Глава 10
ХАСМИ
Она спустилась на землю, убрала за спину копье, похожее на копье Намувая, короткий лук, похожий на лук Намувая, пристроила на коленях походный мешок, запахнула куртку, подняв воротник, словно припекающее солнечное пятно и красное небо обдавали ее холодом. Села, прижавшись к каменной коре. Замерла, уставившись перед собой, но, наверное, не видя ничего. Ни уже покинутых ужасом леса и пустоши, ни черного пятна, которое осталось от трапезы гончих Пустоты, ни незнакомцев, принесших ей горестную весть о смерти ее друга.
День клонился к закату. Посматривая на кажущийся уже близким хребет, среди зеленого покрова которого выделялась двуглавая вершина, Лук обошел дерево, подивился на забитые в трещины коры полоски кожи, ткани, раковины, цветные камешки, взобрался настолько высоко, насколько смог. Нашел воду. В дупле, которое на самом деле оказалось чем-то вроде пещеры, капал откуда-то сверху ручеек. Пригоршню можно было набрать за минуту. Вода ударялась о камень и уходила в трещины. Дерево было мертво, конечно, если оно и в самом деле было деревом, а не вырубленным из огромной скалы его подобием. Впрочем, те ветви, до которых Лук добрался тоже, оказались живыми. Живыми, несмотря на то что они брали начало из окаменевшей плоти. Наполнив мех водой, Лук спустился, дошел до черного пятна, отыскал среди обглоданных дочиста костей нож Неги и наконечник копья Намувая. Оружие не было погнуто, но пришло в негодность. Ржа изъела его и превратила почти в труху. Казалось, что безжалостное время погрузило сталь в сырость и продержало там столетия. Лук в ужасе выдернул из ножен меч, но на нем не было ни царапины, ни штриха. Он вернулся к Хасми, возле которой сидела Нега, и положил перед подругой Намувая то, что осталось от его оружия. Она не сказала ни слова.
Она не сказала ни слова и не шевельнулась и тогда, когда Нега развернула мешок Намувая и выложила на него все прочее, что осталось у спутников от сына Арнуми: лук, тул со стрелами, соль, мазь, ягоду, зерно, мед, котелок, кисет с хвоей, браслет. Лук добавил к этому обломок стрелы в крови Намувая, снял полоску кожи с запястья, положил рядом каменный нож. Хасми молчала и смотрела перед собой.
Когда сумрак поглотил пустошь, а лес неподалеку наполнился рыком и свистом, Лук попытался заговорить с Хасми, но в ответ снова не услышал ни слова. Тогда он распаковал припасы, собранные в дорогу им с Негой еще Саманой, раскрошил сухари, разорвал на волоконца вяленую рыбу, отнес порцию Хасми. Она вновь не шевельнулась. Тьма над пустошью казалась кромешной, но Лук разглядел, что подруга Намувая сидит в той же самой позе, прикрыв глаза. Он наклонился и прислушался. Она дышала. Медленно и чуть слышно.
Хасми заплакала утром. Вздрогнула, словно вынырнула из забытья, подала вперед плечи и вдруг зарыдала горько и неудержимо. И, продолжая лить слезы, запихала в рот лежавшие у нее на коленях сухари и рыбу, выудила из мешка бутыль, глотнула из нее чего-то и принялась запихивать в мешок соль, мазь, ягоду, зерно, мед, котелок, убившую Намувая стрелу. Браслет погладила, приложила к щеке и защелкнула на правом запястье. Лук осмотрела, ощупала, только что не лизнула, взяла в руки тул, вытащила стрелы, перебрала все — те, что Нега собрала у некуманза, переломила по одной, поднялась, дошла до черного пятна и бросила их в зловонную жижу.
— Нельзя, — сказала, вернувшись. — Нельзя выпускать чужие стрелы. Все равно что покупать дом и ставить чужую печатку на купчую.
— Разве здесь есть дома? — пожал плечами Лук.
— Здесь нет, — сказала негромко, отворачивая лицо, покрытое разводами от растертых по скулам слез. — В Текане есть. Каждый охотник надеется рано или поздно перебраться в Текан. Все можно купить за деньги. Если денег много, можно даже стать мелким арува. Но мне теперь это не нужно.
— Это тоже чужое оружие. — Лук кивнул на оставленный на земле нож и полоску кожи.
Хасми не ответила сразу. Вздохнула, подняла лук, стрелы, протянула Неге:
— Возьми. Без лука в Диком лесу нельзя. У меня есть один, мне хватит… пока. Без копья тоже нельзя, но, я смотрю, вас выручило не копье? Покажи клинок, парень.
Лук потянул меч из ножен.
— Странно. — Она задумалась. — Даже если сразу протирать сталь после любой из этих тварей, протравка все равно остается. Да и нельзя вот так мечом распустить подобную мерзость… Ладно, пусть Пустота с этим разбирается. Двигался ты в любом случае ловко.
— Нож? — снова обратил внимание Хасми на каменное оружие Лук.
— В какой раскраске они были? — спросила она, прикусив губу.
— Красные полосы, перемежаемые зигзагами, — подала голос Нега.
— Возьми. — Хасми наклонилась, подхватила нож, обмотала его рукоять той самой полоской, затянула узлом у гарды. — Это ритуальный нож. Наверное, что-то из древности. Иногда некуманза разыскивают интересные штуковины в древних развалинах. Некоторые верят, что это оружие древних времен, носят его как свидетельство доблести, но по мне, так это просто камень. Если бы его удалось оживить, уж точно Хозяин Дикого леса не позволил бы некуманза разгуливать с ним. В любом случае это редкость, значит, охоту на вас объявило самое большое и самое богатое племя, то, чьи земли раскинулись от реки за хребтом и до моря. Похоже, что за вами были отправлены его лучшие охотники. Может быть, вы даже убили сына вождя. На полоске кожи написаны имена охотников и имя жертвы. Кто из вас Кир?
— Я, — опешил Лук. — Вообще-то я Лук, но и Кир тоже.
— Если бы эти охотники убили тебя, — она смотрела Луку прямо в лицо, — они бы ни в чем не нуждались до конца своих дней. Потому что на охоту их отправил Хозяин Дикого леса.
— Выходит, что он есть на самом деле? — удивилась Нега. — Среди бродячих артистов некоторые мамаши пугают им детей. Но чем ему насолили мы?
— Насолили Хозяину Дикого леса? — впервые усмехнулась Хасми. — Скорее вы бы срубили это дерево. Думаю, что вы чем-то вызвали неудовольствие Пустоты. Пустота правит всей Салпой, а не только Теканом. А Хозяин леса — ее слуга. А теперь расскажите мне, как вам удалось отбиться от некуманза. Я уже поняла, что Намувая взяли стрелой. Поняла и не удивлена. Ему всегда требовалось время, чтобы привыкнуть к лесу. Хотя бы пара часов. Правда, не думаю, что он смог бы уберечься от этих убийц. Они редкие гости в той части леса. Они разговаривают с лесом, как друг с другом. Говорят, что они могут заставить умолкнуть птиц, даже стихнуть ветер. Но вы тоже должны были быть убиты. Красные некуманза носят луки и копья. Подобраться к ним с мечом невозможно. Или почти невозможно. Они отличные воины и почти непревзойденные охотники. Их было шестеро. Как ты с ними справился?
— Это не я. — Лук прокашлялся, сунул нож за отворот голенища. — Это Нега.
— Ты? — не поверила Хасми, повернувшись к девчонке. — Как ты это сделала? Ну не этими же кривыми кинжалами? С ними бы ты погибла быстрее, чем твой приятель с мечом!
— У меня есть ножи, — покраснела Нега и распахнула куртку. В дневном свете блеснули десятки ножей, которые занимали места в специально сшитом Саманой кожаном жилете.
— Вот как, — прошептала Хасми и покачала головой. — Вы наемные убийцы? Зачем же Намувай взялся провожать вас до долины Натты? И почему Хозяин леса приказывает убить вас?
— Из-за одной глупости, которую я совершил, — пробормотал Лук и с досадой почесал затылок, стянув с головы колпак. — Но мы не наемные убийцы. Мы циркачи. Я расскажу тебе обо всем, если ты хочешь.
Когда Лук закончил рассказ, Хасми некоторое время молчала. Затем словно встрепенулась, посмотрела на Негу:
— Дай мне еще кусочек той рыбы, очень вкусно. К тому же у меня кончилась соль, так что поесть соленой рыбки сейчас самое время.
— Мы никого не боимся? — оглянулся Лук. — Мне кажется… или я чувствую, что на краю леса есть люди. Они смотрят на нас. Тут с четверть лиги… Хороший лучник легко снимет нас одного за другим.
— Нет. — Хасми уверенно замотала головой. — Не здесь. Конечно, если мы не говорим о ловчих иши, если Пустота соблаговолит им в их путешествиях по Дикому лесу. Некуманза или другие дикие охотники не тронут нас здесь ни при каких условиях. Или Дикий лес сам уничтожит их. Мы в безопасности у дерева и в течение часа после того, как отойдем от него.
— Почему? — удивилась Нега.
— Это мать всех деревьев, — почтительно поклонилась гиганту Хасми. — Сейчас она мертва, или почти мертва. С тех пор как над этим миром воцарилась Пустота, мать всех деревьев спит. Но ее дети, — Хасми повела вокруг себя копьем, — все видят и слышат. Поэтому в Диком лесу нельзя без особого обряда рубить ветви и стволы деревьев. В Диком лесу нельзя убивать без нужды. Мать деревьев священна, когда-то она была богиней этой земли и снова станет богиней, когда Пустота уйдет. Некуманза приходят поклониться ей, оставляют приношения, плачутся о своих обидах.
Хасми запнулась, проглотила комок в горле, продолжила:
— Когда мы уйдем, к дереву подойдут другие. И прочие точно так же будут ждать, когда уйдут они. Пусть даже им придется ждать неделю. Да, возьми этот кисет. Я не владею колдовством.
— Разве я владею? — удивился Лук.
— Мне кажется, что да, — бросила Хасми и горько заметила: — Намувай слишком полагался на свое чутье, на магию. А когда был со мной, полагался на меня. А полагаться нужно только на самого себя.
Лук посмотрел на Негу, вновь обратился к Хасми и столкнулся с ее взглядом.
— Ты хочешь спросить о чем-то? — Она смотрела на парня в упор. — Спрашивай, а то ведь в дороге болтать нельзя.
— Что мне делать с ножом? — спросил Лук. — Разве бывают боги? Разве Пустота не всегда была и не всегда будет? Почему на твоем браслете голубая эмаль с красной каймой? Ты поведешь нас к Натте?
Хасми прищурилась, наклонила голову, шагнула к Луку. Она была ниже его на ладонь. Одного роста с Негой. Все еще со следами размазанных по щекам слез, с рыжими глазами, со сталью в зрачках.
— Этот парень еще доставит тебе хлопот, — бросила охотница Неге. — Нет, он, конечно, достоин любви, но лучше бы ты выбрала кого-нибудь недостойного. Не знаю, нашла бы свое счастье, но хотя бы могла надеяться, что никто не убьет суженого. И никто не убьет тебя. А сейчас я в этом не уверена.
— Ты что? — удивился Лук. — Она моя сестра.
— Намувай тоже был моим братом, — кивнула Хасми. — Меня подобрал Нигнас под Гимой. Кусатара убили моих родителей. Я пять лет прожила в трактире Арнуми. Мечтала найти убийц, попасть в Запретную долину. Но потом дошли слухи, что те кусатара занялись разбоем на Хапе, и напротив Намеши их порубили ловчие. Так что моя месть не состоялась.
— Что за Гима? — не понял Лук. — Это какой-то городишко на краю Вольных земель? А Запретная долина — это где?
— Не представляю, — Хасми подмигнула вытянувшейся в струнку Неге, — как ты будешь его выносить? Он всегда такой болтливый?
— Обычно болтливой была я, — чуть расслабившись, призналась Нега. — Но он вовсе не обязан меня выносить.
— Обязан, — твердо сказала Хасми. — Если мужчина, даже такой молодой, почти еще мальчишка, то обязан. Впрочем, в Диком лесу взрослеют рано. Шестнадцать лет — молодой мужчина. Семнадцать — ветеран, который повидал многое.
— Я тут, если кто не заметил, — с досадой произнес Лук.
— Говорю для тебя. — Хасми пристально посмотрела ему в глаза. — Чтобы не болтать много, отвечу сразу на все вопросы. Нож можешь выбросить. Он мертв. Если бы он ожил, ничто бы тебя не спасло. Я не о некуманза говорю. Тут все опутано паутиной Хозяина леса. Это древняя земля, Пустота боится, что однажды она оживет. Даже она не смогла в полной мере вытравить из нее то, что пропитало ее за тысячи лет. Поверь мне, это не шутки. Да, Пустота не смогла сладить с Диким лесом в полной мере. Впрочем, она не особо и пытается. Так, забавляется время от времени. Тут даже Пагуба немногим отличается от того, что вы видели вчера. Но если Хозяин леса тебя почувствует, то маленькую Пагубу я тебе обещаю. Персональную. Но попадаться с этим ножом к некуманза я бы тоже не советовала. Пусть он и игрушка, но для племени он священен. В тот миг, как ты коснулся этого ножа, он считается оскверненным. И будет оскверненным, пока ты не будешь убит. Рано или поздно некуманза поймут, что их воины убиты, что нож захвачен, и устроят на тебя охоту.
— И что? — сдвинул брови Лук.
— Лучший способ для дичи уцелеть — убраться куда подальше. — Хасми рассмеялась. — Ну если ты перебьешь всех охотников… тогда придут новые. Бывают или не бывают боги — это рассуждения для мудрецов, вряд ли когда на моем лице вырастет седая борода. Хотя я и сама бы приложилась к источнику мудрости. Всегда ли была Пустота? А ты обернись к матери деревьев и спроси сам себя, есть ли что-нибудь под небом Салпы, что было всегда? Деревья вырастают из семени и ростка, горы складываются из камней и обрушиваются пропастями, человек рождается и умирает. Даже солнце, которое ползет по небу, и то, думаю, однажды зажглось и однажды погаснет. Но и этот спор не на мой зуб. Голубая эмаль с красной каймой на браслете означает, что я — частица клана Крови — хотела соединить свою жизнь с хорошим парнем из клана Лошади. Я поведу вас к Натте, потому что Намувай вел вас к Натте, а мы с ним не так давно были одним целым. Гима — это убежище изгоев или приют героев. Так ли это, точно не знаю. Но это маленькая крепость, которая находится в том месте, где хребты Восточных Ребер примыкают к вершинам Южной Челюсти. Запретная долина — это сердце Салпы. Попасть туда невозможно, поэтому, когда кто-то собирается совершить глупость или обещает несбыточное, у нас говорят, что он отправился в Запретную долину. Мы туда не пойдем. А пойдем мы сейчас туда. — Хасми махнула рукой на запад.
— Разве нам нужно не туда? — Лук посмотрел на юг. Над взметнувшимся зеленой волной хребтом серыми клыками возвышалась двуглавая вершина.
— Никогда не прокладывай свой путь так, чтобы все видели, куда ты идешь, — отчеканила Хасми и зашагала на запад.
Три последующих дня Лук во все глаза наблюдал за Хасми, пока не понял, что он учится у охотницы. Больше всего она напоминала ему мелкого хищника, который постоянно выслеживает добычу, но ни на секунду не забывает, что и сам может стать жертвой более крупного охотника. По лесу Хасми передвигалась бесшумно, опасные, как ей казалось, места проходила с подветренной стороны, несколько раз уверенно двигалась мимо какого-то, как она говорила, зверя, который как раз теперь сыт. Показывала съедобные плоды и травы, отмечала лечебные и ядовитые их разновидности, легко определяла направление, не забираясь на деревья. Лук наблюдал за охотницей, узнавал в ней учителя Намувая и сам ловил взгляды Неги, которая посматривала на него уже другими глазами, в которых ему чудилась досада и даже обида. Порой в голову лезли сущие глупости, но Лук только мотал головой, думая, что стоит перебраться на другой берег Хапы, и ему действительно придется задуматься о чем-то серьезном, а всякие каменные ножи, какие-то матери деревьев и не слишком гостеприимные некуманза останутся в Диком лесу.
Между тем сам лес и в самом деле рядом с Хасми казался не только не слишком опасным, но и вполне подходящим для неспешной прогулки. Под густыми кронами травы почти не было, о змеях и опасных насекомых Хасми словно знала заранее, а галдящие над головами их увеличившегося отряда птицы летали без излишнего любопытства. Целый день Хасми вела их на запад, потом устроила ночевку на островке среди трясины, куда провела по подрагивающему ковру травы, обходя не только невидимые спутникам «окна», но и всякое место, где можно было бы замочить ноги. Зато на островке им удалось развести костерок, и спутники после долгого перерыва насытились густым горячим варевом. Да и сон на выложенных на сучья пластах мягкого мха оказался гораздо более приятным, чем он же на широких сучьях на высоте в несколько десятков локтей. Тем более что оказалось немало способов, которые отгоняли надоедливую мошкару не менее действенно, чем пыльца речной кувшинки. Порой откуда-то снова накатывали волны ужаса, но они были едва различимы. Нега ежилась, Лук косился на Хасми, но она оставалась невозмутимой.
Под утро Лук забеспокоился по-настоящему. Что-то было не так. Нет, он не чувствовал опасности, или не чувствовал опасности близкой, но какая-то дальняя тревога пробивалась к нему, заставляя ощупывать собственное тело, голову, руки, ноги, пока пальцы не наткнулись на кисет с хвоей. Лук распустил завязки и запустил пальцы в сухую смесь.
— Что скажешь? — ухмыльнулась в утренних сумерках Хасми. — Почуял что? Намувай точно так же пальцы в кисет пихал. Где сыпал-то в последний раз?
— На могилу, — прошептал Лук. — Точнее, не на могилу, а на тела некуманза. Мы сложили их поверх могилы.
— Далековато, — удивилась Хасми. — Намувай дальше пяти лиг не слышал. А как ты чувствуешь? Словно зуд на коже или в костях?
— Внутри, — объяснил Лук. — Не зуд, но что-то такое внутри пальцев.
— Тогда люди, — уверенно сказала Хасми. — Если вглубь отдача уходит, значит, люди. Зверь разворошит — порой и не почувствуешь, если только по коже, а внутри — люди.
— А как набирать эту хвою? — спросил Лук.
— Да проще не бывает, — скривила губы Хасми. — Хоть хвою, хоть зерно, хоть песок, хоть пыль дорожную. Набираешь, кладешь в кисет, а как спать, ладонь запускаешь в тот же кисет и так спишь. К утру средство твое готово будет. Забывать только не надо, что по разбросанному тобой как ты видишь, так и тебя видят.
— Колдовство в Текане запрещено, — заметил Лук.
— Так и убийство запрещено, — пожала плечами Хасми, — однако немало народу гибнет.
— И кто там? — спросил Лук, обернувшись к северу.
— Вглядывайся, может, и разглядишь, — принялась раздувать под котелком костер Хасми. — Если это ловчие, не догонят. А вот если некуманза, да из красных, туго нам придется, парень. Второй раз они будут осторожнее стократ.
— Неужели охотники не хуже тебя? — удивился Лук.
— Они у себя дома, — усмехнулась Хасми.
— Откуда ты все знаешь об этом… колдовстве? — спросил Лук.
— Оттуда, — проворчала Хасми. — Есть человечек. Он и Намувая учил, да и мне кое-что растолковал, но вряд ли мы с ним увидимся. Впрочем, как знать.
После болота путь наконец пошел в предгорья, хотя, по предположениям Лука, пару десятков лиг в сторону Хапы они пройти успели. Хасми на вопрос о более коротком пути только рассмеялась:
— Короткий путь не тот, в котором меньше шагов, а который приведет тебя к цели быстрее прочих путей. Тут в долине поселков нет, но в предгорьях их предостаточно. Их нужно обойти, ты это понимаешь?
Лук предпочел причислить себя к числу понятливых и в следующий привал, который отряд сделал уже среди скал и валунов горного хребта, лишних вопросов не задавал. Утром Хасми наконец решила объясниться.
— Проход на ту сторону один. — Она говорила неторопливо, посматривая вокруг.
Лес ближе к гребню второго хребта Дикого леса проредился, светился прогалами и опушками, но к самому гребню отряд не выходил.
— Конечно, перебраться через хребет можно в любом месте, но горные склоны на той стороне густо заселены. Если мы попадем в лапы любого из местных племен, то смерть — это будет самое легкое, что нам грозит.
— Выходит, что в долине Натты вовсе не протолкнуться, если некуманза полно на горных склонах? — спросил Лук.
— Это горные некуманза, — объяснила Хасми. — В долине живут обычные. Вроде тех, кто напал на вас. Их много, если собрать их в одном месте, но немного, если учесть размеры южной долины. Но они очень опасны. В том лесу реже бывают гончие Пустоты, зато своей мерзости предостаточно. В том лесу выжить труднее.
— А перевал?
Лук нашел взглядом раздвоенную вершину. Сейчас она находилась на востоке от путников, и один из пиков почти загораживал другой.
— Самое высокое и самое неудобное место для перехода хребта, — бросила Хасми. — Равнинные некуманза долго воевали с горными, пока не заключили мир. Переход из долины в долину отвоевать удалось, но условия оказались довольно жесткими. Доступен сам перевал, который по полгода покрыт снегом и льдом, и отвратительная, узкая тропа, сойти с которой не может ни один путник.
— Так мы и не будем сходить, — пожал плечами Лук.
— Я не буду сходить, — выпрямилась, закинула на плечи мешок Хасми. — Диких охотников немного, с некоторыми племенами некуманза удается договориться. Все-таки дикарям нужны соль, ткани, иногда сталь. А вот с прочими выходцами из Текана — беда. Без меня даже Намувай не мог перейти на ту сторону. На перевале всегда стоит охотничий дозор.
— И что же нам делать? — спросила Нега. — Ведь мы бы не пошли сюда для того, чтобы упереться в тупик?
— Тупика не будет, — задумалась Хасми. — Убивать вы, как я поняла, умеете. Осталось понять, умеете ли вы плавать?
— Умеем, — пожала плечами Нега.
— Ты хочешь переплыть хребет? — с сомнением посмотрел на вершины Лук.
— Не совсем, — пробормотала Хасми. — Но намочить ноги придется. С первым дозором я попытаюсь договориться, но у выхода в долину расположено стойбище не слишком гостеприимного племени. В прошлый раз я отдала им за проход все серебро, что у меня было, но меня все равно продержали там месяц.
— Но не убили? — уточнил Лук.
— Тогда мне казалось, что лучше убили бы, — отрезала Хасми. — Будь я мужчиной, то и убили бы. С тех пор, когда я иду в долину Натты, всякий раз мочу ноги. А возвращаюсь вдоль берега Хапы.
— Так нам туда и надо, — оживилась Нега и заторопилась за охотницей, которая снова зашагала по едва различимой тропе. — А почему все-таки тебя не убили?
— Я им понравилась, и они понадеялись, что я еще вернусь к ним, — обернулась Хасми. — Если не сдохну. Все-таки за месяц от меня мало что осталось. Лук! Что застыл? Пошли. Сегодня нам нужно оказаться на той стороне. Но, на всякий случай, будьте готовы замочить не только ноги, но и клинки. В любую секунду.
Дозор некуманза находился не где-то рядом с приметной горой, а в начале ущелья, разделявшего вершины. Среди разбросанных валунов, из которых вполне можно было сложить небольшую крепость, колыхался натянутый между кольев сплетенный из травы тент. Под ним сидели четверо дикарей и забавлялись игрой во что-то, напоминающее кости. Подбрасывали камни с прилаженными к ним перьями. Двое некуманза с луками стояли на высоких валунах, обрамляющих вход в ущелье. Еще двое сидели на колоде, перегораживающей проход. Все дикари были покрыты черной татуировкой или краской. Лук сразу вспомнил некуманза, стоявшего над потоком воды в первый день путешествия по Дикому лесу.
Появление Хасми со спутниками дикари встретили приветственными криками. Четверо игроков вскочили на ноги и выстроились у одного из валунов, словно караул стражников с секирами у северных ворот Хилана. Лучники наложили на тетивы стрелы. Не спеша поднялись и те двое, что сидели на колоде. Судя по яркости бус, оплетающих их чресла, и густоте татуировки, эти двое считались важными персонами. Один из них был еще крепок, но уже сед и морщинист. Другой превышал Лука ростом не на голову, как прочие некуманза, а на две головы.
— Что они говорят? — прошептал Лук.
— Радуются, — прошипела сквозь стиснутые зубы Хасми. — Говорят, что мне понравилось, и я привела с собой двух подружек.
— Они думают, что ты моя сестра, — прошептала подрагивающими губами Луку Нега.
— Теперь нужно поклониться, — пробормотала Хасми. И добавила сквозь зубы: — Не повезло. Дозор из того самого племени.
Спутники остановились в пяти шагах от старшего дозора и склонили головы. Старший подошел к Хасми, наклонился к ее уху, что-то проговорил, почти прокричал, и положил руку на грудь. Лук начал выпрямляться, но замер, уставившись на четверку некуманза, которые выставили перед собой копья. В руках воинов, стоявших на валунах, заскрипели луки. Великан, вставший за спиной старшего, расхохотался. Вожак ответил ему что-то, продолжая мять грудь Хасми, и вытянул вторую руку, показывая на Негу.
Это было последним, что он сделал. Охотница всадила ему нож под ребра. Вожак захрипел, навалился на Хасми, обнимая ее, но дальнейшего Лук не увидел. Лепестки копий блеснули перед его грудью и, уходя от мгновенных уколов, он покатился под ноги великану, рассчитывая полоснуть его клинком по голеням, но не успел. Тот не стал ждать, когда юркий чужеземец выдернет меч из ножен. Он ударил ногой. И все погасло.
Лук пришел в себя от мучительной боли. Болело все — спина, руки, ноги, голова, но сильнее всего — живот. Он изогнулся, исторгнул из себя съеденную с утра кашу, с трудом открыл глаза.
Он лежал там же, где и попытался совершить тот самый неудавшийся кувырок. Перед ним лежали два трупа, прикрытые снятым с кольев тентом. Лук похолодел, с трудом поднялся на локте, оглянулся, насколько позволяла почти не гнущаяся шея. Нега и Хасми сидели у одного из валунов. Их руки были притянуты к толстой жерди так, что казалось, что они обнимают друг друга. Губы девушек были разбиты, на лицах темнели кровоподтеки. Нега была обнажена по пояс, но ее грудь заливала кровь. В плече девчонки торчал обломок стрелы. Глаза названой сестры Лука были наполнены ужасом и болью. Глаза Хасми — ненавистью. Над ними восседал великан. В руках его был кажущийся потешным клинок Лука. Тут же лежали нож Лука, копье Хасми, луки девушек, кинжалы и начиненный ножами кожаный жилет Саманы.
— Добыча! — коверкая слово, произнес великан и направил клинок в сторону Лука. — Ты — умирать. Позже умирать. Долго умирать. Они, — расплылся в улыбке, посмотрев на девушек, — жить. Весело и недолго.
Лук приподнялся еще повыше. Все той же игрой забавлялись четверо воинов. Двух лучников не было. Если один из них лежал рядом с вожаком дозора под тентом, тогда второй, скорее всего, отправился хвалиться добычей в стойбище.
— Сколько тут лиг? — прохрипел Лук, сплевывая рвоту.
— С пяток, — скривила разбитые губы Хасми. — Ты бы придумал что-нибудь, парень, а то ведь я умру от зависти, если тебя сейчас прикончат.
Лук посмотрел на небо. Судя по расположению солнечного пятна на красном небосводе, гонец преодолел уже половину пути. Конечно, если он бежал.
— А сколько лиг до того места, где мы должны были замочить ноги? — спросил он, вставая на колени.
— Одна лига, — ответила Хасми. — Ты что задумал?
— Хочу позабавиться, — прохрипел Лук.
Четверка воинов принялась хохотать. Наверное, со стороны это и в самом деле выглядело смешным. Чуть живой парень, почти подросток, поднялся на дрожащие ноги и стал медленно размахивать перед собой кулаками, почти как мастер площадного боя с голыми руками. Неизвестно, знали ли что-нибудь некуманза о кулачных схватках, но жест Лука, которым он подзывал к себе великана, не оставлял сомнений — недобитый доходяга собирается на последний бой.
— Не советую, — сплюнула кровавый сгусток Хасми. — Второго удара этого мальчика ты не переживешь.
«Мальчик» довольно рыгнул, с трудом стянул ремень Лука на объемном, напоминающем гранитную плиту животе, вставил в ножны клинок, похлопал оружием по бедру. Потом наклонился и, не сводя прищуренного взгляда с лица Лука, погладил Негу по окровавленной груди, щелкнул пальцем по обломку стрелы. Она вздрогнула и обмякла. Лук заскрипел зубами, но продолжил подзывать великана. И тогда тот встал.
Теперь, когда Лук стоял на согнутых ногах, казалось, что великан выше его ростом в два раза. Но некуманза недолго возвышался, выпрямившись во весь рост. Он сделал шаг вперед, согнул колени, выставил вперед плечо и тоже начал рассекать воздух кулаками. Да, гигант был знаком с кулачным боем. Жаль только, что сам Лук никогда им не увлекался. Не было времени. Курант обучал их другому. В том числе и умению всякое падение на публике, даже падение с каната или шеста, переносить с наименьшими потерями, не сбивать дыхание, уметь превращать тело, когда это нужно, во что-то мягкое и упругое. Теперь для Лука главным было не дать одному из этих кулаков попасть в подбородок. И в грудь тоже. Ладно, если только ребра переломает, так ведь и сердце сплющит. Принимать удар нужно в плечо. В левое плечо. Даже если сломает, останется еще правое. Главное — сохранить правую руку. Вот он, меч, покачивается у дикаря на бедре.
Великан ударил ногой. Лук успел сложиться, подставить под напоминающую бревно голень сложенные крестом предплечья, но удар все равно достиг цели и окончательно вывернул желудок парня наизнанку. Перед глазами замелькали цветные круги, Лук задохнулся, но уроки Куранта не прошли даром. Полураздавленный и униженный, лежа на пыльных камнях, он все еще мог двигаться. Главное, чтобы великан, который оглашал окрестности дозора громким хохотом, не решил убить его сразу.
Лук помахал рукой, пробормотал, глотая кровь:
— Еще не все, еще не все… — Заковырялся, подтягивая колени к груди, и вдруг нащупал в голенище рукоять каменного ножа. Нащупал и замер.
— Ну? — Некуманза подошел вплотную, легонько пнул твердыми, словно выкованными из железа пальцами ноги Лука в бок и повторил его же приглашающий жест. — Еще не все? Или уже все? Я недолго ждать.
Выпрямился и занес над головой Лука огромную ступню.
Приемный сын Куранта распрямился, как пружина. Показавшаяся ему горячей рукоять ножа словно приросла к ладони. Сама ладонь будто выросла на длину лезвия, и, издав сдавленный рык или хрип, Лук полоснул стеклянным лезвием по внутренней стороне бедра великана. В следующее мгновение поток крови едва не заставил его захлебнуться. В нос ударила вонь паленой плоти. Поднявшись, уже с мечом в руке, Лук увидел убегающую в сторону ущелья четверку.
— Ты бы поторопился, — закашлялась Хасми. — Нам в ту же сторону.
Стрела пробила плечо Неги насквозь. Кожу на спине пришлось чуть надрезать, чтобы вытянуть костяной наконечник, а за ним и обломок древка наружу через спину. Хасми понюхала окровавленные зубцы и облегченно вздохнула:
— Вроде бы не отравленная, но крови она потеряла много. Так что уж не спускай с нее глаз. И рук…
— И рук? — растерянно пробормотал Лук, перематывая рану тряпьем с вложенным под него каким-то снадобьем.
— Плыть-то она сама не сможет, — объяснила Хасми. — Левая рука у нее не скоро заработает. Быстрее, парень, быстрее. Натягивай на нее курточку, а жилетку ее с ножами в мешок. И нож этот, что нас выручил, тоже в мешок. Да перетяни на груди, перетяни. Меч из ножен не выпадет? Ты как сам-то? Плыть сможешь?
Лук с трудом поднял глаза. Нега уже пришла в себя, но смотрела на него с такой усталостью, словно просила не трогать ее, оставить вот здесь, на камнях.
— Не попала, — прошептана она чуть слышно минуту назад. — Одного убила, а второму попала в плечо. Но стрелу он все равно выпустил. Но если бы не попала ему в плечо, то и он попал бы… не в плечо.
У великана была отсечена нога. Вся нога, вместе с частью ягодицы. Срез напоминал ожог, в то время как Лук должен был всего лишь рассечь дикарю ляжку. Он очень хотел нанести ему смертельную рану, но уж отрубить ногу… да еще ножом, длина лезвия которого чуть длиннее ширины ладони… Повезло еще, что великан упал не сразу, так и умер, стоя на одной ноге, а потом повалился навзничь.
— Бери ее на руки, — скомандовала Хасми.
— Я пойду сама, — прошептала Нега.
— Поплывешь, — отрезала Хасми, — а пока делай то, что тебе говорят. Хочешь, чтобы твоему красавчику было полегче, крепко держись за его шею. Ты сможешь?
Лук кивнул. Боль куда-то ушла, даже усталость ушла, но от напряжения что-то мерцало в глазах. Или это голова кружилась от запаха крови, в которой он был вымазан с головы до ног.
— Ну, — Хасми снова сплюнула кровью, — побежали?
Лига, которую им пришлось пробежать, далась Луку нелегко. Сама Хасми припадала на обе ноги, Нега прижималась к брату из последних сил, но в какое-то мгновение Лук понял: ноги его бежать уже не могут, и руки не могут держать Негу, и то, что ноги все еще бегут, а руки держат, объясняется только одним — он приказывает им бежать и держать.
Ущелье вздымало скальные обрывы куда-то к небу, и Лук, сквозь заливающий его лоб кровяной пот, и в самом деле уверился, что этот перевал вряд ли доступен для путника больше половины дней в году. Впрочем, для обыкновенного путника или странника, которых немало встречалось труппе Куранта на дорогах Текана, этот перевал был недоступен вовсе. По крайней мере, судя по количеству каменных глыб, которые приходилось то и дело огибать, повозки некуманза были неизвестны.
— Вот, — наконец остановилась Хасми. — Успели.
Нега тяжело дышала. Лук осторожно поставил ее на камень, посмотрел вперед. Скалы еще вздымались вверх, перегораживая вид на долину Натты, но гребень хребта остался за спиной. Одна из стен пропасти уходила влево, становясь каменной осыпью, вдоль которой продолжала виться тропа, а другая сама обратилась в пропасть. В глубине ее слышался шум воды. Лук посмотрел вниз и почувствовал, что сердце у него в груди замирает. Из скалы напротив низвергался в крохотное озерцо водопад. Вода пенилась, закручивалась водоворотами и вылетала в следующую пропасть, где уже бурлила и шипела, полируя наклонное русло, после чего исчезала через четверть лиги в скалах.
— Это и есть «намочить ноги»? — чувствуя, что досада душит за горло, прохрипел Лук.
— По сравнению со многим другим — сущая ерунда, — отрезала Хасми. — Высота водопадика — три десятка локтей, не больше. Озерцо глубокое. Конечно, может, что и нападало в него с прошлого года, но мы пока не натыкались ни на что. В хорошем настроении и поплавать можно. Но не получится. Поток сразу утянет на сток, но и там дно гладкое, как хорошо выструганная доска. Руки, главное, прижимать к груди да стараться лететь вперед ногами. Четверть лиги под солнцем, еще столько же под скалой. Потом еще один водопадик, и благодари Пустоту, что жив остался.
— Еще один водопадик? — вытаращил глаза Лук.
— Чуть больше этого, — кивнула Хасми и шагнула с обрыва. — Поспеши!
В скалу над головой Лука ударилась, расколовшись в щепу, стрела.
— Некогда думать, — прошептала Нега и неловко спрыгнула вниз. Лук бросился за ней сразу же.
Ледяная вода обожгла. Лук нахлебался ею, закашлялся, чувствуя, как немеет горло, вырвался наверх, но в пене брызг не разглядел ничего, и только когда его несколько раз перевернуло и, едва не приложив головой о каменное русло, вынесло головой же вперед в поток, разглядел впереди, в десятке локтей, черные волосы Неги. Сестра силилась держать голову над струями, но скрестить руки на груди уже явно не могла. Ножны меча взвизгнули по дну русла, и Лук, забыв о наставлении Хасми, принялся извиваться, грести, тянуться вперед, чтобы добраться до Неги, но добрался до нее уже в кромешной темноте пещеры. Поймал ее за плечи, услышал ее сдавленный, чуть слышный сквозь рев воды вскрик, а в следующее мгновение уже летел куда-то вниз, жмурясь от неожиданно яркого солнца и думая только о том, чтобы не упасть на Негу, не покалечить ее.
Вода оказалась прозрачной. Лук вновь окунулся с головой, увидел замершее перед ним в толще воды безвольное тело сестры, которое снова начало кровенить, рванулся вперед и вытолкнул ее на поверхность. В горле Неги заклокотала вода. У нее не было сил даже кашлять.
— Сюда, — послышался голос Хасми. — Быстрее, парень. Надо бы согреть девку да воду из нее вылить, нахлебалась. Тут лодка в кустах, какая-никакая, а все-таки. Торопись.
Предгорья удалось покинуть уже в сумерках. Речушка, по которой Лук правил лодку, казалась спокойной, но на самом деле она просто спрыгивала вниз с одной ступени на другую. Хасми сначала натирала Негу каким-то средством, потом вливала ей в горло какое-то жгучее питье, между делом указывая Луку, где пристать к берегу, чтобы перетащить лодку в обход очередного водопада или грохочущих порогов. Хорошо еще, что лодка была не слишком тяжела, чего там было переносить — каркас из стеблей прочного тростника, на который была натянута специальным образом выделанная шкура. Нега и то была тяжелее, но при каждой следующей остановке постепенно разбухающая шкура становилась все неподъемнее. Но Неге, которая с трудом передвигала ноги и которую начинал бить жар, было гораздо труднее, чем Луку.
Трижды спутники натыкались на горных некуманза, которые были пониже своих равнинных собратьев, то есть почти вовсе не отличались от обыкновенных людей. Один раз это были визжащие на мелкоте ребятишки, один раз женщины, выбивающие на быстрине деревянными плашками холсты, которые тут же начали что-то кричать вслед изможденной троице, а однажды лодка проплыла мимо воинов. Их было четверо, и, скорее всего, они занимались тем, что били копьями рыбу на перекате, но, увидев лодку, занесли копья и в сторону путешественников. Хасми выкрикнула что-то в их сторону, взметнула лук и выпустила стрелу, которая воткнулась в древко копья самого крепкого из рыболовов. Копья медленно опустились, но, пока рыбаки не скрылись за излучиной, охотница стрелу с тетивы не снимала.
Вечером Лук уже еле шевелил веслом, но пороги и водопады закончились, и речка весело покатилась в узких, почти равнинных берегах. Горный кустарник и низкие, цветущие розовым цветом деревья стали сменяться высоким, но отличным от чащ с северной стороны хребта лесом. Лук уже начал присматриваться к берегам, да и Нега, которую продолжал колотить жар, начала что-то бормотать и открывать глаза, но тут берега расступились, и речка обратилась сначала озером, а потом и болотом. Налетела мошкара, от которой спасли опять же кувшинки, и уже в сумерках Лук продолжал грести, то и дело стряхивая с весла гибкие плети речной травы и хлопья ряски.
— Лодка продолжает набухать, — прошептал он уже почти в полной темноте. — Еще часа три, и вода через борт будет перехлестывать. Куда мы правим? Тут вообще берег есть?
— Берег всегда есть, — ответила Хасми. — Ты что-нибудь слышишь?
Лук прислушался. Вовсю квакали лягушки, покрикивала какая-то птица, что-то плескалось в воде, может быть, рыба, может быть, еще что.
— Лягушки?
— Носом, носом слушай, — проворчала Хасми. — Лягушки нам не помогут. Ветерок тянет с востока, слышишь? Что за запах?
— Медом пахнет, — перестал грести Лук. — Но запах знакомый. Где-то луговница цветет. В окрестностях Зены поля луговницы. Когда зацветает, голова кружится.
— Ага, следопыт, — хмыкнула Хасми. — Луговница когда цветет? В начале осени? А сейчас что? Начало лета. Давай-ка правь на запах, правь. Ветерок чувствуешь, на него и правь, а я слушать буду.
Лодка зашуршала дном через час. Хасми прислушалась, усмехнулась, сообщила свистящим шепотом:
— Дед пасеку держит. Лекарствует опять же. Его даже некуманза уважают. Он из наших, из клана Крови. Выручит.
Охотница поднялась, приложила ладони к губам и яростно зашептала:
— Такш! Дедушка Такш! Это я, Хасми!
— Да слышу уж я, давно слышу, — раздался низкий говорок где-то совсем рядом. — Вы час как языками треплете. Я уж и медом мазнул костыль свой, и помахал им, думал, совсем уж ты нюх потеряла. Кто с тобой? Намувая куда дела?
— Нет больше Намувая, — вдруг разрыдалась охотница.
