Вояка был очень мил и бесконечно внимателен:

— А-а, ну конечно, Атанас — ну как же! Сразу узнал, еще бы не узнать! А я Владимир Кириллович. Если вы, конечно, не возражаете, я и вас пригласил бы к разговору. Да? Просто чудесно, чудесно! Нинель? Вы очаровательны, Нинель, ваше платье так вам идет, я теряю голову, несмотря на седины! Не откажите допустить по старому обычаю к ручке? Ах, какая ручка — прелесть, прелесть! Вы тоже поучаствуете в нашей беседе? Много обяжете, много!

Магнолия смотрела на эту приторную сценку в полном недоумении. До тех пор, пока не поняла, что всю эту слащавую, сусальную декорацию поддерживает страх — глубокий, как колодец, вонючий черный страх. У вояки ж поджилки трясутся!

Общество, рассевшееся на диванчиках и креслах по периметру комнаты, было довольно разношерстным. Доктор был мрачен и объемно-монументален. Юрок и еще несколько типчиков в штатском сосредоточенно-выжидающе глядели на вояку — Владимира Кирилловича, старающегося обворожить вновь прибывших суперов. Федюшка, Григорий, Викочка и Станислав-второй, усаженные отдельно, в глубокие мягкие кресла, от души веселились, наблюдая происходящее. Видимо, они свою долю воинственной любезности уже получили.

— Магнолия! — с чувством произнес вояка-полковник Владимир Кириллович. Наконец и до нее дошла очередь. — Ну кто же, кто не знает нашу дорогую, нашу бесподобную Магнолию! А я — Владимир Кириллович…

— Да-да, я тоже приму участие в разговоре, — поспешно согласилась Магнолия, пресекая поток боевых любезностей, готовый излиться на нее.

— А! Ну замечательно! — восхитился полковник. — Прошу вас всех присаживаться.

Он указал на ряд кресел, оставшихся незаполненными, и, улучив минутку, пока Нинель, Атанас и Магнолия рассаживались, мелкими, неуверенными движениями вытянул из нагрудного кармашка френча платок, торопливо отер бусинки пота со лба, переходящего в глубокие залысины. При этом лицо его сделалось тоскливо-опустошенным, как у человека, принявшего крайнее в жизни решение…

Но вот все расселись, влажный платочек упрятан обратно в карман, на полковничье лицо возвращена блудливо-любезная улыбка, и совещание, ради которого все собрались, начинается.

— Мы тут с Александром Евгеньевичем, с вашим Доктором, посоветовались, и решено ничего от вас, дорогие друзья, не скрывать. Даже самую горькую правду! Я понимаю, существует еще некоторое э-э… взаимное недоверие. Тому есть серьезные причины — вернее, они были в прошлом. А теперь все причины отменяются! Правда, только правда — и взаимное уважение! Так, Доктор?

— Все верно, — кивнул Доктор, поглядывая на суперов.

— Вот видите, друзья мои, — как бы оправдываясь, продолжил полковник Владимир Кириллович, — с Доктором вашим все обговорено! И мне остается только кратко изложить события последних полусуток. К сожалению, убийства продолжаются. Мы не получили пока информацию из-за рубежа, но по нашей стране, по последним имеющимся у меня данным, совершенно безжалостным образом убиты тысячи людей. Прежде всего — это представители власти, а также руководство Вооруженных Сил, ФСБ и МВД. Причем в армии невосполнимые потери понесены всеми без исключения военными округами. Почти полностью ликвидированы разведка и контрразведка. Планомерно уничтожается совершенно секретная оперативная и стратегическая информация.

Улыбка все еще присутствовала на лице Владимира Кирилловича — она въелась в его губы и щеки так крепко, что уже больше походила на судорогу.

— Это, дорогие друзья, очень и очень обдуманный террор. Полная деморализация. Становится ясно, это длительная — почти тридцатидневная — отсрочка его начала была использована верхними суперами, — полковник запнулся, впервые произнеся это название, и жалко улыбнулся креслам, в которых восседали остатки нижних суперов, — да, верхними суперами и их руководителем в полной мере. Наносимые сейчас удары по хирургической точности и внезапности — беспрецедентны. Среди уничтоженных огромное число и сравнительно случайных людей охрана, технический персонал, ни одно из лиц, подвергшихся нападению, живым не осталось. Ни одно. Среди верхних суперов, по имеющимся сведениям, потерь нет. Место их базирования в настоящее время неизвестно. И вам, дорогие друзья, как я понял, оно тоже неизвестно… Последняя, необходимая для понимания ситуации подробность: все центральные газеты сегодня выйдут с «Обращением» Любомудрого к народу. Уже сейчас текст этого обращения передается по радио и телевидению. Помешать мы не в состоянии — при малейшей попытке возражения или несогласия возражающий немедленно уничтожается. В ряде случаев — имеется и такая информация — уничтожается даже его семья. Так вот. Друзья! Я не призываю вас ни к каким действиям. Ни у меня, ни у той группы военных, представителем которой я являюсь, нет никакого плана. Мы не знаем, к сожалению, как можно противостоять Любомудрому и верхним суперам в создавшемся положении. Ни в малейшей степени мы не требуем от вас ничего. Достаточно и того, что, как объяснил мне Доктор, вы не одобряете политику Любомудрого. И террористическую кампанию, проводимую им. Этого вполне достаточно. Поэтому, не выдвигая, повторяю, никаких условий, мы предлагаем вам помощь, которую способны еще пока предложить…

Он слегка задохнулся и вынужден был сделать паузу. Звякнул графин, Доктор протянул ему стакан воды.

Гулко, с квакающими горловыми звуками выхлебав воду и приободрившись, полковник продолжал:

— Вы, дорогие друзья, тоже, насколько я знаю, явились объектом террора. Не исключено, что вас и в дальнейшем теми или иными способами будут принуждать к сотрудничеству. Как я понял, для верхних суперов такое сотрудничество — вопрос жизни и смерти. Ни я, ни Доктор понятия не имеем о тех методах принуждения, которые может применить Любомудрый. Единственное, что кажется очевидным, — эти методы могут быть достаточно жестокими. Мы имеем возможность помочь вам этого избежать. Или по крайней мере оттянуть применение этих методов. Мы можем вас спрятать. Необходимейшее условие для этого — строжайшая секретность вашего будущего базирования. Мы не можем предложить вам для этой цели военные гарнизоны. Есть сведения, что террор начинает опускаться все ниже к отдельным войсковым частям и подразделениям. Но, опередив нас во времени, противник пока что катастрофически уступает нам в живой силе. Любомудрый, правда, делает все, чтобы умножить свои ряды: его «Обращение» — это фактически план создания легальных структур его власти. Но на это необходимо время. А на данный момент все его силы — менее пяти-десяти суперов. То есть возможность выборочного контроля. Это значит, что на обнаружение вашего рассредоточения по одиночным гражданским объектам верхние супера потратят немало времени. Предупрежу сразу, что объекты…

Все поплыло перед глазами у Магнолии. Слова полковника потонули в бешеной головной боли. Магнолия смежила веки, тихонько постанывая.