Она еле-еле разлепила мокрые ресницы — и для чего? Чтобы увидеть эту скользкую металлическую стенку, возвышающуюся литым, неприступным бастионом прямо перед носом? Не стоил такой пейзаж потраченных усилий….. Несколько интриговал, правда, светлый длинный предмет почти на краю данного пейзажа. С левой стороны. Внизу. Что бы это могло быть? Но на загадочном предмете никак не удавалось сконцентрировать взгляд.

После длительных экспериментов с глазными мышцами, затратив немало усилий, она наконец-то добилась успеха: оба глаза одновременно повернулись влево и сосредоточились на лежащем предмете — длинном, белесом…

Она смотрела и раздумывала: что бы это могло быть? Что-то внутри предупреждало: не волнуйся, все очень просто. Поищи — и в себе самой найдешь разгадки всех этих загадок.

Она сосредоточилась, заглядывая в себя, напряглась — и будто книгу начала листать. Толстую такую, ученую, с золотым тиснением на корешке. Книга называлась: «Энциклопедия». Или: «Толковый словарь русского языка». Или еще как-то. А скорее всего — и так, и этак, и по-всякому, потому что книга заложенных в неё знаний была суммой всех этих словарей и энциклопедий.

На одной из страниц этой сборной книги и нашлось слово, подходящее к загадочному предмету. И слово было: «нога».

А ведь действительно — нога. Как просто! Обыкновенная голая нога. Не совсем только понятно: откуда здесь голая нога? Чья она? Имеет ли какое-то продолжение? Или все ногой и заканчивается?

О, как много вопросов сразу! Так запросто и не ответить. Для этого надо бы посмотреть еще дальше влево. И чуть ниже. Но о том, чтобы скосить глаза еще больше, нечего было и мечтать. Ведь для этого потребовалось бы дополнительное мышечное напряжение, а сил и так едва хватало на поддержание дыхания.

Впрочем, если хорошенько подумать, то можно сэкономить и на самом малом. На том же дыхании. Стоит только захотеть…

Она захотела — и дыхание послушно прекратилось. При этом действительно появился резерв сил. Ура, сработало!

Она потихонечку, постепенно напрягла шею, продвинула голову налево — в направлении голой ноги… Но получилось еще хуже, чем было, потому что началось нечто невообразимое. До этого момента она, видимо, лежала на боку, на правой руке (и в руке уже начиналось покалывание застоявшейся крови), а предпринятое усилие сместило центр тяжести тела — и мир вокруг пришел в движение. Стал перемещаться, неуклонно, неуправляемо задираться кверху, а потом рывком крутанулся — это она перекувырнулась, скатываясь вниз. Больно шлепнув при этом голой кожей по влажной металлической поверхности и гулко стукнувшись об эту же поверхность лбом.

Все это произошло так неожиданно и оказалось так неприятно, что она с ужасом ждала продолжения своего падения. Но продолжения не было — по-видимому она скатилась до самого низа. Голова теперь не прижималась щекой к скользкому бастиону стенки, а лежала затылком в чем-то жидком, по родному теплом и — приятном. Глаза же таращились теперь прямо вверх. И видели край металлической стенки — поблескивающее холодом кольцо вверху. А за ним — пустота полумрака.

Кстати, вопрос с голой ногой благополучно разрешился сам собой. Нога сопровождала ее в перемещениях — из чего стало понятно, что это — ее собственная нога.

Так что проблем в этом мире почти не осталось. За исключением одной: неудержимо холодало. И эта неудержимость была каким-то таинственным образом связана с негромким журчанием сбоку. Она слышала это журчание и раньше, да только теперь обратила на него должное внимание. И вспомнила, что до журчания был громкий, отрывистый звук — очень неприятный. Собственно, отрывистых звуков было довольно много, но они все были тише, а этот, главный, прозвучал громче, весомее других — после него и началось журчание.

А с журчания-то началось пробуждение! Эта мысль вдруг так четко вошла в сознание, что от ее определенности стало даже грустно.

Вспомнилось, как славно было до пробуждения. Как радостно тогда ощущалось, что мир состоит из нее — из нее одной! Весь огромный, ласковый, теплый мир. Потом мир постепенно начал отступать, отдаляться. Но не весь. Часть его так с ней и осталась — и у нее появилось тело. Сладкими судорогами мир выходил из рук — и у нее появились руки, из ног — появились ноги. И это было даже еще приятней — начавшееся освобождение от всемирного одиночества обещало новую информацию, новые ощущения.

И тут — этот звук. И стало всего не хватать тепла, воздуха, сил… Все забирало негромкое деловитое журчание. Стало так неприятно — и даже страшно. Вот как дело обернулось — страшно!

Глаза по-прежнему тупо таращились вверх в невообразимую вышину — туда, где метрах в двух от ее лица заканчивался серый стакан металлических стенок. И вдруг в вышине, на самом краю бесцветного круга, что-то появилось. Задвигалось. Что-то неотчетливое. А вдруг оно тоже было живое?

Потревожив опять мышцы глазного яблока, она перевела хрусталик на более дальнее видение, и изображение прояснилось. Она вновь мысленно полистала универсальную справочную книгу и нашла подходящее словечко: «лицо». Можно и еще точнее: «человеческое лицо». Человеческое — это еще что такое? Она поискала соответствующую страницу. Человеческое, человеческое… — а, вот!

Но в универсальной книге за простым словечком «человек» оказалось столько объяснений, рассуждений, понятий — причем таких, которые сами еще нуждались в объяснении, — что она решила пока оставить это дело. Человеческое так человеческое. Пускай себе человеческое. На фоне темного потолка.

Человек, вероятно, заглядывал к ней, слегка перегнувшись через край металлического стакана. Была видна только его голова и часть шеи.

Человек что-то говорил — губы и шея двигались.

Появление человека могло означать только одно: мир населен! До сих пор мироздание ей представлялось как-то по-иному, а оказывается вот, гляди-ка, человек! Значит, рассуждая логически, могут найтись и другие человеки, вернее, люди. Не исключено, что их найдется даже довольно много.

Неужели больше трех? Это, конечно, слишком много, ну да ладно. В принципе, она вполне одобрительно относилась к такой перспективе. И мысленно даже улыбнулась склонившемуся человеку.

Но человеку было некогда. Он договорил, и голова его исчезла — ушла за край круга. И только тогда она поняла, что он сказал.

Он сказал: «Глянь-ка — и здесь тоже!» И все. И стало почему-то грустно.

Последние капли теплого и родного неслышно утекали из-под затылка. А вокруг опять запрыгали в воздухе неприятные отрывистые звуки.

Прямо у нее на глазах в металлической стенке, недалеко от края, появилась маленькая дырочка, а пуля, пробившая ее, ударилась о противоположную стенку. Но не смогла вырваться наружу и, лязгнув несколько раз, шлепнулась прямо у щеки, зло шипя и постепенно остывая.

Вокруг — за границей бака, на воронкообразном дне которого она лежала, — что-то происходило. А она лежала неудобно — головой в самом низу. Ее голые ноги нелепо раскорячились на вертикальной стенке бака, да и вся она была голая, беспомощная, а вокруг уже стоял самый настоящий холод.

Тарахтели выстрелы, гулко отдаваясь во внутренностях металлического бака, одна из следующих пуль вполне могла пробить стенку где-нибудь пониже и вонзиться, шипя, в ее тело. И даже убить! Но никому не было дела до ее бед и до нее самой…..

От обиды и холода хотелось заплакать, но не было сил активизировать слезные железы. К тому же в голове начало тихонько позванивать, серый круг над лицом стал стремительно темнеть — и тут она спохватилась, что по-прежнему не дышит. Торопливо задышала. Звон и потемнение прекратились.

Снаружи бака еще некоторое время громыхали выстрелы и гудели крики, потом смолкли.

А она себе лежала — тихо-тихо. Как мышка. И легонько, экономно дышала. Берегла силы. Надеялась на то, что придет некто, который приголубит, приласкает, утешит…