Книга: Рожденный Светом
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5

Глава 4

Колокон! Это слово для сержанта вооруженных сил Ростера располагалось в одном ряду с определениями: Вселенная, параллельный мир, большой взрыв, чужие галактики, межгалактическое пространство. То есть понятие, которое характеризовало нечто существующее в реальности, но бесконечно далекое, бесконечно глобальное, а потому — все равно, что абстрактное или вымышленное. Нечто такое, о чем иногда и слышишь, но пропускаешь мимо ушей — слишком далеко оно от твоего понимания, слишком оторвано по своей всеобъемлющей сути от проблем и реалий твоего сегодняшнего насыщенного мелочами дня.
Теперь ОН ЛЕТЕЛ на Колокон! Стоило, по крайней мере, составить представление о месте, которое его ожидало. Информатор голографической видеосистемы апартаментов согласился посвятить в некоторые детали, но при этом старательно избегал называть конкретные цифры, описывать технические характеристики и вдаваться в теории о принципе действия Колокона или экономической целесообразности глобальной транспортной системы расы Эльтаров в целом…
947 уяснил для себя следующее: Колоконами называли искусственные сооружения, располагающиеся в определенных местах космического пространства и предназначенные для ускоренной переброски кораблей и грузов на бесконечно большие расстояния — как внутри галактической спирали, так и между галактиками и другими звездными образованиями. Чудо этого человеческого творения в первую очередь отражалось в его размерах — внешне больше всего похожий на пустотелую металлическую воронку, Колокон в высоту достигал десяти миллионов, а радиус основания имел порядка двух миллионов километров.
Громадина работала так: в определяемые операторами моменты времени, под воздействием сильных магнитных полей в разных частях воронки создавались пространственно-временные аномалии; капитан совершающего переброску корабля получал маршрутную карту с подробными рекомендациями о траектории и характере своего движения; достигая аномальной зоны в строго определенное время на строго определенной скорости, корабль «протыкал» четырехмерную вселенную и оказывался в совершенно другой (в используемой людьми декартовой системе координат) ее точке, не затрачивая на этот переход ни топлива, ни времени. Чтобы затем вернуться обратно, ему требовалось знать местонахождение другого ближайшего Колокона, а точнее — координаты ближайшего Кольца Литиса — кольца, а правильнее — сферы — пограничной и непрестанно бдительно контролируемой зоны со значительным, в сравнении с самим Колоконом, радиусом в несколько световых лет. Координаты самих же транспортных гигантов Эльтаров считались государственной тайной — попадая в зону Кольца Литиса, удостаивающийся получить разрешение на посещение Колокона корабль передавал управление крейсерам пограничников и отключал все навигационные приборы — за несоблюдение режима секретности можно было поплатиться не только имуществом (кораблем), но и жизнью всего экипажа.
На Колоконах рождались, жили и умирали целые цивилизации, состоящие из обслуживающего персонала, управленческого аппарата, научной интеллигенции и военных — до нескольких миллиардов человек, обитающих в сотнях городов и в огромных по площади и объему портах и складах…
Вот какое чудо ожидало сейчас посещения сержанта! Оставалось только решить загадку: почему вручение приза лотереи отнесли в такое далекое да еще и экзотическое место?
Предположим, он действительно что-то выиграл. Что можно выиграть? По условиям игры — только знатных родителей, согласившихся подарить незнакомому им потомку собственные имена и фамилии. Свалившееся же на 947-го счастье: приказ командования об изменении курса ракетоносца, встречающий каплеобразный лайнер и неограниченный кредит — никак не вписывалось в рамки лотерейного приза. Объяснить «небесную манну» получалось только одним способом — 947 нашел в лотерее не просто родителей, а родителей-титанов, родителей-императоров, родителей-Первых Советников…
Но опять же, почему тогда Колокон? «Венценосные» никогда не унизились бы до участия в «Единой программе рождаемости»; женщина и мужчина, оставившие Эмбриональному Центру Ларнита свои генетические истоки, никак не могли оказаться благородными Эльтарами! Тогда, куда же сержант сейчас летел?
Либо его мать и отец и в самом деле были королями, но ждали где-то в таком месте, куда без Колокона ему и за человеческую жизнь не добраться, либо… паренек, затащивший 947-го во «Дворец Игрищ» Рангула оказался не только необыкновенно серьезной фигурой, но и не пожалел ни денег, ни связей, желая поквитаться за злосчастное «прикосновение» пальцев десантника к его болезненной, тоненькой шее. Если первое объяснение выглядело попросту невероятным, то второе — еще и невероятно глупым: чтобы отомстить какому-то там сержанту из какой-то там десантной дивизии какой-то копошащейся в своих маленьких домашних войнах конфедерации, человеку, способному развернуть целый ракетоносец и послать навстречу всего одному гостю еще больший по размерам пограничный крейсер, достаточно было щелкнуть пальцем, дунуть, шепнуть или обронить слово!
Сержант сплюнул и отмахнулся от разгула собственной фантазии: не производил этот мальчишка из рангульского бара впечатления серьезного вельможи — скорее — попросту зарвавшийся, распущенный, самовлюбленный юнец, незаслуженно получивший от судьбы свой лучезарный эльтарский нимб и, возможно, родительские сбережения…

 

Бесплатные наслаждения так и остались в каталогах — все свободное время 947 провел в размышлениях о своем прошлом и будущем. Поразмышлять обязательно стоило: судьба разворачивалась к нему на 180 градусов, продемонстрировав наконец терпеливому труженику свое прелестное личико; а вся прошедшая до этой минуты жизнь выглядела вложенной в один короткий и бессмысленный миг, в воспоминаниях о котором сержант и копался, лежа на массажном диване и ожидая того момента, когда в апартаменты доложат о прибытии корабля в пункт окончательного назначения.

 

Он родился в Эмбриональном Центре, и об этом загадочном месте почти ничего не помнил: разноцветные огоньки, смешные ползающие и бегающие роботы-няньки, легкая музыка, тепло, беззаботность, спокойствие и безопасность… Затем — перелет на Ларнит. 947-го, как и еще несколько тысяч таких же малышей — его ровесников — определили в подготовительную школу — огромное здание со своими садами, лесами, озерами, лугами и лыжными горками. Впрочем, тогда все оказалось таким огромным… Обучение длилось долго — с двух до пятнадцати лет. Как потом выяснилось, школа считалась едва ли не лучшей на планете и по уровню подготовки, и по информационной насыщенности учебного материала, но находилась на дотации у армейцев Ростера. Поэтому, с самого детства 947 постоянно слышал рассказы о доблести, чести, героизме и воинском долге. После окончания школы, ребята могли пойти куда угодно — обман, принимавшийся ими за чистую монету — но, почему-то, все без исключения переводились в специальное военное училище, собственно, ничем не отличающееся от только что покинутой школы — разве что строгостью преподавателей и отсутствием прежних развлечений. Тогда им не хотелось развлекаться — они рвались в бой, они мечтали о воинской карьере, мечтали о космических кораблях и новейшей военной технике, которую простому гражданскому и увидеть-то негде, не то, чтобы пощупать, потрогать или оживить… Потом… Потом обучение завершилось, а мир открылся, таким, каким он был на самом деле — грязным, кровавым, требующим терпения и труда и лишенным этой радужной, загадочной оболочки, которая превращала их детские фантазии в сказочные и привлекательные мифы…

 

К чести 947-го, так и не потратившего ничего из своего «неограниченного кредита», стоило признать, что времени у него оказалось не так уж и много — всего-то часа два или два с половиной.
— Господин, попрошу вас пройти в вашу яхту! — сказал улыбающийся «лакей» в строгом черном костюме, по сравнению с которым все еще не смененная сержантом после расставания с «Эдвайрс Готтом» армейская парадная форма смотрелась, как неприличное утильсырье.
— В мою яхту?
— Прошу вас, господин!
«Яхта» находилась прямо здесь же, в апартаментах — просто в «соседнем зале», как объяснил лакей. Здоровый двухпалубный катер, салон которого прекрасно гармонировал с обстановкой покоев снаружи — то есть ломился от роскоши и ненужных, избыточных на взгляд 947-го удобств.
— Я буду вашим пилотом, — объяснил лакей, ожидая, пока десантник поднимется по витиеватому трапу. — На все время вашего пребывания в Лотенбурге, яхта всегда в распоряжении господина.
— Что такое Лотенбург?
— Город, господин. Столица. Административный центр Колокона.

 

Яхта покинула каплевидный корабль пограничников, покоящийся в гравитационном поле необозримой посадочной зоны. Впрочем, необозримым снаружи выглядело все: разных форм и различного назначения космические корабли, уходящая в бесконечность нижняя стальная плоскость с кажущимися малюсенькими с высоты, где летела яхта, строениями и сооружениями, и такая же теряющаяся в дали стальная плоскость сверху.
— Мы внутри стенки Колокона? — спросил 947 у своего «пилота».
— Да, господин. Через час будем на месте.
Они двигались очень быстро, во всяком случае — обгоняли все следующие параллельным курсом небольшие пассажирские машины — но расстояние до города было таким, что на дорогу и в самом деле ушло не менее часа.
Город располагался под полусферой — металлической и непрозрачной. Едва яхта проникла за ее толстенные стены, как над головой разлилась лазуревая голубизна нормального планетарного неба, «украшенного» нормальным планетарным солнечным диском, а внизу все окрасилось в яркие цвета: разнообразные строения любых форм и цветовых оттенков, зеленые парки и скверы, синие озера и речки, желтые пляжи, разноцветные цветники и сады…

 

Внизу в городе было малолюдно, а вокруг, «в небе» — совсем не много катеров, яхт и ботов. Судя по соотношению застроенной территории и площадей, отведенных под места общественного отдыха, здесь долго еще могли не беспокоиться о наступлении перенаселения.
— И так везде на Колоконе? — спросил 947. — Почему так мало людей в таком большом городе?
— Только в Лотенбурге, господин. Лотенбург — город правителей, послов и важных гостей.
— А я — важный гость?
— Конечно, господин.
Лакей оставался лакеем — он и не мог ответить иначе. «Что же я здесь делаю?!» — в очередной раз спросил у себя 947. Оставалось только терпеть и ждать, теперь уже — точно не долго.
Яхта опустилась в парковочной зоне внутри золотистого многоэтажного строения. 947 хотел пошутить, предположив, что все вокруг — опять же его личные «апартаменты», а пустая парковочная зона — личный собственный гараж, для размещения одной «маленькой», но собственной яхты… Лакей опередил с разъяснениями, заставив сержанта ужаснуться по-настоящему — ему, как гостю, и в самом деле отводился весь этот этаж гостиницы экстракласса, разумеется, с размещенной на нем парковочной зоной… В придачу, все заверения о неограниченном кредите и все предложения о видах и способах его траты перекочевали сюда из пограничного лайнера, вслед за покинувшим его «господином победителем лотереи».
Теперь 947 начинал всерьез подумывать о принятии горячей ванны, бутылке хорошего вина и консультации психоаналитика — все перечисленное оказалось бы сейчас как нельзя к стати его пошатнувшемуся рассудку. Тем более, что предлагалось оно совершенно бесплатно и без каких-либо дополнительных условий.
Но и на этот раз 947-го ограничивали во времени. Неизвестно откуда явившаяся в его гостиную длинноногая темнокожая красотка объявила, что «господина 947 через два часа будут ожидать на торжественном приеме в честь прибытия уполномоченного посла Гонолита во дворце представительства Семи Стихий». Ничего не разобравший сержант попросил повторить, но его успокоили, что лакей уже в курсе всего маршрута, а потому о поиске дворца и прохождении его внешней контрольной зоны не стоит лишний раз ломать себе голову. Женщина прибавила, что ее прислали, чтобы подготовить гостя к приему — вымыть, постричь, умастить благовониями, одеть и научить, как себя держать — на приеме будут очень серьезные люди, понравиться которым — значит сделать себе карьеру.
— И все эти процедуры будете делать со мной вы? — несколько смутившись, предположил 947.
Женщина кокетливо улыбнулась, но ответила отрицательно:
— Зачем же? Все автоматизировано. Я здесь только для того, чтобы вам было на кого поругаться, если что-то пойдет не так.
Сержант недоуменно пожал плечами, но послушно вошел в банную комнату, точнее — в огромный мраморный колонный зал с гейзерами и бассейнами холодной и теплой воды…

 

На придание должного имиджа ушло целых полтора часа. Последним актом стало одевание в иссиня-черный, красиво переливающийся на свету добротной фактурой ткани, точно подогнанный по размерам дорогой костюм, состоящий из доброго десятка деталей, даже не считая запонок и заколок.
— Вы обязательно произведете впечатление! — восторгаясь результатами своего труда, воскликнула темнокожая стилистка.
947 тоже не узнал статного, темноволосого, синеглазого, благородного господина, горделиво взглянувшего на свой оригинал с демонстрирующей себя со всех сторон зеркальной голограммы…
Азы принятого здесь этикета сержант постигал уже по пути во дворец. Все правила сводились к тому, чтобы, продемонстрировав высокое самомнение, сохранить при этом и некоторую скромность: не присаживаться, пока не предложат; сдерживать все эмоции и выдавать их по чуть-чуть лишь иногда и из вежливости; делать все медленно, уверенно и с достоинством; и главное — говорить как можно меньше, даже, если тебя о чем-то спросили…
Дворец «Семи Стихий» был настоящем чудом инженерной мысли — он наверняка потряс бы воображение 947-го, если бы, пролетая снаружи, у сержанта оставалось время разглядывать окружающие ландшафты (наружный обзор яхты специально отключили, чтобы не отвлекать господина во время передачи ему последних рекомендаций), а внутри дворца обстановка не оказалась настолько помпезной и напряженной.
С первого же момента 947-му пришло на ум, что во дворце собралось все население столицы — даже значительные размеры главного зала не могли вместить всех шикарно разодетых, медленно прогуливающихся или топчущихся на месте мужчин и женщин.
При этом вскоре выяснилось, что внутренние дворцовые службы наблюдают абсолютно за каждым. Уже через минуту к сержанту подбежал холеный официант и довольно холодно поинтересовался, на каком основании и с какой целью молодой человек явил себя в столь блистательное общество.
— Я победитель лотереи, — несколько обескураженный приемом, объяснил 947.
Официант, если это был официант, выслушал кого-то невидимого, кивнул и все так же неприветливо глядя, объяснил:
— Хорошо, господин. Вы не участник приема. Стойте здесь — за вами придут!
Потом он исчез так же незаметно, как минуту назад возник из толпы. Сержант остался стоять, оглядываясь по сторонам и начиная задумываться, не ошибся ли его «пилот» адресом. Даже в дорогом костюме, украшенном запонками и заколками с драгоценными камнями, 947 не вписывался в окружающую компанию — все лица вокруг казались надменными и равнодушными; все головы задирались так высоко, что удивительно, как никто из их обладателей не спотыкался о ковры и ступени; почти над каждой из этих голов тускло или ярко светился атрибут высшего — голубой, белый или же желтый нимб.
— Следуйте за мной! — за спиной 947-го откуда-то взялся юноша в офицерском мундире — высокий, с горделивой осанкой и нимбом над светлой кучерявой головой.
Его проводили в обход творящегося в зале столпотворения, наверх, в тихую уединенную большую лоджию. Там, в обстановке еще больших, чем увиденные сержантом до сих пор, роскоши и дороговизны за большим круглым столом из очень красивого, неизвестного 947-му материала сидели четыре дородных полных господина разного возраста и облаченных в совершенно разные по покрою и цветовой гамме костюмы. Кроме разделяемого за одним столом места, четверку объединяли: яркое золотое свечение над головами — разглядеть нимбы мешали сразу возникающие при взгляде на них слезы; покрытые большими перстнями и браслетами с размещенными в них пугающе огромными желтыми кристаллами пальцы рук и предплечья; и большие равнодушные глаза, в которых вяло туманились могущество и пресыщение.
Все эти четверо посмотрели на 947-го. Ему не предложили сесть и вообще ничем не дали понять, что ждали сержанта или рады его приходу.
Чувствуя, что начинает колотиться нервной дрожью, 947 простоял несколько минут в абсолютной тишине и под пристальными изучающими взглядами снобов.
Наконец юноша в офицерском мундире соизволил положить на стол планшет с документами. Самый молодой, во всяком случае — самый подтянутый (на вид ему было около тридцати, но 947 почему-то понял, что на самом деле — намного, намного больше) из четверых вельмож, монотонно и без интереса произнес:
— Рады приветствовать вас в Лотенбурге. Возьмите!
Сержанту протягивали планшет.
— Здесь ваше генеалогическое дерево. Внизу — список имен. Выберите то, какое вам больше нравится.
947 с трепетом принял планшет и некоторое время изучал малопонятную ему схему.
— Я могу спросить, кто были мои родители? — сержант собрался с духом и осмелился поднять глаза на венценосную четверку.
Вельможи медленно, спокойно обменялись ничего не выражающими взглядами.
— Мы сами не знаем, кто они, — таким же бесцветным голосом объяснил тот, что сидел напротив. — Но они — достойные люди. Вы выбрали?
947 вернул взгляд планшету, чувствуя, как кровь все сильнее приливает к его вискам. Ему ничего не хотят объяснить? Им наплевать на него и на его родителей? Почему же тогда заставили пересечь всю галактику? Неужели же он так и уйдет отсюда, не получив ответа ни на один из своих вопросов?!
Глаза остановились на двух словах, показавшихся чем-то знакомыми и отдавшихся в голове сержанта приятными звонкими отголосками.
— Гим Реверберг.
Четверка одновременно моргнула, демонстрируя удовлетворение быстротой и уверенностью выбора.
«Я произнес вслух?!» — изумился 947. — «Что ж, пусть будет, что будет…»
— Прижмите ладонь вот здесь! — попросил все еще стоявший за его спиной офицер.
947 послушался.
— С этого момента, вы — Гим Церон Ревенберг! — с легкой торжественностью в интонации, но с ничего, кроме нетерпения и неприязни не выражающим взглядом, произнес третий из вельмож. — Генерал выдаст вам сертификат, разрешающий безвизовое посещение планет Второго и Третьего Кольца и подтверждающий, что вы являетесь обладателем ежегодно пополняемого счета в Международном Конверсионном Банке. Совет поздравляет вас, Гим.
Похоже, это было все. Глаза четырех снобов дали понять, что больше в обществе новоиспеченного именитого не нуждаются. 947 попятился к дверям, а следом, закрывая собой вид на стол с Советниками, шагнул юноша в офицерском мундире.
Когда двери лоджии сомкнулись, офицер подал сержанту документ со словами:
— Вы больше не 947. Ваш личный номер стерт из международной картотеки Второго Кольца. Файл данных заменен новым, на имя Гима Церона — прирожденного лорда фамилии Ревенберг. Сертификат, если хотите, сохраните на память — как и раньше, для подтверждения личности вам потребуется только биологический спектр вашего тела. Номер гостиницы в Лотенбурге забронирован на пять суток — в течении этого срока вы должны определиться с направлением, в которым отбудете.
— Это все… сэр?
— Я вам не «сэр», Гим Церон! А вы больше не сержант. Да, это все!
Офицер собирался уходить, а бывший солдат только и успел растерянно пробормотать:
— Что же мне тогда теперь делать?..
— Все, что вам заблагорассудится, Гим — разумеется, в пределах допустимых приличий. Вы имениты, вы знатны, но вы — человек Второго Кольца — вы не один из нас… — юноша посмотрел на него напоследок, как показалось Гиму — с легкой тенью сочувствия и уважения, и добавил: — После приема здесь состоится концерт — если хотите, останьтесь — это стоит увидеть.
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5