15
ЛЕС — ИДЕАЛЬНОЕ МЕСТО ДЛЯ ОХОТЫ
Илена в обрывках желтой шелковой накидки, с пылающими безумным страхом глазами, не разбирая дороги мчалась по лесу, ломая на своем пути ветки и задыхаясь от бега. Она едва держалась на ногах от усталости и жадно хватала ртом воздух. Девушка то и дело спотыкалась о торчащие из земли переплетенные корни, но неизменно снова и снова поднималась на ноги.
Преследующие ее женщины-пантеры бежали с гораздо меньшим напряжением. Они были великолепными атлетками, значительно превосходящими убегающую от них неловкую, неуклюжую уроженку Земли.
Скоро Илену поймают. Она легкая добыча, тем более для женщин-пантер, преследующих ее безо всяких усилий, уже держащих в руках кожаные ремни для рабынь.
Илена бежала из последних сил. Ей не уйти. Скоро ее поймают.
Женщинам-пантерам доставляло громадное удовольствие охотиться на скрывающихся в лесах беглых рабынь. Разбойницы испытывали к ним глубочайшее презрение и охотились на них, как на животных. Они расценивали преследование убежавшей от владельца рабыни как увлекательный спортивный поединок и отдавались ему всей душой, тем более что поединок, как правило, оказывался беспроигрышным.
Илена, задыхаясь, упала на землю. Шум погони раздавался совсем близко. Нужно бежать. Она — в который раз! — шатаясь, поднялась на ноги. Если она попадет в руки женщинам-пантерам, ей не поздоровится.
Лесные разбойницы беспощадны к рабыням и зачастую издеваются над ними с изощренной жестокостью. Девушка, в большинстве случаев принужденная уступить мужчине, проявившая перед ним свою природную слабость, неизменно вызывает ненависть женщин-пантер: для них она олицетворяет собой то, чего они не приемлют, в существовании чего в самих себе боятся признаться, — женственность. Многие девушки, обреченные на ошейник, начинают находить мужчину в высшей степени привлекательным для себя и испытывают незнакомую им прежде радость в служении человеку противоположного пола. Женщины-пантеры, образ жизни которых основывается на ненависти к мужскому полу, не приемлют и не понимают подобных чувств. Рабыне же не остается выбора, кроме как проявлять естественную для нее женственность. То, что женщина, прежде чем стать рабыней, могла из последних сил сопротивляться захватчикам, не вызывает сочувствия лесных разбойниц. Сам факт поимки женщины мужчиной является для них решающим, а отсутствие у пленницы выбора никого не интересует. Женщина-пантера зачастую прислушивается только к себе и многие вещи способна понять, лишь оказавшись на месте другого человека.
У себя в лагере я успел осознать, как воспринимает мужчин Илена, и отметил, что, хотя она и служила в пага-таверне и, конечно, не раз оказывала посетителям особые услуги, она так и осталась не до конца завоеванной. Едва прикоснувшись к ней, я заметил ту напряженную одеревенелость плеч и бедер, которая так свойственна многим женщинам Земли. Вероятно, она доставлена на Гор недавно; долгое время оставаться не завоеванной мужчиной ей бы не удалось.
Однако эти особенности ее характера, думаю, не представляли для ее преследовательниц никакого интереса. Для них она была жертвой, неуклюжей дичью, слабой и неспособной даже скрыть свои следы. Скоро ее поймают. Для опытных разбойниц догнать рабыню не составляет труда. Скоро, очень скоро кожаные ремни вопьются в ее запястья.
Илена снова упала на землю. Она задыхалась. Она уроженка Земли, не могла сравняться с горианками.
Я ощутил недовольство своими сопланетницами. Они казались такими никчемными, такими беспомощными. Как будто сама природа создала их, чтобы служить добычей для гориан. Неудивительно, что горианские специалисты, владеющие вторым знанием, рассматривают жительниц Земли как своих естественных рабынь. Возможно, они не так уж не правы.
Илена тщетно пыталась подняться на ноги. Две женщины-пантеры беззвучной тенью промелькнули по крохотной поляне, в каких-нибудь пяти ярдах у нее за спиной. Они уже разматывали тонкие кожаные ремни, чтобы связать свою жертву.
Илена встала на четвереньки, жадно ловя ртом воздух. Обрывки шелковой материи едва прикрывали ее тело. Она жалобно посмотрела на своих преследовательниц. Одна из разбойниц гордо прошагала к ней, ловким движением набросила ей на шею кожаный ремень и завязала его.
Илена стояла на четвереньках. Колени ее дрожали. Конец кожаного ремня, стягивающего ее горло, сжимала в руке стоящая рядом лесная разбойница.
— Ну вот мы тебя и поймали, рабыня, — сказала она.
Я спрыгнул на землю прямо у них за спиной и двумя ударами сбил с ног. Затем заранее заготовленными кляпами заткнул им рты, а руки связал отобранными у них самих кожаными ремнями. Все оружие женщин-пантер я забросил в кусты. Они лежали на груди, уткнувшись лицом в траву.
— Так и лежать, — приказал я, — а ноги раздвиньте шире.
Они неохотно повиновались.
— Еще шире! — потребовал я.
Они старательно развели ноги в стороны. Пленнику со связанными за спиной руками подняться из такого положения довольно трудно. К тому же в психологическом отношении подобная поза еще больше усиливает испытываемое пленником ощущение беспомощности.
После этого я подошел к Илене, все еще тяжело дышавшей и не спускающей с разбойниц испуганного взгляда, и снял с ее шеи туго завязанный кожаный ремень.
— Из тебя получилась отличная приманка, — похвалил я.
Концы снятого с нее кожаного ремня я набросил на шеи разбойниц и связал их вместе. Теперь им не убежать.
— На этот раз вам не повезло, — сказал я своим пленницам.
Глаза их сверкали от ярости.
— Отведи этих рабынь в наш лагерь, — обернувшись, приказал я Илене.
— Да, хозяин, — ответила она и взялась за ремень, завязанный у девушек на шее.
Я проводил их взглядом. Они стали нашей первой добычей. Я помнил, что тиросцы хорошо знакомы с островами и просторами блистательной Тассы, но в лесах ориентируются с трудом; здесь проводниками и следопытами им служат женщины-пантеры. Если бы мне удалось сделать так, чтобы разбойницы боялись покидать лагерь, а перемещаясь по лесу, боялись отходить от длинных колонн пленников, сопровождаемых воинами-мужчинами, тиросцы по многим практическим соображениям, думаю, очень скоро отказались бы от услуг своих ставших не только бесполезными, но и опасными союзниц. Но что гораздо важнее, нагнав страху на разбойниц, глаза и уши тиросцев, их разведчиков и охранниц, я смог бы с меньшим трудом приближаться к неприятельскому лагерю и отходить от него. Полагаю, если бы люди с Тироса могли догадаться об истинных целях, которые я преследовал, они бы смирились с присутствием очаровательных, но столь не верных своему слову союзниц, с которыми них начали возникать все более серьезные разногласия.
В этот день с помощью Илены мне удалось поймать еще девятерых женщин-пантер.
Нам просто повезло, поскольку союзники провели этот день вне лагеря: и те и другие горели желанием обнаружить и уничтожить того, кто накануне вечером убил тиросца, готовившегося заклеймить рабов. Они прочесали большую территорию, однако поиски окончились для них неудачно: пять разведывательных партий женщин-пантер не вернулись назад; теперь они стали моими рабынями.
Этим вечером я охотился и подстрелил табука. Взвалив его на плечи, я принес добычу в свой лагерь, чтобы пага-рабыни, ставшие теперь надсмотрщицами, могли накормить моих пленниц и поесть сами. Мы, конечно, не стали рисковать и разводить огонь. Я отрезал ножом тонкие полоски мяса и передавал их пага-рабыням, а те вкладывали их в рты пленницам. Когда женщины-пантеры перестали жевать, им снова заткнули рты кляпами. Разбойницы, которых теперь набралось уже одиннадцать, были привязаны одна к другой, образуя длинный ряд, причем каждая пленница была связана с двумя соседками, за исключением первой и последней в шеренге.
Своим пага-рабыням, включая Илену, я предоставил возможность передвигаться свободно Я не боялся, что они убегут. Они опасались женщин-пантер, да и сам лес был для них не свободой, а скорее тюрьмой.
Когда начали сгущаться сумерки, я уложил пленниц на землю боком, оставив их связанными и с кляпами во рту.
До наступления ночи к ним прибавилось еще четыре разбойницы.
Движение в лагере не утихало, но я понял, что женщины-пантеры встревожены и что их вылазки из лагеря будут становиться все менее длительными и все более осторожными. До меня доносились недовольные голоса тиросцев, требующих от охотниц прочесать лес. Разбойницы отвечали им с не меньшим раздражением. Шло кто решался выйти за ограду лагеря, но даже смельчаки торопились поскорее вернуться назад. Только одна группа из четырех разбойниц, возглавляемая светловолосой охотницей, рискнула удалиться от лагеря. Их смелость стоила им свободы: сейчас они лежали связанные вместе с остальными моими пленницами.
Когда луна уже показались из-за деревьев, я оглядел свою добычу.
— Теперь они рабыни, — сказал я девушкам из пага-таверны. — Разденьте их.
Мои помощницы послушно сняли с разбойниц короткие шкуры лесных пантер.
— Наденьте их на себя, — кивнул я двум своим помощницам, темноволосой рабыне и девушке со светлыми волосами.
— Да, хозяин, — ответили они и натянули на себя шкуры.
Я взглянул на рыжеволосую пага-рабыню.
— Ты тоже, если хочешь, можешь одеться, — разрешил я.
Обрадованная, та поспешила завернуться в новое, непривычное одеяние.
— А я, хозяин? — спросила Илена.
— Нет, — ответил я. — Ты останешься приманкой для охотниц.
Она уронила голову.
— Да, хозяин, — пробормотала она.
Как только покончу с делами, обязательно продам ее в Порт-Каре, снова повторил я мысленно. Я оглядел своих помощниц.
— Вы стали похожи на очаровательных девушек-пантер, — заметил я.
Они даже стояли сейчас иначе. Головы их были высоко подняты, а в глазах, обращенных ко мне, появился намек на дерзость. Поразительно, насколько сильное влияние способна оказывать одежда.
Одна из лежащих на земле связанных женщин-пантер возмущенно заерзала в стягивающих ее путах Один вид пага-рабыни в шкуре лесной пантеры вызывал у нее яростное негодование.
Моя темноволосая помощница подскочила к ней, схватила девицу за волосы, грубо рванула голову своей беспомощной жертвы и обернулась к Илене.
— Ну-ка, принеси мне хворостину, — повелительным тоном распорядилась она.
Илена беспрекословно бросилась выполнять приказ.
Еще днем я срезал несколько прутьев, но пока у меня не возникало необходимости пускать их в ход. Я приготовил их на случай, если кто-либо из пленниц проявит неповиновение и мне придется приказать своим помощницам привести ее в чувство. Прутья я выбрал длинные и гибкие, со знанием дела.
Стоя над женщиной-пантерой, темноволосая девушка высоко занесла хворостину над головой.
— У тебя, голозадая рабыня, есть какие-то возражения? — елейным голосом поинтересовалась она.
Глаза ее жертвы округлились от страха. Девушка поспешно отчаянно замотала головой и плотнее прижалась к земле.
Все пага-рабыни, за исключением Илены, вероятно опасавшейся, что хворостина с таким же успехом может предназначаться и ей самой, весело рассмеялись.
Я подошел к своим помощницам поближе и, не говоря ни слова, оторвал у каждой из них часть полы, прикрывавшей клеймо на ноге.
— Не забывайте, что вы рабыни, — напомнил я.
— Да, хозяин, — хором откликнулись они. Я передал хворостину рыжеволосой девушке.
— Проследи за порядком в лагере, — приказал я и, повернувшись к Илене, добавил: — С этого момента она здесь старшая. До моего возвращения слушайся ее как свою хозяйку. Поняла?
— Да, хозяин, — ответила Илена.
— Подойди сюда, — позвала ее рыжеволосая.
Илена послушно приблизилась.
— На колени, рабыня! — приказала ей рыжеволосая.
— Да, госпожа, — испуганно ответила Илена и послушно опустилась перед ней на колени.
— Вы обе, — обернулся я к своей темноволосой помощнице и девушке со светлыми волосами, — пойдете со мной.
У ограждения лагеря я остановился и оглянулся на рыжеволосую. Илена в разорванной желтой шелковой накидке все еще стояла перед ней на коленях.
— Ты отвечаешь за порядок в лагере, — в последний раз напомнил я рыжеволосой.
Она похлопала по ладони гибким прутом и усмехнулась:
— Не беспокойтесь, хозяин. Я справлюсь.
В своем лагере тиросцы, несомненно, чувствовали себя в безопасности, а я очень старался не разубеждать их. Конечно, я мог бы проникнуть в лагерь, но пока этого делать не стоило. Я предпочитал просто снять часовых. Пусть они утром проснутся и обнаружат, что лагерь не охраняется.
Я ожидал, что это заставит их сдвинуться с места. Тиросцы обязательно поймут, что теперь стены лагеря не являются для них защитой. В дороге же они почувствуют себя еще менее защищенными. Об этом я позабочусь. Во время передвижения, оставшись, как я предполагал, без своих разведчиц, они станут легкой добычей.
Сейчас лагерь охраняли шестеро разбойниц. От меня требовалось обнаружить их местонахождение и устроить им свидание с двумя моими помощницами, Оа тыми в шкуры женщин-пантер.
Пага-рабыни должны в темноте приблизиться к Оа ной из стоящих на посту разбойниц. Их, конечно, остановят.
Тогда они ответят, что возвращаются с поисков, в этот момент я появляюсь за спиной охранницы и рукой зажимаю ей рот.
Дальше уже все совсем просто. Я укладываю разбойницу на землю, затыкаю ей рот кляпом и связываю по рукам и ногам. После этого можно переходить к следующей охраннице и повторить процедуру.
Все произошло так, как я и ожидал. Интересно отметить, что только двое из стоявших на посту разбойниц проявили подозрительность. Четверо остальных с громадным облегчением воспринимали женский голос в ответ на их приказ остановиться и не испытывали сомнений вплоть до того момента, когда могли определить, что выходящие из темноты девушки вовсе не относятся к числу их соплеменниц. В первую минуту им просто не приходило в голову, что эти девушки могут принадлежать не к их банде. У них не возникало сомнений в том, что они являются единственными женщинами-пантерами в этой части леса. Эта информация, следует признать, была довольно точной. Только в двух шагах от себя они могли выяснить, что ошиблись и приняли за своих лесных сестер обычных пага-рабынь.
Ошибка, такая естественная в данной ситуации, дорого им обошлась. На посту нельзя быть столь доверчивыми. Ничего, в моем лагере, у них, надежно связанных, будет время об этом подумать. Хотя с двумя женщинами, проявившими бдительность, в результате все закончилось точно так же, их подозрительность лишь помогла мне приблизиться к ним сзади, поскольку все свое внимание они сосредоточили на приближающихся из темноты пага-рабынях.
Когда с охранницами было покончено, мы собрали всех вместе. Я освободил им лодыжки и этими же ремнями за шею связал их в единый караван. После этого мы доставили пленниц в наш лагерь, прежде чем отправиться на покой, я убедился, что мои помощницы надежно связали всех разбойниц вместе.
У нас набралась уже двадцать одна пленница, красавицы все как на подбор. Но как все же утомительно собирать их в моем гостеприимном лагере!.. Я чувствовал себя уставшим.
— Проследите, чтобы они хорошенько отдохнули, — распорядился я. — Не давайте им ворочаться или попытаться ослабить узлы на ремнях.
— Я прослежу, — пообещала не расстающаяся с хворостиной рыжеволосая, расхаживающая между лежащими на земле женщинами-пантерами.
Да, на такую охранницу можно было положиться. Я плотнее закутался в покрывало и вскоре уснул.
Рано утром следующего дня я обнаружил, что союзники оставили лагерь. Они спешили как можно скорее тронуться в путь. Однако с таким количеством закованных в цепи рабов двигаться быстро им не удастся.
Я вернулся в свой лагерь. Мне не следовало отставать от неприятеля.
Спешно снимаясь с места, тиросцы оставили большую часть своего багажа и трофеев, взятых в лагере Марленуса, — любой ценой старались обеспечить себе максимальную скорость передвижения. Кое-что из оставленных ими вещей могло мне пригодиться.
В лагере темненькая и светловолосая девушки уже закончили снимать ремни, стягивавшие лодыжки моих пленниц. Я приказал рыжеволосой с хворостиной в руках поднять их на ноги — хотел сначала перевести наших пленниц в оставленный неприятелем лагерь, а затем параллельной дорогой последовать за тиросцами.
— Свяжите их всех вместе за левую щиколотку. Кляпы можете вытащить, — добавил я, наблюдая, как освобожденные от матерчатых кляпов пленницы жадно ловят ртом воздух.
Среди оставленных в лагере тиросцами вещей нашелся целый ящик с капюшонами для рабов, которые я вполне мог использовать для своих пленниц. Я, правда, не рассчитывал приближаться к противнику на расстояние слышимости, но подобная находка, конечно, не помешает. Капюшоны, как правило, сочетают в себе два достоинства: они не только лишают человека возможности видеть, что происходит вокруг, но и не дают ему говорить. Они очень плотно облегают лицо пленника и завязываются у него под подбородком и на затылке. Некоторые из них делают из толстой кожи, другие — из брезента. Большинство снабжено запорным механизмом.
Мы выкупали пленниц в ближайшем ручье и позволили им отведать плодов, валяющихся на земле или растущих на нижних ветвях деревьев, управляться с которыми они должны были только зубами, поскольку руки у девушек были связаны за спиной.
Пока мы шли через лес, я позволил Илене нарвать для меня плодов и орехов.
Пленниц мы выстроили вдоль изгороди оставленного тиросцами лагеря; я решил использовать их в качестве носилыциц. Присматривала за ними моя рыжеволосая помощница.
В одном из ящиков, брошенных тиросцами за ненадобностью, я обнаружил целую коллекцию «гарлских браслетов» — кандалов, получивших свое название в честь Гарла из Турий, который, как утверждает молва, первым придумал их конструкцию. Гарлский браслет состоит из узкого металлического кольца, защелкивающегося на щиколотке рабыни, второго кольца, приваренного к задней части ножного кольца, и толстой цепи в ярд длиной, приваренной к передней части ножного кольца. Цепь также заканчивается запирающимся кольцом, что позволяет защелкивать его на второй ноге рабыни, либо соединять нескольких пленниц в один караван, либо, в зависимости от необходимости, используя цепь, пристегивать ее к кольцам для рабов, имеющимся в каждом общественном заведении, или к стволу дерева, диаметр которого позволяет опоясать его цепью. Гарлские браслеты — вещь для рабовладельцев универсальная. Их часто используют при формировании длинных караванов для пешей транспортировки рабов. При этом все запоры на гарлских браслетах рассчитаны на использование одного и того же ключа.
Именно так поступил и я со своими пленницами, приказав уложить их спинами на землю, развязав ремни, затянутые у них на щиколотках, и заменив их соединенными в длинную вереницу гарлскими браслетами. Я даже позволил своим помощницам развязать руки нашим пленницам.
Разбойницы не спускали с меня наполненных ужасом глаз.
— Вы сковали нас в одну вереницу, — испуганно всхлипнула одна из пленниц. — Теперь первая же пантера сможет расправиться с нами со всеми!
Я даже не счел нужным отреагировать на эту глупую реплику: все было и так понятно. Но рыжеволосая помощница пресекла обсуждение действий хозяина.
— Молчать! — закричала она, со свистом рассекая воздух хворостиной.
Разбойницы испуганно вжались в землю. Рыжеволосая обвела своих подопечных удовлетворенным взглядом.
— Вы из воинов, — боясь повернуть голову, заметила, обращаясь ко мне, ближайшая светловолосая пленница.
— Я из торговцев, — поправил я ее.
— Нет, — возразила она, — торговцу никогда не удалось бы поймать нас так, как это сделали вы.
Я пожал плечами. Она, конечно, права: некогда я принадлежал к воинам, но обсуждать это с ней, безусловно, не собирался.
— Сесть! — приказал я.
Они длинным рядом расположились на земле вдоль ограждающего лагерь частокола.
Вместе с пага-рабынями и Иленой я просмотрел все, что, уходя, оставили тиросцы. Некоторые вещи представляли собой определенную ценность, но были, как правило, очень тяжелыми и громоздкими. Я нашел здесь большие тюки шелковой материи и связки ошейников еще без выгравированной надписи владельца, запасы вяленого мяса и целую гору одеяний как для людей свободных, так и для рабов. Я уже упоминал о ящике с капюшонами для рабынь, а тут обнаружил еще и баул с наручниками, рассчитанными на запирание одним и тем же ключом. Наткнулись мы и на свернутый рулоном брезент, который мог оказаться для нас весьма полезным; например, девушки могли бы спать под ним ночью. Если натянуть его на вбитые в землю шесты, а края оставить свисать свободно, получилось бы укрытие от дождя и холодного ветра, да и хоть какая-то защита от слина или пантеры, пусть даже очень ненадежная.
Здесь же мы обнаружили и кое-что из вещей, первоначально захваченных в качестве трофеев Марленусом в лагере Вьерны, а затем доставшихся людям с Тироса. Среди этих сменивших столько хозяев вещей я заметил несколько бутылок с вином, разбавленным наркотическим веществом, приманку, на которую мы с моими матросами так глупо попались, устроив засаду в лагере Вьерны. Я рассмеялся, Да, такое вино может при случае и мне сослужить хорошую службу. Его я тоже отложил в сторону.
Особенно меня порадовали найденные запасы продовольствия. Я не опасался, что они могут быть отравлены, но даже если бы я и ошибался, большого риска в этом не было: все продукты вначале будут пробовать наши пленницы.
Разбойницы, сидевшие перед растущей у них на глазах горой тюков, коробок, свертков и баулов, предназначенных для транспортировки, долгое время молча сжимали кулаки и наконец не выдержали.
— Мы — женщины-пантеры, а не какие-нибудь носилыцицы! — воскликнула одна из разбойниц.
Она же и получила первый удар гибким прутом по спине. Рыжеволосая рабыня, вмиг оказавшись рядом с пленницами, принялась щедро потчевать их хворостиной.
Как и следовало ожидать, такой метод убеждения оказался весьма действенным, и уже через секунду разбойницы, размазывая слезы по щекам, начали достаточно проворно разбирать поклажу. Выразившая неудовольствие пленница одной из первых выхватила из груды вещей объемистый ящик и, по обычаю горианских женщин, водрузила его на голову. Она так и застыла, выпрямив спину, балансируя в воздухе правой рукой и терпеливо ожидая команды тронуться в путь.
Я оглядел свой невольничий караван. Поклажа досталась каждой разбойнице. Четверо пага-рабынь понесут свернутый в рулон брезент. Мы сможем, по крайней мере в начале пути, идти по следам нашего отступающего противника. Позже, когда его бегство станет более торопливым, а действия менее обдуманными, мы сможем идти своей дорогой. Это позволило бы нам подбирать на пути все, что противник бросит, пытаясь облегчить себе передвижение.
Да, так мы и сделаем, решил я, повернулся и зашагал по направлению к лесу.
За спиной у меня гибкий прут дважды со свистом рассек воздух, и вслед за воплями женщин-пантер раздалась бодрая команда моей рыжеволосой помощницы:
— Пошевеливайтесь, рабыни!
Илена шла рядом со мной. Она взяла слишком быстрый темп. Ее голова едва не касалась моего плеча.
Я окинул ее хмурым взглядом.
Она подняла на меня глаза, в которых тут же отразился страх. Рука ее непроизвольно скользнула к лицу.
— Простите, хозяин, — пробормотала она и поспешно отступила от меня на несколько шагов. Голова ее была низко опущена, а все тело напряглось в ожидании: отдам я или нет распоряжение рыжеволосой наказать ее? Она забыла, что германской рабыне не положено идти рядом со свободным мужчиной. Она действительно не так давно на Горе.
Я отвернулся и пошел дальше. За спиной у меня послышались сдавленные рыдания. Да, мужчине пока так и не удалось полностью ее завоевать. Ничего, скоро она будет к этому готова. Я чувствовал эту нарастающую готовность во всем ее теле, в каждом ее жесте. Возможно, из Илены получится неплохая рабыня. Надеюсь, будущий владелец останется ею доволен. Полностью подчиненная, она сможет взволновать его кровь.
Она заслужила эту участь, пытаясь утаить от меня важные сведения.
Чуть поодаль слышался глухой мерный звон цепей моего невольничьего каравана. Женщины-пантеры с гарлскими браслетами на левой щиколотке двигались в ногу, как хорошо обученные воины.
Я оглянулся.
Они были красивы, мои пленницы. Поклажа, которую они несли на голове, придавала их походке грациозность и почти царственное величие.
Я стал владельцем превосходной команды рабынь. И не менее прелестной рыжеволосой надсмотрщицы.
Я стоял на толстой ветви дерева, надежно скрытый его густой листвой. Подо мной медленно двигалась длинная колонна закованных в цепи пленников, с обеих сторон сопровождаемая вооруженными тиросцами. Я насчитал в колонне девяносто шесть человек, каждый из которых был прикован к идущему впереди и сзади него соседу не только кандалами, защелкнутыми на левой ноге, но и цепями, соединенными с надетыми на них ошейниками. Руки пленников сковали за спиной.
Колонну возглавлял Марленус. За ним шел Римм, пойманный после его возвращения на «Терсефору». Следующими в караване стояли Арн и те восемь человек из моей команды, которых взяли в плен при захвате лагеря Марленуса. За ними следовала партия из двадцати четырех рабынь.
Мужчины сгибались под тяжестью нагруженной им на плечи поклажи. Тиросцы побоялись освободить им руки. Я не мог обвинить их в трусости: люди, которых они сопровождали, действительно были опасны. Я заметил, что часть груза несли и некоторые из тиросских воинов, а более легкую поклажу даже кое-кто из женщин-пантер.
Восемь тиросцев безостановочно подгоняли мужчин хлыстами; от них не отставали и четверо разбойниц, занятых стимулированием женской части каравана.
В первых рядах тиросцев я заметил Саруса, их предводителя, а рядом — Хуру и ее верную помощницу Миру, сначала предавшую Вьерну, а затем и Марленуса. Я усмехнулся. Она предаст и Хуру, об этом я позабочусь.
В десятке ярдов по обеим сторонам колонны двигались выставленные тиросцами и женщинами-пантерами разведчицы. Правда, справедливости ради следует заметить, что двое из них — те, с которыми мне довелось встретиться, — уже не двигались: они стояли надежно привязанные к дереву, с кляпами во ртах.
Я терпеливо ожидал, когда вся колонна невольников минует дерево, на котором я прятался: за тиросцами также должны двигаться прикрывающие их разведчики.
Они действительно шли ярдах в пятидесяти от колонны, поминутно обеспокоенно оглядываясь назад. Их было двое. Назад они оглядывались, но вверх, конечно, не смотрели, поэтому взять их оказалось не сложно. Связанных по рукам и ногам, с кляпами во ртах, я оставил разведчиц прямо на дороге, чтобы позже без труда отыскать их.
Итак, задняя часть колонны осталась незащищенной. Теперь следовало подумать о флангах.
У меня с собой было семь колчанов со стрелами, позаимствованными у захваченных мною разбойниц. Конечно, их стрелы, как, впрочем, и луки, были несколько меньше, чем длинный крестьянский лук, но в данных обстоятельствах они меня вполне устраивали. При стрельбе с близкого расстояния, например в лесу, для нанесения смертельной раны нет необходимости натягивать лук с полной силой.
В арьергарде тиросцев шли вытянувшиеся в колонну шестнадцать воинов. Я хорошо помнил основной принцип охоты из засады: первым убей идущего последним, затем предпоследнего и так далее, оставляя на самый конец идущего первым, если, конечно, тебе удастся до него добраться. К тому моменту, когда оглянувшаяся назад женщина-пантера истеричным воплем подняла тревогу, четырнадцать шедших позади колонны тиросцев уже были мертвы. Надеюсь, каждый теперь хорошенько подумает, прежде чем отважится идти в арьергарде.
Я преспокойно вернулся и отыскал оставленных вдоль дороги разбойниц, мою дневную добычу. Я освободил им ноги, привязал их друг к другу кожаным ремнем за шею и, не теряя времени, погнал в лагерь. Здесь у меня с рук на руки приняли их мои темненькая и светловолосая помощницы и без лишних слов гарлскими браслетами пристегнули их к нашему постепенно растущему каравану, насчитывающему уже двадцать пять невольниц.
После этого пага-рабыни поставили перед каждой пленницей похлебку из размоченных в воде зерен, найденных нами среди продовольственных запасов тиросцев. Отрезал я им и по куску вяленого мяса.
— А если еда отравлена? — поинтересовалась одна из пленниц.
— Это мы сейчас и проверим, — пообещал я ей. Она удивленно посмотрела на меня.
— Ешь, — приказал я.
— Да, хозяин, — ответила она и, откусив небольшой кусок мяса, нерешительно принялась его жевать.
— Быстрее, — приказал я.
Не спуская с меня глаз, она интенсивно заработала челюстями, проглотила мясо и перешла к похлебке из зерен.
Я внимательно наблюдал за ней. Никаких признаков отравления. Вероятнее всего, пищу не успели или не захотели отравить. Так что позже, когда луны стояли уже высоко, я безо всякого риска принял участие в трапезе. Меня приятно порадовало то, что нам посчастливилось найти эти припасы и я избавлен от необходимости тратить время на поиски пропитания.
Здесь, в лесу, имелся более важный объект для охоты, нежели какой-нибудь дикий табук.
Конец цепи от гарлского браслета первой невольницы в караване я обернул вокруг ствола одного из деревьев и защелкнул у нее на щиколотке.
— Ложитесь друг к другу ближе, — приказал я нашим пленницам.
Они послушно придвинулись одна к другой, и мы с пага-рабынями укрыли девушек брезентом.
Я лежал без сна, глядя в ночное небо. Внезапно мое внимание привлек какой-то шорох, и, обернувшись на звук, я заметил в нескольких ярдах от себя, на краю разбитого нами лагеря, желтую тунику Илены. Она стояла, прижавшись спиной к дереву, и смотрела на меня. Я снова подумал, как мало подходит ее худощавое, хрупкое телосложение для жизни в условиях Гора.
Я поднялся на ноги и подошел к ней.
— Ведь вы с Земли, — без предисловий начала она.
— Да, — подтвердил я.
— Пока остальные спят, я должна с вами поговорить.
— Говори, — разрешил я.
— Не здесь, конечно, — возразила она.
— Давай отойдем, — согласился я.
Когда мы удалились от лагеря, девушка повернулась ко мне лицом. Руки ее сжались в кулаки.
— Верните меня на Землю, — скорее потребовала, нежели попросила она.
— Нет, — покачал я головой, — германской рабыне отсюда не убежать.
— Я не собираюсь оставаться горианской рабыней! — воскликнула Илена.
— Ты, наверное, недолго здесь находишься, — предположил я.
— Недолго.
— Ты еще научишься понимать, что означает ошейник, — пообещал я.
— Нет! — закричала она. — Я не хочу!
Я пожал плечами и собрался уходить.
— Я не рабыня! — настойчиво повторила она.
Я повернулся к ней.
— Как ты попала в этот мир? — поинтересовался я.
Она опустила голову.
— Однажды я проснулась и обнаружила, что лежу связанной, с кляпом во рту. Я пыталась освободиться я не могла. Я вообще не могла понять, что происходит. Так продолжалось, наверное, с час. Затем, когда часы на тумбочке возле моей кровати показывали два часа ночи, за окном спальни появился черный дископодобный корабль. Он был очень маленький, футов пять в высоту и не больше восьми футов в диаметре. Из него показался человек в каком-то странном одеянии. Шпингалеты на окне открылись, причем открыли их снаружи квартиры, уж не знаю, каким способом, электромагнитами или еще как-нибудь. Окно отворилось. В комнату вошел человек. Он держался очень уверенно. Надел мне на лицо плотный капюшон, отвязал мои ноги от спинки кровати и связал их вместе. После этого я почувствовала, как меня подняли с кровати, вынесли в окно и поместили в маленький корабль. Затем мне сделали укол в спину, и я потеряла сознание. Больше я ничего не помню до тех пор, пока не пришла в себя здесь, на Горе, в металлических клетях для рабов.
— И затем тебя выставили на продажу, — подсказал я.
— Да, меня приобрел Церкитус из Лауриса. Я обслуживала посетителей его пага-таверны.
— Так как же ты до сих пор считаешь себя свободной?
— А разве это не ясно из того, что я рассказала? Я свободная женщина с Земли!
— Может, раньше ты и была свободной. Но потом ты попала в руки рабовладельцам.
— Но меня захватили силой!
— Всех рабов захватывают силой. Девушка одарила меня пылающим взглядом.
— Кем тебя принесли в этот мир? — спросил я.
— Рабыней, — ответила она.
— А где ты пришла в себя?
— В загонах для рабов.
— Ты прошла процедуру клеймения?
— Да, там же, в загонах, мне поставили на тело клеймо.
— Вон и ошейник на тебе, — кивнул я на узкую полоску металла у нее на шее с именем Церкитуса из Лауриса, владельца пага-таверны.
Она попыталась прикрыть ошейник руками, но тут же высокомерно вздернула голову.
— Это ничего не значит, — защищаясь, дерзко ответила Илена.
Я рассмеялся.
— Такой ошейник можно надеть на любую хорошенькую девушку! — заметила она.
— Это верно, — согласился я. Она вздрогнула, словно от удара.
— Да нет, вы не понимаете, — торопливо произнесла она.
— Чего именно я не понимаю? — поинтересовался я.
— Это горианки могут быть рабынями, — процедила она сквозь зубы. — Горианки, а не женщины Земли! Мы совсем другие. Мы лучше, утонченнее, благороднее, образованнее, в конце концов! С нами нельзя обращаться как с обычными рабынями!
— Вот как? Значит, ты считаешь себя лучше горианок?
Илена удивленно посмотрела на меня.
— Конечно, это само собой разумеется.
— Интересно. А мне ты кажешься совершенно никчемной, достойной разве что ошейника.
— Вам не за чем вести со мной игру. Остальные давно спят. Мы можем говорить совершенно откровенно. Мы — соотечественники. Если пожелаете, если это льстит вашему самолюбию, я буду продолжать играть роль рабыни, когда мы не одни. Но, уверяю вас, я не рабыня. Я не рабыня! Я свободная женщина с Земли! Я не такая, как они. Я лучше, я выше их всех! Здесь не может быть никакого сравнения!
— И значит, я должен относиться к тебе иначе, чем к остальным?
— Вот именно.
— Я должен проявлять к тебе доброту, ты будешь пользоваться особыми привилегиями…
— Конечно, — ответила она и рассмеялась. — Будь жесток с ними, но не со мной. Можешь обращаться с ними как с рабынями, но со мной этого не нужно.
— А почему с ними я могу обращаться как с рабынями?
Она ответила мне недоуменным взглядом.
— Потому что они и есть рабыни!
— А ты, значит, нет.
— Я — нет!
— А как вообще следует обращаться с рабынями, ты знаешь?
— Знаю. Грубо и жестоко.
Я внимательно оглядел ее гибкую, хрупкую фигурку, едва прикрытую полупрозрачной накидкой из желтого шелка, ее длинные темные волосы, струящиеся по плечам, ее слишком светлую для горианки кожу.
— Я не собираюсь быть девочкой-рабыней, — заявила она.
— А ноги у тебя для рабыни вполне подходящие, — заметил я.
Илена поколебалась, не зная, как отреагировать на мое замечание.
— Спасибо, — наконец ответила она.
Я подошел к ней и сорвал с нее накидку. Она обомлела от неожиданности, но не осмелилась мне помешать. Я обошел вокруг нее.
— И вообще фигура у тебя неплохая. Мне попадались и менее привлекательные рабыни.
Она промолчала.
— Ты была доставлена сюда рабовладельцами, — продолжал я. — Тебя продали на невольничьем рынке. Ты прошла процедуру клеймения, носишь ошейник. Иными словами, твое обращение в рабство произведено в полном соответствии с законами этой планеты.
Девушка молчала, не осмеливаясь открыть рот.
Я продолжал окидывать оценивающим взглядом ее белевшее в темноте тело.
— Остается только поздравить захвативших тебя рабовладельцев: у них хороший вкус.
— Спасибо, — пробормотала она.
Я не спускал с нее глаз. Она казалась испуганной.
— И вообще я рад, что рабовладельцы доставили тебя на Гор.
— Почему?
— Потому что мне приятно тобой обладать.
— Мной нельзя обладать! Я не рабыня!
— Разве ты не знаешь, что мужчины Гора смотрят на женщин Земли как на самой природой созданных рабынь?
— Знаю.
— А как следует обращаться с рабыней?
— Я не рабыня!
— И все же?
— Грубо и жестоко.
— И раз ты носишь ошейник, раз у тебя на теле клеймо…
— Все равно я не рабыня!
— Рабыня, и причем довольно хорошенькая.
— Нет!
— Почему же нет? Хорошенькая, я тебя уверяю.
— Верните меня на Землю!
— Нет, германской рабыне отсюда не убежать.
— Я знаю, чего вы хотите, — наконец решительно произнесла она. — Ну что ж, я куплю свое возвращение на Землю!
— И что ты можешь предложить? — поинтересовался я.
— Себя! — Илена вскинула голову. — Очевидно, только себя саму. — Она посмотрела на меня. — Я буду служить вам девушкой для наслаждений.
— Ты хочешь сказать, рабыней для наслаждений?
— Как пожелаете!
— На колени, рабыня! — не без удовольствия приказал я.
Поколебавшись, она нерешительно опустилась на колени и взглянула на меня.
— Я уже исполняю роль?
— Нет! — жестко отрезал я.
Она попыталась встать на ноги, но, сжав в кулаке пучок ее волос, я удержал ее на месте.
Когда она перестала сопротивляться, я ее отпустил. Она продолжала стоять передо мной на коленях.
— Все равно я не рабыня, — наконец сказала она, поднимая голову и коротко усмехаясь.
— А ты знаешь, каково наказание для рабыни, которая лжет своему хозяину? — поинтересовался я.
Лучики смеха в ее глазах быстро угасли. Илена, казалось, что-то вспоминала.
— Наказание за первый такой поступок обычно не бывает очень жестоким, — подсказал я. — Провинившуюся просто секут розгами.
Она уронила голову.
— Ну так что? — спросил я. — Есть ли необходимость завтра утром привязывать тебя к дереву и публично пороть?
Она быстро подняла на меня взгляд. В глазах у нее стояли слезы.
— Ну почему в вас нет доброты и сострадания, как в мужчинах Земли?
— Потому что я — горианин.
— Значит, вы не пожалеете меня?
— Нет, — отрезал я.
Девушка снова обреченно уронила голову.
— А теперь я хочу задать тебе вопрос, — сказал я. — Но советую хорошенько подумать, прежде чем ты ответишь.
Она подняла на меня глаза.
— Кто ты, Илена? — спросил я.
В ее взгляде отразилась безграничная тоска.
— Я обычная горианская рабыня, — едва слышно произнесла она.
Я опустился рядом с ней на колени, обнял ее за плечи и прижал спиной к траве.
— С рабынями нужно обращаться грубо и жестоко, — напомнил я. — А ты рабыня?
Она глухо застонала.
Я рассмеялся.
Оперевшись на локоть, она взглянула мне в лицо.
— И я ничего не получу? — спросила она. — Совсем ничего?
— Ничего, — подтвердил я.
Хотя кое-что она все же получила. Наверное, с пол-ана она с рыданиями, стонами и воплями боролась больше сама с собой, нежели сопротивлялась мне, а в следующие пол-ана она с той же страстью старалась удержать меня подольше.
— Я твоя рабыня! — бормотала она, захлебываясь слезами. — Самая обычная рабыня!
Еще аном позже она, успокоившись, лежала у меня на плече, не сводя с меня умоляющего взора.
— А теперь, когда ты полностью подчинил меня себе, сделал своей рабыней, как ты со мной поступишь?
Я не ответил.
— Ты вернешь меня на Землю? — допытывалась она.
— Нет, — ответил я.
— Ты отпустишь меня на волю?
— Нет.
— Но теперь, когда я стала настоящей рабыней, — разрыдалась она, — как вы собираетесь со мной поступить, хозяин?
— Я уже говорил тебе об этом. Выставлю тебя на продажу в Порт-Каре, — ответил я и оставил ее рыдать в одиночестве.
Проснулся я незадолго до рассвета. Было еще темно, но небо начинало сереть. Я весь продрог. На землю выпала утренняя роса. Откуда-то доносились первые пересвисты рогатых гиммов.
Я приподнялся на локте. В паре ярдов от моих ног лежала Илена. Она не спала и смотрела на меня широко открытыми глазами. Мне был хорошо знаком этот взгляд сгорающей от желания рабыни. Я перевернулся на спину. Края неба начинали светлеть, и на их фоне уже четче вырисовывались силуэты деревьев. Лежать на сырой земле становилось все холоднее. Я снова приподнялся на локте и посмотрел на Илену. Взгляд ее был полон безысходной тоски и желания. Шелковая накидка, влажная от росы, прилипла к телу. Волосы потяжелели от пропитавшей их сырости. Девушка потихоньку подползла и положила голову мне на грудь. Я ощутил трепет ее тела. Долго она не выдержала. Не прошло и ена, как она приподнялась и призывно заглянула мне в глаза.
— Хозяин, — прошептала она.
Я не ответил. Она подавила готовый вырваться вздох, вытянулась рядом со мной, осторожно обняв руками за шею, и робко коснулась моей щеки губами.
— Пожалуйста, хозяин, — едва слышно произнесла она, — прошу вас.
— У меня нет на тебя времени, — ответил я.
— Но я уже готова! — торопливо пробормотала она. — Готова!
Я привлек ее к себе. Она тут же сбросила с себя шелковую накидку, чтобы нас ничто не разделяло. Я был изумлен. Накануне вечером мне потребовался целый ан для словесных увещеваний да еще ан для воздействия иным, не менее эффективным способом, чтобы подчинить ее, а сегодня утром, до восхода солнца, она уже встречает меня преданным взглядом, сгорая от желания. Да, прогресс этой девочки налицо. Еще вчера это была столь же надменная, сколь и бесчувственная, неразбуженная женщина Земли, которую следовало долго и мучительно приучать к ошейнику, а сегодня она уже превратилась в хорошенькую гори-анскую рабыню, жадно добивающуюся малейшего знака внимания со стороны своего хозяина. На Земле, должно быть, сотни поклонников искали бы ее руки. Здесь, на Горе, она безраздельно принадлежала только одному мужчине наравне со множеством других нужных и не очень нужных вещей, стала одной из его рабынь.
Я дважды использовал ее.
— Пожалуйста, не продавайте меня! — снова взмолилась она.
— Ты мне не нужна, — отрезал я. — Ты будешь продана.
Я внимательно посмотрел на нее, прикидывая, сколько она может мне принести. Еще вчера я считал ее четырехмонетной девчонкой, но сегодня ее стоимость в моих глазах значительно возросла. Теперь при умелом аукционисте за нее уже можно выручить не четыре золотых, обычную цену для рабыни ее уровня, а, пожалуй, и все десять монет. Да, прогресс очевиден.
— Пожалуйста, не продавайте меня в Порт-Каре, — шептала мне в ухо Илена. — Продайте кого-нибудь другого.
Мне надоело переливать из пустого в порожнее, я отвернулся от нее.
Рассвет уже занимался над землей.
Рыжеволосая первой в лагере поднялась на ноги и потянулась, широко выгибая спину. Она, хотя и была обычной пага-рабыней, носила с моего позволения шкуры лесных пантер. Однако, чтобы она не забывалась, я оторвал кусок полы от шкуры, прикрывавшей рабское клеймо у нее на бедре. Пусть помнит, кто она такая. Илена, я знаю, ее побаивается. Это сильная, гибкая девушка. Не зря именно она взяла на себя верховодство даже среди моих помощниц.
Высоко поднимая ноги над мокрой от росы травой, рыжеволосая неторопливо подошла к тяжелому, влажному брезенту и стала убирать прижимающие его к земле камни. Она отлично знала свое дело. Солнце вставало. Пора было будить пленниц и кормить их, чтобы по первой моей команде они могли бы разобрать поклажу и тронуться в путь.
— Не продавайте Илену в Порт-Каре, хозяин. Продайте какую-нибудь другую рабыню, — продолжала гнуть свое Илена.
— Видишь ее? — спросил я, кивнув в сторону рыжеволосой.
— Да, — ответила Илена. — Отличный экземпляр для помоста на невольничьем рынке Порт-Кара.
— Ты действительно так считаешь? — поинтересовался я.
— Да, — уверенно ответила Илена.
— Значит, ты просишь меня продать в Порт-Каре ее вместо тебя? — уточнил я.
— Да, хозяин, — радостно откликнулась она.
— Ну, пойди и скажи ей об этом, — распорядился я.
— Я уже иду! — Она быстро коснулась моей щеки губами. — Я скажу ей, что вы решили продать ее в Порт-Каре!
— Нет, — покачал я головой, — ты не поняла. Она удивленно посмотрела на меня.
— Ты подойдешь к ней и скажешь, что просила меня продать ее в Порт-Каре. А после этого передашь ей мое распоряжение отсчитать тебе десять ударов прутом и узнаешь у нее о своих обязанностях на сегодняшний день.
Протест в глазах Илены сменился откровенным страхом, тут же смытым хлынувшими слезами.
Она быстро поднялась на ноги и поспешила к рыжеволосой, с раннего утра не расстававшейся с хворостиной.
— Я просила хозяина, чтобы он продал тебя в Порт-Каре, — доложила она рыжеволосой.
— Разве тебе мало того, что хозяин тебе одной уделяет столько внимания? — удивилась моя первая помощница.
Илена боялась поднять на нее глаза.
— И что он на это сказал? — спросила рыжеволосая.
— Он приказал, чтобы ты отсчитала мне десять ударов, а затем рассказала мне о моих обязанностях.
— Понятно, — ответила рыжеволосая.
Илена стояла перед ней, понуро опустив голову.
— Ну что ж, снимай с себя накидку, маленькая хорошенькая рабыня, — сказала рыжеволосая.
Илена дрожащими руками сбросила с себя воздушное одеяние.
— Иди к дереву, — продолжала рыжеволосая, указывая на гладкоствольное дерево на краю лагеря. — Возьмись руками за ветку.
Илена подняла руки к ветке у себя над головой. По щекам ее катились слезы. Послышался свист прута, а вслед за ним звук удара по обнаженному телу.
Илена закричала от боли, выпустила ветку из рук и сползла на землю. Обхватив ствол, девушка, обернувшись через плечо, взглянула на рыжеволосую.
— Пожалуйста, — прошептала она.
— Держись за ветку, маленькая рабыня, — недовольно ответила рыжеволосая.
Илена отчаянно замотала головой. Я подошел к дереву, поднял девушку с земли и коротким кожаным шнурком привязал ей руки к свисающей ветви. Илена рыдала от боли.
— Дай лучше я с ней разберусь, — предложила одна из проснувшихся и наблюдающих за экзекуцией женщин-пантер.
Рыжеволосая быстро подошла к говорившей и наградила ее двумя ударами розги. Бывшая разбойница со слезами на глазах отпрянула в сторону и постаралась, насколько позволяли надетые на нее гарлские браслеты, затеряться среди остальных пленниц.
Рыжеволосая вернулась к Илене. Бывшей жительнице Земли осталось получить девять ударов. Рыжеволосая, я понял, умела отлично обращаться с розгами. Она знала, как лучше ударить рабыню. Илена запомнит наказание надолго.
Следующие пять ударов заняли у рыжеволосой больше двух ен. Илена никак не могла угадать, когда и куда будет нанесен каждый из них. Ей приходилось дожидаться удара, сжавшись в комок и замерев от напряжения. Но едва лишь она, устав, позволяла себе хоть немного расслабиться, как сзади на нее тут же обрушивался сильный резкий удар. Тело Илены покрылось глубокими багровыми рубцами.
Женщины-пантеры, наслаждающиеся зрелищем наказания бывшей жительницы Земли, обменивались удовлетворенными замечаниями.
Я незаметно кивнул рыжеволосой. Она, не затягивая экзекуцию, быстро отсчитала Илене оставшиеся удары. Я отвязал руки рабыни и, подобрав с земли, бросил ей шелковую накидку. Стиснув зубы, она поймала ее, потом, морщась от боли, набросила себе на плечи.
— В Порт-Каре будешь продана именно ты, — пообещал я и отошел от нее.
За спиной я снова услышал голос рыжеволосой.
— Всем встать, рабыни! — командовала она женщинам-пантерам, похлопывая по ладони своей хворостиной. — А ты, — обратилась она к Илене, — возьми миски и открой ящик с едой для рабынь. Когда они пойдут мимо тебя, будешь каждой накладывать ее порцию.
— Да, госпожа, — ответила Илена.
— После этого соберешь для них плодов с деревьев и орехов.
— Да, госпожа, — с той же покорностью ответила ее подопечная.
Я подошел к дереву, ствол которого опоясывала цепь гарлского браслета возглавляющей караван рабыни, отстегнул запирающееся кольцо и защелкнул его у нее на запястье.
Рыжеволосая при помощи двух других пага-рабынь подвела женщин-пантер к протекающему неподалеку ручью, чтобы они могли напиться и набрать воды для размачивания причитающейся им на завтрак пищи. Я нарезал им небольшие куски вяленого мяса. Рыжеволосая, к моему удовольствию, не спрашивая у меня разрешения, разорвала часть найденной нами шелковой материи на широкие полосы, которые обмотала вокруг щиколоток наших пленниц, предохраняя их ноги от натирания во время ходьбы. Да, она безусловно была моей первой помощницей.
— Спасибо, госпожа, — поблагодарила ее одна из разбойниц.
— Молчи, рабыня! — оборвала ее рыжеволосая.
— Да, госпожа, — откликнулась вместо первой вторая пленница.
Рыжеволосая отлично исполняла взятые на себя обязанности. Поддерживая дисциплину в лагере, она не проявляла большей грубости и жестокости, чем это требовалось по обычным для горианских рабовладельцев меркам. Хотя и сочувствия с ее стороны тоже не наблюдалось. То, что она подложила материю под кандалы рабынь, было сродни заботе кучера о своем тягловом средстве передвижения. Рабыни — наши носилыцицы; чем здоровее они будут, тем меньше возникнет проблем в дороге. А кроме того, за рабыню с поврежденными или натертыми ногами никто не даст хорошей цены.
Я одобрил действия своей помощницы.
— Как тебя зовут? — спросил я у нее.
— Как пожелает хозяин.
— А какое имя ты выбрала бы для себя сама?
— Если хозяин не возражает, я бы хотела носить имя Винка.
— Хорошо. С этого момента ты Винка.
— Спасибо, хозяин, — поблагодарила рыжеволосая.
Я перевел взгляд на Илену.
— Нет, — покачала она головой. — Пожалуйста, не забирайте у меня мое имя!
— У тебя больше нет имени, — ответил я.
Она с ужасом посмотрела на меня и, сложив на груди руки, опустилась на колени.
— Прошу вас, не отнимайте у меня имя!
— У тебя нет имени, — повторил я.
До нее начал доходить смысл моих слов. Она стала безымянной. Прежде она носила имя, что выделяло среди остальных ей подобных, что давало ей возможность осознавать себя; у нее было имя, неразрывно связанное с ее телом, с ее сознанием. Теперь этого имени не стало. Кто она? Безымянное животное, существо, коленопреклоненным стоящее у ног своего владельца.
— Но я дам тебе имя, — пообещал я.
Из глаз у нее закапали слезы.
— Я буду звать тебя Иленой, — сказал я.
— Спасибо, хозяин, — прошептала она.
— Есть, конечно, большая разница между именем «Илена», которое ты носила прежде, и тем именем «Илена», которое ты носишь теперь.
Она удрученно опустила голову. Ее прежнее имя, прежняя сущность были потеряны навсегда. Новое имя, хотя и звучащее совершенно так же, как старое, не являлось ее прежним именем. Между этими двумя именами стояло различие между мирами, давшими их, пропасть шире той, что разделяла эти две планеты. Ее прежнее имя было именем свободного человека, официально зарегистрированным и имевшим общественную значимость, неразделимо связанным с тем, кто носил его, на протяжении долгих лет идентифицировалось с личностью своего владельца, выделяло его, делало единственным и неповторимым среди множества других столь же равноправных жителей Земли. Там имя служило ответом на вопрос: кто ты такой? Оно несло в себе информацию о своем владельце. Теперь этого имени у нее не стало. Она была только животным в ошейнике. С этих пор ее показания в германском суде могут быть заверены не ее именем, которого она фактически не имеет, а пыткой, под которой эти показания у нее получены: если под пыткой она не отказывается от данных ею показаний, значит, они точны. Да и в самом суде она будет названа не иначе как Илена, рабыня Церкитуса из Лауриса или же Илена, рабыня Боска из Порт-Кара. Ее имя в любой момент может быть изменено или вообще отобрано по желанию хозяина. Собственно говоря, ей вообще нет необходимости давать какое-либо имя. Изменение же его, столь обычное среди рабовладельцев, служит дополнительным психологическим фактором для приучения раба к повиновению.
Так что пока я решил звать ее Иленой. Это уже не было ее прежнее имя, хотя и звучало оно точно так же; это было имя горианской рабыни. Оно не имело никакой личностной или гражданской значимости. Оно может быть изменено, а то и вообще отобрано у его владельца. Девушку будут звать Иленой, но это не ее имя. Это вообще не имя, это прозвище, обозначение конкретной рабыни, на которое, по решению ее хозяина, она должна теперь откликаться.
— Тебя будут звать Иленой, — сообщил я.
— Да, хозяин, — ответила бывшая жительница Земли и, опустив голову, тихо разрыдалась.
Я повернулся к Винке:
— Вели рабыням разобрать поклажу. Сегодня нам предстоит проделать большую работу.
— Встать! Выстроиться в караван! — зазвучал громкий, уверенный голос рыжеволосой. — Разобрать поклажу! Подняли вещи, подняли! — командовала она. — Выпрямили спину! Помните, что вы сильные, красивые рабыни!
— Мы не рабыни! — воскликнула одна из разбойниц. — Мы женщины-пантеры!
Я подошел к ящику с найденными нами в лагере тиросцев ошейниками, на которых не было выгравировано имя их владельца.
Боясь пошевелиться, разбойницы стояли, высоко подняв головы и глядя прямо перед собой.
Я подошел к невольничьему каравану и защелкнул на каждой из рабынь металлический ошейник.
Настроение моих невольниц сразу переменилось; они уже держались не столь самоуверенно, на глазах у многих заблестели слезы.
Я подал сигнал Винке.
— Отлично! — снова зазвучал ее командный голос. — Теперь вы по праву можете чувствовать себя сильными и красивыми рабынями!
Я, не оборачиваясь, пошел к лесу.
— Вперед! — прозвучала команда Винки.
Я услышал два резких свистящих удара гибкого прута о землю, и через мгновение тишина у меня за спиной сменилась глухим равномерным звоном кандалов.
