ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
О том, что голову всегда надо держать высоко. В любой жизненной ситуации. Особенно на расстреле…
Израильтянка согласно кивнула, без сомнений оставила верный «галил» на столе, поплыв к выходу, так и не прекращая радостного кивания. На улице ей действительно стало легче, особенно после того, как стошнило, но это побочный эффект. Пока приходила в себя на крылечке под презрительным взглядом голого охранника, девушка смогла более-менее приглядеться к тому городку, в который они попали. И в целом всё увиденное не очень её вдохновило…
Во-первых, весь Задом и Умора состоял из одной большой улицы. Ровная асфальтовая дорога, чуть замусоренная, но в меру; однотипные здания по обе стороны, судя по рекламе — отели, рестораны, бары, сауны и магазины «для взрослых». Больше ничего. Но самое худшее, что время от времени здания исчезали…
Сначала Рахиль приписала это зрительным галлюцинациям и общему напряжению нервов. Но нет, прямо на её глазах друг за другом в воздухе растворились три-четыре жилых помещения. На их месте несколько секунд бушевало беззвучное зелёное пламя, словно бы выжигающее остатки скверны, а потом вновь появлялся новенький дом, отель, кафе или что-то ещё. Куда при этом девались люди, оставалось загадкой…
Но не это напрягло нашу героиню больше всего — с противоположного конца города в их сторону маршировала группа молодых бритоголовых парней в белых одеждах, с автоматами на изготовку…
— Дэви-Мария, шоб ей ни там, ни тут, и шо таки мы ей до такой степени сделали?! Ваня-а, мы резко линяем!
Протрезвевшая еврейка бросилась внутрь, отпихнув не успевшего отойти охранника, и тихо обалдела на месте. В смысле замерла с распахнутым ротиком, потому что за их столиком практически лежал мирно дрыхнувший Миллавеллор, а Ивана Кочуева не было и намёком. Вообще не было. Вход-выход один, в туалете казака не оказалось (а тех, кто был, Рахиль на раз облаяла за содомию!), но… это не решило её проблемы. Резкой линьки не получилось — её красавец подъесаул бесследно исчез…
— Ша! У меня был казак, а я таки его потеряла. И оно мне надо — жить после этого?! Официант, водки!
Молодой человек в кружевном боди, процокав каблучками, поставил перед ней изящную стопку. Рахиль чисто по-мелиховски выгнула бровь, и стопка была мигом заменена на бутылку, гранёный стакан и мятый солёный огурец…
— После первой казаки не… (мама, ой какая гадо-о-сть!) не закусывают! После второй, шоб ему было приятно, где бы ему не было! Если он уже не мой, у него там другая, то… (мама, ну как они это пьют?!), то я прощу и буду плакать… Но если он ушёл с одним из… этих… ик! а оно уже и захорошело-о…
Не подумайте ничего такого, расхрабрившаяся еврейка приняла на сытый желудок не более трёх маленьких глотков и плюхнула сверху огурчик. Эльф сопел в две дырочки, где музыкально, где мейерхольдовской какофонией. Прочие присутствующие косились в её сторону с явным неодобрением, но вслух или жестами ничего не высказывали, то есть были, вне сомнения, людьми умными и с опытом.
А у красы и гордости мотострелковых войск государства Израиль неожиданно проснулись выдающиеся сверхспособности — она резко встала, повесила на одно плечо «галил», на другое бессознательное тело укурённого толкиениста и решительным шагом направилась к выходу. Уже на улице её догнал всё тот же официант в кружевах, капризно напоминая:
— А платить кто будет, дорогуша?
Рахиль сплюнула сквозь зубы и что-то прикинула в уме. Нет, как оказалось, не курс шекеля к рублю, а время, которое, по её расчётам, оставалось у гей-бара. Официант, заламывая руки, попытался повторить справедливое требование, но в этот миг бар начал растворяться. Парнишка вскрикнул, схватился за сердце и равнодушно отправился вдоль по улице устраиваться на другую работу.
Отряд бритоголовых остановил его буквально за мгновение до того, как Рахиль уволокла Миллавеллора за угол соседнего дома. Они быстро обыскали то место, где ещё недавно медленно танцевали раздетые мужчины и пьянствовали наши герои, ничего не нашли и, развернувшись, тем же строевым шагом направились обратно.
Бдительная израильтянка не спеша опустила ствол автоматической винтовки. Вообще-то она даже любила загадки, только простые, типа: «Сто одёжек и все без нормальных пуговиц» или «Сидит Сара в темнице, а бритая коса на улице», ну и так далее… А загадки сложные, противоречивые, бессмысленные и не имеющие ответа в одно слово, её искренне раздражали. К таким она логично относила временное исчезновение домов, появление Белого Братства и пропажу любимого подъесаула.
Здание, кстати, появилось. Но, разумеется, совсем другое, теперь это был сияющий яркими витринами магазин, торгующий эротическим бельем для мужчин и прочими прибамбасами…
А Иван Кочуев пришёл в себя от безудержно слепящего света, бьющего в глаза. Как вы помните, умиротворить его до полусонного состояния всего парой бутылок хорошей водки было нереально, поэтому он вполне отдавал себе отчет в происходящем. Ещё минуту назад он тупо пялился на улыбчивых извращенцев, явно строящих ему глазки, и лишь подкручивал ус, с трудом удерживаясь оттого, чтоб с досады не плюнуть на пол.
Не то чтобы он сам по себе был так уж агрессивно воспитан в плане отношения к лицам нетрадиционной ориентации. Быть может, даже наоборот, как филолог и образованный человек, он не мог отрицать, что геями были многие действительно великие люди, и воспринимал это как данность. Но вот как казак…
О, как подъесаул, то есть уже почти офицер, старший чин в войсковом реестре, он не мог позволить себе ни малейшей поблажки, и окружающие тонко это чувствовали. Обижались скорее всего, но рукам волю не давали, ограничиваясь томными вздохами и укоризненным перемигиванием…
— Сидите смирно. Не надо дёргаться, будет больно, — раздался знакомый голос демона, и из волны света чётко появились те же самые оранжевые глаза. — У нас образовалась ещё пара вопросов. Оказывается, сведения, которые вы о себе сообщили, неполные…
— А я вам вообще хоть что-нибудь о себе говорил? — Молодой человек вовремя вспомнил тактику ведения диалога по-еврейски. Допрашивающий этого не учёл и купился сразу…
— Почему вы не сказали, что договор не был надлежащим образом подписан и скреплён кровью?
— А как вы догадались?
— Мы видим каждого человека насквозь! — Голос вознёсся к патетическим высотам. — Ни одна душа не смеет войти в Задом и Умору, не имея на это соответствующих документов: распоряжения, приказы, уведомления, приглашения, заверенные подписью, и… тьфу! Где у вас все эти бумаги? Вы хоть понимаете, что я сейчас же должен вышвырнуть вас обратно?!!
— В смысле в Рай? — наивно уточнил казак Кочуев, чуть подаваясь вперёд.
В ту же секунду его руку ожёг разряд тока! Он едва ли не прокусил губу, но больше не дёргался — урок был понят…
— Вернёмся к нашему разговору. В Рай я вас отправить не могу, не в моей компетенции. Но вот Задом и Умору вы обязаны покинуть в течение двенадцати часов. Рекомендую подчиниться. Есть вопросы?
— Пожалуй, нет…
— Жалобы, предложения, конструктивная критика, какие-то пожелания по обслуживанию и сервису?
Подъесаул молча покачал головой.
— Ну что ж, не смею задерживать. У меня такое ощущение, что мы будем встречаться часто…
В следующее мгновение Иван открыл глаза в совершенно незнакомом помещении. Вокруг стояли витрины и манекены, со всех сторон на него смотрели огромные зеркала, многократно отражая целую толпу изумлённых казаков в окружении трусов, стрингов, тангов, маечек, кружевных чулок, подвязок и ажурных носочков с вышивкой.
— Первый клиент, мальчики! — счастливо всплеснул полными руками напомаженный менеджер.
— Господи, прости и помилуй мя, грешного, — только и успел перекреститься астраханский казак, как был повсеместно атакован неуправляемой командой рьяных продавцов младшего звена. Когда он дозрел до того, что вежливость частенько бывает излишней и пора хвататься за шашку, было уже поздно…
Рахиль только-только вышла на разведку, как из дверей новенького магазина напротив с грохотом, звоном и матюками выскочило совершенно невероятно одетое существо. Фиолетовое с золотым боди, безумно дорогое и офигительно качественное, плотно сидело поверх запыленной гимнастёрки. На синих казачьих штанах с жёлтыми лампасами элегантнейшие польские подвязки с чудесными розанами и тончайшим кружевом. Крепкие мужские руки в ажурных перчатках до локтей, а лицо…
Пошедшую красно-белыми пятнами физиономию отчаянного подъесаула живописать реалистично, без футуристических мазков, было бы просто невозможно. Парень выглядел как герой германской войны, попавший прямиком с Брусиловского прорыва на мексиканский гей-карнавал и успешно занявший там первое место за брутальность!
Следом за ним из тех же дверей заполошно выбежал главный менеджер, замер на пороге, глядя вослед убегающему самыми влюблёнными глазами:
— Как он прекрасен… Не надо платить, это подаро-ок!
— Зарублю… — всхлипнув, тихо пообещал опозоренный Иван Кочуев и замер, нос к носу столкнувшись с Рахилью на противоположной стороне улицы. Если до этого он думал, что хуже быть не может, то лишь теперь явственно осознал, насколько глубоко ошибался.
Нет, юная еврейка не расхохоталась ему в лицо… Она даже не позволила себе ни одной улыбки — ни ободряющей, не презрительной. Рахиль (а у неё, между прочим, тоже нервы не железные) честно высказала ему прямым адресом всё, что накипело!
— Ау-у! Люди! Нет, вы тока посмотрите на него, в чём оно ко мне пришло?! Я таки прямо щас застрелюсь в самое сердце! И это чудо в белых панталонах я ждала, как прекрасного принца? Я рыдала, я пила невкусную водку, я пёрла на себе длинного эльфа, как бурлак на Волге с картины Репина. И вот оно вам, его же картина «Не ждали»! Оно приходит домой красное, одетое как шармута с Бродвея в Америке, и держит в руке настоящую казачью шашку, шоб я с того боялась?! Люди, куда мне засунуть голову с позору?! И после всего этого оно мне ещё говорит, шо таки «любит». Я вас умоляю… Блесните ещё раз вон тем нижним кружевом, шоб меня пробило на слёзы. Потому как с такого я могу тока плакать.
Вот тут наконец гордый казачий дух возобладал над наносной воспитанностью и тактичностью нашего несчастного мученика. С размаху швырнув шашку в ножны, ибо рукоять уже буквально кусала руку, бывший подъесаул резко развернулся и молча пошёл вдоль улицы, на ходу срывая с себя бархат и шёлк!
Его душа кипела, горло сдавливал ком, и не было на тот момент никого рядом, кто бы по-дружески удержал его за плечи, сказал: «Старик, всё это ерунда, плюнь и разотри!» — а потом помог снять это дурацкое боди, без ухмылки зашвырнув его в ближайшую урну.
Рахиль ещё что-то долго кричала вслед, тоже едва не рыдая от горя и обиды, но остановиться она уже не могла. Два любящих сердца впервые всерьёз, не по-детски оторвались друг от друга, раскатившись в разные стороны…
Есть тысяча причин, по которым люди расстаются, об этом написана та же тысяча статей и исследований, позволяющих нам не втискивать ещё одну псевдонаучную версию в рамки отдельно взятого романа. Мне скорее важно другое — как они возвращаются друг к другу? Как вновь соединяются сердца, обожжённые обидой, присыпанные пеплом разочарований и привыкшие к однообразным судорогам разлук? Сколько же нежности и любви должно скопиться под этой саднящей корочкой боли, чтобы при первом взгляде в родные глаза бросить всё (гордость, достоинство, честь!) и снова открыться, поверить, полюбить…
— Девочка моя, а где наш общий друг с подкрученными усами? — мирно спросил продравший зенки Миллавеллор, но, встретив бешеный взгляд израильтянки, тихо пробубнил себе под нос: — Прошу прощения, я опять не вовремя, понимаю, что прошу зря, но хоть не убивайте сразу, если можно, но, конечно, если нет, что ж…
— Ай, не надо опять из меня маньячку делать! — не своим голосом взревела госпожа Файнзильберминц, хватая эльфа за грудки и едва ли не засовывая дуло «галила» ему в рот. — Я тихая, вежливая и сентиментальная аж до самого не могу, мне все так говорили. Все! Пока этот отпоцанный шлимазл в синих штанишках с жёлтыми полосками не разбудил во мне неконтролируемую тигру! Шо он хотел этим?! Шо ему всему от меня надо?!! Как я могу ему доказать, что я его…
Рахиль без сил опустилась задницей на асфальт и тихо заскулила. Мудрый седой эльф осторожно погладил её по кудрявой голове, неспешно осматриваясь направо-налево. Знакомой фигуры виновника всех девичьих слёз нигде заметно не было. Думать о плохом не хотелось, поскольку ничего хоть сколько-нибудь тревожного или опасного на тихой улице не наблюдалось.
Всё тихо и пристойно: неоновые огни, яркие буквы реклам, сияние цветных фонарей, ненавязчивая музыка. Ну а то, что люди на этой улице практически не встречались, предпочитая отсиживаться внутри зданий, тоже, знаете ли, не такой уж симптом… Гораздо важнее, что прямо на его глазах беззвучно исчезло соседнее кафе…
— Какой неоригинальный глюк, — задумчиво определил он, ущипнув себя два раза. — Был дом — нет дома, красные крокодилы, конечно, гораздо круче. Фу Ши по этому поводу тонко замечал: «Если нечто выглядит не так, как обычно, оно изменилось по воле Неба или по воле трёх чанов вина под рисовую лапшичку, ибо это хреновая закуска…»
— Таки это вы о зданиях, — устало всхлипнула Рахиль. — Нет, они и вправду исчезают вместе с людьми и всем содержимым. Куда, зачем, по какой оптовой цене, не знаю. Ясно одно, ОЙ…ОЙ!!!
Миллавеллор поднял на неё вопросительный взгляд. Юная еврейка округлила глаза, мигом вытерла слёзы и неожиданно взяла с места в карьер:
— Ему туда нельзя-а!!!
Опытный в делах преследования несложившийся жених вечно чихающей принцессы вдогонку не бросился, а пошёл неторопливо, размеренно, скользящим эльфийским шагом. Тот, кто идёт по следу, не должен спешить, иначе он рискует опередить преследуемого, а подобная смена ролей не всегда благоприятна для обеих сторон. Тем паче вообще было непонятно, с чего эта девица так завелась…
