8

О чем еще можно мечтать на войне, как не о хорошем тыловом госпитале? Наверное, только о возвращении домой с щедрыми «боевыми» долларами в кармане и твердой уверенностью больше никогда и ни за что не соваться ни в какие «горячие точки», где бы они ни располагались и сколько бы за это ни платили.

Впрочем, вопрос об отправке домой пока завис в воздухе, точнее, находился на рассмотрении у командования 7-й отдельной моторизованной бригады, а вот расположенный в Багдаде военный госпиталь корпуса морской пехоты США имел место быть в полном объеме. Со всеми сопутствующими моментами, как то: вежливыми лечащими врачами, обязательными процедурами и хорошенькими вольнонаемными американскими медсестрами, к которым, впрочем, с не относящимися к терапевтическому процессу вопросами лучше было даже не соваться: «политкорректность», мать ее так!.. Можно и под трибунал — за «сексуальные домогательства» или «унижающие человеческое достоинство просьбы» — загреметь.

Правда, назвать американский госпиталь именно «тыловым» можно было с большой натяжкой: понятие «тыл» — равно как и «фронт» — в оккупированной стране было весьма относительным. О чем Ненавязчиво свидетельствовали все те меры безопасности, что осторожные америкосы сочли необходимым применить к собственному медучреждению: преграждавшие подъездную дорогу бетонные надолбы и блоки против автомобильных террористов-смертников, круглосуточная охрана из числа морских пехотинцев и укрепленный, надежно контролируемый периметр из колючей проволоки вокруг комплекса госпитальных зданий… Для полного комплекта и пущей абсурдности в духе Мела Брукса или братьев Цукеров не хватало пожалуй, только пояса из минно-взрывных заграждений и пропущенного по колючке электротока. Ну и знакомых по фильмам табличек с надписями «Achtnung, minen!» на ограде, конечно.

Впрочем, по большому-то счету все эти «жизнеохраняющие» ухищрения союзников Андрея интересовали постольку поскольку: есть — и ладно, не будет — тоже ничего страшного. Мы люди привычные, не фаст-фудом вскормленные!

Гораздо больше его интересовали чистая двухместная палата (вторая койка пустовала) с обязательным кондиционером и хорошее питание — американцы и воевать, и отдыхать, и реабилитироваться привыкли с большим комфортом. Может, потому и особых успехов на поле боя от них никто никогда не ждал. Одно дело — с предельной дистанции расстреливать «томагавками» и наводимыми по лазерному лучу «умными» авиабомбами вражеские города, военные аэродромы и колонны бронетехники, и совсем другое — вступать с противником в настоящий огневой контакт. Не в тот, когда защищенный всеми мыслимыми способами «абрамс» с трех километров прошивает снарядом с сердечником из обедненного урана старенький иракский Т-55, а в тот, когда ты видишь выражение глаз целящегося в тебя противника, успевая нажать на спуск на доли секунды раньше… Или в тот. когда брошенная в тебя граната падает прямо под ноги и ты физически ощущаешь, как тлеет, отмеряя последние мгновения жизни, под ребристой осколочной рубашкой тоненький стебелек замедлителя…

Хотя ладно — старший сержант вовсе не собирался всерьез углубляться в бессмысленный в общем-то, спор «кто лучше воевать умеет», тем более что и иракцы, мягко говоря, особой храбростью и самопожертвованием (обвешанные пластитом смертники, с легкой руки какого-то журналиста все подряд обзываемые «шахидами», не в счет — это совсем другое) на этой войне не отличались.

На этом ленивые размышления пребывающего на заслуженном стационарном отдыхе старшего сержанта были прерваны вежливым стуком в дверь, и в палату — конечно, дождавшись его разрешающего come in (и это в военном-то госпитале — три ха-ха! — ввинтилась дневная медсестра Луиза с картонной коробкой в руках. На коробке, с истинно североамериканской щепетильностью, было выведено черным маркером его имя — Andrey Kolchugin. Очень трогательно…

Вздохнув, Андрей изобразил на лице подобающую моменту улыбку и на своем более-менее неплохом «разговорном английском» поприветствовал Медсестру. Обладающая весьма недурственной фигуркой и славненькой мордашкой, сейчас, правда, скрытой от посторонних глаз полоской одноразовой (у америкосов здесь вообще почти все было именно одноразовым) защитной маски, Луиза вежливо отрапортовалась в ответ и сообщила, что принесла sergeant Andre те вещи, что нашлись в карманах его камуфляжа.

Выяснив, что «больше сержанту ничего не нужно», она ретировалась обратно в коридор, оставив его наедине с коробкой, ожиданием скорого завтрака и… грустными думами об оставшихся на гражданке отечественных девчонках, по счастью пока еще не слышавших ни о какой политкорректности и принципах асексуального поведения в коллективе.

Не спеша приподнявшись в постели, Кольчугин принял сидячее положение и раскрыл принесенную картонку. Ничего интересного там, конечно же, не оказалось: помятая пачка сигарет — совершенно бессмысленная находка, поскольку курить в палате все равно не разрешалось, снятые с форменной куртки сержантские погоны и знаки отличия, считавшаяся безвозвратно потерянной трофейная зажигалка и наконец пара захваченных «на память» из найденного в пустыне ящика браслетов, о которых Андрей давно и прочно успел позабыть.

Повертев в руках одну из металлических безделушек, составленную из четырех скрепленных между собой слегка изогнутых прямоугольников, сержант поспешно рванул из кармана больничной пижамы пачку одноразовых салфеток — как всегда неожиданно началось носовое кровотечение. В последние дни это случалось довольно часто — контузия, как сказал лечащий врач, бесследно не проходит, особенно в этом климате. Пустяк, конечно, если подумать, но слегка напрягает, особенно ночью. Просыпаться утром на перемазанной кровью подушке как-то не слишком приятно.

Привычно запрокинув голову, Андрей лег на спину. Сейчас пройдет, главное, чтобы Луиза с доктором случайно в палату не заглянули, иначе опять кучу дополнительных уколов поназначают, перестраховщики, блин! А задница у него, извините, не казенная, и так уже сидеть больно. И руки исколоты, как у того наркомана!

Дожидаясь, пока организм справится с возникшей проблемой, Андрей продолжил рассматривать браслет. Действительно, «фиговина» — не золото, не серебро… железяка, одним словом. Надевать его на руку он не стал — поленился, да и смысла особого не видел. Вот сеструхе подарит — пусть что хочет, то с ним и делает. Главное, не забыть — как он и собирался — рассказать, что браслетик лежал где-нибудь в личных покоях Саддама Хусейна, например на прикроватной тумбочке в его личной императорской опочивальне… А другой можно себе на память оставить или еще кому подарить.

Улыбнувшись этой мысли и своим воспоминаниям о далеком доме. Андрей на ощупь вытянул из пачки новую салфетку и собрался было вытереть небольшое пятнышко попавшей на браслет крови— хоть постель, как в прошлый раз, не замарал, и на том спасибо. Однако никакой крови на металле не оказалось — видать, померещилось.

Хмыкнув, сержант расслабился на постели: ладно, полежим немного, а там, глядишь, и завтрак принесут…

Начавшееся возле горящего бэтээра, продолжившееся, когда прилетевший под прикрытием боевой пары «апачей» транспортный борт доставил его сначала в Аль-Кут, а затем в этот самый госпиталь, и завершившееся в двухместной палате везение все еще сопутствовало старшему сержанту. Руководство ОМБр приняло решение представить его к правительственной награде — ордену «За мужество» второй степени… и первым же транспортным бортом отправить на Родину. Последнему он в отличие от множества боевых товарищей, всерьез подумывающих о продлении контракта, был рад особо, ибо, как показали недавние события, вполне могло случиться так, что заработанные доллары придется тратить уже не ему.

И даже родную украинскую таможню Кольчугин прошел без малейших проблем — прошлогодний случай, когда отечественные миротворцы попытались провезти на Родину без малого триста тысяч долларов, уже позабылся, и к нынешним возвращающимся домой военнослужащим относились вполне лояльно. Вещи, конечно, досмотрели, но без особого, впрочем, усердия. Возможно, сыграл роль ожидающийся со дня на день президентский указ об окончательном выводе украинской бригады из Ирака; возможно, тот факт, что старший сержант летел не один, а вместе с десятком других, таких же, как он, комиссованных по ранениям товарищей и несколькими гражданскими специалистами, отработавшими в Ираке по строительным контрактам.

В общем, что ни говори, свезло по полной.

Единственное, что немного раздражало, так это то, что лететь пришлось не через Николаев, как обычно, а через Киев. Правда, в Борисполе их встречали и сразу после прохождения таможни и обеда даже повезли на прием к нынешнему министру обороны, вручившему возвратившимся в Украину миротворцам награды.

Впрочем, «официальная часть» не заняла много времени, так же, как и оформление всех необходимых демобилизационных и контрактных документов. И уже на исходе третьих суток Андрей мирно дремал в купе фирменного поезда «Черноморец», ритмично отстукивающего на стыках километр за километром в сторону родных причерноморских краев…

Задерживаться в столице юмора Андрей, уроженец древнего Белгород-Днестровского, славная история которого насчитывала более двадцати пяти исков, тоже не стал. В областном центре он не был уже больше трех с половиной лет — с того самого дня, когда его призвали сначала на срочную, а потом на контрактную службу, — и прекрасно понимал, что, гуляя по Одессе в своей выжженной пустынным солнцем песочного цвета «комке» с шевроном миротворческой миссии в Ираке на рукаве, с десятикилограммовым дорожным баулом за плечами, да еще и практически без денег (заработанные в прямом смысле потом и кровью «боевые» доллары пока мирно лежали на банковском счету), он сильно рискует нарваться на неприятности.

Ирак, это, конечно, не Афганистан восьмидесятых и не Чечня девяностых, но все же сказать, что Андрей уже полностью влился в струю мирной жизни, когда не нужно постоянно быть начеку, ежесекундно ожидая выстрела в спину или гранаты под ноги, молодой человек не мог. Ему нужна была хотя бы минимальная, но адаптация. И дело вовсе не в том, что ласково обдувающий его до черноты загорелое лицо теплый апрельский ветерок после пустынной пятидесятиградусной жары казался ледяным, вызывающим озноб ветром, а в самом ощущении какой-то нереальности и ложной безопасности этой полузабытой гражданской жизни. В ощущении, очень хорошо знакомом всем, кто хоть раз возвращался домой с войны…

Именно об этом его и предупреждал, прощаясь, неулыбчивый комбриг седьмой «омбры», вся напутственная речь которого свелась к одному-единственному совету: «Ты там это, Андрюха, смотри, не напортачь чего на гражданке, лады? А то я, когда в восемьдесят четвертом в первый раз из Афгана домой вернулся, чуть в тюрягу по дурости не загремел. Посиди месяцок дома, привыкни… ну ты понял, короче…»

Андрей «понял», первым же делом взяв билет на дневную электричку до родного Белгорода и позволив себе погулять по весеннему городу лишь несколько оставшихся до ее отправления часов. Одессу он знал прилично, но решил все же не рисковать: если все будет нормально, он еще успеет погулять по Южной Пальмире, предварительно смыв дома въевшуюся в кожу и душу пропитанную пороховой гарью и запахом свежей крови пыль той далекой и совершенно чужой войны…

— Да, кстати, это тебе… — смущенно пробормотал Андрей, протягивая сестре один из найденных в пустыне браслетов. «Смущенно» — потому что никак не мог привыкнуть, что за неполные четыре года нескладная девчонка-подросток вдруг превратилась в красивую молодую девушку-студентку, а «один из» — оттого что дарить сразу оба показалось ему глупым: получалось вроде как про запас. — Ну это того, не подарок, конечно, — так, презент на память… Из дворца самого Хусейна, кстати… У него там, прикинь, даже краны в туалетах золотые были, так что они ценные, наверное… — и, припомнив, что говорил ему плененный иракец, добавил: — Вроде бы из какого-то исчезнувшего шумерского города.

— Та ты шо?! Из самой шумеры, вау! — Не слишком похоже имитируя южноукраинский говор, повзрослевшая «сеструха» приняла необычный презент. Первая, граничащая с истерикой радость от возвращения любимого брата уже прошла, оставшуюся от праздничного стола посуду помыли и даже раскалившийся от звонков родственников и друзей телефон наконец затих. И теперь она вновь могла стать самой собой — немного взбалмошной, не в меру саркастичной и о-о-очень скептически настроенной студенткой археологического факультета одесского универа. — Шумеры — это круто. А не забыл ли мой горячо любимый братик, где учится его горячо любимая сестричка?

— Ну… — Немного захмелевший после торжественного стола Андрей старательно наморщил лоб, судорожно припоминая все то, о чем ему рассказывала в своих письмах мать. — В университете же, Да? Ирк, ты чего прикалываешься, счас возьму и обижусь!

— Это я не прикалываюсь, это я так тонко шучу! — хихикнула сестра. — Подарок-то как раз что надо. Очень даже в тему! — И в этот момент Андрей наконец вспомнил, что Ира уже третий год училась на археолога. Причем об этой не слишком популярной ныне профессии она мечтала с детства, проводя все летние каникулы в качестве добровольной помощницы на раскопках под стенами древней аккерманской крепости.

— О, вижу, что вспомнил! — Оставшаяся такой же язвительной, что и три с половиной года назад, Ирка плюхнулась на диван, внимательно разглядывая подарок. Андрей сел в свое любимое старенькое кресло напротив — как раз вовремя, чтобы увидеть, как изменилось, неожиданно став серьезным, лицо сестры.

— Где ты, говоришь, это нашел? — Будущий археолог сосредоточенно вертела в руках металлическую вещицу. Как-то уж чересчур сосредоточенно для человека, впервые увидевшего этот предмет!

— В президентском дворце Саддама Хусейна. — Чувствуя, что краснеет, Андрей отвел взгляд: врать он как не умел, так и не научился. — На прикроватном столике лежал…

Наткнувшись на подозрительный взгляд будущей надежды всей украинской археологии, бывший старший сержант стушевался окончательно и отвел взгляд.

— Тебя это что, на самом деле интересует?

— Представь себе, да. — Ирина бережно положила браслет на покрывало и взглянула на брата. Теперь в ее глазах не было и намека на былой скепсис— Причем очень… Ну-ка выкладывай, братишка, про свои миротворческие месопотамские похождения, да поподробней, а потом уж и я тебе кое-что расскажу.

Поняв, что его маленькая и в общем-то безобидная ложь с позором провалилась, а пустяковый «презент» отчего-то весьма заинтересовал сестру, Андрей вздохнул и принялся рассказывать все по порядку…

Короткий рассказ Ира выслушала молча, что, учитывая ее характер, уже само по себе означало многое. Под конец она попросила показать ей второй браслет и даже успела нетерпеливо обругать Андрея, который никак не мог вспомнить, куда именно засунул бессмысленную с его точки зрения вещицу.

Наконец браслет был благополучно найден, со свойственной археологам щепетильностью и придирчивостью осмотрен, аккуратно уложен рядом с собратом, и Ирина, задумчиво глядя на две абсолютно идентичные вещицы, приступила к обещанному рассказу «кое о чем».

— Ты, Дрюня, моей реакции особо не удивляйся. Тут такое дело. У меня, представь себе, с подобным браслетом тоже кое-какие воспоминания связаны, причем не очень приятные… Смотри. — Сестра встала и, покопавшись в ящике письменного стола, извлекла наружу небольшую картонную коробочку. О том, что находится внутри, Андрей догадался почти сразу же, даже несмотря на дорожную усталость, хмель от принятого алкоголя и по-прежнему твердую убежденность в никчемности найденных им «безделушек». И почти не ошибся. Из коробки Ира извлекла половинку браслета, точнее, два разрозненных его сегмента, в точности соответствующих целым собратьям, мирно покоящимся на вытертом диванном покрывале. Покрутив для приличия железные прямоугольнички в пальцах, Андрей вопросительно взглянул на сестру:

— И что?

— Их я нашла здесь, у нас на раскопках, причем ниже всех возможных культурных слоев. Что такое «культурный слой», помнишь? — Сестра подозрительно взглянула на археологически неподкованного брата.

— Догадываюсь… — буркнул, в очередной раз смутившись, Андрей. — Ты мне этим словечком еще в школе все уши прожужжала.

— Это радует. Значит, ты еще не совсем потерян для передового археологического общества, — хихикнула Иринка и, снова став серьезной, продолжила: — Так вот, я эти фиговины нашла сантиметров на двадцать ниже самого глубокого культурного слоя, а люди в наших местах, между прочим, селились ещё в эпоху палеолита!

Имевший о палеолите весьма общие представления (точнее, и вовсе их не имевший), Андрей тем не менее кивнул, подбадривая сестру. Не то чтобы ему так уж был интересен ее рассказ, скорее, просто было приятно сидеть в уютном стареньком кресле и слушать знакомый голос… А Ира, даже не догадываясь о захлестнувшем брата душевном умиротворении, с энтузиазмом продолжала:

— Ну тут я, конечно, глупость сделала. Надо было ничего не трогать, при свидетелях слой вскрывать. А я так обалдела, что сначала отрыла их, а потом уж руководителя группы и ребят позвала. Ну меня на смех и подняли — мол, тоже мне открытие, современные железяки откопала и довольна… Не поверили, короче, решили, что эти штуковины кто-то в раскоп уронил или вообще специально мне подсунул, пошутил, блин, так сказать!.. — Ира подозрительно шмыгнула носом, однако плакать все же не стала. — Обидно… Я-то ведь точно видела, что грунт нетронутый был и до меня там никто не работал. Да и вышележащий слой тоже целехонький! Хотя, конечно, пока твой подарок как следует не рассмотрела, полной уверенности не было… Вот так.

— И что? — Не сдержавшись, Андрей незаметно зевнул — сказывалось нервное, да и физическое напряжение двух последних «дорожных» суток. Внимательная, как истинный археолог, сестра, это, естественно, заметила.

— Ой, Дрюня, ну я и дура! Ты ж с дороги, да и вообще… А я тут тебе по ушам езжу, галиматью всякую рассказываю. Не обижайся, ложись-ка спать, будет еще время поговорить!

Но Андрей неожиданно воспротивился:

— Да не, Ирк, вот спать-то я как раз не хочу. Устать-то, конечно, устал, только… первый день дома, сама понимаешь. Не хочется просто взять, да и на боковую завалиться — когда еще такое будет… Пойдем лучше побродим немного, проветримся — вечер такой классный. Как тут у нас по ночам, спокойно? Никто не шалит?

Ирина фыркнула, естественно не удержавшись от шутки в своей обычной язвительно-саркастической манере:

— А что, брательник, фулюганов боишься? Да не, не боись, скучно все. Ходишь всю ночь как порядочная, ходишь, а сексуальных маньяков как не было, так и нет. Но если что, я тебя защитю, не сомневайся!

— Тогда пошли! — Не привыкший откладывать дело в долгий ящик, Андрей поднялся на ноги. Спустя десять минут молодые люди уже неторопливо брели под руку по знакомой с детства улочке в сторону старой крепости. На этом маршруте настоял Андрей, как и любой другой коренной белгород-днестровец испытывавший к местной достопримечательности чувство почти сыновней любви и искренней гордости. Ира, конечно же, не спорила, прекрасно понимая брата, тем более что именно это место было связано с той историей, рассказ о которой она продолжила, едва они вышли из подъезда.

— Ну я-то хоть и сомневалась, но все же не могла не доверять своему опыту, — при этих словах она искоса глянула на брата, ожидая, видимо, язвительного замечания насчет ее «опыта», однако Андрей то ли ничего не заметил, то ли тактично смолчал. Воодушевившись, девушка продолжила: — Потому с ребятами из универовской физ-химлаборатории поговорила, ну чтоб они выяснили, что это за металл. Здорово было б, конечно, и радиоизотопный анализ провести, да только у нас такого нет, а в Киев за свои денежки ехать — сам понимаешь…

— Выяснили? — рассеянно спросил Андрей, наслаждаясь чистым ночным воздухом и непривычным спокойствием. Любимую сестрицу он слушал, честно говоря, вполуха. Его душой и разумом всецело овладела непередаваемая, словно пришедшая из далеких детских воспоминаний, атмосфера родного городка.

— Ни фига! — излишне резкое для этой романтической прогулки выражение вернуло сержанта с неба на землю. А воспарить обратно, вновь окунувшись в ностальгически-сентиментальные волны, ему не позволила уже следующая Иришкина фраза.

— Они, прикинь, не то, что анализ материала сделать не смогли, им даже пробу взять не удалось! Ребята мою железячку и сверлили, и лазером разогревали, и кислотой травили, и даже прессом деформировать пытались — фигушки, ни царапины! Уж не знаю, кто и каким образом в древности этот браслетик разломать ухитрился, но нашенским технологиям он, похоже, оказался не по зубам.

Девушка вытащила из кармана коротенькой курточки неизвестно зачем захваченный с собой браслет и, обиженно надув губки, добавила:

— А наши мне даже после этого все равно не поверили. Ну и пусть — буду назло им теперь всегда его носить! Как талисман… из древней шумеры! — припомнив наивную Андрюхину ложь, беззлобно хихикнула она. — Жаль только широкий сильно, спадать все время будет. — Надетый на хрупкое девичье запястье браслет свободно соскользнул с руки. — Эх, уменьшить бы, подтянуть как-нибудь…

Заинтересованный последней частью рассказа Андрей взял протянутый браслет. Неизвестный и, если верить словам сестры, очень древний и немыслимо прочный металл тускло отсвечивал в лунном свете, и, глядя на этот холодный блеск, сержант неожиданно подумал, что эпитет «загадочный» в этом случае подошел бы куда лучше. Особенно в сочетании с уже замаячившим в конце улицы мрачным силуэтом древней крепости — молодые люди приблизились к цели своей ночной прогулки.

— Надень, — Ирина кивнула на браслет, — хочу глянуть, как смотреться будет. Может, мне его на щиколотку нацепить? А чё, стильно даже!

Спорить Андрей не стал, послушно продев кисть в образованное четырьмя прямоугольными пластинами кольцо и сдвинув браслет на запястье…

О том, что произойдет дальше, ему могли бы рассказать первые герои нашего повествования. Однако ни с Игорем, ни тем более с Данилой Андрей конечно же знаком не был.

Неизвестно кто испугался больше — закаленный в горниле пустынной войны старший сержант, вдруг ощутивший, как на его запястье оживает, затягиваясь, теперь уже именно загадочный браслет, или его всесторонне научно подкованная сестра, огласившая окрестности коротким писком котенка, засунувшего в захлопнувшийся холодильник лапку…

Позже, когда молодые люди уже сидели, обсуждая произошедшее, в ночном баре в центре города, повторно захмелевший Андрей уверял, что нисколько не испугался, а на месте подпрыгнул исключительно по фронтовой привычке при малейшей опасности первым делом «уходить в сторону из заранее пристрелянного противником сектора». Ира же не спорила и со всем соглашалась, прикидывая, что если верно все то, о чем она столь эмоционально рассказывала брату, то снять браслет с его руки, скорее всего, будет трудновато… если вообще возможно.

В общем, первый день спокойной гражданской жизни завершился не слишком-то спокойно, однако, несмотря ни на что, заснул «окольцованный» миротворец, едва добравшись до кровати. Решение насущного вопроса по освобождению от своенравного браслета брат с сестрой решили отложить до утра…