ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
ИСКРЫ
Я затащил Вила и Сима в «Эолиан», обещая бесплатную выпивку, — единственная щедрость, которую я мог себе позволить.
Видите ли, хотя стараниями Амброза я и не мог найти богатого покровителя, оставалось еще множество обычных любителей музыки, которые покупали мне больше выпивки, чем я мог употребить.
Эта проблема имела два простых решения. Я мог напиться или использовать соглашение, которое существовало всегда, пока были таверны и музыканты. Внимайте мне, ибо я отдергиваю занавес, раскрывая столь долго таимый секрет менестрелей.
Допустим, вы сидите в трактире и слушаете, как я играю. Вы смеетесь, плачете, переживаете — в общем, поражены моим искусством. После этого вы хотите показать, что оценили его, но у вас недостаточно средств, чтобы сделать приличный денежный подарок, как поступают некоторые богатые торговцы или знать. Поэтому вы предлагаете купить мне выпить.
Я, однако, уже выпил. И не раз. Или я, например, пытаюсь сохранить ясную голову. Откажусь ли я от вашего предложения? Конечно нет. Это потеря ценной возможности и, скорее всего, оскорбление для вас.
Вместо этого я с благодарностью принимаю предложение и прошу у бармена «грейсдельский мед». Или «саунтен». Или особенный коктейль из белого вина.
Название напитка не важно. Важно то, что такого напитка на самом деле не существует. Бармен подает мне воду.
Вы платите за напиток, я любезно вас благодарю, и все расходятся счастливыми. Позже бармен, таверна и музыкант делят деньги поровну.
Что еще лучше, некоторые особенно изысканные питейные заведения позволяют придерживать напитки как своего рода кредит на будущее. «Эолиан» как раз был таким местом.
Вот как, несмотря на мое нищенское положение, я умудрился принести целую бутылку скаттена к столу, где сидели Вил и Сим.
Вил уважительно оглядел ее:
— Что за повод?
— Килвин одобрил мою симпатическую лампу. Вы видите перед собой свежеиспеченного арканумского артефактора, — слегка самодовольно сообщил я, оставив в секрете неоднозначность успеха с лампой. Большинство студентов тратили три или четыре четверти на завершение ученичества.
— Вовремя, — сухо заметил Вил. — Сколько получилось, почти три месяца? Народ уже начал поговаривать, что ты потерял сноровку.
— Я думал, вы больше обрадуетесь, — сказал я, отковыривая воск с горлышка бутылки. — Возможно, мои прижимистые дни подходят к концу.
Сим негодующе фыркнул:
— Ты держишь марку вполне прилично.
— Я пью за продолжение твоего успеха в артефакции, — сказал Вил, подталкивая ко мне бокал. — Поскольку знаю, что это приведет к новой выпивке в будущем.
— Плюс, — заметил я, отдирая последний воск, — если я буду тебя хорошо поить, ты как-нибудь позволишь мне проскользнуть в архивы, когда будешь работать на входе. — Я тщательно выдерживал шутливый тон, поглядывая на него, чтобы проверить реакцию.
Вил сделал медленный глоток и старательно отвел глаза.
— Я не могу.
Разочарование засосало у меня под ложечкой. Я взмахнул рукой, словно не мог поверить, что он принял мою шутку всерьез.
— О, я знаю…
— Я думал об этом, — перебил Вилем. — Видя, что ты не заслуживаешь наказания, которое получил, и зная, что это сильно тебя огорчает. — Вил отпил еще. — Лоррен иногда отстраняет студентов. На несколько дней — за слишком громкие разговоры в «могиле». На пару оборотов, если они неаккуратны с книгой. Но изгнание — совсем другое дело. Такого не бывало много лет. Все об этом знают, и если кто-нибудь тебя увидит… — Он покачал головой. — Я потеряю работу храниста. Нас обоих могут исключить.
— Не грызи себя, — сказал я. — Уже то, что ты думал об этом, значит…
— Мы тут скоро разревемся от нежностей, — вмешался Сим, постукивая стаканом по столу, — Открывай бутылку, и выпьем за то, чтобы Килвина пробрало, он поговорил с Лорреном и вернул тебя в архивы.
Я улыбнулся и начал вворачивать штопор в пробку.
— У меня есть план получше, — сказал я. — Предлагаю выпить за вечный конфуз и докуку для студента по имени Амброз Джакис.
— Думаю, с этим мы все согласны, — сказал Вилем, поднимая стакан.
— Великий боже, — приглушенно сказал Сим. — Гляньте, что нашел Деоч.
— Что там? — спросил я, сосредоточившись на вытаскивании пробки.
— Он снова умудрился закадрить самую красивую девушку в заведении. — Бурчание Сима было нехарактерно угрюмым. — Этого достаточно, чтобы возненавидеть человека.
— Сим, твой вкус на женщин в лучшем случае спорен.
Пробка выскочила с греющим душу звуком, и я триумфально показал ее друзьям. Ни один не обратил внимания, их взгляды были прикованы к двери.
Я повернулся посмотреть. Застыл.
— Это Денна.
Сим повернулся ко мне.
— Денна?
Я нахмурился.
— Дианне. Денна. Я вам про нее рассказывал тогда: та, которая пела со мной. Она пользуется разными именами. Не знаю зачем.
Вилем бросил на меня непонятный взгляд.
— Так это твоя девушка? — спросил он голосом, полным недоверия.
— Девушка Деоча, — мягко поправил Симмон.
Похоже, так оно и было. Красивый мускулистый Деоч что-то сказал ей в своей непринужденной манере. Денна засмеялась и легонько обняла его. Глядя, как они болтают, я почувствовал, как в моей груди поселяется незнакомая тяжесть.
Потом Деоч повернулся и указал внутрь трактира. Она посмотрела в указанную им сторону, встретилась глазами со мной и словно засветилась, улыбнувшись мне. Мое сердце снова забилось. Я помахал ей в ответ. Перекинувшись еще парой слов с Деочем, Денна начала проталкиваться к нам сквозь толпу.
Я быстро отхлебнул скаттена, когда Симмон повернулся ко мне с почти благоговейным недоверием.
Сегодня на Денне было темно-зеленое платье, оставлявшее открытыми руки и плечи. Она улыбалась. Она была ослепительна и знала это.
Когда Денна подошла к нам, мы все трое встали.
— Я надеялась найти тебя здесь, — сказала она.
Я отвесил небольшой поклон.
— Надеялся быть найденным. Это мои лучшие друзья. Симмон. — Сим лучезарно улыбнулся и отбросил волосы со лба. — И Вилем. — Вил кивнул. — Это Дианне.
Она опустилась в кресло.
— Что привело сегодня столько красивых молодых людей в город?
— Мы обсуждаем планы посрамления наших врагов, — сказал Симмон.
— И празднуем, — поспешил добавить я.
Вилем поднял стакан в тосте:
— Посрамление врагу.
Симмон последовал его примеру, но я остановился, вспомнив, что у Денны нет стакана.
— Извини, — сказал я. — Можно купить тебе выпить?
— Я надеялась, что ты купишь мне поужинать, — сказала она. — Но если я украду тебя у друзей, то буду чувствовать себя виноватой.
Мой разум заметался, пытаясь найти тактичный способ выпутаться.
— Вы предполагаете, что мы хотим видеть его здесь, — резюмировал Вилем с непроницаемым лицом. — Однако вы сделаете нам одолжение, если заберете его отсюда.
Денна наклонилась вперед, улыбка коснулась уголков ее губ.
— Правда?
Вилем сурово кивнул:
— Он пьет еще больше, чем говорит.
Она стрельнула в меня лукавым взглядом:
— Так много?
— Кроме того, — невинно поддакнул Сим, — он будет дуться целый оборот, если упустит шанс побыть с вами. Так что если вы оставите его здесь, он будет нам совершенно бесполезен.
Мое лицо налилось жаром, меня охватило внезапное желание придушить Сима. Денна сладкозвучно рассмеялась.
— Тогда лучше его забрать. — Гибким движением — как ивовая ветвь, клонящаяся под ветром, — она встала и подала мне руку. Я ее принял. — Надеюсь еще вас увидеть, Вилем и Симмон.
Они помахали в ответ, и мы пошли к двери.
— Они мне нравятся, — сказала Денна. — Вилем — как камень в глубокой воде. А Симмон — мальчишка, что плещется в ручье.
От ее описания я хихикнул.
— Лучше и я бы не сказал. Ты говорила об ужине?
— Я соврала, — радостно созналась она. — Но я буду рада выпить то, что ты предложишь.
— Как насчет «Пробок»?
Она наморщила нос.
— Слишком много старичья и мало деревьев. Хороший вечерок, чтобы прогуляться.
— Тогда веди, — сказал я, указав на дверь.
Она повела. Я купался в ее свете и завистливых взглядах мужчин. Когда мы уходили из «Эолиана», даже Деоч, кажется, взревновал. Но, проходя мимо него, я заметил, что в его глазах блеснуло что-то другое. Печаль? Жалость?
Я не раздумывал об этом ни секунды — я был с Денной.
Мы купили буханку темного хлеба и бутылку авеннийского земляничного вина. Потом нашли уединенное место в одном из общественных садов, разбросанных по всему Имре. Первые осенние листья кружили по улицам. Денна сбросила туфли и протанцевала среди теней несколько па, радуясь шуршанию травы под ногами.
Мы расположились под большой раскидистой ивой, на скамейке, потом сменили ее, найдя более удобное место на земле у подножия дерева. Хлеб оказался пышным и темным, а отрывание кусков от него — прекрасным занятием для рук. Вино было сладким и легким, и после того, как Денна пригубила из бутылки, ее уста еще долго оставались влажными.
Во всем этом было отчаянное ощущение последней теплой ночи лета. Мы говорили обо всем и ни о чем, и я едва мог дышать от близости Денны, от ее движений, от звука ее голоса в осеннем воздухе.
— Твой взгляд был сейчас где-то далеко, — сказала Денна. — О чем ты думал?
Я пожал плечами, выигрывая секунду на раздумье. Сказать ей правду я не мог, зная, что всякий мужчина делал бы ей комплименты, осыпал бы ее лестью, удушливее, чем пахнут розы. Я же выбрал более скользкую тропу.
— Один из магистров в Университете как-то сказал мне, что существует семь слов, которые заставят любую женщину полюбить тебя. — Я подчеркнуто небрежно пожал плечами. — Я как раз думал, какие это слова.
— Ты поэтому столько говоришь? Надеешься случайно наткнуться?
Я открыл рот, чтобы парировать. Потом, увидев искорки в ее глазах, сжал губы, пытаясь побороть прилив краски к щекам. Денна положила ладонь на мою руку.
— Не молчи со мной, Квоут, — сказала она мягко. — А то я соскучусь по звуку твоего голоса.
Она отхлебнула вина.
— Кроме того, тебе не надо их искать. Ты уже произнес их, когда мы впервые встретились. Ты сказал: «Я все думаю, что ты здесь делаешь». — Она беспечно махнула рукой. — С того самого мгновения я стала твоей.
Мой разум метнулся назад, к нашей первой встрече в караване Роунта. Я был поражен.
— Я и не думал, что ты запомнила.
Денна выдержала паузу, отрывая кусок от буханки, и вопросительно посмотрела на меня.
— Запомнила что?
— Меня. Нашу встречу в караване Роунта.
— Да ладно, — поддразнила она. — Как я могла забыть рыжего мальчишку, бросившего меня ради Университета?
Я был слишком ошеломлен, чтобы объяснять, что не бросал ее. На самом деле нет.
— Ты не говорила об этом.
— Как и ты, — парировала она. — Может, это я думала, что ты меня забыл.
— Забыл тебя? Как я мог?
Она улыбнулась, потом посмотрела себе на руки.
— Ты удивишься, сколько всего мужчины могут позабыть, — сказала она, потом чуть повеселела. — А может, и нет. Не сомневаюсь, что ты тоже забывал всякое.
— Я помню твое имя, Денна. — Было приятно говорить ей это. — Зачем ты взяла новое? Или Денна — это было имя, которое ты носила только по дороге в Анилен?
— Денна, — мягко произнесла она. — Я уже почти забыла ее. Глупенькая была девочка.
— Она была как раскрывающийся цветок.
— Кажется, я перестала быть Денной давным-давно.
Она потерла обнаженные руки и оглянулась, словно внезапно испугавшись, что кто-то может нас здесь найти.
— Тогда мне называть тебя Дианне? Тебе так больше нравится?
Ветер заколыхал свисающие ветки ивы, когда Денна наклонила голову, чтобы взглянуть на меня. Ее волосы повторили движение ветвей.
— Ты очень любезен. Кажется, «Денна» мне от тебя нравится слышать больше. Когда ты его произносишь, оно звучит по-другому. Нежно.
— Тогда пусть будет Денна, — решительно сказал я. — А кстати, что произошло в Анилене?
Лист ивы слетел вниз и запутался у нее в волосах. Она рассеянно отбросила его.
— Ничего приятного, — сказала она, избегая моего взгляда. — Но и ничего неожиданного.
Я протянул руку, и она отдала мне хлеб.
— Что ж, я рад, что ты вернулась, — сказал я. — Моя Алойна.
Денна нарочито громко откашлялась.
— Ну уж если кто-то из нас Савиен, то это я. Ведь я искала тебя, — сказала она. — Дважды.
— Я тоже ищу, — запротестовал я. — Кажется, у меня просто нет таланта тебя находить. — (Она театрально закатила глаза.) — Если ты сможешь указать время и место, где тебя лучше искать, это весь мир перевернет… — Я мягко умолк, превращая свои слова в вопрос. — Может быть, завтра?
Денна искоса посмотрела на меня и улыбнулась.
— Ты всегда так осторожен, — сказала она. — Я никогда не видела, чтобы мужчина подходил так осторожно. — Она вгляделась в мое лицо, словно в головоломку, которую можно разгадать. — Пожалуй, завтра благоприятным временем будет полдень. В «Эолиане».
Меня окатила волна тепла от мысли, что я увижу ее снова.
— Я все думаю, что ты здесь делаешь, — подумал я вслух, вспоминая разговор, произошедший, кажется, так давно. — А ты еще тогда обозвала меня лжецом.
Денна наклонилась вперед, утешительно коснувшись моей руки. От нее пахло земляникой, а ее губы опасно краснели даже в лунном свете.
— Как хорошо я тебя знала, даже тогда.
Мы проговорили много ночных часов. Я осторожными кругами подходил к рассказу о своих чувствах, не желая быть слишком смелым. И думал, что Денна, наверное, делает то же самое, но не был уверен. Мы как будто исполняли какой-то сложный модеганский придворный танец, где всего несколько сантиметров разделяют партнеров, но они — если достаточно искусны — никогда не касаются друг друга.
Такой была и наша беседа, но не потому, что нам не хватало прикосновений, ведущих дальше, — мы как будто еще и странно оглохли. И танцевали очень старательно, не очень представляя, какую музыку слышит партнер, а может, и не уверенные, танцует ли он вообще.
Деоч, как всегда, стоял у двери на дежурстве. Увидев меня, он помахал.
— Мастер Квоут, боюсь, вы упустили своих друзей.
— Я подозревал. Как давно они ушли?
— Около часа назад.
Деоч вытянул руки над головой и поморщился. Потом уронил их с усталым вздохом.
— Они не выглядели расстроенными, что я их бросил?
Он ухмыльнулся:
— Не слишком. Они и сами подцепили парочку красоток. Конечно, не таких, как твоя. — Секунду Деоч, кажется, боролся с собой, а потом заговорил медленно, словно с великим тщанием подбирал слова: — Послушай, Квоут. Я знаю, что это не мое дело, и надеюсь, ты поймешь правильно. — Он огляделся и внезапно сплюнул. — Проклятье. Не умею я такие вещи говорить.
Он снова посмотрел на меня и изобразил жестом что-то невнятное.
— Понимаешь, женщины — они как огни, как пламя. Некоторые женщины похожи на свечи, яркие и дружелюбные. Некоторые — как искры или угли, как светлячки, за которыми гоняются летними ночами. Некоторые — как костер в дороге: дают свет и тепло на одну ночь, а потом хотят, чтобы их оставили. Некоторые — как огонь очага: вроде и посмотреть не на что, но внутри они пылают, как раскаленные угли, и горят долго-долго.
Но Дианне… Дианне как водопад искр, льющийся с железного клинка, который Бог точит о камень. Нельзя не смотреть. Нельзя не хотеть. Можно даже поднести руку на секунду, но нельзя удержать. Она разобьет тебе сердце.
Вечер был слишком свеж в моей памяти, чтобы принимать всерьез предупреждения Деоча. Я улыбнулся:
— Деоч, мое сердце из более крепкого материала, чем стекло. Если она ударит, оно только зазвенит, как окованная железом бронза или золото, смешанное с адамантом. Не думай, будто меня поймали врасплох, как испуганного оленя, который стоит, пригвожденный звуком охотничьего рога. Это ей надо быть осторожной, потому что когда она ударит, мое сердце зазвенит так чудно и звонко, что она не сможет не прилететь ко мне на крыльях любви.
Мои слова вырвали у Деоча ошеломленный смех.
— Господи, а ты смелый. — Он покачал головой. — И юный. Хотел бы я быть таким смелым и юным, как ты. — Все еще улыбаясь, он повернулся и вошел в «Эолиан». — Ну, тогда доброй ночи.
— Доброй ночи.
Деоч жалеет, что не такой, как я? Большего комплимента я в жизни не получал.
Но самое главное, мои дни бесплодных поисков Денны подошли к концу. Завтра в полдень в «Эолиане». «Пообедать и погулять-поболтать», — сказала она. Эта мысль наполняла меня головокружительным восторгом.
Как юн я был. Как глуп. Как мудр.
