мягким, вне зависимости от времени.
— Нам бы такой хлеб, — вздохнула служанка.
— Я поделился с ополченцами, и они рассказали мне, что борются со скелетами, наступающими на Натур. Я удивился, ибо по их словам выходило, что бои идут совсем недалеко от вашей столицы, и спросил, о чем же думают лорды. Ополченцы не знали и надеялись только на свои силы. Я простился с ними и двинулся дальше к Вертору. Через день я увидел скелетов. Их было много, гораздо больше, чем встреченных мною людей. На глаз — около двух тысяч.
Кто-то из слушающих присвистнул.
— Я не знал, стоит ли мне подходить к ним, как вдруг меня заметили, и сразу же несколько воинов устремились ко мне. Я понял, что выбор сделан за меня и зашагал им навстречу. У меня отняли лук и кинжал, а потом провели к начальнику армии. Его звали Кембиром. Он оказался весьма любезным и очень умным скелетом.
— Скелеты не могут быть любезными, — хмыкнул один из людей.
— Могут, когда захотят, — улыбнулся рассказчик. — Я прожил со скелетами около двух недель и за это время узнал, что они, пользуясь внезапным недугом короля Иоанна, намеревались взять Вертор, однако король выздоровел, и они остановились на занятых позициях, в четырех днях пути от Натура.
— Так-то лучше, — обрадовался пожилой жоговенец. — По такому поводу не грех и выпить. — Он быстро осушил здоровую кружку.
— Как я сказал, я прожил у скелетов около двух недель и…
Внезапно дверь раскрылась, и в трактир, шатаясь, словно пьяный, ворвался маленький человечек. Он едва не перелетел через стоявший на его дороге стул и с трудом остановился, приходя в себя после быстрого бега. Все обернулись к нему, настолько громким и неожиданным было его появление, и узнали в нем гнома Мефиата Сплетника. Мефиат взобрался на стул, через который едва не упал, и, оглядев собравшихся хитрыми, чуть прищуренными глазками, выждал момент, когда станет тихо. Ему нравилось смотреть на людей, страждущих от любопытства, и сознавать, что он может разрешить его.
— Гхалхалтары перешли через канал, — наконец произнес гном, слегка потупившись, как будто признаваясь в мелкой шалости.
— Ложь!
— Как они могли?
— Так быстро?
— И уже идут походным маршем на Жоговен. Я узнал это от слуги самого лорда Карена, — добавил Мефиат, чтобы окончательно развеять все сомнения.
***
Темнота непроницаемыми портьерами занавесила окно, но лорд чувствовал незримое присутствие моря. Бриз колебал пламя свеч, и внизу раздавались шлепки волн о мрамор дворцовых стен. Издалека прилетали приглушенные расстоянием крики детей. Они ловили крабов на берегу и не знали о нависшей над ними опасности. Как бы он хотел стать таким же, как они! Карен закрыл глаза и вспомнил маленького темноволосого мальчика, бегущего по лугу. Трава доходила ему до плеч и щекотно скользила по щекам. Мальчик бежал, срывал головки цветов и разбрасывал их в стороны, а за ним неслись обеспокоенные няньки. Лорд Карен улыбнулся. Он узнал себя. Но минуло сорок лет, и все изменилось. Теперь он гнался за исчезающим от него королевством. Он видел впереди погибель и пытался остановить обезумевшую, падающую в бездну страну.
Карен разомкнул веки и уставился на свечи. Они горели и плавились. Медленно капал воск. Вот также и он — живет и горит, и чем больше действует, тем выше пламя, тем ближе конец.
Хамрак перешел Жоговенский залив. Это было последнее известие от графа Этельреда. Дракун, принесший сообщение не видел, чем кончилась переправа, и потому лорд Карен ещё не знал, что стало с отрядом Этельреда. Граф был прекрасным солдатом, но с возрастом стал упрямым. Вдруг он, не послушавшись, решил подпустить гхалхалтаров поближе и дать им бой? А, даже если он и не сделал этого, у Хамрака много быстрокрылых троллей… Карен передернулся — он вспомнил несчастных, растерзанных пентакреонцев. Отвращение переросло в волну злости, которая поднялась из глубин сознания. Карен вцепился руками в волосы. Неужели он окажется бессильным и ничего не сделает? Надо что-то придумать. Но завтра, завтра… Сегодня уже поздно. Надо сначала узнать, что стало с отрядом Этельреда, и это будет известно уже завтра, завтра…
***
Солнце клонилось к западу, последним светом окропляя простирающуюся до горизонта степь. В сумерках трава окрасилась в густо охряные, бурые цвета. Она осминожьими щупальцами хватала людей за ноги, пытаясь удержать, не пустить вперед. Отряд рвался от Жоговенского залива, на запад, туда, где утопало в ожившей, засасывающей траве солнце.
В то время как лорд Карен вспоминал давно минувшее детство у окна в жоговенском дворце, граф Этельред скакал по степи впереди своего отступающего отряда. Со времени стычки у переправы прошло немногим более десяти часов, и граф ещё не успел послать дракуна в Жоговен. Гхалхалтары не давали возможности остановиться, обдумать положение, насладиться успехом маленькой утренней победы. Они неотступно преследовали дерзких людей. Днем, когда было ещё светло, поднимавшиеся в небо дракуны видели их огромное, разлившееся по степи войско.
Этельред обернулся к солдатам, поскакал к хвосту колонны. Там плелись раненые ратники. Некоторые из них были совсем плохи, и граф не знал, что с ними делать. Бросить? Не по-людски. Однако долго они не протянут, а лошадей для них не было.
Ратники шли настолько быстро, насколько могли, но Этельреду казалось, что они еле переставляют ноги.
— Быстрее, быстрее, молодцы! — подгонял он их.
С лучниками дело обстояло чуть лучше, ибо они не были обременены тяжелым вооружением.
Граф искренне надеялся, что измотанные утренним боем люди все же преодолеют сорок ледов по темноте. За этим рубежом начинались первые деревеньки. Этельред не знал, какую защиту смогут дать жалкие поселения, но все равно думал о них. Для него было проще разбить огромное пространство от залива до Жоговенской долины на небольшие отрезки и радоваться, когда каждый из них будет пройден.
Граф так же надеялся, что обозленный утренним происшествием Хамрак не пустит в погоню отряд быстроногих ночных лучников или, того хуже, троллей. Этельред вспомнил растерзанных пентакреонцев и невольно напрягся. Ему показалось, что с высоты на него вот-вот набросится свирепая тварь. Граф передернул плечами, словно отбиваясь от цепких лап, вцепившихся ему в горло. Однако хватка была прочной. Этельред стал заваливаться назад. Оруженосец поддержал его. Проходящие мимо ратники стушевались, замедлили шаг, а потом и вовсе остановились.
— Что такое? На ночлег? — послышались робкие голоса сзади.
— Граф. Граф ранен.
Этельреда сняли с коня, положили на теплый плащ, сняли камзол, стащили кольчугу, расстегнули ворот рубашки. Лекарь быстро подал графу снадобье. Тот выпил, и боль отступила. Оправившись, Этельред увидел стоящих солдат и вдруг с неожиданной силой закричал:
— Чего стоите? Вперед! Хотите, чтобы гхалхалтары вдарили вам в тыл?!
Ратники оробели и, пристыженные, побрели.
Этельред поднялся. Оруженосец помог ему влезть в седло.
— Такие походы очень опасны для вашего здоровья, граф, — покачал головой лекарь. — Все-таки возраст.
— О, своей смертью я не умру. В этом будьте спокойны.
***
Хамрак велел остановиться на ночлег. Гхалхалтары не боялись людей, но настолько устали, что костров разводить не стали. День и правда выдался тяжелым: утром переправа и схватка с передовым отрядом людей, после — долгий переход.
Хамрак вышел из шатра и наблюдал, как засыпает лагерь. Обычные, земные шумы стихли в трепетном благоговении перед появлением Королевы Ночи. Она сознавала свою силу, но ступала осторожно, словно опасаясь, как бы смертные не увидели её. Хамрак был бессмертным, и потому Ночь не боялась его. Некромант мог свободно любоваться её чарующей красотой, растворяться в недрах черного неба, видеть миллиарды сверкающих глаз там, где остальные замечали лишь тусклые огоньки звезд, слышать шелест роскошного млечного шлейфа там, где другие улавливали только стрекотание цикад.
И вдруг перед взором бессмертного вспыхнула луна. Белой прорехой она вырвалась из глубин его сознания, магической вспышкой, врезающейся в строй солдат, обрушилась на его спокойствие. Баланс нарушился, и Хамрак пошатнулся и заметил, как стало светло перед глазами, как в страхе отпрянула от него Ночь. Она ещё хорошо помнила прорыв из Форт-Брейдена, когда Смерть безжалостной рукой сорвала все звезды с неба, чтобы поразить непокорного бессмертного.
Хамрак нашел точку опоры. Его взор устремился на запад, где за посеребренной инеем лунного света степью стояли горы. Меж ними, как между старшими братьями, укрылась цветущая Жоговенская равнина, которую предстояло захватить, разграбить и пожечь. Горы не спасут её от ужасной участи, и не сделают того люди. И Хамрак понял, отчего ему стало так неизъяснимо тяжело несколько мгновений назад — он по-настоящему осознал, что среди его воинов есть те, кто уже несет на себе гибельное, несмываемое клеймо, кто не доживет до следующей весны, и он ничем не сможет им помочь. Они были обречены…
***
Следующий после переправы день оказался погожим, даже жарким. Отдохнувшие за ночь гхалхалтары прошли сорок ледов и остановились, когда достигли первых деревушек.
Корпус барона Ригерга находился в авангарде, а потому мог позволить себе роскошь расположиться не за пределами поселения, но в нем самом. Деревенька была маленькой и жалкой. Королевство Трех Мысов, не задумываясь, кинуло её на самую окраину на растерзание низшим, степным кочевникам и… гхалхалтарам.
Дома подслеповатыми окошками всматривались в лица пришельцев, будто желая узнать их намерения. Если строения не могли убежать и полагались только на волю завоевателей, то жители понадеялись на свои ноги. Ригерг заметил, что людей нет. Словно неистовый вихрь ворвался в селение незадолго до прибытия солдат и вымел все живое, раскидав по улицам ошметья недовязанных кулей, разбитую мебель и черепки горшков.
— Господин барон, посмотрите! — воскликнули сзади.
Ригерг обернулся и увидел повиснувший в руках воинов меховой ком. Он скулил, подвывал и казался похожим на большого уродливого ребенка. Ригерг пригляделся внимательнее и удивился: перед ним был леший, неизвестно как очутившийся посреди степи.
— Ты остался в деревне один? — спросил барон.
Леший поднял свою большую, обросшую густой темно-бурой шерстью голову, заметил возвышающегося над ним грозного всадника и на мгновение даже перестал хныкать.
— Остальные бежали?
Леший кивнул, сгорбившись.
— Отпустите его. Пусть тоже бежит.
— Как же так? Даже не вспомнил, что я интересуюсь разными уродцами вроде этого!
Ригерг вздрогнул, узнав голос жены. Гахжара стояла на другом конце улицы, за солдатами, у обоза. С укором посмотрев на мужа, она подошла к лешему.
— У-у, какой обросший! Чем он питается?
— Ягодами и кореньями, — небрежно, с легким снисхождением бросил барон.
Гахжара дотронулась до шерсти лешего, но он ощерился, и она быстро отдернула руку.
— Нехороший, — гхалхалтарка погрозила пальцем. — Я хотела тебя накормить, а теперь ищи еду сам.
Солдаты, смеясь, отпустили перепуганного лешего, поддали ему пинка и проследили, как он помчался из деревни в степь.
— По домам! — прокричал Ригерг, когда оживление утихло. — Ты, Дамгер, займи эту половину деревни, а ты, — барон обратился к другому сотнику, — размести солдат вон в тех домах.
— А где остановимся мы? — поинтересовалась Гахжара.
— Этот дворец тебя устраивает?
Гхалхалтарка увидела низенький, покосившийся дом, сделанный из травы, смешанной с белой глиной. Гахжара не подала виду, что огорчена, и чинно направилась к строению, как будто это и вправду был дворец. Однако, когда они остались наедине, она надулась:
— Не знаю, зачем я таскаюсь с тобой по диким степям, вместо того, чтобы сидеть в уютном поместье на Южном континенте.
Ригергу было не впервой отражать нападки жены, и он уже выработал тактику. Ничуть не оскорбясь, барон ответил:
— Потому что ты знаешь, сколь богат Жоговен и ждешь, что я брошу его сокровища к твоим ногам.
— Прежде ты отдашь их Хамраку, Гамару, Гархагоху, своим сотникам и воинам. Обо мне ты вспоминаешь в самый последний момент.
— О, не беспокойся, дорогая, и на твою долю хватит.
— Допустим. Только прояви активность при штурме, — Гахжара уже не сердилась, но играла, а потому приблизилась к Ригергу, кокетливо изогнув брови.
— Обязательно. Каждый рубин на твоих перстах будет кровью моих солдат, а каждый алмаз — слезами их родных.
— Ты укоряешь меня, чтобы я раскаялась и раздала все свои драгоценности?
— Нет, просто знай, что люди скуповаты и выбить из них драгоценные каменья не так-то легко, — улыбнулся барон.
— Знаю, но ты же такой умный. Ты найдешь способ. Я на тебя надеюсь, — проникновенно закончила Гахжара.
Ригергу стало смешно: она, наверное, думала, что ей, благодаря её тонкому уму и очарованию, вновь удалось уломать его, а на самом деле он и не пытался сопротивляться. Барону доставляло наслаждение смотреть на свою красавицу-жену в дорогих одеяниях, на её холеные, унизанные перстнями руки, пусть даже каждый рубин в них являлся кровью его солдат, а алмаз — слезами их родных.
***
Лорд Карен получил известие от Этельреда. Граф с отрядом находился в шести днях пути от Жоговенских гор и, значит, будет в городе через две недели. У переправы Этельред потерял дюжину воинов, и ещё несколько солдат были серьезно ранены. Лорд Карен уже выслал дракунов, чтобы они забрали раненых и доставили их в Жоговен по воздуху.
Гхалхалтары наступали Этельреду на пятки. Они уже вошли в первые пограничные деревни и, должно быть, устроили там небольшой привал.
Карен вышел на террасу, опоясывающую дворец по периметру второго этажа. Внизу раскинулся фруктовый сад. Весна была в разгаре, и деревья укутались в вуаль нежных цветов. Лорд улыбнулся какому-то давнишнему воспоминанию, приложил руки к теплому, словно живому мрамору. В белой плоти камня встречались серые прожилки. Словно реки на равнине, они разбегались по его гладкой поверхности.
"Хамрак перешел Жоговенский канал, — мысли Карена вновь вернулись к войне. — Скорее всего, придется отходить к Грохбундеру. Надо послать гонца к Добину и сказать, чтобы побыстрее достраивал Драконью башню. Было бы неплохо слетать туда и посмотреть на работу самому". Лорд Карен подумал так и успокоился, ибо у него появилась конкретная цель. До обеда он побывает в горах, а потом залетит на север Жоговенской долины и проведает пять тысяч оставленных там ратников.
***
Снег почти потаял. Скалы стояли серые и голые, стыдливо прикрывая свои древние потрескавшиеся склоны тонкой, прозрачной коркой льда.
Лорд Добин поспешил навстречу приземлившимся дракунам.
— Здравствуйте, милейший! — воскликнул лорд Карен, высвобождаясь из толстых ремней, которыми был привязан к седлу дракона. — Как дела?
— Как видите, — Добин не без удовольствия указал на черный силуэт Драконьей башни.
— Теперь я понимаю, как давно здесь не был, — улыбнулся Карен.
За последние полгода Грохбундер сильно изменился. Старая крепость по-прежнему тянулась от склона до склона, преградив ущелье, но сверху её дополнили новые стены и башни.
— Надеюсь, гхалхалтары сюда не доберутся и вы остановите их под Жоговеном, но всякое бывает. Они могут пойти по дороге, которой ходили три года назад, не заходя в Жоговенскую долину.
— Обязательно запаситесь едой, — предупредил Карен.
Лорды немного прошли по направлению новых укреплений. Камни, покрытые тонким слоем льда, звонко похрустывали под ногами.
— Покажите мне Драконью башню. Я хочу рассмотреть её вблизи и внутри.
— Да-да. На нее, думаю, придется основной удар, поэтому тут мы постарались. Строили, правда, зимой. В щели мог забиться снег и подпортить раствор. Но пока все в порядке. Думаю, крепость задержит гхалхалтаров надолго, — голос Добина звучал бодро, и Карен по-доброму позавидовал ему.
Добин занимался только обороной ущелья, и все остальные проблемы его не касались. Он видел только свою обустроенную крепость, не замечая других слабо защищенных городов, раздробленных отрядов, не задумываясь о грядущем голоде. Комендант Грохбундера был поистине счастлив.
***
Со времени переправы Хамрака через Жоговенский залив прошло четыре дня. Об армии ничего слышно не было. Халхидорог и Осерта находились в странном, томительном ожидании. Он хотел услышать хорошие вести, как захвачен Жоговен или как пал Грохбундер. Она тоже надеялась на лучшее, но сама не могла объяснить на что. Осерта не понимала своего состояния. Она думала, что не опечалится и не обрадуется, если услышит о взятии Жоговена, но девушка чувствовала, что не сможет и остаться равнодушной к этой новости.
Чтобы убить время Халхидорог ходил на берег и наблюдал за строительством новых пристаней. Закладывали основные опорные столбы. Работать приходилось ночью, во время отлива. Маги светили строителям магическим огнем и помогали затаскивать заточенное с одного конца бревно на глубину. Потом с помощью канатов и магии его переворачивали, и оно в вертикальном положении вонзалось в дно. После строители тяжелыми молотами вбивали его глубже и наваливали у основания громадные булыжники. Стаи маленьких фосфоресцирующих рыбок волшебными искорками плавали на мелководье, освещая воду приятным зеленоватым светом, и как будто пытались помочь усердным рабочим. Халхидорог нередко сам принимал участие в строительстве и потому возвращался в крепость уставшим, перепачканным в мокром песке и водорослях.
Осерте было скучно в его отсутствие. Она лежала, глядя в холодный, мрачный потолок. В первые две ночи девушка пыталась заснуть, но потом решила, что, если сон не идет, надо заняться делом. И она садилась за пряжу.
***
Дверь открылась. Халхидорог стоял на пороге. Он уже умылся после работы. Руки его от долгого напряжения были слегка согнуты, плечи опущены. Взглянув на Осерту, он с трудом улыбнулся, как будто это причиняло ему боль:
— Еще не спишь? Нехорошо. Тебе надо спать.
— Жду тебя.
Девушка отложила веретено:
— Как дела на пристанях?
— Нормально. Сегодня установили последние несущие сваи. Завтра приступим к настилу.
Халхидорог зевнул и повалился на кровать.
— Устал? — спросила Осерта, хотя и так видела, что устал.
Она встала и приблизилась к Халхидорогу. Гхалхалтар лежал, закинув руки за голову и прикрыв глаза. Медленно поднималась и опускалась его грудь. В тусклом свете одиноко горящей свечи четко обозначались его сильные, натруженные мышцы, ребра, жилы на изогнутой шее. Девушке вдруг стало жалко воителя. Он изнурял себя тяжелой работой, хотя это было вовсе не нужно. Он пытался ускорить время, которого у них и без того было не так уж много.
— Поскорей бы пришли вести, — произнес Халхидорог.
— Хамрак, наверное, уже прошел четверть пути до Жоговена.
— Да. Я думаю, он возьмет город.
— Конечно возьмет, — прошептала Осерта, пристраиваясь рядом с Халхидорогом.
Она почувствовала его тепло и биение его сердца. Она прикоснулась к его волосам. Они были мокрыми и хранили запах моря. Прошло несколько минут. Было тихо. Осерта слышала лишь размеренное дыхание и сердцебиение Халхидорога. Он уснул.
Девушка лежала ещё час, пока сон наконец не сжалился над ней и не смежил ей веки. Но и во сне её неотступно преследовала мысль о том, кто же она и чью сторону принимает в этой бессмысленной войне.
***
По мере того, как войско неприятеля приближалось, обстановка накалялась и наконец дошла до той отметки, когда город начал бурлить. На улицах собирались толпы обеспокоенных людей. Добровольцам стали раздавать оружие из арсеналов лорда Карена, и в нескольких местах формировались дополнительные ополченческие отряды. Появилась и накипь: бродяги, ободранные беженцы, орки и прочая нечисть, согнанная со всех концов королевства и с трудом укомплектованная в корпуса. Жители ворчали, но были и такие, кому нравилось волнение военного времени. Кружась в водовороте событий, Мефиат Сплетник переживал лучшие дни в своей жизни. Он бередил своими вопросами все наболевшее, вызнавал, подслушивал, а после бежал по кабакам и тавернам разносить услышанное.
— Хамрак уже занял пограничные земли! Он преследует отряд графа Этельреда. Через три дня гхалхалтары будут у гор, а оттуда неделя до Жоговена! — прокричал Мефиат в лихорадочном возбуждении.
— Да что ж ты радуешься? Думаешь тебе за то, что ты — гном, бороду не укоротят? — зароптали люди в очереди.
Очередь змеей вытянулась на два десятка шагов, пока в смертельной схватке не сцепилась с толпой, осаждавшей торговые ряды. В очереди стояли желавшие вступить в армию лорда Карена. Одетый в темный балахон писец скользил быстрым, лукавым взглядом по предстающим перед ним людям.
— Как зовут?
— До этого сражался? — задавал он вопросы.
Имя каждого вписывалось в таблицу, и его посылали в места, где формировались различные отряды, в зависимости от того, имел ли он какой-никакой навык ведения боя и если да, то в каком роде войск.
Необычное оживление в торговых рядах было вызвано тем, что на прилавки выбросили много мяса. Обычно овцы паслись на равнине или на зеленых горных лугах, но держать их там стало опасно, ибо передовые гхалхалтарские части могли появиться неожиданно и отбить скот у пастухов. Тогда начался массовый забой. Жоговен наводнили мясом, и жители кинулись на него, ибо предчувствовали, что после этого им придется долго поститься.
— Да что ж ты кость-то кладешь! — раздался гневный женский крик.
— Где кость? Мякоть! Одна мякоть.
Мефиат встал неподалеку от писца, записывавшего добровольцев. Один из жоговенцев узнал его:
— Эй, Мефиат, плешивая твоя борода, что новенького?
Гном так хотел поделиться распиравшими его новостями, что даже пропустил мимо ушей грубое обращение.
— Говорят, лорд Карен выдвинул заслон в тысячу ратников. Они должны будут задержать гхалхалтаров на первых порах при спуске в Жоговенскую долину.
— А может все и обойдется, — неожиданно предположил старик, мявшийся уже в самом начале очереди. — Вдруг Хамрак к нам не пожалует, а, как три года назад, сразу по дороге из Парзи в Грохбундер направиться.
— Ага, тогда он Вертор возьмет, Форт-Брейден, а мы так и будем сидеть рты раззявя.
— Держи карман шире. Будет Хамрак у себя в тылу непокоренный город оставлять, — тут же загалдели люди.
Очередь продвинулась. Сгорбившийся старик оказался напротив писца. Тот обмакнул перо в деревянную чернильницу, покачал головой:
— Куда ж ты дед? На войну что ли?
Сзади засмеялись. Окончательно уничтоженный старик хотел было уже отступить, как вдруг ему на помощь пришел здоровый, толстый жоговенец, возвышавшийся над толпой:
— Записывай его! Авось стрелы таскать сгодится.
— Ладно. Как имя? — писец записал. — До того где-нибудь воевал? Направлю-ка я тебя во вспомогательный…
***
Отряд Этельреда подъехал к подножию гор. Было четыре часа пополудни, и солнце, уже теряя свою высоту, жадно цеплялось лучами за уступы скал.
Граф велел сделать короткую передышку, а потом начинать подъем. Только преодолев пики Жоговенских гор и спустившись в долину, он мог почувствовать, что отряд в безопасности, если это было вообще возможно в условиях военного времени.
Взбираясь, ратники горбились под бременем тяжелого вооружения и хрипло дышали. Капли пота облепили их красные, нахмуренные от усилия лбы. Лучники вели себя раскованней, перескакивая с уступа на уступ. Камни осыпались из-под их легких сандалий и с глухим урчанием скатывались вниз. Несколько раз Этельред замечал орков и мелких чешуйчатых тварей, которые были так напуганы, что предпочли исчезнуть при приближении отряда.
Незадолго до наступления сумерек послышался рев. По мере продвижения людей он нарастал, пока им не стало казаться, что звук льется из самых недр земли. Так мог кричать только один зверь в Жоговенских горах — пещерный дракон. Воины остановились. Надо было идти дальше, но страх прочными колодками сковал их ноги. Пещерные драконы были во много раз больше своих сородичей, которых люди использовали в своем войске. Они могли одним ударом хвоста смести сотню. Этельред не на шутку взволновался: если дракон проснулся и собирается выйти на охоту, он может уничтожить их всех. И это когда тридцатитысячная гхалхалтарская армия идет по пятам! Отступать было нельзя, и граф приказал продвигаться вперед. Собрав всю свою волю, чтобы подавить разбуженный ревом дракона страх, солдаты продолжали подъем.
Через четверть часа они очутились на невысоком взгорье, и увидели пещерного дракона. Он лежал, обхватив соседнюю гору крепким кольцом стальных мышц, облаченных в броню чешуи. Зверь был явно встревожен и не обратил на отряд никакого внимания. Разметав гигантские кожистые крылья, дракон в бешенстве хлопал ими по воздуху, но даже треск рассекаемого пространства тонул в его неистовом реве. Приглядевшись, завороженные люди различили десяток черных фигур ростом не менее пяти шагов. Они скакали по кругу и метали в дракона здоровенные булыжники и огненные вспышки. Этельред догадался, что это горные великаны, которые телепатически атаковали Хозяина гор и связали его магическими путами. Однако тот ещё не думал сдаваться и пытался высвободиться.
Граф поскакал в разлом ущелья, указывая солдатам безопасную дорогу. Оправившись от величия увиденного, воины поспешили вниз. Они до сих пор не верили, что им посчастливилось столкнуться с великанами и драконом, когда те были всецело заняты друг другом.
С полчаса отряд брел по дну ущелья, а затем вновь начал подъем. Склон был пологим, и конь графа спокойно преодолевал его уступы.
Небо потемнело и кокетливо украсило себя драгоценными каменьями звезд. Из сумрака выплыл хрупкий молодой месяц. Этельред приказал останавливаться. Выставив дозор, граф подошел к своей скромной палатке, расположенной посреди лагеря.
Сон не шел к нему. Ноющая, то утихающая, то вдруг острая боль в груди не давала уснуть. Граф попросил оруженосца принести лекарство. Выпив его, он, в какой раз проклиная свое старое, измученное многочисленными походами тело, снова лег. Стало легче, и Этельред почувствовал, что скоро хотя бы на несколько часов получит долгожданный отдых, и прежде, чем заснуть, успел подумать, как странно получается в жизни: "Вокруг идет война, решается судьба мира, сотни беженцев и солдат спешат через горы, а великаны и драконы не обращают на это внимания. Они не глупы, об этом сказано во многих книгах. Они должны понимать, что скоро придут гхалхалтары, но не пытаются защитить Королевство Трех Мысов от нашествия. Эти существа словно бы смотрят на все с иной стороны. Может, так жить правильнее? Кто его знает. Все-таки гхалхалтары — гады и их надо уничтожить"…
***
Гамар хотел быстрее достичь цветущей Жоговенской долины и отплатить людям за все, начиная с того, что они полторы тысячи лет назад загнали его предков за Магический Щит и кончая маленькой неудачей при переправе, поэтому корпус Гамара шел впереди всех.
Воодушевленные энтузиазмом командира, солдаты бодро штурмовали горы. Остальная армия ещё только подтягивалась к подножию первых низких скал, когда отряд Гамара уже достиг вершины и остановился.
Несмотря на все свое рвение, военачальник решил дождаться основных сил и уже потом двигаться дальше. Мысль о том, что впереди в нескольких днях пути находится богатый людской город не давала гхалхалтару покоя. Впереди были только горы. Великими волнами застывшего океана они уходили вдаль, поражая глаз обилием красок. Зеленые, бурые, серые склоны поднимались ввысь, чтобы низвергнуться во впадины ущелий, чтобы треснуть и осыпаться брызгами щебня. У одного из таких обвалов Гамар вдруг заметил обоз беженцев из степи. "Думают спастись? — со злорадством подумал военачальник. — Не хотят нас видеть? Тогда не увидят и своих!"
— Эй, — кликнул гхалхалтар ближнего сотника. — Вели десяти троллям догнать вон тех людей.
— Схватить их?
Гамар пожал плечами:
— Как угодно. На рассмотрение троллей.
Угадав судьбу мирного обоза, сотник с легким сожалением взглянул на него, но пошел отдавать приказание.
Гамар видел, как тролли устремились к обвалу, и им завладело радостное чувство, которое испытывает пращник, выпустивший камень прямо в голову противника. Гамар почувствовал свою силу и неотвратимость удара. Теперь, даже если он захотел бы предотвратить его, он бы не смог. Это особенно понравилось военачальнику. Люди заметили троллей и кинулись врассыпную. Гамар услышал их далекие, приглушенные расстоянием и ветром крики и удовлетворенно подумал: "Молодой Гихарг, погибший при переправе, отомщен".
***
Площадь на северной окраине Жоговена была заполнена вооруженными людьми. Выполняя команды офицера, они то собирались в шеренги и кололи воображаемого противника, то рассыпались на отдельные группки по два-три человека. Меж ними носились маленькие, юркие орки и гномы.
Мефиат Сплетник нырнул в толпу и, заметив знакомого солдата, шепнул:
— Лорд Карен едет сюда.
Солдат сразу не поверил, но по рядам побежал слух:
— Едет сам командующий армией.
Люди подтянулись и, сознавая, что лорд Карен, быть может, уже незаметно следит за ними, старались выполнить все команды наилучшим образом.
— В шеренгу! Сми-ирно! — прокричал офицер.
Отряд замер, и тут все увидели появившихся всадников. Впереди ехал невысокий мужчина лет сорока с умным, несколько уставшим лицом. Он поравнялся с офицером, и раздалось громогласное приветствие. Лорд Карен кивнул, остановил коня и медленно оглядел солдат. Только у единиц были кольчуги или кирасы, остальные носили плохенькие кожаные куртки, которые не спасали ни от стрел, ни от ударов копий и мечей. Городские арсеналы не смогли обеспечить всех добровольцев хорошим оружием, и оно также было только у избранных. Тем, кто записывался последними, достались обычные топоры, годные для рубки дров, но никак не для битвы с гхалхалтарами.
— Что это за отряд? — поинтересовался Карен.
— Третий ополченческий, — резво отрапортовал командир.
— Сколько людей?
— Девяносто человек, ваша милость.
— Как обучены?
Офицер замялся:
— Трудно обучать. По большей части все люди мастеровые — к оружию не приученные.
Лорд Карен кивнул. В толпе новобранцев он различил лишь два-три молодых лица. В основном в третий ополченческий отряд записывали пожилых и стариков.
— Продолжайте, не будем вас отвлекать. Завтра получите указания и выйдете на боевые позиции.
Лорд Карен тронул поводья, и мявшаяся позади свита поспешила за ним. Они направлялись в другие районы города, где также шла подготовка добровольческих отрядов.
***
Армия медленно заползла на горные вершины и замерла. Хамрак велел объявить привал. Однако, вопреки обыкновению, солдаты не сразу опустились на землю и принялись за еду. Несколько минут они молча стояли, ибо так было лучше видно открывшуюся обозрению местность. Три года назад, в 147-ом, войско отступало другой дорогой, проходившей севернее, и Жоговенскую долину почти все гхалхалтары видели впервые. Сквозь голубоватую дымку расстояния она светилась мягким зеленым светом впитавших солнечное тепло трав. В легком тумане селения были едва различимы, и с тем большей жадностью вглядывались гхалхалтары в призрачные скопления крохотных домов и белую паутину дорог. Через два дня они будут там.
Хамрак так же, как и все, смотрел вниз. Где-то внизу отступал людской отряд, напавший на них во время переправы, и где-то внизу ждала их армия короля Иоанна. Там должно было произойти решающее сражение, и Смерть пряталась там, в цветущей Жоговенской долине. В серо-багровых морщинистых склонах гор, в фантастических громадах белых облаков, в самом узоре дорог и деревень бессмертный различил её черты — она улыбалась.
***
Теперь конь Этельреда ступал по ухоженной дороге долины. До Жоговена оставалось пять дней пути, и все же граф не чувствовал себя спасенным. Что толку, что он ушел от гхалхалтаров в горах и в степи. Они все равно настигнут его. Возможно, он приедет в Жоговен, а Карен тут же отправит его на опасный участок фронта. И Этельред уже смирился с мыслью о неотвратимой встрече с гхалхалтарами. Граф понимал, что бой неизбежен, но теперь он осознал, что это сражение будет не в пользу людей. У них было меньше сил.
Этельред поднимал голову, смотрел на проходящие отряды ополченцев, которые собирались по всему Жоговенскому мысу. Плохо обмундированные, нестройные, они удивительно походили друг на друга. Еще не вступив ни в одну стычку, они выглядели жалкими и потрепанными, как отряды, отступающие с поля боя. Этельред провожал их взглядом полным сожаления, дергал седой ус. Он уже видел гхалхалтаров в действии и знал, что то были настоящие воины. Даже сознание собственной обреченности не сломило их духа. Они были врагами, и граф отдал бы жизнь, чтобы уничтожить их, но он не мог не восхищаться грациозностью и умением, с которым гхалхалтары вступили в неравный бой. Добровольцы шли на смерть. Им было не выстоять против тридцатитысячной неприятельской армии.
***
Мефиат Сплетник кичливо выпятил грудь, наслаждаясь тем, что он оказался в центре всеобщего внимания. Вокруг него собралась приличная толпа. Сейчас в ней было больше женщин, ибо многие мужчины либо добровольцами покинули город, либо рассредоточились по стенам. У них уже не было времени бродить по улицам.
— Ну, говори же, бородатый, — надрывно кричала сухая женщина со старым, поблекшим лицом.
— Граф Этельред будет в Жоговене через три дня, — затараторил Мефиат. — Это значит, что гхалхалтары спускаются с гор и, возможно, уже заняли первые селения в долине.
— Крышка нашим, — мрачно процедил кто-то.
— Эх, у моего старика ума хватило в ополченцы податься. Ну какой он солдат, когда из него песок сыпется! — запричитала старая женщина.
— Ну-ну, — подошедший к толпе мужчина с мечом на боку, что обличало в нем воина, попытался успокоить её. — Лорд Карен выставил надежные части ратников у спуска в долину. Они задержат гхалхалтаров.
— Да ты сам-то в то веришь? — закричали женщины. — Чтоб ваши отряды да с такой силищей справились? Зачем же вы тогда стариков забираете?
— Никого мы не забираем. Они сами идут.
— Ага, сами идут! А вот мы тебе сейчас морду начистим! Ишь, жлоб! За спинами стариков отсидеться захотел!
Женщины распалились не на шутку, и солдат поспешил ретироваться. Кто-то швырнул ему вдогонку камень.
Лорд Карен уже знал о начале народных волнений в городе.
***
Жоговенские горы почтительно огибали долину, и уходили дальше на запад к Грохбундеру. Как и ожидал Карен, на этот раз Хамрак выбрал иной путь. Гхалхалтарское войско начало спуск к Жоговену.
На второй день завоеватели оказались на лугах, пышным покрывалом укутывавших подножье гор. Неделю назад там паслось много овец, но теперь солдаты заметили только одного пастуха. Опершись на посох, лысый, с длинной бородой старик внимательно наблюдал, как гхалхалтары подходят к нему. Рядом с ним щипали траву четыре равнодушные овцы. Неизвестно, отчего пастух не увел животных в более безопасное место: оттого ли что они были не его, а хозяйские, или же оттого, что он не рассчитывал на столь скорое появление армии. Однако в тот вечер барон Ригерг порадовал своих воинов и жену парным мясом.
Утром отряд продолжил путь. Деревни впереди были уже совсем рядом и манили солдат уютными строениями и богатыми кладовыми.
Прежде, чем последний раз нырнуть вниз и вывести воинов на равнину, дорога проходила между двумя горными отрогами. Обрамленные темной шевелюрой кустарников, они походили на могучих разбойников, застывших у обочины и подстерегающих нерадивых путников. Если бы люди собирались делать засаду, они засели бы именно здесь. Ригерг понял это и невольно насторожился. Он незаметно оглянулся на обоз — повозки медленно катились вслед за корпусом, и два десятка солдат прикрывали их сзади. Взгляд военачальника скользнул дальше. Основная армия плелась на расстоянии двух ледов, и только корпус Гамара стремительно продвигался вперед и должен был догнать их минут через пять. Барон на мгновение задумался и решил рискнуть. Он глубоко загнал страх, оставив одно подозрение.
Отряд приблизился к опасному месту. Ригерг смутно почувствовал гнетущую тишину над отрогами, как будто кто-то сидел наверху и молчал, выжидая. Утвердившись в своем предположении, барон едва уловимым жестом сделал знак ехавшим в отдалении от него сотникам. Они поняли. Сохраняя спокойствие, гхалхалтары внутренне напряглись. Их руки как бы невзначай легли на рукояти мечей. Ригерг с головой корпуса въехал в полумрак тени отрогов. Барон всматривался в изломы скал, пытаясь различить затаившихся там людей. И вдруг раздался крик, совсем не оттуда, откуда Ригерг ожидал его услышать.
— Ур-а-а!
Кустарники ожили и подались вперед. Людские ратники навалились на неприятеля. Сколь ни были готовы гхалхалтары, но они растерялись.
— Атака! Рассыпным строем в стороны! — закричал Ригерг, и его крик собрал все силы корпуса в один кулак.
Кулак разжался, выпростав смертоносные пальцы — воины ударили в разных направлениях.
Потеряв свое мимолетное преимущество, ратники стали драться осторожнее.
Гамар, завидев сражение впереди, выпустил всех своих троллей. Крылатые твари неудержимым потоком разрезали небо и в мгновение ока очутились у отрогов. Люди дрогнули и подались назад. Ригерг соскочил с коня и высоким зычным голосом прокричал:
— Вверх! Рассыпным строем!
Вместе с половиной отряда он стал подниматься на один из отрогов. Теснимые, ратники принялись кидать камни, но гхалхалтары и тролли были уже наверху.
Противник Ригерга оказался человеком невысокого роста с добродушным лицом. Его меч был короче, и ему было трудно парировать удары барона. Клинок гхалхалтара дважды оказывался прямо у груди ратника, но в последний момент тот уворачивался. С холодной точностью, усмехаясь слабости противника, Ригерг сделал ещё один выпад и увидел, как побледнело лицо человека и расширились его глаза. Барон выдернул меч и огляделся, ища новых врагов. Однако вокруг были одни гхалхалтары.
Ратники бежали. Ригерг не стал преследовать их, и лишь посмотрел, как они бегут по направлению к близлежащей деревеньке и оттуда вместе с перепуганными жителями выливаются на дорогу, ведущую к Жоговену.
***
Лорд Карен оглядел собравшихся. Их было много. Все военачальники, кроме тех, кто находился на передовой у самого входа в долину, были собраны в одном зале для того, чтобы после совета быстрокрылые драконы вновь разнесли их по отрядам. Присутствовал и лорд Добин, и добравшийся до Жоговена граф Этельред.
— Полагаю, можно начинать, — сказал Карен, сцепляя пальцы рук.
Военачальники не издали ни звука, и с их молчаливого согласия полководец начал:
— Вы все прекрасно знаете, по какому поводу мы собрались. Враг, можно сказать, под стенами. Хамрак уже разбил передовой наш отряд и занял одну равнинную деревню. Пока одну, но завтра он начнет продвижение и покорит ещё десяток.
— Этого нельзя допустить, — высказался лорд Добин.
— Нельзя, но хватит ли у нас сил? — робко поинтересовался командир жоговенского ополчения.
— Не хватит, — отчетливо произнес лорд Карен.
Все застыли.
— И что же вы предлагаете? — наконец спросил Этельред.
— Успокойтесь, в Грохбундере дела идут отлично, — заговорил лорд Добин, но все ожидали слова командующего армией.
— Именно поэтому будет более разумно отойти к Грохбундеру. В горах мы сможем лучше укрепиться, занять каждую расщелину, каждый выступ и, не давая генерального сражения, терзать гхалхалтаров мелкими стычками. В открытом бою мы все равно проиграем.
— Так что же, сдать Жоговен? — Этельред решился за Карена произнести кощунственную мысль.
— Да.
Военачальники посмотрели на Карена и увидели, что он не шутит. Лорд действительно намеревался сдать город. Оттого он и был таким бледным, оттого и дрожали так странно блики в его зрачках. Он родился и вырос в Жоговене. Двадцать лет он правил этим городом и радовался строительству новых домов и расширению окрестных полей. Здесь его все знали и любили.
— Неужели нет никакого варианта?
— Я даю вам время подумать, — кивнул Карен. — Только, пожалуйста, помните, что мы имеем десять тысяч солдат и ещё пятнадцать тысяч необученных ополченцев и орков против хамраковских тридцати.
Все замолчали, осмысливая роковые цифры. Этельред теребил ус. Добин поник головой на руки. Последние месяцы он жил в Грохбундере, и весть о столь бедственном положении людей стала для него настоящим откровением.
Лорд Карен возвел глаза к потолку. Он был украшен тонкой мозаикой, выложенной из морских раковин. Лорд вспомнил, как тридцать лет назад его отец строил этот зал. Теперь Карен словно прощался с ним. Возможно, он сидит в этом мягком удобном, кресле последний раз.
— Итак, ваше решение? — Карен перевел взгляд на военачальников.
Ему показалось, что будет даже легче, если они не согласятся с ним и выскажутся за оборону города. Тогда бы не пришлось уходить. Умереть на родных улицах. Лорд прикрыл глаза и отчетливо представил собственное тело, распростертое на площади среди десятков таких же тел. Наверное, так было бы легче.
Но Этельред сказал:
— Отходим.
И вслед за ним это слово прозвучало еще, и еще, и ещё раз. Оно оглушило лорда Карена, как будто не он первый предложил отступить.
После того, как последний военачальник сказал свое решение, возникла пауза. Однако то была не заминка. То была святая тишина — минута молчания по обреченному городу, и никто не решался её нарушить.
— Прощай, Жоговен, — лорд Карен резко поднялся. — За дело. Все — к своим отрядам. Будем отходить к Грохбундеру.
Он старался казаться бодрым и даже воодушевил остальных. Они зашевелились и заговорили, обсуждая дальнейшие планы. Сам же Карен понял, что все уже не так. Что-то оборвалось в нем — что-то, что дается один раз и уже никогда не возвращается.
***
— Предатель! Гхалхалтарин! С Хамраком за одно! — кричала толпа вслед карете лорда.
Еще день назад она бы не позволила себе подобного, но теперь, когда стало ясно, что правитель покидает город, осмелела. Люди сознавали, что Карен уже не является властителем Жоговена. Им представлялись мрачные картины будущего разбоя и верзилы-гхалхалтары, сжигающие дома. Жоговенцы считали, что им нечего терять, и потому открыто орали в бледное лицо Карена самые мерзкие ругательства.
Лорд слышал яростные крики, но они докатывались до него смутно, не проникая в сознание. Карен не понимал, что так настойчиво пытались доказать ему смазанные скоростью лица за окном кареты. Он словно впал в забытье. Жоговен корчился в предсмертной агонии, ярясь и пенясь сотнями людских тел на тесных улочках и площадях. Однако Карена почему-то не трогала его гибель. Ему казалось, что это не тот город, который он любил больше всего в жизни, как будто жестокий, злой волшебник сотворил извращенную копию настоящего Жоговена. Дома и улицы остались прежними, но была едва различимая и в то же время ужасная разница между ними и зданиями, запечатлевшимися в памяти у Карена. Он с острой болью сознавал, что так терзало его вчера вечером во время совета, и ночью, и утром. Люди в Жоговене переменились, и теперь, даже если он и вернется сюда, все будет совсем не так. Старый, милый, родной город погиб — умер негромко, не всколыхнув рассерженных толп. Он скончался мирно, в тишине, в сердце Карена.
***
Через пять дней гхалхалтары уже входили в распахнутые ворота Жоговена. Улицы были пустынны, хотя солдаты чувствовали, что за ними следят из окон сотни настороженных глаз.
Когда Хамрак проезжал под высокой, помпезной аркой, установленной в честь победы Королевства Трех Мысов над Скелетором в 118 году, к нему подъехал Гамар. Некромант взглянул на военачальника и тут же догадался, что это не к добру.
— Чего ты хочешь?
— Напомнить вам один разговор, ваше величество.
Хамрак нахмурился, вспоминая, и спокойная улыбка его на мгновение померкла.
— Помните, после переправы я просил у вас разрешения на владение городом в течение одного дня, — подсказал Гамар. — Вы сказали, что я получу его, если не потеряю при взятии ни одного бойца.
— Да.
— Жоговен пал, ваше величество. В моем корпусе нет потерь. Сдержите слово.
Свита и солдаты вокруг прислушались и выжидающе замерли. Они поняли, зачем Гамар хочет получить Жоговен, и всем стало интересно: нарушит ли бессмертный слово или пренебрежет тысячами человеческих жизней ради своей чести?
— Я жду, — ухмыльнулся Гамар.
Хамрак посмотрел на него, потом возвел глаза к небу. Некоторые из свиты сочувствовали ему, а кто-то втайне обрадовался. Вот задача достойная некроманта! Хотел быть честным и незамаранным? Не выйдет, в жизни так не бывает.
— Так что же я обещал? — наконец переспросил Хамрак.
Гамар усмехнулся, чувствуя, что бессмертный попал в тупик и пытается оттянуть время.
— Вы обещали, что дадите мне в полное владение большое людское поселение, если я возьму его без потерь.
Гамар уже приготовился выказать неопровержимые доводы, если Хамрак попытается настоять на том, что Жоговен не был взят. Однако король спокойно произнес:
— Хорошо. Получи во владение город, Гамар. Один день ты можешь делать в Жоговене все, что тебе заблагорассудится.
Гамар торжествующе обвел взглядом свиту. Победить волю и разум самого некроманта Хамрака! Но бессмертный ещё не закончил:
— Я забыл сказать тебе, что сие право распространяется только на тебя, но не на твоих солдат. Пока ты владеешь Жоговеном, я снимаю тебя с поста командующего корпусом, дабы это не слишком обременяло тебя, Гамар. Один день солдаты будут подчиняться лично мне. Это ведь не противоречит условиям нашей договоренности?
Гамар только и мог, что мотнуть головой.
— Ну а если ты хотел уничтожить город, то у тебя есть меч. Вперед, время не ждет! Ты хороший боец, но даже для тебя эта задача трудна.
Раздался смех. Гхалхалтары представили себе свирепого Гамара, мечущегося по улицам вымершего Жоговена с мечом наголо.
— Смотри, а то кухарки соберутся, так бока намнут!
— Хороший владетель!
Гамар метнул на бессмертного озлобленный взгляд. Тот улыбался, но военачальнику было не понять, что некромант смеялся не над ним, а радовался, что хоть один раз проучил коварную Смерть. Ведь тысячи жоговенских жителей были спасены.