Тяжкий грохот пронесся над ночными улицами города, постепенно снижаясь, и лопнул перед одним из темных громадных домов, перейдя в высокий, надрывный вой.

На малом ходу Виктор подрулил прямо к единственному ярко освещенному окну многоэтажки и молча распахнул дверцу перед маленьким, претенциозно одетым человечком, стоящим на подоконнике.

Человечек уверенно шагнул в машину. Но дверцу за собой не захлопнул — придержал. Виктор невольно обратил внимание на огромную прореху под мышкой его роскошно-яркого свитера.

А человечек, подняв голову, пристально вглядывался в покидаемое жилище. Вокруг — и в многоэтажке, и в домах на другой стороне улицы желтым светом освещались все новые и новые прямоугольники окон — люди, разбуженные истошным воем машины, высовывались на разных этажах.

Мутным, тяжелым взглядом окинул их человечек в рваном свитере. И вдруг заорал, пытаясь перекрыть тоскливый вой машины:

— Ну, сволочи? Что, дождались?! Теперь уж попрыгаете у меня! — и визгливо, надсадно захохотал.

Торопливо пошарил в кармане, извлек коробок спичек, вынул сразу несколько штук, чиркнул, кинул в распахнутое окно.

Пламя взвилось почти сразу, — наверно, он там предварительно разлил что-то горючее. Из окна повеяло жаром, огненные блики заплясали в кабине машины, по лицам двух сидящих в ней людей.

Тот, что сидел справа, на месте пассажира, горестно покивал носатым птичьим профилем, вытер рукавом свитера сентиментально повлажневшие глаза и ласково приказал тому, что сидел на водительском месте:

— Трогай, дорогуша, трогай.