Глава 15. Хочу под пальму
Мишель приходит в себя первой. Пытается расшевелить меня. Включает канал новостей. Диктор взахлеб комментирует вчерашние события. Конечно же, я опять в центре скандала. Мелькают радостные лица, цветные вспышки над залом. Музыканты с потными от напряжения лицами. И я. Куда же без меня? Вот я склоняюсь к залу. Лучи выхватывают меня из цветного дыма. Мои глаза совершенно безумны. Я кричу, широко открывая рот. Вот опять я. Бегаю за спинами охраны, пою и беснующаяся публика закидывает меня блестящим мусором. Вот я взбегаю на сцену. Рву на себе одежду. Лучи снова скрещиваются на мне. Господи, я абсолютно гол! Камера наезжает на меня с разных ракурсов. Мое тело выкрашено сиреневым. Вот снова музыканты. И девушки из бэк-вокала. Они тоже обнажены. Просто безумие какое-то. И вот — крупный план — целый зал голых людей. Водоворот перекошенных лиц. Поток белых тел прорывает заслон. И тут же — вид ярко освещенного пустого проспекта. Тысячи разгоряченных, ничего не соображающих людей без одежды выплескиваются в ночь. Дерутся, целуются, швыряют камни в окна, переворачивают машины. И — калейдоскоп коротких сцен: полиция блокирует очередную группу голых сумасшедших и заталкивает вопящих и царапающихся людей в большой автобус. Вот еще: молодые люди отбиваются от полиции камнями. Вот кадры из какого-то престижного магазина. Голые безумцы врываются в зал, кричат, смеются, переворачивают полки с товаром. Других снимают с вертолета, не иначе — они, хохоча, прыгают в реку с ярко освещенного моста.
— Включи что-нибудь другое, — прошу я, краснея.
Мишель касается голограммы ногтем. Скользящий поиск. Всюду одно и тоже. Драки, свет, дым, мешанина голых тел. С ума сойти! Как я теперь на людях покажусь?
— Поздравляю, — улыбается баронесса. — Тебе все же удалось.
— Что удалось?
— Порвать зал. Размазать городишко. Ну, или как вы там еще храбрились. Джек доволен. Гонорар приятно удивит тебя. Думаю, нам есть смысл обсудить этот вопрос подробнее.
— Знаешь, мне почему-то только гадко. И стыдно. Вся эта толпа. Голые люди. Драки! Я не могу выразить словами, то, что чувствую.
— Я тебя понимаю, — серьезно говорит Мишель. — Только попробуй думать немножко иначе. Посмотри на это дело с другой стороны.
— Как это?
— Ты вчера был в родной стихии, Юджин. Ты делал с залом, что хотел. Ты был так страстен, так раскрыт, я даже слов подобрать не могу тому, что от тебя исходило. Если ты не рожден для этого — я съем собственную сумочку. И знаешь что?
Я вопросительно смотрю на нее.
— Я рада, что мы с тобой тогда встретились. Там, на лайнере. Когда я тебя увидела, меня словно что-то толкнуло. Что-то в тебе не так. Не как у всех. Я тебя совсем смутила?
— Немного, — говорю я, не зная, куда деть руки. Так неожидан переход. Я не знаю, что сказать в ответ на это неожиданное признание. — Ты такая разная, Мишель. Постоянно меняешься. Никак не могу понять, какая ты на самом деле.
— Обычная хищница, каких миллионы, — смеется она. — Кусочек там, кусочек здесь. Давай решим, что мы будем делать дальше?
— Мы? Ты имеешь в виду — ты и я?
— Ну да. Если, конечно, ты не собираешься снова спрыгнуть с поезда.
— Спрыгнуть с поезда?
— Сбежать, зануда, — улыбается она.
— Я бы с удовольствием, — признаюсь я.
— И что тебя останавливает?
— Ты в опасности.
— Как и ты.
— Ну, вот и разобрались.
И мы неловко сидим напротив друг друга. Глубокое кресло не дает выпрямиться. Норовит расслабить спину. Я все время теряю равновесие, пытаясь увидеть ее глаза.
— Поговорим о деле? — немного смущенно произносит она.
— Давай, — пожимаю я плечами.
И Мишель, все больше оживляясь, долго и обстоятельно рассказывает мне о том, что необходимо для моего сольного турне по Зеленому Шару. Какие люди должны быть приглашены в команду. Примерная стоимость оборудования. Затраты на рекламу. Организация перевозок. Какое-то там продвижение. План расходов. Доходная статья. Пессимистичный прогноз доходов на полгода. Выпуск акций. Котировки. Размер ее вклада. Вклада Джека. Размер моего пакета. Мои комиссионные. Процент от прибыли. Комиссионные членов группы. Я смотрю на ее лицо, на ее шевелящиеся губы, на то, как она произносит непонятные слова, которые отдаются внутри моей головы гулким эхом. Скупые подсказки Триста двадцатого смешиваются с чуть хриплым голосом Мишель. И я слежу за ней, завороженный движением ее губ. Пытаюсь понять, что я, черт меня возьми, тут делаю. Зачем она рядом. Что ей нужно от меня. Гоню от себя предательскую и наивную мысль. Так все слишком просто будет, если она верна, эта мысль. Баронессы не влюбляются в нищих дурачков. Вспоминаю неясные обрывки сегодняшней ночи. Упрямство Мишель утром. Гадаю: она это была, или нет. Потому как запутался напрочь. И если да — тогда все еще гаже: она просто отгородилась стеной. Она дает понять, куда мне можно, а куда — нет. Я понимаю намеки. У меня хорошая интуиция. Только вот зачем тогда весь этот спектакль? Я ведь не игрушка. Потом мне становится стыдно. Я становлюсь, как все. Думаю про людей сначала самое плохое. Может быть, Мишель просто хочет мне помочь? Как и многие другие люди. В конце концов, мне многие помогали. Наверное, это оттого, что я везунчик. Только вот не хочется мне этой помощи. Этого принудительной благотворительности. Я гоню от себя смутное полуосознанное желание. Желание быть рядом с этой волшебной женщиной. С этой веселой, грустной, циничной, нежной, расчетливой, страстной, распутной, целомудренной, бесстыдной до святости женщиной. Наверное, это оттого, что я так и не смог стать похожим на человека. Не научился видеть мир таким, как все его видят. Наверное, оттого и бродят внутри меня сумасшедшие чувства, которые нормальный имперский гражданин выключил бы одним усилием воли. И забыл о них навсегда. Как жаль. И еще: смутное ощущение чего-то холодного, враждебного, нет-нет, но дает о себе знать. Как если бы я был в темноте и знал, что где-то рядом меня опасность поджидает. Довольно странное чувство. Мы в охраняемом люксе. Вокруг куча телохранителей. Надежные ребята. И Мишель — она сказала, что какие-то спецслужбы ей помогают. Никакому Кроллу к нам не подобраться. И Триста двадцатый молчит. Так что бояться пока как бы и нечего. Просто переждать немного, пока все уляжется. А потом купить немного одежды, позвонить Васу и рвануть на Кришнагири Упаван. Планету любви. Где счастливые люди укрываются от дождя коробками из-под визоров и по утрам собирают нападавшую с неба еду. Забыть про все эти терзания. Про странную женщину, к которой хочется и боязно прикоснуться. Напиться чистой радости жизни. Лежать под пальмой, ни о чем не думая. Или добывать вместе с Васу «черные слезы». Может быть, когда у меня будет целая горсть этих самых слез, и я стану богатым не меньше, чем Мишель, я смогу вернуться и говорить с ней как равный. Я хочу чувствовать себя равным ей. Если я буду, как она, мне не будет казаться, что я лишний. Кажется, мысли в моей бестолковке понемногу укладываются как надо. Только вот опять это ощущение опасности.
— Ты странно рассуждаешь, чувак, — тихонько влезает в мои размышления Триста двадцатый. — В твоих мыслях нет логики. Ты противоречишь сам себе. Будто пытаешься загипнотизировать себя.
— Наверное, так и есть, — отвечаю я.
— Юджин, ты меня слушаешь?
— Конечно, Мишель. А что ребята? Ребята согласны играть со мной? Седой Варвар, Иван, Чертополох? — невпопад спрашиваю я.
— Конечно. Я же сказала — Джек уже говорил с ними утром. Они согласны на турне. Им понравилось, как ты держишься на сцене.
Из соседней комнаты доносится шум. Я прислушиваюсь. Мишель тоже смотрит на дверь.
— Я взгляну, что там, — говорю ей.
Триста двадцатый опять как-то необычно реагирует. Словно ему больно.
— Что с тобой, Три-два-ноль?
— Статус всех систем — зеленый, — следует немедленный доклад.
— Мне показалось — тебе плохо.
— Все системы в норме.
— Извини. Я не хотел тебе помешать.
— Все в порядке.
Я выглядываю в соседнюю комнату. Телохранитель у дверей косится на меня. Вежливо здоровается. Я киваю в ответ.
— Что за шум?
— Ничего страшного, сэр. Приходил человек чистить бассейн. Мариус решил, что пока вы завтракаете, бассейн вам не понадобится. Это всего двадцать минут. Только у этого бедолаги агрегат заискрил и шарахнул его током. Его уже осмотрели. Через полчаса оклемается. Администрация приносит извинения за недоразумение. Бассейн почистят ночью. Несколько человек — журналисты, пытались проникнуть в номер. Их остановили еще у лифта.
— Понятно.
— Ничего страшного, — успокаиваю Мишель словами охранника. — Какого-то работника отеля слегка ударило током. С ним уже все в порядке.
И снова это ощущение тревоги. Будто лед под сердцем. Наверное, это мои вчерашние художества еще дают о себе знать. Триста двадцатый с какой-то обреченной интонацией рассуждает о дуализме духа и материи, мысли и действия, души и тела.
— Души не бывает, — спорю я с ним.
— А я кто? — угрюмо возражает он.
— Ты машина. В других людях машин нет. И они не говорят сами с собой.
— Разное программное и аппаратное обеспечение и обусловленная этим разность мотиваций, — бурчит моя жестянка и умолкает.
Не нравится мне его настроение. Что-то не то с ним происходит.
— Статус систем — зеленый.
— Ладно-ладно. Не подслушивай.
