ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
СКВОЗЬ ОГОНЬ
Весь следующий день я проходил босой, без плаща, погрязший в мрачных думах о своей жизни. Новизна роли героя быстро поблекла в жестком свете того реального положения, в котором я оказался. У меня остался только один комплект поношенной одежды. Ожоги, хоть и небольшие, непрестанно болели. У меня не было денег ни на обезболивающие, ни на новую одежду. Я жевал горькую ивовую кору, и горечь переполняла меня.
Нищета висела на шее тяжелым камнем. Никогда раньше я не осознавал так ясно разницу между мной и остальными студентами. Все учащиеся в Университете имели подстраховку на случай падения. Родители Симмона были атуранскими дворянами. Вил происходил из богатой купеческой семьи в Шальде. Если для них наступят трудные времена, они могут занять денег под имя своей семьи или написать домой.
Я же не могу позволить себе даже башмаки. У меня только одна рубашка. Как могу я надеяться продержаться в Университете те несколько лет, которые требуются, чтобы стать полноправным арканистом? Как я могу надеяться продвигаться по рангам, не имея доступа в архивы?
К полудню я довел себя до такого мрачного настроения, что за обедом нарычал на Сима, и мы принялись препираться, как престарелая семейная пара. Вилем не стал вмешиваться, глядя только на свою еду. Наконец, в явной попытке рассеять мое ужасное настроение, они позвали меня сходить завтрашним вечером за реку на «Три пенни за желание». Я согласился пойти, поскольку слышал, что актеры следуют оригиналу Фелтеми, а не одной из сокращенных версий. Пьеса прекрасно подходила к моему состоянию: полная черного юмора, трагедии и предательства.
После обеда я узнал, что Килвин уже продал половину моих излучателей. Поскольку на некоторое время это были последние синие излучатели, цена получилась высокой, и на мою долю пришлось чуть больше полутора талантов. Я подозревал, что Килвин немного преувеличил цену, и это уязвляло мою гордость. Однако я был не в том положении, чтобы смотреть в зубы дареному коню.
Но даже это ничуть не улучшило моего настроения. Теперь я мог позволить себе башмаки и поношенный плащ. Если остаток четверти буду работать как лошадь, то, возможно, смогу заработать достаточно, чтобы отдать процент Деви и заплатить за обучение. Эта мысль не принесла мне радости. Более чем когда-либо я понимал, насколько шатко мое положение. Я был на волосок от катастрофы.
Мое настроение все падало и падало, и я решил пропустить углубленную симпатию и отправиться за реку в Имре. Только надежда увидеть Денну могла хоть как-то поднять мой дух. Мне еще было нужно объяснить ей, почему я не пришел на обеденную встречу.
По пути к «Эолиану» я купил пару невысоких ботинок, удобных в носке и достаточно теплых для наступающей зимы. Покупка почти опустошила мой кошелек. Уходя от сапожника, я уныло пересчитал монеты: три йоты и драб. У меня бывало больше денег, когда я жил на улицах Тарбеана…
— Сегодня ты как раз вовремя, — сказал Деоч, когда я подошел к «Эолиану». — У нас тут кое-кто тебя поджидает.
Я почувствовал, как по лицу расплывается глупая улыбка, похлопал Деоча по плечу и зашел внутрь.
Вместо Денны я заметил Фелу, сидящую в одиночестве за столиком. С ней болтал Станчион, стоявший рядом. Заметив меня, он приветственно помахал и отправился на свой любимый насест у стойки, по дороге любовно похлопав меня по плечу.
Фела, увидев меня, вскочила и бросилась навстречу. На секунду я подумал, что она собирается заключить меня в объятия, словно мы воссоединившиеся влюбленные из заигранной атуранской трагедии. Но она внезапно остановилась — только темные волосы взметнулись. Выглядела Фела, как всегда, прелестно, только на одной из высоких скул темнел большой синяк.
— О нет, — сказал я, сочувственно потирая скулу. — Это я так тебя уронил? Прости, пожалуйста.
Она недоверчиво уставилась на меня и расхохоталась.
— Ты извиняешься, что вытащил меня из огненного ада?
— Только за ту часть, где я отключился и уронил тебя. Вышло по глупости: я забыл задержать дыхание и вдохнул ядовитого воздуха. Ты еще что-нибудь ушибла?
— Ничего, что могла бы показать на публике, — ответила она с легкой гримасой, перенося вес с одного бедра на другое, — я нашел это зрелище весьма интересным.
— Надеюсь, ничего ужасного.
Фела нацепила возмущенную маску:
— Ну, в общем, нет. Но я надеюсь, что в следующий раз ты справишься лучше. Когда девушке спасают жизнь, она ожидает более нежного обхождения.
— И то правда, — сказал я, успокаиваясь. — Засчитаем это как тренировочный пробег.
На один удар сердца между нами повисла тишина, и улыбка Фелы немного поблекла. Она протянула мне руку, потом заколебалась и опустила ее обратно.
— Честно говоря, Квоут, я… Это был худший момент всей моей жизни. Везде был огонь…
Она опустила глаза и моргнула.
— Я понимала, что сейчас умру, просто знала. Но стояла, как… как какой-то перепуганный кролик. — Она подняла глаза, сморгнув слезы, и на губах ее снова засияла ослепительная улыбка. — А потом появился ты, бегущий сквозь огонь. Это было самое удивительное, что я когда-либо видела. Как… ты смотрел «Даэонику»?
Я кивнул и улыбнулся.
— Как Тарсус, восстающий из ада. Ты появился сквозь огонь, и я поняла, что все будет хорошо. — Фела сделала шажок ко мне и положила ладонь мне на руку. Сквозь рубашку я чувствовал ее тепло. — Я приготовилась умереть там… — Она умолкла, смущенная. — Я повторяюсь…
Я покачал головой:
— Неправда. Я видел тебя. Ты искала выход.
— Нет. Я просто стояла. Как глупые девчонки из глупых сказочек, которые мне читала мама. А я всегда их ненавидела. Я спрашивала: «Почему она не вытолкнула ведьму из окна? Почему не отравила людоеда?» — Фела смотрела себе под ноги, ее волосы упали так, что закрыли лицо. Голос становился все тише и тише, пока не стал чуть слышным вздохом: — «Почему она просто сидела там и ждала, когда ее спасут? Почему не спасалась сама?»
Я положил ладонь на ее руку, надеясь, что получится успокаивающе. Сделав это, я заметил странную вещь: рука Фелы не была изящной хрупкой тростинкой, как я ожидал. Она оказалась сильной и мозолистой — рука скульптора, знакомая с тяжелой работой молотом и долотом.
— Это не рука юной и трепетной девы, — сказал я.
Фела подняла на меня недоуменный взгляд, в ее глазах блестели подступающие слезы. Она издала полусмешок-полувсхлип:
— Я… что?
Я покраснел от смущения, поняв, что сказал, но решительно бросился вперед.
— Это не рука какой-то полуобморочной принцессы, которая сидит и нанизывает ожерелье в ожидании, что ее спасет некий принц. Это рука женщины, которая выберется на свободу, спустившись по веревке из собственных волос, или убьет пленителя-людоеда, пока он спит. — Я посмотрел ей в глаза. — И это рука женщины, которая прошла бы через огонь сама, если бы там не оказалось меня. Обожглась бы, возможно, но осталась бы жива.
Я поднял ее руку к губам и поцеловал, что казалось сейчас самым правильным и естественным.
— И все равно я рад, что оказался там и смог помочь. — Я улыбнулся: — Значит… как Тарсус?
Улыбка Фелы снова ослепила меня.
— Как Тарсус, прекрасный принц и Орен Велсайтер в одном лице, — рассмеялась она и схватила меня за руку. — Пойдем. У меня кое-что есть для тебя.
Фела потащила меня к своему столику и вручила сверток ткани.
— Я спросила у Вила и Сима, что тебе подарить. Должно подойти… — Она умолкла, внезапно смутившись.
Это оказался плащ — темно-зеленого лесного цвета, из дорогой ткани, прекрасно скроенный и сшитый. Его покупали явно не со старьевщицкой тележки. Обзавестись такой одеждой я даже не надеялся.
— Я попросила портного пришить внутри много маленьких кармашков, — встревоженно сказала Фела. — Вил и Сим оба сказали, что это очень важно.
— Восхитительно, — сказал я.
Она снова засияла улыбкой.
— Мне пришлось угадывать размеры, — призналась она. — Давай посмотрим, подойдет ли.
Она взяла плащ у меня из рук и подошла почти вплотную, расправляя его над моими плечами. Ее руки обвили меня, очень похоже на объятие.
Я стоял, по выражению Фелы, как перепуганный кролик. Она была настолько близко, что я чувствовал тепло ее тела, а когда она наклонилась, расправляя плащ, ее грудь скользнула по моей руке. Я стоял недвижно, как статуя. Через плечо Фелы я видел, как ухмыляется у дверей Деоч.
Фела отступила на шаг, критически оглядела меня, потом снова подошла и поправила плащ на моей груди.
— Тебе идет, — сказала она. — Цвет подчеркивает твои глаза. Не то чтобы они в этом нуждались. Они — самое зеленое, что я видела сегодня. Как кусочек весны.
Когда Фела снова отступила, любуясь своей работой, я заметил знакомый силуэт, покидающий «Эолиан» через переднюю дверь. Денна. Я только мельком увидел ее профиль, но узнал ее так же верно, как свои собственные руки. Что она увидела и к каким выводам пришла, я мог только гадать.
Моим первым порывом было броситься за ней. Объяснить, почему я не пришел на встречу два дня назад. Рассказать, как я сожалею об этом. Объяснить, что девушка, обнимавшая меня, просто делала мне подарок — и ничего больше.
Фела разгладила плащ на моем плече и посмотрела сияющими глазами — всего минуту назад они блестели от подступающих слез.
— Сидит великолепно, — сказал я, пропуская ткань между пальцами и картинно отбрасывая полу плаща назад. — Это гораздо больше, чем я заслуживаю, и ты не должна была делать мне такой подарок, но все равно спасибо.
— Я хотела показать, насколько ценю то, что ты сделал. — Фела снова коснулась моей руки. — Это ерунда, правда. Если есть что-то, что я могу сделать для тебя, любая услуга, просто скажи… — Она замолчала, испытующе разглядывая меня. — С тобой все хорошо?
Я бросил взгляд на дверь поверх ее плеча. Денна уже может быть где угодно. Я никогда не смогу поймать ее.
— Все хорошо, — солгал я.
Фела угостила меня выпивкой, и мы немного поболтали о всякой всячине. Я с удивлением узнал, что последние несколько месяцев она работает с Элодином. Она кое-что лепит для него, а он в ответ иногда вдруг начинает учить ее. Фела завела глаза к потолку: он разбудил ее среди ночи и повел в заброшенный карьер на севере города. Положил ей в туфли мокрую глину и заставил так ходить целый день. Он даже… она зарделась и покачала головой, обрывая рассказ. Сгорая от любопытства, но не желая смущать ее, я не стал настаивать на продолжении, и мы согласились, что Элодин почти сумасшедший.
Все это время я сидел лицом к двери, тщетно надеясь, что Денна вернется и я ей все объясню.
Наконец Фела отправилась обратно в Университет на абстрактную математику. Я остался в «Эолиане», по глоточку потягивая выпивку и пытаясь придумать, как бы все уладить между мной и Денной. Я бы предпочел крепко напиться, но не мог себе это позволить, поэтому медленно похромал за реку, озаренный заходящим солнцем.
Пока я не начал собираться на обычную прогулку на крышу главного здания, до меня не доходил смысл того, что сказал вчера Килвин. А ведь если большая часть костедегтя пролилась через решетки…
Аури! Она живет в туннелях под Университетом. Я во весь дух бросился к медике, несмотря на усталость и болящие ноги. На полпути мне перепала удача: я заметил Молу, идущую через двор. Я крикнул ей и помахал, привлекая ее внимание.
Мола подозрительно оглядела меня.
— Ты ведь не собираешься петь мне серенады, правда?
Я смущенно поправил лютню на плече и покачал головой.
— Мне нужна помощь, — объяснил я. — У меня есть друг, который может быть ранен.
Она устало вздохнула:
— Ты бы…
— Я не могу пойти в медику за помощью. — Я подпустил в голос тревоги. — Мола, пожалуйста. Обещаю, это не займет больше получаса, но надо идти сейчас. Я боюсь, что уже может быть поздно.
Мой взволнованный тон убедил ее:
— Что случилось с твоим другом?
— Возможно, ожоги, возможно, кислота, возможно, дым. Как у людей, которые попали во вчерашний пожар в артной. Или хуже.
Мола двинулась вперед:
— Мне нужно зайти к себе, взять сумку с инструментами.
— Я подожду здесь, если ты не против. А то я тебя только задержу.
Я сел на ближайшую скамейку и попытался на время забыть о своих ожогах и ушибах. Когда Мола вернулась, я повел ее к юго-западной стороне главного здания, где по стене вилось трио декоративных труб.
— Мы можем подняться здесь на крышу.
Она с любопытством посмотрела на меня, но вроде бы пока решила держать вопросы при себе.
Я медленно полез по трубе, используя выступающие части камней как опоры для рук и ног. Это был один из самых легких путей на крышу главного. Я выбрал его частично из-за неуверенности в скалолазных способностях Молы, а частично потому, что мои собственные раны не располагали к активным упражнениям.
Мола вылезла на крышу вслед за мной. Она все еще была одета в темную униформу медики, но накинула сверху серый плащ. Я выбрал кружную дорогу, чтобы пройти по самым безопасным частям главного. Ночь стояла безоблачная, и серебро луны озаряло нам путь.
— Если бы я не знала тебя лучше, — сказала Мола, когда мы обходили высокую кирпичную трубу, — я бы подумала, что ты заманиваешь меня куда-то в тихое место с подлой целью.
— А почему ты думаешь, что нет? — беспечно отозвался я.
— Ты не очень похож на подобного типа, — объяснила она. — Кроме того, ты едва ходишь. Если ты попытаешься что-нибудь сделать, я просто спихну тебя с крыши.
— Не надо щадить мои чувства, — хмыкнул я. — Даже если бы я не был полукалекой, ты спокойно могла бы скинуть меня с этой крыши.
Я споткнулся на одном из гребней и чуть не упал — израненное тело реагировало медленно. Присев на приподнятый участок крыши, я подождал, пока пройдет головокружение.
— Ты в порядке? — спросила Мола.
— Наверное, нет, — Я с трудом встал на ноги. — Это как раз за следующей крышей, — сказал я. — Тебе лучше пока постоять в сторонке. На всякий случай.
Я дошел до края крыши и осмотрел кусты и яблоню внизу. Окна были темны.
— Аури, — тихонько позвал я. — Ты там? — Я подождал, тревожась еще больше. — Аури, ты ранена?
Никакого ответа. Я начал тихонько ругаться.
Мола скрестила руки на груди.
— Ладно, думаю, я уже достаточно натерпелась. Будь любезен, расскажи, что происходит.
— Иди за мной, и я объясню.
Я направился к яблоне и начал осторожно спускаться. Обойдя кусты, я наклонился над железной решеткой, из-под которой поднимался аммиачный запах костедегтя — слабый, но настойчивый. Я подергал решетку и приподнял ее на несколько сантиметров, но потом она застряла.
— Я тут подружился кое с кем несколько месяцев назад, — сказал я, нервно шаря между прутьями. — Она живет там, внизу. Я беспокоюсь, что ей могло достаться после вчерашнего. Много реактива утекло через решетки в артной.
Мола помолчала немного.
— Ты говоришь серьезно.
Я ощупывал темноту под решеткой, пытаясь понять, как Аури запирает ее.
— Но что за человек будет жить там?
— Запуганный человек, — ответил я. — Человек, который боится громкого шума, людей и открытого неба. Я около месяца выманивал ее из туннелей, не говоря уж о том, чтобы подойти поближе и поговорить.
Мола вздохнула.
— Если не возражаешь, я присяду. — Она пошла к скамейке. — Я целый день на ногах.
Я продолжал щупать под решеткой, но, как ни пытался, не мог нигде найти защелки. Схватившись за решетку, я стал дергать ее снова и снова. Она издала несколько металлических стуков, но не открылась.
— Квоут?
Я посмотрел на край крыши и видел, что там стоит Аури — силуэт на фоне ночного неба, с облачком серебристых волос вокруг головы.
— Аури! — Напряжение резко покинуло меня, оставив тело слабым и вялым. — Где ты была?
— Облака были, — просто сказала она, идя по краю крыши к яблоне. — И я пошла тебя искать на верх всего. Но теперь луна выходит, и я вернулась.
Аури спустилась по дереву и отпрянула, увидев на скамейке силуэт Молы, закутанной в плащ.
— Я привел друга в гости, Аури, — сказал я самым мягким и успокаивающим тоном. — Ты не возражаешь?
Длинная пауза.
— А он хороший?
— Это она. Да, она хорошая.
Аури немного расслабилась и подошла на несколько шагов ближе ко мне.
— Я принесла тебе перышко с весенним ветром в нем, но, поскольку ты опоздал… — Она сурово посмотрела на меня. — Вместо этого ты получишь монетку. — Аури вытянула вперед руку с монеткой, зажатой между большим и указательным пальцами. — Она будет охранять тебя по ночам. Лучше всего другого, так-то.
Монетка имела форму атуранской покаянной монетки, но светилась в лунном свете серебром. Я никогда такой не видел.
Опустившись на колени, я открыл футляр лютни и достал маленький сверток.
— У меня тут немного помидоров, фасоли и кое-что особенное. — Я протянул Аури маленький мешочек, на который два дня назад, еще до начала моих злоключений, потратил большую часть денег. — Морская соль.
Аури взяла мешочек и заглянула внутрь.
— Вот это здорово, Квоут. А что живет в соли?
«Микроэлементы, — подумал я. — Хром, бассал, малий, йод — все, в чем нуждается твое тело, но, вероятно, не может извлечь из яблок, хлеба и того, что ты еще умудряешься добыть, когда я не могу найти тебя».
— Рыбьи сны, — сказал я. — И песни моряков.
Аури довольно кивнула и села, расправляя крошечную салфетку и раскладывая еду с той же аккуратностью, что и всегда. Я смотрел, как она обмакивает фасолины в соль и изящно откусывает. Она не выглядела пораненной, но при бледном лунном свете было трудно понять. Мне требовалось удостовериться.
— С тобой все хорошо, Аури?
Она склонила голову, с любопытством глядя на меня.
— Был большой пожар, много пролилось через решетки. Ты это видела?
— Святый боже, да, — воскликнула она, округляя глаза. — Это было везде, и все землеройки и еноты бегали туда-сюда, пытаясь выбраться.
— А на тебя оно не попало? — спросил я. — Ты не обожглась?
Аури покачала головой, лучась озорной детской улыбкой:
— Ах, нет. Оно не смогло поймать меня.
— Ты была близко к огню? — спросил я. — Ты не вдыхала дым?
— Зачем бы мне вдыхать дым? — Аури посмотрела на меня как на дурачка. — Все Подовсё теперь пахнет как кошачья моча. — Она сморщила нос. — Кроме низов и подвала.
Я немного успокоился, но тут заметил, как заерзала Мола, сидящая на скамейке.
— Аури, а мой друг может подойти?
Аури застыла, не донеся фасоль до рта, потом расслабилась и один раз кивнула, отчего ее тонкие волосы взвихрились вокруг лица.
Я приглашающе махнул Моле, и она медленно пошла к нам. Я немного тревожился, как пройдет их встреча. У меня заняло больше месяца мягких и терпеливых уговоров, чтобы вытащить Аури из ее туннелей под Университетом. Я беспокоился, что неправильная реакция Молы может испугать Аури и она снова сбежит под землю, где я не смогу ее найти.
Я указал туда, где остановилась Мола.
— Это мой друг Мола.
— Привет. — Аури подняла глаза и улыбнулась. — У тебя солнечные волосы, как у меня. Хочешь яблоко?
Мола тщательно сохраняла спокойствие.
— Спасибо, Аури. Хочу.
Аури вскочила и побежала обратно к яблоне, нависающей над крышей. Потом бегом вернулась к нам — волосы летели за ней, как флаг, — и вручила Моле яблоко.
— В нем одно желание, — сказала она просто. — Обязательно узнай, чего ты хочешь, прежде чем откусить.
Сообщив это, Аури уселась обратно и начала жевать очередную фасолину.
Мола долго смотрела на яблоко, прежде чем откусить.
Аури быстро прикончила еду и завязала мешочек с солью.
— Теперь играй, — восторженно воскликнула она. — Играй!
Улыбнувшись, я вытащил лютню и потрогал струны. К счастью, палец поранен на левой, аккордовой руке, так что неудобств доставлять почти не будет.
Я подстроил лютню и взглянул на Молу.
— Ты можешь идти, если хочешь, — сказал я ей. — Я бы не хотел случайно спеть тебе серенаду.
— О нет, тебе нельзя уходить. — Аури повернулась к Моле со смертельно серьезным выражением на лице. — Его голос как буря, а его руки знают каждый секрет, спрятанный под холодной темной землей.
Губы Молы раздвинулись в улыбке.
— Полагаю, ради этого я могу остаться.
И я играл для них обеих, а звезды над нашими головами вели свой размеренный хоровод.
— Почему ты никому не сказал? — спросила меня Мола, когда мы шли обратно по крышам.
— Мне показалось, что никому до этого не будет дела, — ответил я. — Если б Аури хотела, чтобы люди знали о ней, думаю, она сама бы им сказала.
— Ты знаешь, о чем я, — раздраженно перебила Мола.
— Я понимаю, — вздохнул я. — Но что хорошего может из этого получиться? Она счастлива там, где есть.
— Счастлива? — Голос Молы звучал скептически. — Она оборванная и полуголодная. Ей нужна помощь. Еда и одежда.
— Я приношу ей еду, — сказал я. — И одежду тоже принесу, как только… — Я замялся, не желая признаваться в своей презренной нищете, по крайней мере сейчас. — Как только смогу это устроить.
— Зачем ждать? Если бы ты только рассказал кому-нибудь…
— Ну да, — саркастически перебил я. — Уверен, Джеймисон сразу прибежит сюда с коробкой шоколада и пуховой перинкой, если узнает, что под Университетом живет заморенная полоумная студентка. Они запрут ее и залечат, ты это прекрасно понимаешь.
— Не обязательно… — Мола даже не стала заканчивать, зная, что я говорю правду.
— Мола, если люди придут ее искать, она просто юркнет в свои туннели. Они перепугают ее, и я потеряю последний шанс помочь ей.
Мола посмотрела на меня, сложив руки на груди.
— Хорошо. Пока. Но тебе придется снова привести меня сюда. Я принесу ей что-нибудь из своей одежды. Ей будет велико, но все лучше, чем то, что на ней сейчас.
Я покачал головой:
— Не получится. Пару оборотов назад я принес ей подержанное платье. Она говорит, что носить чужую одежду отвратительно.
Мола озадачилась:
— Она не похожа на сильдийку ни капельки.
— Может, ее просто так воспитали.
— Ты сам-то чувствуешь себя лучше?
— Да, — соврал я.
— Ты весь трясешься. — Мола протянула руку. — Давай, обопрись на меня.
Плотнее закутавшись в плащ, я принял ее руку и медленно потащился домой, к Анкеру.
