Дело было сделано. Теперь по крайней мере она точно была одна — без соглядатаев.

Военный совет в штабной комнате — наверху, почти точно над головой, — шел своим чередом. Балабонил вовсю, но она не вслушивалась — это было не важно. Сейчас, во всяком случае.

Сейчас решить свою судьбу должна она одна. А для этого нужно как минимум достаточно хорошо ориентироваться в силах противника.

Вообще-то неплохо было бы присесть — с этими разборами Магнолия чувствовала себя несколько уставшей: побаливали мышцы на руках, ногах, под кожей время от времени пробегал как бы сквознячок, и кожа в этих местах вставала дыбом.

Но куда сядешь — на топчан, к насекомым?

Магнолия вздохнула, поправила выбившуюся прядку волос, закрыла глаза и мысленно осмотрелась.

Ватная тишина карцера как бы раздвинулась, выпуская ее из своего серого плена. Вокруг засветились, запульсировали теплые неясные блики. Каждый из бликов был человеком. Их было много — и все солдаты.

Легче всего было добраться до трех самых ближайших. Эти трое были: постовой у двери штабной комнаты, постовой в коридоре барака, постовой у входа в барак.

Магнолия поочередно осмотрелась глазами каждого из них.

Помещения, открывавшиеся взору первого, дежурившего у двери штабной комнаты, были малоинтересны. У Магнолии от них осталось впечатление казенной, резко освещенной лампами дневного света пустоты.

Второму постовому был виден первый. Даже вряд ли можно было назвать этого второго постовым. Он не стоял (о, как ему позавидовала Магнолия!) — он сидел, небрежно опираясь локтем левой руки на небольшой, но, судя по его ощущениям, очень устойчивый столик. На столике скучал нежно-зеленый телефон без диска, лежала какая-то незначительная бумажка, а на душе было легко и в голове вертелась — то уходя, то опять наплывая, — завершающая фраза из услышанного утром анекдота: «А чего тогда хвастался?»

Магнолия анекдота не знала, фраза казалась ей бессмысленной. Но и ей передалась та безоблачная веселость, которая охватывала дежурного (так она для себя обозначила сидящего).

Взгляд дежурного рассеянно блуждал из стороны в сторону, что дало возможность Магнолии как следует осмотреться.

Столик с телефоном стоял на перекрестье коридоров. Три из них уходили в глубину барака (Магнолия ориентировалась по ощущениям дежурного). Один упирался в дверь штабной комнаты. Тот, лицом к которому сидел дежурный, вел к наружной двери. Между прочим, этот коридорчик имел одно ответвление, и Магнолия вдруг с радостью осознала, что именно это ответвление спускается к ее каземату.

Так, топография барака в общих чертах ясна. А что же снаружи делается?

Глазам третьего постового, замершего у двери казармы, открывался еще не виденный Магнолией уголок хозяйства военных. Когда утром, в предрассветных сумерках, ее вели сюда, она не рассмотрела все как следует — а если честно, то даже и не подумала об этом. Теперь же все удалось рассмотреть спокойно.

Прежде всего за дверью казармы было очень зелено — наверху шумели листьями старые толстые деревья, внизу, вдоль аккуратных асфальтированных дорожек, стоял очень как-то прямоугольно подстриженный кустарник, а стена барака напротив была почти вся под шубой плюща. Прелесть, а не уголок! Особенно после спертой тишины каземата.

В перспективе — там, куда уходила дорожка, между живой, качающейся зеленью была видна серебрящаяся под ярким солнцем полусфера какого-то ангара. Но это если смотреть в ту сторону. А если в эту, то дорожка вела к широким двустворчатым дверям длинного приземистого сарая под красной черепичной крышей.

А ну-ка, ну-ка!

Сарай был побеленный, ухоженный, но Магнолия не могла его не узнать — и ахнула от изумления. Это был ее сарай! Тот самый — растрескивающийся, осыпающийся своей глинобитной стенкой в их сад! Но с солдатской стороны он, оказывается, был — ух ты! — холеный, сияющий свежей побелкой, молодцеватый.

Так вот где она находится! Совсем рядом с домом, совсем рядом с вечно занятым и вечно недовольным Юрком, совсем рядом с уютной, налаженной жизнью… О, как Магнолии захотелось туда, домой… Да вон же они, вон — верхушки пирамидальных тополей, это же граница сада — там, где кончается сарай…