18
БЕРЕГ ТАССЫ
— Море! — кричал человек. — Море! Море! Пошатываясь, он вышел из чаши, оставив за спиной сплошную стену деревьев. Он в одиночестве стоял на высоком берегу, широко расставив непослушные дрожащие ноги. Лицо его покрывала густая жесткая щетина, а желтая туника тиросского воина загрязнилась и во многих местах порвалась.
Постояв немного, человек начал спускаться к воде. Дважды он падал и с трудом вставал, пока не добрался до песка, влажного от пены прибоя. Он зашел в воду и опустился на колени. Набежавшая волна, подгоняемая легким утренним бризом, толкнула его в грудь, выталкивая из воды назад, на влажный песок. Он не удержался и упал. Волна схлынула, и человек, перевернувшись на живот, на мгновение прижался к песку губами. Волна тут же потихоньку подкралась снова и накрыла его с головой. Он поднял лицо над водой и, опираясь на руки, тяжело поднялся на ноги. Он обернулся к Сардару, отстоящему от него на тысячи пасангов, и воздел к нему поднятые над головой ладони.
Меня он не мог заметить среди густой листвы деревьев. Думаю, ему сейчас вообще было не до меня. Человек снова упал на колени и плеснул водой в лицо.
— Море! — в который уже раз крикнул он и рассмеялся.
Он был смелый человек, этот Сарус с Тироса, капитан «Рьоды». Он дошел до моря один, намного обогнав своих людей. И блистательную Тассу он увидел Первым; безбрежную, сверкающую Тассу, о которой все они грезили столько тревожных дней и ночей.
Тиросцы вышли к морю. Я позволил им это сделать.
Я внимательно вглядывался в западную часть горизонта. Там, вдали, седые гребни волн постепенно превращались в сплошную сверкающую беспредельную гладь моря, еще дальше незаметно перетекающего в такую же беспредельную гладь неба.
Горизонт оставался пустым. Желтых парусов тиросского корабля нигде не было видно.
Но я знал, что где-то под отбиваемый темп-мейстером ритм налегают сейчас на весла гребцы, откуда-то в данную минуту спешат на встречу с этим человеком мощная, хорошо вооруженная «Рьода» и легкая, послушная рулю «Терсефора».
Отыскать место встречи на берегу, на сотни пасангов однообразно поросшем густыми лесами, не так-то просто. У прибывающих на эту встречу, конечно, должен быть какой-то сигнал.
Из леса начали выходить остальные тиросцы. На берегу сразу же послышались голоса.
— Море! — кричали они, словно не веря своим глазам. — Тасса!
Сарус неподвижно стоял в стороне от них.
Его воины, спотыкаясь и падая от усталости, побрели по глубокому песку к долгожданной воде. Немногим из них довелось снова увидеть море. Дорогую цену заплатили они, чтобы пройти через лес. Но я позволил им добраться до моря.
Мне тоже предстояла здесь встреча с «Рьодой» и «Терсефорой».
Я отводил «Рьоде» значительную роль в глоих планах, хотя душа у меня к тому не лежала. В трюмах «Терсефоры» томились сейчас мои матросы, ставшие жертвой предательства Церкитуса, владельца пага-таверны в Лаурисе, и подосланных им четверых рабынь.
На мгновение во мне всколыхнулась волна ненависти к рыжеволосой Винке, к двум ее подругам и этой девчонке с Земли, из Денвера, штат Колорадо, которой я как рабыне дал новое имя — Илена. Она раздражала меня, и не только тем, что пыталась утаить важную информацию. Илена отличалась эгоистичностью, самолюбием и высокомерием, порожденными к тому же не силой, которой в ней не было, а слабостью и склонностью к лицемерию. Нет, она годится только в рабыни, чтобы прислуживать мужчинам где-нибудь в пага-таверне. Непременно продам ее в Порт-Каре.
Из лесу показалась вереница рабов — двадцать один человек, все, что осталось от колонны, сопровождаемой тиросцами. Семьдесят пять пленников Сарус оставил на лесной дороге. Убить их он не решился — боялся длинного лука. Все его попытки заставить расправиться с рабами своих воинов закончились неудачей: после того, как я убил первого тиросца, решившегося угрожать мне уничтожением пленников, никто больше не осмеливался поднять на них меч. С другой стороны, невольники становились для тиросцев все большей обузой. В результате Сарус начал небольшими партиями оставлять их прямо на дороге, приковывая цепями к ближайшим деревьям, выбирая самые толстые из них, причем цепь, которая удерживала пленников на месте, опоясывала сразу несколько таких деревьев и была заклепана намертво. Освободить пленников можно было только с помощью специальных приспособлений для распиливания цепей. Со стороны Саруса это было очень мудро. Брошенные в лесу рабы либо станут жертвой диких зверей, либо умрут от голода и жажды. Чтобы оберегать их, неприятелю потребуется оставить часть своих людей, что обязательно подорвет его силы, а чтобы освободить пленников, необходимы специальные приспособления, которых у меня, конечно, не было. Следовательно, остается рубить или цепи, или деревья. И то и другое требует колоссальных затрат времени.
Отличный план, ничего не скажешь. Пока его преследователь или преследователи будут ломать голову над тем, как им поступить, Сарус с небольшой партией оставшихся пленников во главе с Марленусом и двадцатью четырьмя женщинами-рабынями, включая Вьерну, Кару, Гренну и Тину, имел возможность гораздо быстрее продолжать свой путь к берегам блистательной Тассы, навстречу «Рьоде» и «Терсефоре».
После захвата в лагере опоенных наркотиками разбойниц я больше не вел охоту на тиросцев и оставшихся с ними женщин-пантер. Воины Саруса сопровождали колонну пленных мужчин, а разбойницы Хуры следили за караваном невольниц. Я позволил им добраться до берега реки живыми и невредимыми.
До меня донеслись радостные крики появляющихся из леса девушек Хуры. В коротких шкурах лесных пантер они быстро высыпали на берег и — насколько хватало сил — поспешили к воде.
Вслед за ними из леса показался караван невольниц во главе с Широй, на спине которой даже отсюда виднелись широкие кроваво-красные полосы; следом плелись Кара, Тина, Гренна и целая вереница разбойниц Вьерны.
Примечательно, что ни одну из двадцати четырех девушек в лесу не оставили. Меня это, конечно, не удивило. Рабыни довольно высоко ценятся горианами за их красоту, умение и то, что от них можно получить. Горианин никогда не откажется от такого трофея. Он будет его беречь.
Невольниц на берег вывела Мира. Я догадался, что она все еще занимает высокое положение в банде Хуры. Значит, ее роль в отравлении в лагере женщин-пантер не сумели оценить по достоинству. Мне припомнилось, как она принесла мне клятву подчинения. Она принадлежала мне, но уж с очень явным нетерпением она подталкивала доверенных ей невольниц к воде. Я усмехнулся. Мира, конечно, захочет ускользнуть от меня. Ей это не удастся.
— К воде! — приказал Сарус мужской половине пленных.
Марленус расправил плечи и с гордо поднятой головой повел своих скованных единой цепью охотников мимо громадных валунов к песчаной отмели. Еще в начале пути с них сняли ножные кандалы, чтобы заставить двигаться быстрее. Цепи же, соединяющие охотников в единый караван, защелкивались у них на ошейниках на замок, что позволяло быстро манипулировать невольниками и в случае необходимости разбить их на группы, чтобы оставить в лесу прикованными к деревьям. Только у Марленуса цепи и ошейник были несъемными, закованными намертво. Великий убар являлся главным трофеем, и в лесу его не оставили бы ни при каких условиях.
В течение двух дней, последовавших за отравлением наркотиками и захватом женщин-пантер, я не выпустил по тиросцам и разбойницам Хуры ни одной стрелы. Мне хотелось, чтобы они снова воспряли духом и поверили в свои силы. Они не знали численности преследовавшего их противника, не знали даже, кто именно их преследует. Здесь имелись широчайшие возможности для предположений. Возможно, их преследует группа рабовладельцев. Основания для подобной мысли, несомненно, были: за все это время не погибла ни одна женщина, жертвами становились только мужчины. А женщины небольшими группами по два-три человека незаметно исчезали, очевидно становясь добычей ловких охотников на людей.
Да, подобный вариант, видимо, представляется тиросцам наиболее вероятным.
Мира, конечно, располагала более достоверными сведениями, но сообщить их, не раскрыв собственной роли в отравлении разбойниц Хуры, не могла. В ее молчании сомневаться не приходилось: она слишком хотела остаться в живых. Но, кстати, даже Мира не знала численности преследующего тиросцев отряда. Она, несомненно, должна предполагать, что я действую при поддержке целой банды — и возможно, довольно большой — лесных разбойниц.
Я усмехнулся. Никем не замеченный, я продолжал наблюдать за своим противником, сидя в густом переплетении ветвей кустарника.
На сверкающей глади Тассы не было ни малейшего намека на приближающийся парус. Горизонт оставался пустым. По небу плыли быстрые легкие облака. До меня доносились беззаботные крики морских птиц: над водой кружили белокрылые чайки, а по берегу в поисках морских улиток степенно расхаживали маленькие толстоногие тибиты. В воздухе чувствовался запах соли и водорослей.
Тисса была, как всегда, прекрасна.
Сарус и его воины под неустанным давлением с моей стороны двигались по лесу значительно быстрее, чем от них можно было того ожидать. Поэтому, очевидно, они явились на встречу с «Рьодой» и «Терсефорой» задолго до назначенного срока.
В течение последних двух дней не подвергавшиеся нападениям, Сарус и его люди, несомненно, решили, что терроризировавшие их «рабовладельцы» наконец удовольствовались доставшейся им добычей и прекратили преследование. Ну что ж, они действительно «заработали» в этом рейде неплохо. Самому же Сарусу не было никакого дела до тех восьмидесяти с лишним разбойниц, которых — по своей, заметьте, глупости — потеряли его прекрасные, но столь незадачливые союзницы. Он-то со своими людьми и Марленусом из Ара благополучно ушел от преследования.
Хура, безусловно, тоже не чувствовала себя безутешной. Ее заботило больше всего, как бы самой не попасть в руки охотников за людьми и не стать для них предметом для развлечений.
Сарус и Хура благополучно добрались до берега моря. Это сейчас самое главное. Даже если «рабовладельцы», не дававшие им до сих пор покоя, вознамерятся преследовать их и дальше, они бросят всех оставшихся пленников-мужчин. Такой подарок сможет удовлетворить любого охотника за людьми. Сарус все рассчитал прекрасно. За исключением одной маленькой детали. Я не был простым охотником за людьми. Я окинул взглядом берег. Мои враги и их пленники застыли у самой кромки воды. В набегающих волнах Тассы Сарус и Хура чувствовали себя в безопасности. Я усмехнулся.
Марленус вместе с Риммом, Арном и остальными пленниками стояли по колено в воде. Их взгляды были устремлены в даль моря. Я видел напряженно сжатые кулаки великого убара. На щеках у него перекатывались желваки. Он безотрывно смотрел в том направлении, где находился Тирос.
По команде Миры все двадцать четыре невольницы опустились на колени у самой кромки воды и застыли в позе рабынь для наслаждений. Лица их также были обращены в сторону Тироса.
Сами тиросцы вели себя как дети. Они словно не верили тому, что происходит, и, оглашая берег радостными криками, подбрасывали в воздух шлемы и окатывали друг друга водой. Лес остался далеко позади. Здесь, у воды, они чувствовали себя в безопасности.
Стоя в отбрасываемой ветвями деревьев густой тени, я наблюдал за ними и молча усмехался.
В течение второй половины дня я следил за тем, как невольницы, скованные попарно, под присмотром тиросцев и женщин-пантер собирают в лесу хворост и сносят его в одно место на берегу, расположенное ярдах в двадцати над полосой прибоя, строя таким образом огромный маяк.
Да, именно свет этого маяка станет сигналом для кораблей.
Я обратил внимание, что Кара и Тина были скованы цепями вместе, создавая одну пару рабынь. Во второй паре работали Гренна и Шира. За ними наблюдали двое тиросцев. Шира, несомненно, рассматривалась охранниками как особо дерзкая рабыня, поэтому за ней наблюдали не женщины-пантеры, а мужчины. За парой невольниц, возглавляемых Вьерной, тоже следили двое воинов. Я заметил, что колокольчики у нее с ноги сняты. Меня порадовало, как подобраны три пары рабынь; это полностью соответствовало моим замыслам.
Тем временем несколько тиросцев без особых опасений вошли в лес и стали рубить молодые деревья. Я им не мешал. Они мечами заострили стволы срубленных деревьев с обоих концов и отнесли их к небольшому холмику на берегу, возвышавшемуся над водой футов на десять, где принялись вгонять эти колья „ землю. Воины работали быстро, и вскоре отведенное под лагерь место окружил плотный высокий частокол, отгородивший примыкающее к воде пространство в сотню футов шириной и — полукругом — часть земли. Этот небольшой форт вполне мог защитить тиросцев от стрел, выпущенных из леса, а костры, разведенные со стороны, обращенной к морю, надежно предохраняли лагерь от визитов непрошеных диких обитателей леса. Хотя, думаю, последняя мера предосторожности с их Стороны была мало оправданной, поскольку и пантеры, и слины — наиболее частые охотники на человека — редко выходят из-под прикрытия деревьев и прохаживаются по берегу. Начинало темнеть.
Возведенный тиросцами форт почти вплотную примыкал к выступу, на котором уложили громадную кучу хвороста. Костру, разведенному здесь, отводилась роль маяка. В случае необходимости он мог бы служить дополнительным предостережением для диких зверей.
Не выходя из своего укрытия в лесу, я не мог вести стрельбу по находившимся внутри форта; но я и не собирался этого делать. Сейчас от меня требовалось только одно: наблюдать.
— Зажечь маяк! — донеслась до меня команда Саруса.
Брошенный на кучу хвороста факел прочертил яркую огненную дугу на фоне сгущающейся тьмы, и тиросцы за стенами лагеря огласили воздух радостными криками. Пламя костра быстро обежало политую горючими маслами груду хвороста и одним гигантским языком мгновенно взметнулось в ночное небо. У зрителей вырвался восхищенный вздох. Здесь, на отрезанном от цивилизации, поросшем дикими северными лесами берегу Тассы, человек чувствовал себя особенно одиноким, незащищенным, нуждался во всем, что способно было дать ему хоть немного уверенности в себе. Вот почему разгоревшийся костер доставил им такое удовольствие.
Тиросцы затянули какую-то бравую песню, а позади них, у внутренней стены частокола, лежали закованные в цепи Марленус, Арн, Римм и их товарищи по несчастью. Они лежали на животах, повернутые лицами к частоколу: чем меньше раб видит и знает, тем лучше им управлять. Кроме того, скованные за спиной цепями руки все время находятся на виду у охранника. Позднее, когда тьма спустится, им свяжут и ноги, стянув кожаными ремнями левую лодыжку одного с правой лодыжкой его соседа. Подобные меры предосторожности будут предприняты и по отношению к пленным разбойницам. Тиросцы сумеют их обезопасить. Рассчитывать на помощь разбойниц не приходилось, союзников в лагере у меня не будет.
Марленус и его охотники лежали у внутренней части изгороди. С другой стороны лагеря, ближе к воде, уложили пленных женщин-пантер. За ними в ряд на песке располагались покрывала, предназначенные для Хуры и ее разбойниц, а у самых костров, закрывающих вход в лагерь со стороны моря, отвели место для двадцати пяти тиросцев.
Окинув в последний раз взглядом союзников, продолжавших всячески выражать радость по поводу того, что им довелось добраться до моря целыми и невредимыми, я незаметно выбрался из своего убежища и беззвучно растворился в темноте. Я должен встретить «Рьоду» и «Терсефору» раньше Саруса. Для этого мне понадобится некоторая помощь, и я постараюсь добиться того, чтобы мне помогли. Но сейчас нужно проявить терпение. И я могу разрешить себе поспать несколько анов.
Судя по положению лун на небе, я проснулся ана через два-три. Ополоснул лицо водой из протекающего рядом ручья, подкрепился парой кусков вяленого мяса из заплечной сумки и снова отправился к опушке леса. Найденные мной желтые туники тиросцев, скатанные в тугой узел, я перебросил через плечо. Одну из них надел на себя, и сейчас в ночной темноте этот наряд казался таким же черным, как и густая листва, окружавшая меня со всех сторон. Я двигался беззвучно, как охотник за людьми, черной тенью скользя между прикрывающих меня ветвей.
К счастью, пламя сигнального костра стало слабее.
Через несколько минут я увидел, как из лагеря вышло несколько дюжих тиросцев, таща за собой шестерых попарно скованных рабынь, которые отчаянно визжали и упирались.
Предположения мои начинали оправдываться: рабынь выгоняли на поиски новых запасов хвороста. Тиросцы не решились доверить это задание женщинам-пантерам: разбойницы знают лес и могут убежать. Значит, они для этого не подходят. А вот рабыни — вполне.
Каждую пару невольниц сопровождал один воин. В первой двойке оказались Кара и Тина. Их связали вместе еще раньше, в тот раз, когда они собирали хворост до захода солнца. В двух остальных парах были девушки, захваченные в лагере Марленуса. Все они очень боялись леса. Наверное, выжить здесь не смогла бы ни одна из них. Было вполне естественно, что пары невольниц подобраны именно так, а не иначе, и в частности, что Тина и Кара оказались вместе. Для осуществления моего плана Тина была просто необходима; хорошо, что с ней оказалась и Кара, хотя любая другая девушка тоже бы подошла. Но главное, мне нужна была пара невольниц, в состав которой входила бы Тина. Еще в Лидиусе я начал понимать: эта маленькая прохвостка может оказаться полезной, хотя в то время я, конечно, и не подозревал, что придется использовать ее так, как я сейчас собирался.
Тиросцы, следующие за парами рыдающих невольниц с хлыстами в руках, вовсе не стремились углубляться в лес.
— Быстро наберите хворосту и — назад! — скомандовал молодой парень, сопровождавший Тину и Кару.
— Не заставляйте нас идти в лес, — взмолилась Кара. Она опустилась на колени и низко уронила голову.
— Пойдемте с нами, — опускаясь рядом с ней, рыдала Тина. — Не оставляйте нас одних!
Ответом им обеим послужили два резких взмаха хлыста.
Слезы у девушек покатились с новой силой. Обе быстро вскочили на ноги и, насколько позволяли кожаные ремни, привязывающие их друг к другу за ошейники, побежали к ближайшим деревьям. Входить в лес они не хотели и принялись ломать нижние ветки и поднимать сучья с земли.
— Поторапливайтесь! — щелкая хлыстом, кричал им охранник.
Очевидно, обеим девушкам уже пришлось вплотную познакомиться с этим хлыстом, поскольку каждый его взмах придавал все больше живости их движениям. Нет такой невольницы, которая не боялась бы хлыста; те, кто утверждает обратное, просто не имели возможности оценить его действенность на собственной шкуре.
Но лес пугал девушек ничуть не меньше, они страшились его непроглядной темноты и таившихся в нем хищников. Тина и Кара принесли две большие охапки сучьев и сложили их к ногам охранника.
— Этого, наверное, хватит, — с мольбой в голосе обратились они к своему суровому стражу. Им не терпелось поскорее вернуться к жарко пылающему костру, под защиту частокола.
— Этого мало, — оборвал их стенания охранник. — Несите еще хворост, рабыни. И поскорее!
— Да, хозяин, — обреченно ответили невольницы.
— Зайдите глубже в лес, — продолжал командовать молодой воин. — Там хворост суше.
— Пожалуйста! — в один голос взмолились рабыни.
Охранник многозначительно взмахнул плетью.
— Я повинуюсь, хозяин! — воскликнула Кара.
— Я повинуюсь! — простонала Тина.
Из глубины леса донесся глухой рев пантеры. Девушки испуганно переглянулись.
Охранник неумолимым жестом указал им плетью на вздымающийся черной стеной лес.
Рабыни подбежали к крайним деревьям и принялись быстро собирать сухие сучья и ветки. Через несколько минут они снова принесли по полной охапке хвороста и сложили его к ногам ожидающего их человека в желтом одеянии тиросского воина. Заранее предчувствуя его ответ, они боялись поднять глаза.
— Может быть, хватит? — дрожащим голосом спросила Кара.
— Пожалуй, хватит, — ответил я.
На их лицах отразилось полное недоумение.
— Тихо, — предупредил я.
— Вы! — только и смогла выдохнуть Кара.
— Хозяин! — радостно прошептала Тина, глядя на меня широко раскрытыми глазами. — А где охранник? — спросила она.
— Споткнулся и упал, — ответил я. — Кажется, бедняга сильно ударился головой о камень.
— Понятно, — тихо рассмеялась Кара.
Я не думал, что парень придет в себя раньше, чем через несколько часов. Он, конечно, не ожидал опасности со стороны моря. А напрасно. Один из камней, во множестве валявшихся на берегу, угодил ему прямо в голову.
— Вам опасно здесь оставаться, хозяин, — сказала Тина. — Лучше поскорее уходите отсюда!
Я окинул внимательным взглядом пустынный берег и обнесенный частоколом лагерь тиросцев, находившийся от нас ярдах в двухстах.
— Там больше пятидесяти тиросцев, — испуганным шепотом продолжала Тина.
Я стряхнул песок с рукава туники и посмотрел на стоящую передо мной на коленях девушку.
— Пятьдесят пять, если быть точным, — поправил я ее, — не считая Саруса.
Глаза Тины радостно заискрились.
— Значит, это вы нас преследовали! — догадалась Кара.
— Все равно, вам нужно уходить отсюда, — настаивала Тина. — Здесь слишком опасно.
— Я думаю, тиросцам не менее опасно оставаться здесь, чем хозяину, — рассмеявшись, заметила Кара.
Я посмотрел на положение лун на небе. Близился двадцатый ан, горианская полночь. Следовало спешить.
— Идите за мной, — сказал я рабыням.
Они быстро поднялись на ноги и, не отставая, последовали за мной вдоль берега. За спиной мы слышали голос человека, очевидно звавшего того охранника, которой так неожиданно получил камнем по голове. Товарищ оглушенного мною тиросца, найдя его лежащим на песке, несомненно, подумает, что девушкам каким-то образом удалось подкрасться к бедолаге и вывести его из строя, чтобы совершить побег. Только зачем? Удивительно, что эти рабыни, несомненно доставленные сюда из цивилизованного города, решились на ночь глядя бежать в совершенно незнакомый для них лес! И как они на такое отважились? Далеко у нас за спиной на берегу я заметил свет факела: тиросцы отправились на поиски потерявшегося охранника. Я ускорил шаг. Девушки, стараясь не отставать, едва ли не бежали следом. Собранный ими хворост так и остался лежать на берегу. Пусть тиросцы забирают его себе и подбрасывают в свой сигнальный костер. Им от этого будет мало пользы.
Я посмотрел на солнце: скоро полдень, десятый ан.
Ударом ноги я отломал от лежащего на земле дерева большую ветку и потащил ее к берегу, где бросил на высокую груду собранного нами с Карой и Тиной хвороста.
Я перерезал соединявший рабынь за ошейники кожаный ремень, и они работали с неистощимым энтузиазмом. Не было никакой необходимости пускать в ход украденную у лежащего на берегу охранника плеть. Их задор удивил меня: в конце концов, они ведь всего лишь рабыни!
— Все готово, — сказал я им. Мы осмотрели собранную нашими руками настоящую гору сухого хвороста. Да, потрудились на славу. Мы шли по берегу моря всю ночь и даже часть утра, а затем, не давая себе ни малейшего отдыха, принялись собирать и сносить на выбранную площадку сухие сучья и ветки.
Я снова с удовольствием окинул взглядом гору хвороста.
Все это время мои рабыни работали так, словно речь шла об их жизни и смерти. Я был доволен, что мне не пришлось их подгонять и наказывать: это потребовало бы лишней траты времени.
Ну что ж, теперь самое трудное позади. Мы сложили эту груду хвороста в месте, отстоящем от лагеря тиросцев пасангов на двадцать к югу. Потрудиться, конечно, для этого пришлось изрядно.
Девушки смотрели на меня радостно и гордо. Но чувствовалось, что они устали.
— Давайте к краю леса, рабыни, — велел я.
Здесь я выбрал самое густое дерево из тех, что возвышались над голым, негостеприимным, усеянным громадными валунами берегом, и указал девушкам на широкую ветку на высоте пяти футов над землей — та отходила от ствола дерева в сторону, противоположную морю.
— Будешь стоять на часах первой, — сказал я Тине. — Как только заметишь парус на горизонте, немедленно дашь мне знать.
— Да, хозяин, — ответила Тина. Я прижал ее спиной к дереву.
— Подними руки, разведи их в стороны.
Она послушно подняла руки на уровень плеч, и я, набросив кожаную петлю ей на одну руку, обошел ствол дерева и завязал второй конец ремня на другой ее руке. После этого набросил еще несколько ремней на грудь и живот девушки и затянул их с противоположной стороны ствола. Теперь она была надежно привязана и смотрела в сторону моря.
— Если уснешь, — пригрозил я, еще раз проверяя узлы на ремнях, — я тебе глотку перережу.
Она подняла на меня понимающий взгляд и едва слышно прошептала:
— Да, хозяин.
Я отрезал несколько кусков вяленого мяса из того, что лежало у меня в сумке, и один за другим положил ей в рот.
— Ешь.
— Спасибо, хозяин, — поблагодарила Тина.
Я дал ей запить мясо водой из фляги, которую тоже отобрал у оставленного на берегу охранника. После этого я повернулся к Каре.
— Меня нет необходимости связывать, — сказала она.
У меня на этот счет имелись свои соображения.
— Ложись на живот, — распорядился я. — Руки за спину, ноги вместе.
Она послушно опустилась на землю.
Я не только связал ей руки и ноги, но накинул петлю на шею и привязал ее к ближайшему дереву. Береженого Бог бережет.
— Открой рот, — сказал я и протянул ей несколько кусков вяленого мяса. После этого также дал запить ей мясо водой. Когда она поела, я ослабил узлы на веревке, удерживающей ее за шею, и позволил ей опуститься на землю. Когда Кара легла, я засыпал ее листьями и снова отрегулировал длину веревки.
Мне припомнилось, как она выглядела в царственных залах Самоса, когда мы с ним сидели за доской, разыгрывая очередную партию, а они с Риммом, тогда еще рабом, внимательно следили за ходом игры. Сколько времени прошло с тех пор! Казалось, вечность!
А Тина? Я посмотрел на нее, привязанную к дереву. Как давно она срезала в Лидиусе висевший у меня на поясе кошелек!
Да, побросала их судьба. Но это, конечно, не важно. Они — всего лишь рабыни.
Я с трудом проглотил кусок вяленого мяса и запил его водой. Я буквально падал с ног от усталости. Подойдя к тому месту, где лежала Кара, я подгреб себе побольше листьев и опустился на землю. Кара уже засыпала, но, думаю, я ее опередил.
Проснулся я всего лишь раз, когда начали сгущаться сумерки, да и то только затем, чтобы сменить на посту Тину и поставить вместо нее Кару. Тина мне нужна свежей и бодрой. Она уснула прежде, чем успела коснуться земли.
С наступлением ночи я был на ногах. Я снял ремни и веревки с Кары и Тины, и обе они принялись растирать затекшие щиколотки и запястья.
Я пристально вглядывался в раскинувшуюся перед нами гладь моря, залитого мерцающим, дробящимся на волнах лунным светом. Мы, все трое, стояли на берегу, среди громадных серых валунов и как зачарованные не могли отвести глаз от грандиозной в своем величии блистательной Тассы, мифы о которой утверждают, что у нее вообще нет второго берега. В такую ночь это казалось мне вполне вероятным.
— Как красиво, — мечтательно произнесла Кара.
Красиво, но ни единого паруса на горизонте.
Я отрезал себе кусок вяленого мяса и отпил из фляги глоток воды. Девушки жадно смотрели мне в рот: они тоже проголодались.
— На колени! — приказал я.
Когда я насытился, мяса оставалось уже немного. Я разорвал его пополам и протянул куски девушкам. Вода во фляге тоже плескалась на донышке. Я бросил фляжку Каре.
Они — горианские женщины, к тому же рабыни. В сочувствии не нуждаются. Они уже пообедали сегодня днем и прекрасно знали, что, будь на то моя воля, они вообще больше никогда не увидят еды.
Пища и вода в руках рабовладельца — это не просто еда, это еще и средство подчинения раба, средство воспитания в нем послушания и повиновения.
Я посмотрел на небо: луны будут светить еще не больше ана. Хорошо. Облака, как гигантские черные тарны, величаво проплывали в южном направлении, резко выделяясь на фоне серого неба и закрывая своими широко распахнутыми крыльями далекие звезды. На побережье царила предутренняя тишина. Ничто не нарушало ее, кроме легкого ропота озябших деревьев да мягкого шуршания прибоя. Окружающий нас мир казался громадным, бесконечным, а мы в нем выглядели крошечными песчинками. «Рьоде» и «Терсефоре» будет нелегко нас отыскать. А ведь они должны быть уже где-то близко.
Я снова обежал взглядом горизонт. Ничто не нарушало беспредельной глади серебрящейся поверхности моря и тонувшего в нем где-то там, на краю земли, тяжелого свинцового неба.
— Пора, — сказал я рабыням.
Мы спустились с резко обрывающейся лесистой части берега к самой воде и подошли к груде хвороста, собранной накануне. Я вытащил из сумки небольшой гладкий кремень и плоский металлический диск. Наклонившись над приготовленными сухими щепочками, несколько раз с силой ударил диском по кремню, высекая искру, и когда щепочки занялись, зажег от них ветку покрупнее и перенес огонь на хворост.
Горианские галеры редко ходят под парусом ночью; чаще они причаливают к берегу, разбивают лагерь и здесь дожидаются наступления нового дня. Но я ожидал, что «Рьода» и «Терсефора», ввиду важности выполняемой тиросцами миссии, срочности встречи и опасности долгого пребывания в лесу, изменят этой традиции и станут на якорь где-нибудь поблизости от берега, не высаживаясь и не разбивая лагерь для ночевки. Я бы на месте капитана этих кораблей так и поступил, отправив на берег лишь небольшую часть команды для пополнения запасов воды и — в крайнем случае — позволив им немного поохотиться. Кроме того, следуя горианскому обычаю, я не удалялся бы от берега или по крайней мере держался от него в пределах видимости: горианские боевые галеры, узкие, с плоскими днищами, больше подходят для войны, нежели для дальних плаваний, и не рассчитаны на передвижение в непогоду и при сильном ветре, ждать которого от изменчивой Тассы можно в любую минуту. К тому же у капитана «Рьоды» и «Терсефоры» имелась и другая причина, по которой ему следовало держаться ближе к берегу. Он должен следить за подаваемым ему сигналом. Ему нельзя пропустить горящий на бесконечно длинном, раскинувшемся на сотни пасангов в обе стороны берегу сигнальный костер, зажженный для него Сарусом и его воинами и отмечающий их местонахождение.
Мы тоже выбрали на берегу отличное место: даже если корабли будут находиться на десяток, а то и больше пасангов отсюда, они все равно не смогут не заметить разведенный нами костер и уж конечно не усомнятся в том, что он зажжен Сарусом и его людьми.
Я посмотрел на Тину. Ее обращенное к пылающему костру лицо казалось оранжево-красным в отблеске пляшущих, взметающихся к небу длинных языков пламени.
— Ты умеешь быть привлекательной для мужчины: поинтересовался я.
— Да, хозяин, — ответила она.
— Следи за костром, — распорядился я и, повернувшись к Каре, сказал: — Пойдем со мной. — Я отвел ее на сотню ярдов от края леса и достал из сумки кожаный ремень.
— Что вы собираетесь со мной сделать? — встревоженно спросила она.
Не отвечая на ее глупые, никчемные вопросы, я крепко привязал ее спиной к дереву и, оторвав кусок материи от ее шелкового одеяния, заткнул ей рот. Она не спускала с меня широко раскрытых глаз. Проверив, надежно ли держат ее веревки, я повернулся и направился к берегу. Где-то далеко в море светили два крошечных фонаря.
Отлично, все идет как надо.
Оставаясь в тени деревьев, я едва слышно позвал Тину. Она поднялась и, ничего не подозревая, подошла ко мне. Когда она была уже рядом, я грубо схватил ее за плечи и прижал спиной к дереву.
Она раскрыла рот от удивления.
— Какой первейший долг каждой рабыни, помнишь? — не предвещающим ничего хорошего голосом спросил я.
— Абсолютное повиновение, — испуганно ответила она.
— А кто ты такая? — настойчиво допытывался я.
— Рабыня, — пробормотала она.
— Значит, какой твой первейший долг по отношению ко мне?
— Абсолютное повиновение! — Ее голос сорвался на крик.
Я бросил взгляд на море. Два корабельных сигнальных фонаря неуклонно приближались.
— На колени! — потребовал я.
Тина буквально рухнула на землю и низко опустила голову.
Ярдах в четырехстах от берега два корабельных фонаря остановились; рядом с ними, но несколько ближе к воде, показался третий фонарь.
Я вытащил из-за пояса плеть и ее концом похлопал Тине по плечу. Она подняла на меня испуганные глаза.
— Пожалуйста, не бейте меня, — едва слышно прошептала она.
Концом плети я приподнял ей подбородок.
— Целуй плеть в знак повиновения, — приказал я.
Она быстро прикоснулась к плети губами.
— Я требую абсолютного повиновения, — напомнил я.
— Да, хозяин, — пробормотала Тина; плечи ее дрожали. — Я полностью вам подчиняюсь.
— Слушай мои указания, — потребовал я.
— Тьфу, пропасть! — выругался спрыгнувший с баркаса на берег парень. — Да это всего лишь какая-то девчонка!
— Защитите меня, хозяин! — взмолилась Тина. Девушка выбежала из темноты леса на берег и упала на колени перед молодым воином в желтой тунике. В руке он держал обнаженный меч. Его товарищи, видя, что ничего страшного не происходит, тоже сошли на берег и теперь стояли, настороженно озираясь вокруг. Гребцы остались сидеть на веслах. Всего в баркасе приплыло шестнадцать тиросцев, включая рулевого.
— Защитите меня! — рыдала Тина.
Она стояла на коленях, низко уронив голову. Туника ее была разорвана на плече и спадала до самого пояса. Девушка дрожала.
Острием меча парень поднял ей голову и повернул ее заплаканное лицо к себе. Сейчас она, должно быть, выглядела очень хорошенькой. Молодой воин вложил меч в ножны и, за волосы подняв Тину с земли, развернул ее к огню.
— «Я рабыня Боска из Порт-Кара», — прочитал он надпись на ошейнике и громко рассмеялся. Затем резким движением оттолкнул от себя девушку и окинул ее оценивающим взглядом. — Да, у этого Боска из Порт-Кара губа не дура на хорошеньких рабынь.
— А ну, выпрямись, рабыня! — распорядился второй подошедший к ней воин.
Тина расправила плечи и подняла подбородок, как полагается стоять рабыне под взглядами рассматривающих ее хозяев.
— Меня украли у Боска из Порт-Кара, — не опуская головы, всхлипывала она. — Украл этот свирепый Сарус с Тироса.
Мужчины обменялись насмешливыми взглядами. Тина, казалось, совершенно не поняла значения их усмешки.
— Я сбежала от него, — продолжала она, — но здесь, в лесу, столько слинов, столько пантер! За мной гнались. Я едва ноги унесла. — Девушка снова опустилась на колени. — Сжальтесь надо мной, хозяева! — взмолилась она. — Не оставляйте меня в лесу. Проявите сострадание к несчастной рабыне!
— Оставь ее здесь, — махнул рукой один из тиросцев. — Пусть подыхает с голоду!
Тело девушки начала бить мелкая дрожь.
— Это ты разожгла костер? — спросил второй воин.
— Да, хозяин, — снова всхлипнула Тина. — Я хотела привлечь внимание какого-нибудь проходящего корабля.
— Что, лучше наручники хозяина, чем зубы слина? — усмехнулся молодой воин.
Тина протянула к нему руки.
— Защитите меня! — с мольбой в голосе обратилась она к воину.
— Может, и защитим, — неопределенно пожал он плечами.
— Только, пожалуйста, не возвращайте меня Сарусу, — снова взмолилась девушка. — Вы ведь его не знаете, правда?
— А кто это? — с глуповатым видом поинтересовался один из тиросцев, очевидно, их предводитель. Столпившиеся вокруг него воины откровенно посмеивались.
Тина облегченно перевела дух.
— Как мне повезло, что я встретила именно вас, — восторженно заметила она. — Вы не знакомы с этим человеком!
Стоящие вокруг мужчины недобро рассмеялись. Тина невольно вздрогнула и сжалась в комок.
— Ну что, возьмем ее с собой? — посмеиваясь, обвел взглядом воинов их предводитель.
Один из тиросцев подошел к девушке и сорвал с нее едва державшуюся на плече шелковую накидку. Тина жалобно вскрикнула, но не осмелилась закрыться руками.
— Может, и возьмем, — многозначительно заметил один из воинов.
На обнаженном теле девушки пылал яркий отблеск костра.
— Ну-ка, выпрямись, — потребовал один из зрителей.
Тина расправила плечи.
— Защитите меня, — с мольбой в голосе произнесла она.
— Наша защита дорого стоит, — ответил предводитель тиросцев; как и его подопечные, он не сводил с девушки горящих глаз.
— Не бросайте меня одну, прошу вас! — Тина сложила руки на груди.
— Нельзя позволить, чтобы такую красавицу разорвал на части какой-нибудь слин, — заметил предводитель тиросцев.
Тина, казалось, боялась поверить своему счастью.
— Лучше я сам ее разорву, — продолжал предводитель.
У Тины отвисла челюсть.
Предводитель тиросцев шагнул к ней и, взяв рукой за волосы, приподнял ей лицо.
— Сейчас, рабыня, — заявил он, — каждый из нас сам посмотрит, что ты собой представляешь, и решит, брать нам тебя с собой или не стоит.
— Я поняла, хозяин, — ответила девушка.
— Ты поняла, что тебе следует постараться? — поинтересовался предводитель.
— Я буду очень стараться, хозяин, — заверила его Тина. Предводитель прижал ее губы к своим. Я заметил, как руки девушки сплелись, обнимая его толстую, крепкую шею.
Зрители одобрительно засмеялись.
Мало кто из них обратил внимание на качающееся на воде в нескольких ярдах от берега бревно, которое волны настойчиво уносили прочь. Они несли его прямо к стоящим в четырехстах пасангах кораблям.
Мне не потребовалось надолго задерживаться на «Рьоде». Уже через пол-ана я снова оставил шхуну, осторожно спустившись в воду с заднего борта.
А на берегу столпившиеся вокруг девушки и занятые более важными вещами зрители не обратили внимания на то, что короткое бревно, очевидно сброшенное в воду штормом, или же обломок какого-нибудь кораблекрушения прибило к берегу в нескольких ярдах от них.
Тина, на коленях стоящая в центре обступивших ее мужчин, обвела их умоляющим взглядом.
— Тина сумела вам понравиться? — наполненным тревогой голосом спросила она.
— Ну, как вы ее находите? — поинтересовался у своих воинов предводитель.
Мужчины одобрительно загудели. Тина не отрывала жалобного взгляда от сурового лица предводителя.
— Мы берем тебя с собой, рабыня, — вынес он свое решение.
Глаза девушки засияли.
— Но обязанности твои будут тяжелы, — продолжал предводитель. — Тебе придется услаждать нас своим присутствием не тогда, когда этого захочется тебе, а тогда, когда этого потребуем мы. А кроме того, на тебя ляжет обязанность готовить пищу рабам, которую ты и будешь им разносить. Ты поняла?
— Да, хозяин, — ответила девушка.
— Ты все еще считаешь, что тебе повезло?
— Конечно, хозяин.
— Ну что ж. Ты старалась добиться нашего расположения, и мы возьмем тебя с собой, даже если впредь старания у тебя поубавится.
— Хозяин шутит. Я буду стараться изо всех сил!
— Вот как? А ты знаешь, кто наш капитан?
— Нет. — Тина насторожилась, почуяв неладное.
— Наш капитан — Сарус с Тироса!
— Нет! Не может быть! — В голосе девушки слышался нескрываемый ужас.
— Да, — рассмеялся предводитель тиросцев. — Через день-другой ты снова его увидишь.
Девушка попыталась было вскочить на ноги и убежать от них, но предводитель поймал ее за руку и бросил одному из своих воинов.
— Свяжи ее покрепче, — распорядился он.
Тину швырнули лицом в песок и кожаными ремнями связали по рукам и ногам. После этого ее снова подняли с земли и поставили перед предводителем.
— Ты — беглая рабыня, — жестко произнес он. — Не завидую я тебе.
По телу девушки пробежала мелкая дрожь.
— Ты впервые пыталась убежать? — поинтересовался предводитель.
— Да, хозяин, — непослушными губами пробормотала она.
— Тогда на первый раз тебе, возможно, и не перережут подколенные сухожилия.
Тина застонала.
— Впредь этого не делай, — с фальшивым сочувствием пожурил ее предводитель и тут же суровым тоном добавил: — Бросить ее в баркас!
Двое воинов подняли девушку и грубо швырнули ее в лодку.
— На корабль! — приказал предводитель.
Несколько человек оттолкнули баркас от берега и вслед за своим командиром на ходу запрыгнули в него. Гребцы посильнее налегли на весла и едва не задели снова попавшееся им на глаза бревно, мирно покачивающееся на волнах. Фонарь на носу баркаса все уменьшался, удаляясь в беспредельные просторы моря.
Я не чувствовал себя разочарованным. Никем не замеченный, я выбрался на берег в двух сотнях пасангов от пылающего костра и втащил на песок бревно.
Для выполнения работы в распоряжении Тины была целая ночь, может быть, даже две.
Прячась в тени деревьев, я внимательно наблюдал за перемещающимися в темноте ночи огнями. Баркас достиг «Рьоды», и фонарь на нем погас. После этого оба фонаря — один на носу «Рьоды», второй на носу «Терсефоры» — двинулись вправо и вскоре растаяли в ночи.
Корабли, очевидно, отошли еще на два-три пасанга от берега. Здесь они останутся до утра. Капитан «Рьоды» прав: высаживаться на незнакомый берег ночью неразумно. К тому же, как я выяснил из обрывков долетевших до меня разговоров, в ближайшие день-другой появления Саруса здесь не ждали. Им некуда было торопиться. А кроме того, я ожидал, что у ти-росцев будет сегодня повод повеселиться и они сблизят бортами оба корабля. Они уже слишком долгое время бороздят морские волны, сходя на берег, только чтобы пополнить запасы еды и питья, да и то, как правило, в удаленных безлюдных местах. Когда в последний раз им доводилось держать в объятиях рабыню, готовую во всем им услужить? В Лаурисе? Или в полудиком Лидиусе, затерявшемся в дельте Лаурии? Может, это происходило в таверне Церкитуса в Лаурисе и в объятиях у них лежала Илена? А может, в Лидиусе им довелось заглянуть в таверну Сарпедона, и на их горячие поцелуи отвечала рабыня Тана, бывшая жительница Земли, некогда известная под именем Элизабет Кардуэл?
Как бы то ни было, с тех пор прошло много времени. Каждому из воинов захочется хоть одним глазком посмотреть на рабыню, которая, я уверен, сумеет их занять. Слишком долго тиросцы бороздят морские волны. Истомились они без женского общества.
Тина знает, что ей следует делать.
