X
– Адреса никто не знает!
– Какого адреса? – спросила Катя. Наклонилась вперед и погладила его по плечу, он почувствовал нежное, приятное прикосновение. И отстранился.
– Валентинова. Вчера я послал мои записи в университет. Но этого мало. Я сам должен к нему.
Катя посмотрела на него. Давид тяжело дышал, волосы его были всклокочены, но лицо светилось.
– Ты не думаешь, что после всего, случившегося сегодня, тебе не следует лезть на рожон? Ты скорее всего потерял работу. Может, хватит уже?
– Нет, не хватит!
Он вытащил мятый платок и вытер лицо.
– Представь: позавчера ночью я вдруг нашел. Все, что искал. Кстати, ты видела фонарь?
– Что?
– На улице. Его уже починили. Знаешь, мне приснилось, что он разбит, когда я даже не мог об этом знать, и потом он действительно… Словно я на короткое время перенесся в будущее, понимаешь, словно моего открытия оказалось достаточно, чтобы нарушился весь порядок… Это, наверное, звучит очень невнятно?
– Вообще-то да, – ответила Катя.
Она наблюдала за ним, склонив голову набок, потом отбросила назад волосы и подошла к окну. В некоторых местах облака разорвались, освободив уже порозовевшее небо. По улице важно расхаживал полицейский.
– Вполне возможно, ты и прав, но… возможно, твое открытие настолько важно или… необычно, что совершенно сбивает тебя с толку. И твой рассудок…
– Не в состоянии это выдержать. Ты это хочешь сказать?
Девушка смотрела на него. Красные губы, покрой ее кофточки, блики заката на волосах, карие глаза – Давид невольно обратил на это внимание.
– Да, – подтвердила она, – именно это я хочу сказать.
– Большое спасибо.
– Да что с тобой в самом деле?
Давид пожал плечами:
– Ничего особенного. Только то, что времени не существует.
– Примерно то же утверждал еще Платон. О движущемся подобии вечности. И после него еще многие. Не сердись, но ничего такого, сверхоригинального здесь нет.
– Разумеется, все это давно известно. Конечно. Но я нашел доказательства.
Катя мельком взглянула на него. В окне появилось ее отражение. Порыв ветра с шумом опрокинул урну, разметав в воздухе бумажки и салфетки, сорвал с полицейского фуражку. С распростертыми руками тот кинулся за ней. Фуражка упала на землю прямо перед ним, полетела дальше, снова приземлилась.
– Физика, – заговорил Давид, – не признает времени. Того реального времени, которое необратимо направлено из прошлого в будущее. Хотя нет, признает, но только в одном-единственном случае. Он сформулирован во Втором начале термодинамики. А оно гласит: хаос развивается исключительно по нарастающей.
Давид стоял теперь за Катиной спиной. Полицейский выбивал пыль из фуражки.
Катя повернулась. Теперь она была совсем близко. Давид видел ее раскрасневшееся лицо, узкие глаза, две завивавшиеся пряди волос на лбу.
– Только Второе начало объясняет единственно возможную связь между материей и временем. Если его отменить…
– Но это было бы ужасно.
– Отчего?
Околдованный близостью девушки, Давид на мгновение замолчал, и мгновение было долгим и затянувшимся. Потом сделал шаг назад.
– Ты знаешь, это не так-то сложно. В этом-то и заключается все чудо. Я так долго искал и уже давно нашел бы… но кто бы мог подумать, что все так просто. Похоже, создатель допустил ошибку в проекте, и произошло… своего рода недоразумение. Его план не должен был сработать.
Давид поднес к лицу очки и, расправив дужки, осторожно надел.
– Но он сработал.
Катя подошла ближе. За спиной ощущался холодок окна. Она протянула руку и коснулась его щеки. Он вздрогнул и вдруг вспомнил старика на скамейке, вспомнил, как дотронулся до него и что было потом. Катя отвела руку.
– Четыре длинные формулы, – сказал он, – и ряд пояснений. Несколько приборов в лаборатории. И все бы двинулось с места, дело бы пошло, набирая обороты и распространяясь как волны по воде. Время бы утратило привычную четкость. Знаешь, мы всегда думали, что физический мир прочен, незыблем и точно выверен. Что законы его неопровержимы. Но это не верно. Ибо в действительности мир очень хрупкий. И сломать его ничего не стоит.
– С тобой не все в порядке. – Катин голос звучал неуверенно, почти надломленно. – Ты со всеми разругался. Ты…
– Глупости. Люди умирают. Они не выполняют своих обещаний. Их никогда нет на месте. Им в любой момент могут перерезать горло.
– Послушай меня!
Катя взяла в свои руки его голову, крепко, до боли сжала ее, и Давид увидел отражение своего лица, удвоенное в ее зрачках.
– Ты слегка двинулся!
– Правда? – Давид почувствовал, как поднималось в нем острое и бессмысленное чувство сильной неприязни. – Да кто ты такая? – услышал он собственный вопрос. – Стоишь, понимаете ли, тут и любой ценой пытаешься меня разубедить, ведь любой, не правда ли? Кто тебя послал?
Она отпустила его.
– Что ты сказал? Ты считаешь…
Но Давид ничего не разобрал; ее голос заглушил гул вертолета; вот он показался в окне, неожиданно близко и огромных размеров. Пропеллер накручивал в воздухе круги, вокруг мерцала красноватая зыбь. Вертолет удалялся, гул постепенно стихал, становясь слабее, и вскоре совсем прекратился.
– Даже если тебя никто не посылал, – тихо сказал Давид, – что маловероятно, так как они уже здесь и будут делать все возможное, а ведь мы едва знаем друг друга… Даже если тебя никто не посылал, было бы слишком рискованно.
Он сел за письменный стол, обхватил голову руками и на несколько секунд замолчал.
– Ты могла погибнуть…
Он посмотрел на Катю: та стояла перед ним и была бледна, из-за чего ее алые губы пылали еще сильнее, даже сейчас он обратил на это внимание. Девушка тяжело дышала. Давид покачал головой.
– Они существуют. Они действительно существуют. Но забудь все сказки. На самом деле это нехорошие люди. Их любезности грош цена, и у них нет ни капельки сострадания.
Вертолет вернулся. Вернулся стальной винт, рассекающий воздух, вернулся грохот колоссальной вихревой силы; Давид невольно втянул голову. Катя стояла на том же месте, в центре комнаты, только теперь она держалась подальше, в трех шагах.
Некоторое время они молчали. Потом вертолет скрылся, унеся с собой шум. Солнце почти закатилось, на лице девушки мерцали последние лучи.
Она покачала головой.
– Ты переутомился, Давид. Считай, я ничего не слышала. Ничего. Ни одного слова.
– Значит, ты мне не веришь?
– Пожалуйста, иди спать! Ты в ужасном состоянии.
– Неужели? – Он взглянул на нее рассеянно и почти враждебно. – Я этого не знал. Впрочем, я чувствую себя вполне сносно. Прости.
– Ничего страшного.
Она отвернулась, хотела закурить, но движения ее были какими-то нервными: спичка зажглась, сломалась и маленьким желтым пламенем упала на ковер; Катя быстро наступила на нее. Зазвонил телефон. Давид встал и поднял трубку.
Он не сразу узнал голос.
– Только что получил адрес Валентинова, ты мой должник. Знать не хочу, на кой он тебе. Записываешь? Ах да, ты же еще ничего не слышал: наш старый идиот в больнице, сильные боли в области живота, а еще что-то вроде приступа, подробности пока не известны. Кажется, все очень серьезно. А поскольку тебя не было, решили передать его семинар тебе; сожалею, но так получилось. Ах да, адрес! Пишешь?…
Давид записал адрес и положил трубку. Посмотрел вокруг и испугался. На мгновение он забыл, что в комнате помимо него есть еще кто-то.
Катя стояла у двери. В пальто, рука лежала на ручке двери.
– Подожди немного, пожалуйста.
– Нет, Давид. Я зайду завтра.
– Завтра ты меня здесь уже не застанешь.
Катя смотрела на него и как будто не могла решиться, потом повернулась, распахнула дверь, каблук ее подвернулся; вновь обретя равновесие, она вышла. В коридоре раздавался стук каблуков, шаги удалялись, становились тише – девушка спускалась по лестнице, потом все стихло. Через несколько секунд хлопнула дверь подъезда. Потом ее фигура внезапно появилась под окном; посмотрев направо и налево, Катя перешла через улицу. Уже на другой стороне она повернула голову, нашла глазами его окно, откинула назад волосы (крошечная шпилька упала на землю, отскочила и осталась там лежать); девушка миновала полицейского, по-прежнему чистившего фуражку, тот на секунду прервал свое занятие, провожая ее взглядом; Катя ускорила шаг, так что ее пальто раздулось на ветру, свернула за угол и исчезла из поля зрения.
Вдоль линии горизонта медленно тянулся вертолет. Раздался щелчок, и на улице зажглись фонари, озарив сумерки светом. На ковре рядом со скрюченными спичечными останками виднелось маленькое черное пятнышко.
Давид огляделся по сторонам. Входная дверь по-прежнему была открыта. На стене в общем коридоре осыпалась штукатурка, обнажив каменную кирпичную кладку, которая оказалась на редкость отвратительной. Давид закрыл дверь, два раза повернул ключ в замке и повесил цепочку. Зажег свет, темнота за окном сменила мягкие сумерки. Сел на кровать.
Дверь как будто приоткрылась? Нет, конечно же нет, это невозможно. Или – он просто уже спал. Давид подумал и пришел к выводу, совершенно определенному: он действительно спал. Теперь, несмотря на замок и цепочку, дверь в самом деле отворилась. Вошла сестра.
Давид резко открыл глаза. Он и впрямь лежал на кровати. В одежде, даже в ботинках. Дверь была заперта, лампа на потолке светилась бледно-желтым светом. Глаза снова закрылись.
Дверь нараспашку, сестра смотрела на него, по крайней мере в его сторону, но каким-то отсутствующим взглядом. Обеими руками она подавала знаки. Быстро и отрывисто жестикулировала, показывая на окно. Трясла головой.
Давид открыл глаза. Он чувствовал слабую, но ощутимую боль в области сердца. Потянулся за ингалятором, наполненным чем-то холодным, это успокаивало. Его взгляд блуждал по пустой комнате. Он снова закрыл глаза.
Губы сестры шевелились. Она пыталась что-то сказать, но ничего не получалось, неизвестно, по какой причине это было невозможно. Она стояла на одной ноге и старалась удержать равновесие. Потом, как ребенок, стала подпрыгивать, и тут он сообразил, что она на самом деле была ребенком, ребенком с перерезанным горлом, который во что бы то ни стало хотел ему что-то сказать. Сестра вытянула руки и прошлась колесом через всю комнату, от открытой двери до окна. Чтобы лучше видеть, Давид попробовал приподняться, но именно этого делать не следовало: движение тела что-то нарушило, глаза сами собой открылись, дверь была заперта, он лежал один.
Глухая притуплённая боль в области сердца давала о себе знать, как будто на грудь давил тяжелый предмет. Давид поднес ингалятор ко рту, нажал на колпачок и сделал вдох. Потом встал с кровати.
Взял телефонную трубку и набрал номер. Через несколько секунд на другом конце послышалось:
– Да?
– Катя, это я. Извини за вопрос, он, возможно, покажется тебе несколько странным! Ты приходила сюда?
– Давид, ты о чем?
– Пожалуйста, ответь! Я только что видел сон и точно не знаю, с какого момента он начался. Между нами был странный разговор, между мной и тобой, и я сказал кое-что… Ты приходила?
– Тебе действительно нужно проспаться. Уже довольно поздно и…
– Подожди! – взмолился он. – Я только хочу знать…
– Спокойной ночи!
Она повесила трубку. Некоторое время он неподвижно стоял, слушая отрывистые гудки. Ни спички, ни пятна на полу не было. Медленно протянув руку, Давид нажал на рычаг и набрал другой номер.
– Марсель, – сказал он, – мне очень жаль, но это срочно. Садись в машину и приезжай! Объясню тебе по пути. Приезжай немедля!
