Люди-скелеты Юпитера

Предисловие

Вообще-то я не люблю предисловий и редко читаю их, но, как кажется, едва ли мне довелось написать что-нибудь, не обрушив предисловия на моего многострадального читателя.

Мало того, при случае я ввожу в свою бессмертную классику чуть-чуть погоды и природы — еще два вида литературного надувательства, которые особенно возмущают меня в писаниях других. Правда, кое-что можно было бы сказать в частичное оправдание погоды и природы, которые вместе с прилагательными весьма облегчают писательский труд и заметно увеличивают количество слов.

Но для этого предисловия есть некоторое извинение: будь книга моя — никакого предисловия не было бы. Но здесь я ни при чем. Это рассказ Джона Картера. Я же просто переписчик…

Теперь держитесь! Джон Картер берется за оружие!

Эдгар Райс Берроуз

Глава 1
Предан

Никакой я не ученый, я — воин. — Мое любимое оружие меч. И за всю свою долгую жизнь я не видел причин, менять ни свои теории, ни способы их применения к тем многим проблемам, с которыми сталкивался. Другое дело — ученые. Они постоянно отвергают одну теорию ради другой. Пожалуй, единственная теория, которая при мне не изменялась, это закон всемирного тяготения. И если бы Земля вдруг закружилась в семнадцать раз быстрее, тогда и закон всемирного тяготения предал бы нас, и поплыли бы мы в космическом пространстве…

Теории приходят, теории уходят, я имею в виду — научные. Помнится, была теория, что время и пространство равномерно движутся по прямой. Еще была теория, что и время, и пространство не существуют — это только плод моего воображения. Потом появилась теория, что время и пространство взаимно скручиваются. Возможно, завтра какой-нибудь ученый станет демонстрировать нам груды шпаргалок и не одну сотню квадратных футов аспидной доски, покрытых уравнениями, формулами, значками и символами, чтобы доказать, что пространство и время взаимно раскручиваются. Тогда наше представление о Вселенной вылетит у нас из головы и придется начать с нуля.

Как большинство военных, я охотно готов принять на веру все, что не относится к моей профессии, по крайней мере — стараюсь. Я верил всему, что говорили ученые. Когда-то я заодно с Фламмарионом верил, что Марс пригоден для жизни и обитаем. Потом достойная всяческого уважения более современная компания ученых убедила меня, что это не так. Я не отчаивался и все же не был вынужден верить им, пока не поселился на Марсе. Они же до сих пор настаивают, что Марс необитаем и непригоден для обитания, а я здесь живу. Сдается мне, действительность противоречит теории. Окажется, бесспорно, что в теории правы ученые. Равно неоспоримо, что я прав на деле!

В истории, которую я хочу рассказать, теория и действительность скрещивают шпаги. Мне очень неприятно поступать так с моими многострадальными учеными друзьями, но, если бы прежде чем авторитетным тоном изрекать теории, которые не находят всеобщего одобрения, они бы посоветовались со мной, то избежали бы лишних затруднений.

* * *

Мы с Деей Торис, моей несравненной принцессой, сидели на скамье резного эрсайта в одном из садов нашего дворца в Малом Гелиуме, когда офицер, из гвардии джеддака, подойдя, приветствовал нас.

— От Традоса Морса Джону Картеру — каор? — сказал он. — Джеддак требует немедленного нашего присутствия в Большом Гелиуме в зале джеддаков императорского дворца.

— Иду, — ответил я.

— Может, полетим вместе, сэр? — спросил он. — У меня двухместный аппарат.

— Спасибо, — сказал я. — Ждите меня у ангара.

Он козырнул и покинул нас.

— Кто это? — поинтересовалась Дея Торис. — Что-то не припомню, что прежде встречала его…

— Вероятно, один из новых офицеров из Зора, которых Тардос Морс включил в гвардию джеддака. С его стороны это был жест, который заставил Зор поверить в то, что джеддак абсолютно уверен в лояльности города, и средство залечить старые раны.

Зор расположен в трехстах восьмидесяти милях южнее Гелиума, это одно из последних наших завоеваний. В прошлом он доставил нам массу неприятностей из-за предательских действий, спровоцированных некоторыми членами королевской семьи, возглавлял которых некий принц по имени Мультус Пар. Приблизительно за пять лет до того, как случилось то, о чем я хочу рассказать, этот Мультус Пар исчез. И с тех пор Зор не причинял нам никаких хлопот. Никто не знал, что сталось с принцем. Предполагали, что он предпринял большое длительное путешествие по реке Исс к мертвому морю Корус в Золотой долине или его взяли в плен и убили члены какого-нибудь племени зеленокожих дикарей. Казалось, никого не волнует, если Мультус Пар вообще никогда не вернется в Зор, где его просто ненавидели за надменность и жестокость.

— Надеюсь, мой достопочтенный дедушка не задержит тебя долго, — сказала Дея Торис. — Сегодня к обеду у нас будет несколько друзей, и я совсем не хочу, чтобы ты опаздывал.

— Несколько?! — переспросил я. — А точнее — сколько? Двести или триста?

— Ты невозможен! — смеясь, молвила она. — Нет, правда, несколько.

— По мне, дорогая, хоть тысяча, если это доставит тебе удовольствие, — заверил я ее, целуя. — Ну, до скорого… Я уверен, что вернусь через час.

И было это год тому назад… Когда я бежал по аппарели, направляясь к ангару на крыше дворца, у меня, по необъяснимой тогда причине, было чувство надвигающейся беды, но я приписывал его тому, что наш тет-а-тет с моей принцессой был прерван так быстро.

Днем и ночью для землянина переход в этот каждый раз разреженный воздух Марса происходит совершенно неожиданно. Благодаря незначительной рефракции солнечных лучей сумерки коротки. Когда я покидал Дею Торис, солнце, хотя и низкое, все еще светило, в саду потемнело, но день еще продолжался. Когда же от начала аппарели я попал туда, где стоял ангар, в котором размещались летательные аппараты моей семьи, тусклые сумерки уже затрудняли зрение. Должно быть, скоро совсем стемнеет. Меня удивило, почему охрана ангара не включила освещение.

В тот самый миг, когда я почуял неладное, двадцать человек, окружив, схватили меня прежде, чем я мог хоть пальцем шевельнуть для своей защиты. Чей-то голос предупредил, чтобы я молчал. Это был голос человека, заманившего меня в ловушку. Когда заговорили другие, их язык оказался мне совершенно незнаком. Говорили на какой-то заунывно мрачной, лишенной какого-нибудь выражения, прямо-таки замогильной ноте.

Меня швырнули ничком на мощеную дорожку и связали руки. Затем грубым рывком поставили на ноги. Теперь впервые я смог увидеть своих противников. Я ужаснулся, не смея поверить своим глазам: это были совсем не люди… То были скелеты! С ухмыляющихся черепов смотрели черные глазницы. Костлявые пальцы вцепились мне в руки; казалось, я в состоянии различить в каждом из тел любую косточку. И все-таки они жили. Двигались! Говорили!!!

Меня потащили к необычному кораблю, которого я не заметил прежде. Он лежал в тени ангара — длинный, тонкий, зловещий. Походил он на огромный снаряд с закругленным носом и конусообразным хвостом.

При беглом осмотре я заметил выступающие кили, горизонтальный элерон. По крайней мере, я решил, что это элерон — длинный, ровный почти длине всего корпуса, и, как часть хвостового оперения, рули высоты непривычной конструкции. Я не увидел никаких двигателей. Впрочем, у меня было слишком мало времени для осмотра чужого корабля: через дверь меня быстро впихнули в его металлическое нутро. Внутри корабля стояла тьма, хоть глаз коли. Я не видел ничего, кроме едва различимого света умирающего дня сквозь длинные и узкие иллюминаторы.

Человек, который меня предал, поднялся на борт вместе с моими похитителями. Дверь закрыли и тщательно закрепили, и корабль бесшумно устремился в ночь. Огней не зажигали. И все же я был убежден, что один из патрульных кораблей непременно заметит его. И если не случится еще чего-нибудь, у наших будет на чей счет отнести мое исчезновение. Еще до рассвета тысячи кораблей Гелиумского флота обшарят небо над Барсумом и всю его поверхность, разыскивая меня, и никакой корабль, особенно таких размеров, не найдет укромного уголка, чтобы скрыться.

Над самым городом, огни которого виднелись под нами, корабль развил ужасающую скорость. Никто на Барсуме не смел и надеяться догнать его. Корабль мчался в полной тишине. В каюте включили свет. Обезоружив, меня развязали. С отвращением, почти с ужасом смотрел я на два-три десятка созданий, окружавших меня.

Теперь я понимал, что не скелеты, хотя все-таки они весьма походили на голый остов мертвеца. Подобная пергаменту кожа туго обтягивала костистый череп. Казалось, под ней нет ни ткани, ни хрящей. То, что я принимал за пустые глазницы, оказалось глубоко посаженными карими глазами без малейшего признака белка. У самых корней зубов, которые красовались в обеих челюстях, совсем как зубы настоящего черепа, кожа лица переходила в то, что, пожалуй, было деснами. Носом служила зияющая дыра в середине лица. Отсутствовали ушные раковины — только слуховые отверстия, и ни единого волоска на теле или голове. Эти твари были уродливей, чем калдейны Бантума.

(Калдейны — наводящие ужас люди-пауки, в чьи лапы попадает Тара Гелиумская во время тех событий, которые привели ее в страну марсианских шахмат. По крайней мере, калдейны обладали красивым телом, пусть даже это тело не было дано им от природы).

Тела моих похитителей прекрасно гармонировали с их головами. Пергамент кожи обтягивал руки и ноги так туго, что трудно было убедить себя, что это не просто кости. И туловище было обернуто кожей так, что каждое ребро, каждый позвонок выделялись прямо-таки с отталкивающей четкостью.

Когда эти существа становились против яркого света, я мог рассмотреть их внутренние органы. Они не носили другой одежды, кроме набедренных повязок. Их портупея была абсолютно похожа на ту, что носим мы, барсумцы, и в этом нет ничего особенного, она служит тем же целям: поддерживать меч, кинжал и пороховницу.

Почувствовав отвращение, я повернулся взглянуть, как луна заливает светом поверхность моего любимого Марса… только где он? Рядом с иллюминатором находился Хлурос, самый отдаленный спутник! Я успел поймать его отблеск, когда мы пролетали мимо. Сорок тысяч пятьсот миль меньше чем за минуту! Невероятно!..

Вошел краснокожий марсианин, который подстроил мое похищение, и сел рядом со мной. Его довольно красивое лицо было печально.

— Мне очень жаль, Джон Картер, — сказал он, — но, если вы позволите мне объясниться, то, по крайней мере, может, поймете, почему я поступил так. Я не жду, что вы когда-нибудь простите меня…

— Куда идет корабль?

— На Сасум, — ответил он.

Сасум! Так на Барсуме зовут Юпитер. Триста сорок два миллиона миль от дворца, где ждет меня Дея Торис!

Глава 2
У Дан

Какое-то время я молча сидел, глядя в чернильно-черную пустоту пространства, стигийский мрак, на фоне которого звезды и планеты сияли с особенно сильным блеском, ровным и немеркнущим.

Снизу и сверху, справа и слева небеса взирали на меня немигающими глазами — миллионы раскаленных добела пронзительных глаз. Множество вопросов волновало меня. Собирались ли похитить именно меня? Если да, то зачем? Как смог этот большой корабль проникнуть в Гелиум и среди бела дня приземлиться на моей посадочной площадке? Кто этот извиняющийся человек с печальным лицом, который заманил меня в эту ловушку? Убежден, он не имел ничего лично против меня. До того, как он появился в моем саду, я никогда не встречал его.

Именно он первым нарушил молчание, будто читал мои мысли.

— Вы хотите знать, Джон Картер, почему вы оказались здесь? — спросил он. — Если вы в состоянии выносить мое общество, я расскажу. Во-первых, разрешите представиться: я — У Дан, бывший падвар гвардии Эу Тита, джеда Зора, убитого в том сражении, когда Гелиум положил конец его деспотическому правлению и присоединил к себе Зор. Все мои симпатии были на стороне Гелиума, и я предвидел счастливое блестящее будущее для моего любимого города, едва он станет частью великой Гелиумской империи.

Я сражался против Гелиума: защищать джеда, жестокое и деспотическое чудовище, которое я ненавидел — мой долг; но когда война закончилась, я с радостью присягнул на верность Тардосу Морсу, джеддаку Гелиума. Я рос во дворце джеддака среди членов его семьи. Я очень хорошо знаю их всех, особенно принца Мультуса Пера, который, будь все своим чередом, непременно бы унаследовал трон. Принц был такой же, как Зу Тит, его отец, жестокий, надменный и деспотичный от природы. После поражения Зора он страстно желал разжечь недовольство и взбунтовать народ. Потерпев неудачу, он скрылся. Было это пять лет тому назад.

Другой хорошо известный мне член семьи джеда отличался от Зу Тита и Мультуса Пара, как день и ночь. Это была кузина Мультуса Пара, ее звали Вайя. Я любил ее, и она меня тоже. Мы уже собрались пожениться, когда примерно через два года после исчезновения принца таинственным образом пропала и Вайя.

Я не понимал, к чему он говорит это. Меня определенно не интересовали его любовные дела, так же, как и он сам. И тем более, если это только возможно, не интересовал меня Мультус Пар. Однако я слушал.

— Я стал искать, — продолжал он. — Правитель Зора помогал мне, чем только мог, но все было тщетно. И вот однажды вечером, когда я был один, ко мне явился Мультус Пар. Он не стал терять даром времени и сразу приступил к делу.

— Думаю, — сказал Мультус Пар, — тебе интересно, что сталось с Вайей.

Тут я понял, что к ее похищению причастен он. Я боялся самого худшего, потому что знаю, какого сорта этот человек, и выхватил меч.

— Где она? — спросил я. — Отвечай, если хочешь жить!

Принц только рассмеялся.

— Не будь глупцом, — сказал он. — Убив меня, ты никогда уже не увидишь ее. Ты даже не узнаешь, где она. Помоги мне, и можешь получить ее обратно. Только тебе следует поторопиться, а то я начинаю влюбляться. Странно, — задумчиво добавил он, я мог годами жить в одном дворце с нею и был абсолютно слеп к ее бесчисленным достоинствам, и духовным, и физическим… особенно физическим!

— Где она? — повторил я. — Если ты что-нибудь сделал с ней, скотина…

— Не будем касаться личностей, У Дан, — заметил Мультус Пар. — Если ты слишком досадишь мне, я могу оставить Вайю для себя и подыскать кого-нибудь другого, чтобы помог мне в деле, которое я собирался изложить тебе. Я думал, ты будешь разумнее. Обычно ты очень рассудителен, но, разумеется, любовь выкидывает странные штуки с мыслительным процессом. Я начинаю понимать это на собственном опыте. — Он издал мерзкий смешок. — Впрочем, не беспокойся, — продолжал он. — Вайя в полной безопасности. Пока… Как долго она будет в безопасности, зависит только от тебя.

— Где она? — спросил я.

— Там, где без моей помощи ты никогда ее не найдешь! — воскликнул он.

— Если только она на Барсуме, я непременно найду ее, — парировал я.

— На Барсуме ее нет. Она на Сасуме.

— Лжешь, Мультус Пар! — возразил я. Принц равнодушно пожал плечами.

— Может, ты поверишь ей, — проговорил он и протянул мне письмо.

И правда, оно было от Ваий. Я помню его от слова до олова. «Как бы ни казалось тебе это невероятным, но я пленница на Сасуме. Мультус Пар обещал доставить тебя ко мне, если ты выполнишь то, что он называет «небольшой любезностью». Не знаю, о чем он собирается просить тебя, но если это невыполнимо честным путем, заклинаю, не делай этого! Я пока цела и невредима».

— Что ты хочешь от меня? — спросил я. Не буду стараться в точности передать его слова, но вот что, в общем, рассказал мне Мультус Пар: причина его исчезновения в том, что его схватили обитатели Сасума. Время от времени они для разведки посещали нашу планету, намереваясь в конце концов завоевать ее.

Я спросил, зачем, и принц объяснил, что это просто воинственная раса. Каждая их мысль о войне, так продолжалось веками, пока воинственный дух стал для них так не неотъемлем, как инстинкт самосохранения. Они покорили все остальные расы Сасума и теперь ищут новый мир, чтобы завоевать его.

— И где по их сценарию мой выход? — спросил я.

— Я к этому веду, — сказал У Дан. — Моргоры знают свое дело и идут напролом. Они не упустят ни малейшей детали, которая может привести к успеху или провалу кампании. У них есть отличные карты и достаточно данных о флоте и вооружении главных наций Барсума. Сейчас они хотят уточнить эти сведения и получить полную информацию о военной технике гелиумцев. Эти сведения, они надеются получить от вас. И получат!

Я улыбнулся.

— И они, и вы не слишком высоко ставите честь и верность гелиумца.

Грустная улыбка мелькнула на его губах.

— Я понимаю, что вы чувствуете. Я думал так же, пока они не похитили Вайю и ее жизнь не стала платой за мое согласие. Только ради того, чтобы спасти ее жизнь, я согласился стать подсадной уткой и помог схватить вас. В психологии масс и отдельной личности моргоры сведущи так же, как и в военном деле.

— Эти твари — моргоры? — спросил я, указав головой в сторону одного из скелетов. У Дан кивнул.

— Я могу понять положение, в котором оказались вы, — заметил я, — но у моргоров нет такой власти надо мной.

— Подождите, — сказал У Дан.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Только одно: подождите. Они непременно что-нибудь придумают. Это дьяволы. Пока Мультус Пар не явился со своим предложением, никто не мог бы убедить меня, что придется предать человека, который, как все честные люди, я восхищаюсь так, как всегда восхищался вами, Джон Картер. Возможно, я не прав, но когда я узнал, что Вайя захвачена и что Мультус Пар надругается над ней, станет терзать, и ей даже не дадут умереть, сохранив для новых мук, я утратил мужество и сдался. Я не жду, что вы простите меня, но надеюсь, что поймете.

— Понимаю, — сказал я. — Возможно, в подобных обстоятельствах и я сделал бы то же самое.

Я понимал, как страшно мучает совесть этого человека, и видел, что, в сущности, это человек чести. Я еще мог простить то, что он сделал ради невинного создания, которое любил, но как мог он надеяться, что я предам всю страну, предам целую планету ради спасения женщины, которую и в глаза не видел? Все же я был неспокоен. Честно говоря, я не знал, что стану делать, когда придется принимать окончательное решение.

— В конце концов, — сказал я, — окажись я в вашем положении, то сделал бы вид, что покорился, а между тем втайне постарался бы разрушить их планы.

— Я думал так же, — ответил У Дан. — Именно это та последняя соломинка, за которую я цепляюсь, чтобы сохранить уважение к себе. Вдруг, пока не поздно, я смогу еще спасти себя и Вайю.

— Возможно, вдвоем мы сумеем спасти и Вайю, и Гелиум, — проговорил я. — Хотя на деле я не очень-то беспокоюсь за Гелиум. Думаю, он сам позаботится о себе.

У Дан покачал головой.

— Едва ли… если хотя бы часть того, что говорил Мультус Пар, окажется правдой. Они явятся с тысячами кораблей, невидимых для обитателей Барсума. Двухмиллионная армия вторгнется в Гелиум и захватит оба главных города прежде, чем один человек заподозрит, что какой-то враг угрожает его безопасности. Они придут со смертоносным оружием, о котором барсумцы не знают ничего, против которого поэтому не смогут устоять.

— Корабли-невидимки? — воскликнул я. — Но я же прекрасно видел корабль, когда меня захватили.

— Да, — сказал он. — Тогда корабль был видам, и все-таки он был невидимкой, когда среди ясного дня прошел через эскадры твоих патрульных кораблей и сел на крышу одного из самых приметных домов Малого Гелиума. Он был видим, когда ты впервые взглянул на него, потому что убрал невидимость, или, вернее, моргоры убрали ее, чтобы потом найти свой корабль, а то для них он был так же невидим, как и для нас.

— Ты знаешь, как достигается невидимость? — спросил я.

— Мультус Пар объяснял мне, — проговорил У Дан. — Дай-ка вспомнить… Я же не ученый, но, думается, более или менее точно я припомню все, что он рассказал мне. Кажется, на Сасуме, на одном из океанских побережий, есть магнитный песок, который состоит из мельчайших призматических кристаллов. Когда моргоры хотят сделать свой корабль невидимым, они намагничивают его корпус, а потом окутывают его поверхность этими призматическими кристаллами. Они просто распыляют песок из огромного количества мелких отверстий в корпус корабля и создают вокруг него облако, которое заставляет лучи света огибать корабль. Если корпус размагнитить, эти частицы, легкие, как воздух, опадут или разлетятся, и тотчас корабль снова станет видимым.

Тут подошел какой-то моргор и прервал наш разговор. Держался он надменно и грубо. Я не мог понять его: он говорил на своем языке в том глухом замогильном тоне, о котором я уже упоминал. У Дан отвечал на том же языке, хотя и не в такой траурной манере. Затем он обратился ко мне.

— Сейчас начнется твое образование, — криво улыбаясь, сказал он.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— За время перелета тебе придется выучить язык моргоров, — объяснил У Дан.

— Сколько он продлится? — спросил я. — Обычно нужно месяца три, чтобы выучить язык так, чтобы ты понимал и тебя понимали.

— Перелет займет не меньше восемнадцати дней, потому что придется сделать крюк в несколько миллионов миль, чтобы не столкнуться с астероидами. Они случайно оказались прямо по курсу.

— Значит, моргоры полагают, что я выучу их язык за восемнадцать дней? — спросил я.

— Не только полагают, а заставят тебя выучить, — ответил У Дан.

Глава 3
Моргоры и…

Началось мое обучение. Невероятное грубое, но весьма результативное. Преподаватели сменяли друг друга, почти не давая мне времени для сна и еды. У Дан служил переводчиком, что очень помогало мне, как и то, что я необычайно легко усваиваю языки. Порой я так страдал от недосыпания, что мой мозг делался неповоротливым, а ответы запаздывали и были неточными. И однажды, в такой вот момент, занимавшийся со мной моргор ударил меня по липу. Я был готов примириться со всем, потому что стремился выучить язык моргоров — жизненная необходимость, если только надеюсь хоть когда-нибудь сразиться с ними и воспрепятствовать планам чудовищной агрессии. Но тут я стерпеть не мог и дал моргору такого тумака, что он отлетел едва ли не в конец салона, а я едва не сломал руку о его жесткую костлявую челюсть.

Он не поднимался. Лежал там, где упал. Несколько моргоров двинулись на меня с обнаженными мечами. Обстоятельства складывались скверно: я был безоружен. У Дан побледнел. К счастью, шум привлек внимание командира корабля, и он вовремя появился на сцене, чтобы отозвать своих. Он потребовал объяснений.

К этому времени я овладел достаточным количеством слов, чтобы понимать почти все, что мне говорят, и в некоторой степени суметь объясниться. Я сказал этому типу, что не жаловался, когда страдал от голода и от того, что мне не дают спать, однако еще никому не удалось ударить меня безнаказанно.

— Ни одно существо низшей расы также не смеет безнаказанно ударить моргора, — ответил он.

— И что же ты собираешься сделать в этом случае? — спросил я.

— В этом случае я ничего не собираюсь делать, — отвечал командир. — Полученные мною инструкции требуют доставить тебя живым на Эробус. Когда я выполню задание и доложу о твоем поведении, каким будет твое наказание, будет зависеть только от решения Вандолиана.

— С тем он удалился, однако мне принесли поесть, дали выспаться, и до конца путешествия ни один моргор больше не пытался ударить меня.

За едой я спросил У Дана, что такое Эробус.

— Они называют так Сасум, — ответил он.

— А кто этот Вандолиан?

— Ну, думается, на Барсуме он был бы джеддаком. Я так сужу по тем многочисленным замечаниям моргоров, которые слышал о нем. Хотя как будто он вызывает страх, если не ненависть.

После долгого сна я хорошо отдохнул. Вновь все, чему меня учили, было ясно в моем мозгу, который больше не дурманила усталость. Затем сам командир взялся самолично проэкзаменовать меня. Я абсолютно уверен, что он сделал это с единственной целью найти какую-нибудь ошибку и, скорее всего, наказать меня. Он был чрезвычайно злым и надменным. Вначале самые простейшие вопросы задавались саркастическим тоном, но в конце концов, явно разочарованный, он ушел. Больше со мной не занимались.

— Ты отлично справился, — сказал У Дан. — Ты смог в очень короткое время овладеть языком моргоров достаточно хорошо, чтобы удовлетворить их.

Шел пятнадцатый день. В течение остальных трех дней меня оставили в покое. Путешествие в пространстве отупляюще однообразно. По целым дням я едва выглядывал наружу. Впрочем, в основном, так было потому, что все мое время было посвящено занятиям. Но теперь, не имея другого дела, я смотрел в иллюминатор. Невероятно величественная картина предстала моим изумленным глазам. В своей величавой огромности светил ослепительный Юпитер. Были отчетливо видны пять из его спутников. Я даже различал ближайший к нему, самый гладенький — всего тридцать миль в диаметре. В следующие два дня я увижу (по крайней мере, я так думал) остальные пять лун. А Юпитер все увеличивался и становился все внушительнее. Мы приближались к нему с весьма значительной скоростью двадцати трех миль в секунду и все еще находились от него на расстоянии в два миллиона миль.

Избавленный от однообразных занятий языком моргоров, мой мозг снова был порабощен любопытством. Как может существовать жизнь на планете, о которой одна школа научной мысли объявила, что температура ее поверхности — двести шестьдесят градусов ниже нуля, а другая школа столь же убеждена, что поверхность ее все еще в полурасплавленном состоянии и такая горячая, что все газы горячим паром поднимаются в теплую, насыщенную атмосферу, чтобы затем упасть беспрерывным дождем? Как может существовать жизнь в атмосфере, состоящей из метана и аммиака. А как насчет действия ужасной силы тяготения? Смогут ли мои ноги выдержать мой вес? Смогу ли я встать, если упаду?

Другой вопрос, пришедший мне на ум, касался энергии, которая со страшной скоростью семнадцать дней несла нас через пространство. Я спросил У Дана, не знает ли он.

— Они используют восьмое излучение, которое применяется и на Барсуме, вместе с высококонцентрированными силами гравитации тех небесных тел, в поле тяготения которых находится корабль. И еще концентрированные космические лучи, которые с большой скоростью разряжаются в особых разрядниках на корме корабля. Восьмое излучение позволяет кораблю набрать начальную скорость при взлете и замедлить космическую скорость при посадке на планету. Силы гравитации используются для ускорения полета и для управления кораблем. Секрет успеха моргоров заключается в тех простых методах, которые они открыли, чтобы сконцентрировать эти силы и управлять их чудовищной энергией.

— Спасибо, У Дан, — сказал я. — Думается, я уловил основную идею. Несомненно, это удивило бы некоторых моих ученых друзей на Земле.

Мимолетное воспоминание об ученых заставило меня подумать о той огромной куче теорий, готовых разлететься вдребезги, едва я окажусь на Юпитере в ближайшие двадцать четыре часа.

Конечно, на нем должны обитать существа, во всем подобные нам. У них есть легкие, сердце, почки, печень и другие внутренние органы, похожие на наши. Я знаю это потому, что сам видел их, когда кто-нибудь из моргоров оказывался против света. До того тонкой и прозрачной была кожа, так туго обтягивающая их тела. Опять эти ученые не правы, мне было их жаль. Столько раз они ошибались, и так часто приходилось им смиряться. К примеру, ученые, которые цеплялись за систему Птоломея. Те, что после открытия в 1610 году Галилеем спутников Юпитера провозгласили это открытие абсурдом, и главным их доводом было — раз в нашей голове семь отверстий (два глаза, два уха, две ноздри и рот), то в небе не может быть более семи планет! В такой научной манере, опровергая вздорные выдумки Галилея, они добились того, что его бросили в темницу.

На расстоянии примерно пятисот тысяч миль от Юпитера корабль, готовясь к посадке, стал постепенно замедлять ход, и часа через три-четыре мы вошли в плотную облачную атмосферу, что окружает планету. Теперь мы просто ползли, делая не более шестисот миль в час.

Я сгорал от нетерпения увидеть поверхность Юпитера, и самым невыносимым было время, которое понадобилось кораблю, чтобы пройти атмосферу, сквозь которую мы не могли видеть абсолютно ничего. Наконец, мы пробились. Что за вид открылся моему изумленному взору!

Подо мной лежал огромный мир, освещенный красным таинственным светом, который, казалось, струился с внутренней поверхности облачной атмосферы, бросая розовые блики на горы и долины, холмы, равнины и океан. Сначала я не мог сообразить, откуда этот всепроникающий свет, но вдруг в отделении, скользя глазами по великолепной панораме внизу, я увидел чудовищный вулкан, над которым на тысячи футов вздымалось вверх огромное пламя. Как я узнал впоследствии, кратер этого вулкана имел целых сто миль в диаметре, и по всему экватору на тридцать тысяч миль протянулась цепь таких же гаргантюанских кратеров. Вулканы были разбросаны и по всей остальной поверхности и давали свет и тепло миру, который без них был бы темен и холоден.

Едва мы очутились пониже, я различил что-то похожее на города. Все они располагались на почтительном расстоянии от кратеров. В воздухе я увидел несколько кораблей, подобных тому, что унес меня с Марса. Одни были очень малы, другие — куда больше, чем ставший мне таким знакомым. К нам приблизились два небольших корабля. Мы замедлили скорость и почти остановились. Это были явно патрульные корабли. Орудия из нескольких бортов были направлены прямо на нас. Один из кораблей лег в дрейф неподалеку, другой стал рядом с нами. Наш командир поднял крышку люка над рубкой управления и выглянул наружу. В борту патрульного корабля открылась дверь, и появился какой-то моргор. Они обменялись несколькими словами, после чего командир патрульного корабля, отсалютовав, закрыл свою дверь. Нам разрешили следовать дальше. Все это произошло на высоте примерно пяти тысяч футов.

Снижаясь по спирали, мы медленно приближались к большому городу. Позже я узнал, что он занимал площадь почти четыреста квадратных миль. Город был весь обнесен стеной. И здания, и стены были только темно-коричневого цвета, такие же, как и камни мостовой. Это был унылый, мрачный город, построенный из вулканического камня. В его черте я не мог обнаружить даже намека на какую-нибудь растительность — ни дерева, ни кустика, ни травинки. Никаких других цветов, чтобы оживить однообразие темно-коричневого.

Город представлял собой совершенный прямоугольник, двадцать пять миль в длину и шестнадцать в ширину. Совершенно прямые проспекты, абсолютно одинаковые по длине, разрезали город на бесчисленное множество одинаковых кварталов. Здания — совершенные прямоугольники, правда, разной длины, ширины и высоты — вот единственный просвет в угнетающем однообразии мрачного города.

Впрочем, не единственный: имелись открытые пространства, лишенные строений, возможно, площади или плац-парады. Правда, я не видел их, пока мы не опустились достаточно низко, потому что они были вымощены тем же темно-коричневым камнем. Сверху город выглядел также уныло, как Солт-Лейк-сити февральским пасмурным днем. И единственным спасением от возникающего уныния был розоватый свет — отражение пламени гигантских вулканов от внутренней поверхности облачной атмосферы, который озарял этот пейзаж. Только свет да буйные заросли тропической растительности за городскими стенами — таинственная неземная растительность, чужих неземных цветов.

В сопровождении двух патрульных кораблей мы мягко опустились на большое поле почти в центре города и остановились у ряда ангаров, в которых было много кораблей, таких, как наш.

Нас сразу окружил отряд воинов, и, к великому моему изумлению, я увидел несколько существ, куда более похожих на меня, только кожа у них была пурпурной. На них были лишь набедренные повязки и отсутствовали перевязи, которые носили моргоры, не было оружия. Едва мы высадились, как эти люди загнали корабль в ангар. Они были рабами.

Не было обмена приветствиями между возвратившимися моргорами и теми, что вышли встретить корабль. Только начальники обменялись салютом и несколькими краткими фразами. Командир нашего корабля назвал свое имя — Хаглион, назвал корабль и сообщил, что возвращается с Марса, он назвал его Гаробус. Потом выбрал десятерых из своих спутников, чтобы сопровождали его и охраняли нас с У Даном. Моргоры окружили нас, и под присмотром Хаглиона мы зашагали с летного поля.

Он вел нас оживленным широким проспектом. Все тротуары занимали одни моргоры. Пурпурные люди шли только по обочинам. Многие моргоры восседали на отвратительных тварях с бесконечным количеством ног. Они напоминали гигантскую тысяченожку, их тело тоже состояло из сегментов, каждый из которых был дюймов восемнадцать длиной. Головы походили на рыбьи и были страшно безобразны. Челюсти были снабжены множеством длинных острых зубов. Они имели копыта, как и большинство других животных на Юпитере, о чем я узнал потом. Происхождение копыт было вызвано необходимостью: осколки лавы насыщали почву, и затвердевшая лава покрывала значительные области поверхности планеты.

Порой эти твари достигали такой длины, что на их спинах помещалось десять-двенадцать моргоров. На проспекте встречались и другие вьючные животные. Это были странные неземные создания, но я не стану докучать вам их описанием.

Над проспектом в обоих направлениях проносились маленькие летательные аппараты. Таким образом, проспект служил массе обитателей, странных мрачных созданий, которые редко говорили и, насколько я заметил, никогда не смеялись. Они вполне могли, да они так и выглядели, восстать из хладной могилы, чтобы с поддельным оживлением влачить свои кости в этом городе мертвых.

Мы с У Даном шли по обочине, стража рядом с каждым из нас — по тротуару. Мы были недостаточно хороши, чтобы ходить там, где моргоры. Хаглион вел нас к широкой площади, окруженной зданиями потрясающих размеров, но отнюдь не красоты. Некоторые из зданий кичились башнями, одни — высокими, другие — приземистыми, но в общем — безобразными. Они выглядели так, будто построены на века.

Нас вели к одному из зданий, у входа в которое стоял одинокий часовой. Хаглион заговорил с ним, тот из глубины здания вызвал офицера, после чего мы вошли. Наши имена и приметы занесли в большую книгу. Хаглион получил за нее расписку, после чего отбыл с нашей старой охраной. Наш новый страж отдал распоряжение находившимся в помещении воинам, и они по винтовой лестнице загнали нас с У Даном в темный подвал, где швырнули в мрачную темницу. Замкнув за нами дверь, наш эскорт удалился.

Глава 4
Саваторы — обитатели Юпитера

Я часто интересовался Юпитером, но никогда не хотел и не думал там побывать из-за негостеприимных условий, присущих, как уверяют земные ученые, этой огромной планете. Тем не менее я здесь, и условия здесь совсем не такие, как расписали наши ученые.

Бесспорно, масса Юпитера куда больше массы Земли и Марса, но я меньше чувствовал силу притяжения, чем на Земле. Она была даже меньше той, которую я ощущал на Марсе. Я понял, что это благодаря быстрому вращению Юпитера вокруг его оси. Центробежная сила, которая стремится отбросить меня в пространство, более чем уравновешивает большую силу тяготения.

Никогда раньше я не чувствовал себя таким легким на ногу. Меня занимало предположение о длине и высоте, на которую я мог бы прыгнуть.

Камера, в которой я очутился, хоть и большая, исключала всякие эксперименты в этом направлении. Это было просторное помещение из твердой коричневой лавы. Несколько светильников в углублениях потолка давали скудный белый свет. Струйка воды из середины стены со звоном падала в маленький бассейн на полу, избыток воды отводился по желобу в небольшое отверстие в дальнем конце камеры. На полу лежало несколько циновок. Они составляли всю меблировку нашей тюрьмы.

— Эти моргоры — внимательные хозяева, — заметил я У Дану. — Нас снабдили водой для питья и умывания, устроили канализацию. Дали на чем лежать и сидеть, камера освещена и надежна. Мы можем не бояться нападения врагов. И все-таки, что до моргоров, то я…

— Т-с-с! — предостерег У Дан. — Мы не одни!

Он кивком указал в дальний конец камеры. Я посмотрел и увидел, как мне показалось, человека, распростертого на циновке. Он тотчас же поднялся и подошел к нам. Это действительно был человек.

— Вам не нужно бояться меня, — сказал он. — Говорите о моргорах все, что хотите. Вы вряд ли найдете подходящее ругательство, чтобы обругать их злее, чем долгое время ругал их я, и убежден, что этого еще мало.

Если не считать того, что кожа этого человека была светло-голубой, то я не заметил, чтобы физически он отличался от нас с У Даном. Кроме бровей, ресниц и густых волос на голове, на его почти обнаженном теле не было никаких волос. Он говорил на языке моргоров. Мы с У Даном разговаривали на языке Барсума. Меня удивило, как этот человек смог понять нас. У Дан и я, оба мы, на некоторое время замолчали.

— Может, вы не понимаете, — предположил наш сокамерник, — язык Эробуса, а?

— Понимаем, — сказал я, — только удивляемся, что ты понимаешь наш язык.

Парень рассмеялся.

— Да нет, — сказал он. — Просто вы упомянули моргоров, и я понял, что вы говорите о них, а потом, когда твой товарищ заметил меня, он дал тебе знак молчать. Так я решил, что вы не слишком лестно о них отзываетесь. Скажите, кто вы? Вы не моргоры и на нас, сагаторов, токе не похожи.

— Мы с Барсума, — отвечал я.

— Моргоры зовут его Гаробус, — пояснил У Дан.

— Я слышал о нем, — сказал соватор. — Это где-то далеко за атмосферой. Моргоры хотят завоевать его. Думаю, вас захватили, чтобы получить от вас информацию или держать как заложников.

— Думаю, и то, и другое, — пробормотал У Дан. — А ты почему в тюрьме?

— Случайно я налетел на моргора, который на перекрестке переходил проспект. Он ударил меня, ну и я сбил его с ног. За это меня уничтожат во время испытаний.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Образование молодых моргоров, в основном, состоит из наук и упражнений, связанных с военным делом. От того, что это эффектно, потому что возбуждает в зрителях и участниках жажду крови, все поединки откладывают на день выпускных испытаний. Те из выпускников, которые уцелеют, посвящаются в касту воинов — наивысшую касту у моргоров. Моргоры презирают искусство, науку и литературу, если они не имеют никакого отношения к войне. На Эробусе наука, литература и искусство существуют лишь благодаря усилиям нас, саваторов, и, к сожалению, за счет нашего пренебрежения военным искусством. Будучи миролюбивым народом, мы вооружались только для защиты, — он грустно улыбнулся и пожал плечами. — А войны не выигрывают, обороняясь…

— Расскажи нам еще о выпускных испытаниях, — попросил У Дан. — Это интересно. С кем сражается выпускной класс?

— С рабами и преступниками, — ответил саватор. — В основном, это люди моего народа, — добавил он, — хотя иногда бывают моргоры, осужденные за тягчайшие преступления на подобную смерть. Считается, что самая позорная смерть, которой может умереть моргор, это сражаясь против своих в рядах существ низшего порядка.

— Существа низшего порядка?! — воскликнул я. — Моргоры считают нас существами низшего порядка?

— Примерно равными бессловесным животным, только ответственными за свои поступки, потому что считается, что мы способны различать добро и зло. Злом является любое слово, действие или выражение лица, которые хоть как-то осуждают моргоров или могут быть истолкованы как враждебные.

— Допустим, ты уцелел во время сражения, — спросил я. — Получишь ли ты тогда свободу?

— Теоретически, да, — ответил он, — на деле же нет.

— Ты хочешь сказать, что у них хватит совести не выполнять свои же условия? — переспросил У Дан, Саватор рассмеялся.

— У них нет ни стыда, ни совести, — сказал он, — хотя мне никогда не приходилось слышать, чтобы они отказались освободить того, кто уцелел. Просто, насколько я знаю, гибнут все. Моргоров, видите ли, всегда в два раза больше.

Его слова открыли же, что характер моргоров хуже, чем я представлял по своим наблюдениям. Ничего необычного в том, что воинственному народу свойственно рыцарство и чувство чести, но если над всем царит жестокость, то лучшие человеческие качества атрофируются и пропадают.

Некоторое время мы сидели в молчании. Его нарушил саватор.

— Я не знаю ваших имен, — сказал он. — Мое — Зан Дар. Едва я назвал наши, как в камеру вошел отряд моргоров и нам с У Даном приказали следовать за ними.

— Прощайте! — оказал Зан Дар. — Вероятно, мы больше уже не встретимся…

— Заткнись, тварь! — потребовал один из воинов.

Зан Дар подмигнул мне и засмеялся. Моргор рассвирепел.

— Молчать! — заорал он.

В какой-то миг я подумал, что он бросится с мечом на саватора, но командир отряда приказал ему выйти. Это происшествие было лишним доказательством маниакального самомнения и высокомерия моргоров и помогло окончательно окрепнуть симпатии и восхищение саватором, которые росли во мне с тех пор, как он впервые заговорил с нами.

Нас с У Даном отвели через площадь к огромному зданию, вход которого тщательно охранялся. Странные, ухмыляющиеся, похожие на черепа головы воинов, их руки и ноги, достойные скелетов, вместе с темнотой и смахивающим на пещеру входом наводили на мрачные мысли о вратах ада, охраняемых живыми скелетами. Не очень-то приятная мысль…

У входа нас задержали, и все это время воины обсуждали нас так, словно обсуждали пару бродячих кошек.

— Они похожи на саваторов, хотя совсем другие, — заметил один.

— Такие же уроды, — сказал другой.

— А один темнее.

И тут на какой-то миг меня поразил цвет моргоров. Вместо цвета слоновой кости они теперь были скорее розовыми, вернее, розоватыми. Я посмотрел на У Дана. Он стал темно-красным. Взглянув на свои руки, я увидел, что они тоже темно-красные, правда, не такие темные, как кожа У Дана. Сначала я удивился, потом сообразил, что отраженное от внутреннего слоя атмосферы красное пламя вулканов превратило в темно-красную нашу красноватую кожу и сделала желтую, подобную пергаменту кожу моргоров розовой.

Осмотревшись кругом, я понял, что этот розоватый оттенок был на всем, куда ни погляди. Он напомнил мне куплет из модной песенки, которую я как-то слышал в одно из прошлых посещений Земли. Помнится, звучал он так: «Гляжу сквозь розовые стекла, все стало розовым вокруг…»

Ну, на душе у меня было совсем не розово, каким бы розовым ни казался вокруг мир.

Наконец появился офицер и приказал ввести нас. Внутри здание было таким же неприветливым, как и снаружи. Здесь не было и намека на какие-то украшения, хотя, как я узнал впоследствии, это была главная резиденция правителя моргоров. Искусство никогда не пыталось оживить строгость облицованных коричневой лавой сумрачных коридоров и пустынных прямоугольных залов. Ни одна портьера не смягчала острые дверные проемы, ни один ковер не скрывал и кусочка голого коричневого пола. Голые стены давили на нас. Редко бывал я в столь скверной обстановке. На Барсуме даже в подземных темницах заброшенных городов часто своды были с интересной резьбой, арочные входы, искусные металлические решетки, свидетельствующие об артистическом темпераменте своих создателей. Моргоры же, как будто и впрямь мертвецы, обходились без искусства.

Нас привели в большой пустынный покой, где несколько моргоров столпились у стола, за которым восседал один из них. Для меня все моргоры выглядели почти одинаково, однако им присущи индивидуальные черты лица и другие физические особенности, потому что я узнал Хаглиона среди тех, кто стоял у стола. Это Хаглион командовал кораблем, который доставил меня с Марса.

Нас с У Даном заставили остановиться на некотором расстоянии от стола. Вскоре ввели еще двоих краснокожих марсиан:

— Вайя! — воскликнул У Дан.

Мне, правда, не требовалось этого доказательства, чтобы понять, кто она. И я не сомневался, что мужчина — Мультус Пар, последний принц Зора. Он выглядел встревоженным и удрученным, и все же, несмотря ни на что, врожденное высокомерие этого человека невольно проступало в его чертах.

На возглас У Дана кто-то из наших стражников шепнул:

— Молчать!

Лишь только Вайя увидела моего спутника, глаза ее недоверчиво распахнулись, и инстинктивно она шагнула к нему, но моргор, схватив за руку, удержал ее… Легкая тень злобной улыбки тронула тонкие губы Мультуса Пара.

Сидевший за столом моргор отдал приказ, нас четверых подвели поближе и поставили в ряд перед ним. Внешне этот тип ничем не отличался от прочих моргоров. Украшений он не носил. Его портупея и оружие были очень незатейливы, но явно соответствовали своему назначению. Они были помечены иероглифами, которые отличались от меток на оружии и перевязях других моргоров так же, как метки любого из них отличались от меток остальных. Тогда я не представлял, что они означают, но потом узнал, что каждый иероглиф указывает имя, звание и титул своего владельца. Иероглифы сидевшего за столом моргора гласили: «Вандолиан, император моргоров».

Занимая всю поверхность стола, перед Вандолианом лежала огромная карта, в которой я сразу узнал карту Барсума. Судя по всему, Вандолиан со своим штабом изучал ее. Едва нас выстроили перед столом, Вандолиан взглянул на принца Зорского.

— Который из них, — произнес он, — тот, кого называют военным диктатором Барсума?

Мультус Пар указал на меня, и Вандолиан обратил ко мне свои мрачные глаза. Будто сама смерть взглянула и наметила меня своей жертвой.

— Я знаю, что тебя зовут Джон Картер, — сказал он.

Я утвердительно кивнул.

— Хотя ты существо низшего порядка, — продолжал он, — все-таки возможно, что ты наделен некоторым рассудком. К нему я и обращаю приказания. Я намерен вторгнуться на Барсум (он называл планету Гаробус) и покорить его. Я приказываю тебе оказывать мне всяческую помощь, что в твоих силах, и сообщить мне и моему штабу те военные сведения об основных государствах Барсума, особенно о том, что зовется «Империя Гелиум», которыми ты обладаешь. За это тебе сохранят жизнь.

Я посмотрел на него, а потом рассмеялся ему в лицо. Легкий намек на красноту подкрасил бледность его лица.

— Ты посмел смеяться надо мной?! — закричал он.

— Это мой ответ на твое предложение.

Вандолиан рассвирепел.

— Взять его и уничтожить! — приказал он.

— Великий Вандолиан, погоди! — вмешался Мультус Пар. — Тебе просто необходимы его знания, и у меня есть план, который поможет тебе ими воспользоваться.

— Какой план? — спросил Вандолиан.

— У него есть подруга, которую он обожает. Схватите ее. Чтобы оградить ее от беды, он даст любую цену.

— Только не ту, что требует моргор! — заявил я Мультусу Пару. — А если ее доставят сюда, это будет печатью под твоим смертным приговором.

— Хватит! — оборвал Вандолиан. — Убрать всех!

— Должен ли я уничтожить того, что зовется Джон Картер? — спросил офицер, командующий отрядом, доставившим нас в аудиенц-зал.

— Не теперь, — ответил Вандолиан.

— Но он ударил моргора, одного из моих офицеров, — сказал Хаглион.

— И за это он умрет! — ответил Вандолиан.

— То есть дважды, — заметил я.

— Убрать его! — бросил Вандолиан.

Когда нас уводили, У Дан и Вайя не отрываясь смотрели друг на друга.

Глава 5
Я готов стать предателем

Зан Дар очень удивился, увидев нас так скоро в камере.

— Право, я уж не надеялся увидеть вас, — сказал он. — В чем дело?

Вкратце я рассказал, что произошло в аудиенц-зале, прибавив: «Меня вернули в тюрьму ждать смерти».

— А ты, У Дан? — спросил саватор.

— Не знаю, зачем они беспокоились и водили меня туда. Вандолиан просто не заметил меня, — ответил У Дан.

— Будь уверен, у него были на то свои причины. Скорее всего, он пытался сломить тебя, дав повидаться с твоей возлюбленной. Вандолиан уверен, что ты станешь уговаривать Джона Картера уступить его требованиям. Картер жив лишь потому, что Вандолиан в конце концов надеется сломить его сопротивление.

Время едва ползло в подземной темнице города моргоров. И не потому, что мы находились под землей: просто на Юпитере нет ночи, только день. Хотя вся планета лежит в лучах светила, центра нашей вселенной, с расстояния четыреста восемьдесят три миллиона миль. Солнце шлет совсем немного света. И это немногое поглощает плотный облачный полог, который окутал этот отдаленный мир. Скудный свет, пробившийся сквозь атмосферу, окончательно затмевают факелы гигантских вулканов, которые немеркнущим светом заливают всю планету. И хотя Юпитер совершает свой оборот вокруг оси всего за десять часов, день его длится вечно.

Мы многое узнали о планете. Зан Дар рассказал о безбрежных теплых морях, что кипят валами отливов и приливов. (Пока Юпитер, вращаясь, совершает полный оборот за девять часов пятьдесят пять минут, его четыре самые большие луны, обходя планету за сорок два, восемьдесят пять, сто семьдесят два и за четыреста часов, соответственно непрерывно сменяют друг друга). Говорил об огромных островах и необъятных континентах, и я вполне допускал их существование — грубый подсчет показывал, что поверхность планеты превышает двадцать три миллиона квадратных миль.

Ось Юпитера, отклоняясь не более чем на три градуса, почти перпендикулярна к плоскости вращения, поэтому здесь не существует времен года, и на всей огромной поверхности, постоянно освещаемой и согреваемой бессчетным количеством вулканов, существует одинаковый климат — теплый и влажный.

И вот я, искатель приключений, который исследовал целых два мира, брошен в подземную тюрьму на самой загадочной и таинственной из планет. Это сводит с ума!

Зан Дар сообщил, что континент, где мы находимся, самый большой. Это исконные земли моргоров. Отсюда в течение долгого времени они устремлялись на завоевание планеты. Покоренные страны, каждая из которых управляется кем-то вроде генерал-губернатора из моргоров, платят дань продуктами, промышленными товарами и рабами. Однако есть отдельные районы, очень незначительные и не имеющие для моргоров большой цены, которые сохраняют свою независимость. Вот из такого района, далекого острога Занор, и происходит Зан Дар.

— Это край огромных гор и дремучих лесов с высокими раскидистыми деревьями, — сказал он. — Благодаря горам и лесам нашу землю легко защищать от нападений с воздуха.

Когда он назвал высоту некоторых вершин, я с большим трудом поверил ему: на двадцать миль над уровнем моря вздымается величаво король заморских гор.

— Не раз посылали моргоры к нам войска, — проговорил Зан Дар. — Они закрепились в небольшой долине, а здесь, в горных теснинах, так знакомых нам и неведомых им, они оказались в наших руках. Мы вылавливали их буквально одного за другим, пока их число не уменьшилось настолько, что они просто не смели дальше оставаться. Разумеется, много наших убили. Многих взяли в плен. Я сам попался в одной из таких стычек. Думаю, если бы они прислали достаточно воинов и кораблей, то смогли бы покорить нас. Но наш остров вряд ли стоит таких усилий. Мне кажется, моргоры предпочитают оставить все как есть, чтобы мы давали их новобранцам возможность по-настоящему поупражняться в военном деле.

Не знаю, как долго длилась наша беседа, когда отряд моргоров ввел к нам в камеру Мультуса Пара. Он пришел убедить меня сотрудничать с Вандолианом.

— Захват Барсума неизбежен! — говорил он. — Помогая Вандолиану, ты можешь смягчить ужас войны для жителей Барсума. Этим ты принесешь нашей планете куда больше пользы, чем будешь глупо отказываться пойти навстречу моргорам.

— Зря тратишь время! — отрезал я.

— Но от этого зависит наша жизнь! — крикнул Мультус Пар. — И ты, и У Дан, и Вайя, и я умрем, если ты откажешься. Терпение Вандолиана почти иссякло!

Он умоляюще взглянул на У Дана.

— Нам вряд ли представится возможность погибнуть лучше, к моему большому удивлению, заявил У Дан. — Рад буду умереть, чтобы искупить то зло, которое причинил Картеру.

— Глупцы! — сердито воскликнул Мультус Пар.

— Но не предатели, — парировал я.

— Ты умрешь, Джон Картер! — взревел он. — Но перед смертью увидишь свою подружку во власти Вандолиана! За ней уже послали. Так вот, если передумаешь, дай знать с одним из тех, кто носит вам еду.

Я бросился вперед и сбил с ног эту тварь. Я бы убил его тогда, если бы моргоры не утащили его из камеры.

Итак, за Деей Торис послали, а я бессилен… Ее завлекут. И я понимаю, как: уверят, что лишь ее помощь может предотвратить мою неизбежную смерть. Хотел бы я знать, добьются ли они успеха. Неужели в последнем испытании я смогу пожертвовать своей любимой принцессой, которая дала мне приют? Честно сказать, не знаю, но у меня перед глазами пример У Дана. Он поставил патриотизм выше любви. А я?

В мрачной темнице, где времени просто нет, оно едва тащилось. Наша троица составила бесчисленное количество тщетных планов побега. Мы придумывали игры, чтобы скрасить монотонность нашего существования. И что куда полезней, мы с У Даном узнали многое об этой огромной планете. Зан Дар, в свою очередь, узнал о том, что находится за плотной облачной оболочкой, которая скрывает от жителей Юпитера и солнце, и звезды, другие планеты, даже собственные спутники. Зан Дар знал лишь то немногое, что удавалось извлечь из отрывистых замечаний моргоров о том, что довелось им видеть с межпланетных кораблей. Познания моргоров в астрономии были ниже их заинтересованности, а ее практически не было. Войны, кровопролития и захваты — вот единственный их интерес.

Наконец в мрачном однообразии настал перелом — в камеру бросили нового узника. Моргора! Положение, прямо сказать, затруднительное… Когда бы наоборот, случись здесь три моргора и окажись один из нас, нет сомнений, какой бы ждал его прием.

Несомненно, он стал бы изгоем, его постоянно бы угнетали и, весьма вероятно, всячески оскорбляли. На такую вот участь и рассчитывал наш моргор. Он забрался в дальний угол и ждал того, на что имел все основания надеяться. У Дан, Зан Дар и я шепотом обсуждали положение. Трудное это было время для моргора. В результате мы решили относиться к нему как к товарищу по несчастью, пока его поведение не подскажет, как поступить дальше. Зан Дар сломал лед. Он дружелюбно спросил у новичка, что привело его сюда.

— Убил одного, а у него во дворце Вандолиана влиятельная родня, — начал он отвечать и подошел к нам поближе. — За это мне придется умереть, вероятно, во время испытаний. Скорее всего, мы должны умереть вместе, — с глухим хохотом добавил он. Помолчал и закончил: — Если не сбежим.

— Значит, мы умрем, — сказал Зан Дар.

— Может быть, — подтвердил моргор.

— Из тюрьмы моргоров не убежать, — резюмировал Зан Дар.

Это «может быть» меня заинтересовало. Казалось, в нем таился определенный смысл. Я решил приласкать этот живой скелет. Вреда в этом нет, а вот польза может быть. Я назвал себя и имена своих товарищей, потом спросил его имя.

— Борион, — ответил он. — Только нет мне необходимости представляться, Джон Картер. Мы давно знакомы! Ты не узнал меня?

Пришлось признаться, что не узнал. Борион захохотал.

— Я ударил тебя по лицу, а ты меня так хватил, что я отлетел в дальний конец рубки. Славный удар! Думали, что я уже убит.

— О, так ты один из моих инструкторов, — заметил я. — Может, тебя утешит, что я должен умереть за эту затрещину…

— А может быть, и нет, — повторил Борион.

Опять «может быть». Что он имеет в виду, этот парень?

К нашему удивлению, Борион оказался неплохим компаньоном. Он люто ненавидел Вандолиана и тех, кто, приговорив к смерти, бросил его в тюрьму. От него я узнал, что выказываемые всеми моргорами любовь и преданность Вандолиану на деле лишь результат воинской дисциплины. Борион от всей души честил правителя тираном и жестоким чудовищем.

— Только страх и муштра, из поколения в поколение, поддерживают видимость преданности Вандолиану.

Пожив с нами некоторое время, Борион заговорил со мной:

— Все вы вели себя очень благородно. Вы могли отравить мне жизнь, и случись это, я не мог бы упрекнуть вас, вы должны ненавидеть нас, моргоров.

— Мы в общей упряжке, — заметил я. — И ничего не добьемся, если станем враждовать друг с другом. А если действовать заодно, то, может быть…

Я воспользовался его собственным «может быть». Борион кивнул.

— Я подумал, что мы могли бы действовать заодно, — проговорил он.

— А цель? — спросил я.

— Побег.

— Возможно?

— Может быть…

У Дан с Зан Даром слушали нас с огромным интересом. Борион повернулся к ним.

— Если побег удастся, — сказал он, — у вас есть место, где вы найдете надежный приют, а меня всюду ждет смерть. Вот если бы ты обещал мне убежище в твоей стране…

Он смолк, явно ожидая ответа Зан Дара.

— Могу обещать только сделать все, что в моих силах, — ответил саватор. — Однако я убежден, если ты поможешь мне обрести свободу и достигнуть Замора, тебе предоставят убежище.

Прибытие отряда моргоров прервало наше совещание. Командир, указав на меня, приказал выйти из камеры. Если меня разлучат с моими товарищами, то мне придется увидеть, как превращается в прах мечта о побеге.

Из здания меня отвели через площадь ко дворцу Вандолиана, и после некоторой проволочки я вновь очутился в аудиенц-зале.

Из-за стола на меня с оскаленного черепа уставились глубоко запавшие глаза тирана.

— Даю тебе последнюю возможность, — сказал Вандолиан и обратился к одному из офицеров: — Приведите второго, — приказал он.

Краткая пауза, затем дверь справа отворилась и воины ввели «второго». Дея Торис! Моя несравненная Дея Торис!

Как восхитительна она была, когда в окружении ужасных моргоров шла через зал. Какое величавое достоинство и ее осанка! Какое бесстрашие в поведении! И такая должна погибнуть, хотя и ради целой планеты?! Ее остановили чуть не в двух шагах от меня. Она ободряюще улыбнулась и прошептала:

— Мужайся! Я знаю, для чего я здесь… Но только не сдавайся… Лучше смерть, чем позор!

— Что она говорит? — спросил Вандолиан.

Я лихорадочно соображал. Возможно, никто из моргоров не знает языка Барсума? В своем дурацком высокомерии они не считали нужным овладеть языком существа низшего порядка.

— Просто она умаляет спасти ее, — отвечал я.

Я заметил улыбку Деи Торис. Очевидно, во время перелета с Марса ее выучили языку моргоров.

— Так тебе придется быть благоразумным и спасти ее, — сказал Вандолиан, — иначе она достанется Мультусу Пару, а потом ее будут долго пытать, прежде чем дадут умереть.

Я содрогнулся, представив участь моей принцессы, и в этот миг я снова утратил мужество.

— Если я помогу тебе, вернется ли она невредимой в Гелиум? — спросил я.

— Вернетесь оба… после того как я завоюю Геробус, — ответил Вандолиан.

— Нет! Нет! — зашептала Дея Торис. — Я лучше умру, чем вернусь в Гелиум с предателем… Нет, Джон Картер, ты не будешь предателем даже ради спасения моей жизни!

— А пытки?! Я стану тысячу раз предателем, чтобы спасти тебя от мук. И обещаю: позор тебя не коснется, я не вернусь на Барсум.

— Пыток не будет, — промолвила она. — В мою одежду зашито длинное тонкое лезвие.

Я понял. Теперь я был спокоен.

— Ладно, — сказал я. — Если придется умирать за Барсум, это не более того, что совершали в прошлом тысячи его отважных воинов. Но мы пока живы. Помни об этом, моя принцесса, и не вздумай воспользоваться этим длинным тонким лезвием, пока совсем не угаснет надежда.

— Пока ты жив, надежда живет, — отвечала принцесса.

— Ну, — сказал Вандолиан, — достаточно я наслушался вашей глупой болтовни. Ты принимаешь мое предложение?

— Я думаю, — проговорил я, — однако я должен сказать моей подруге еще несколько слов.

— Позаботься, чтобы их действительно было несколько, — бросил моргор.

Я обратился к Дее Торис:

— Где тебя поместили?

— На самом верху башни, в дальнем конце здания, на углу, ближайшем к большому вулкану. Со мной еще одна девушка с Барсума, из Зора. Ее зовут Вайя.

Вандолиан терял терпение. Костяшками пальцев он нервно барабанил по столу и щелкал челюстями, как кастаньетами.

— Хватит! — рявкнул он. — Твое решение?

— Это слишком важно, — отвечал я. — Решить так сразу я не могу. Верни меня в камеру, чтобы я мог подумать и обсудить все с У Даном. От него тоже многое зависит.

— Отведите его в камеру! — приказал Вандолиан, а затем обратился ко мне: — Будет тебе время, только немного. Мое терпение на исходе.

Глава 6
Побег

У меня не было плана. Практически я ни на что не надеялся, однако мне удалось добиться краткой отсрочки для Деи Торис. А вдруг подвернется возможность бежать… Такими фантазиями я поддерживал ту искорку надежды, за которую цеплялся.

Мои товарищи удивились и обрадовались, когда я вернулся. Я кратко рассказал им, что произошло у Вандолиана. У Дан не мог скрыть искреннего горя, когда узнал, что Дея Торис в плену у моргоров. Он проклинал себя за участие в том, что мы с Деей Торис стояли теперь перед выбором — позор или смерть.

— Пустые сожаления нигде и никому не приносили пользы, — заметил я. — Они не выведут нас из тюрьмы, не спасут Вайю и Дею Торис из башни Вандолиана. Брось! У нас есть еще о чем подумать. — Я обратился к Бориону: — Ты говорил о возможности бежать. Пожалуйста, объяснись.

Борион, как любой моргор, не привык, чтобы существо низшего порядка так бесцеремонно обращалось к нему, однако он принял все добродушно и расхохотался. Моргоры не могут улыбаться. От рождения до смерти с их лиц не сходит неподвижный, застывший оскал черепа.

— Случайность, — сказал он. — Всего-навсего счастливый случай. Это выглядит почти безнадежным, но если мы провалимся, хуже, чем теперь, не будет.

— Говори же, в чем дело, — настаивал я.

— Я могу открыть замок нашей камеры, — начал объяснять он. — Если нам повезет, мы можем выбраться из здания. Я знаю ход, которым редко пользуются: долгое время я был охранником в этой тюрьме.

— Что будет, когда мы окажемся на улице? — спросил У Дан. По меньшей мере нас троих тут же схватят.

— Не обязательно, — ответил Борион. — На улицах много рабов, которые выглядят совсем как Зан Дар. Конечно, цвет вашей кожи может привлечь внимание, но для нас это единственная возможность, которой мы должны воспользоваться.

— Предположим, мы окажемся на улице, — произнес Зан Дар. — А что тогда?

— Я сделаю вид, что веду вас, и обходиться я с вами буду, как обычно обращаются с рабами. Это не вызовет возмущения и не привлечет досужего любопытства. Вы должны понять — я поневоле буду груб с вами. Я отведу вас на летное поле. Там скажу охране, что получил приказ сделать уборку на одном из кораблей. Все корабли на этом поле принадлежат знати и богачам, а я хорошо знаю корабль, владелец которого редко им пользуется. Если мы доберемся до него и взойдем на борт, никто не помещает нам бежать. Если все пойдет хорошо, уже через час мы будем на пути к Замор.

— И если мы сможем взять с собой Вайю и Дею Торис, — добавил я.

— Я и забыл, — пробормотал Борион. — Неужели вы хотите рисковать своей жизнью ради них?

— Разумеется, отвечал У Дан. Борион пожал плечами.

— Странные вы создания, — сказал он. — Моргор и за две дюжины самок пальцем не рискнет… Единственная причина, по которой мы их терпим: без них невозможно пополнить число наших воинов. Попытка спасти вашу парочку легко может привести всех нас к гибели.

— И все же попробуем, — сказал я. — Зан Дар, ты с нами? — спросил я саватора.

— До конца! — отвечал он. — Каким бы он ни был… Борион снова пожал плечами.

— Как хотите, — согласился он, правда, без особого энтузиазма. Потом он принялся за замок, дверь вскоре распахнулась, мы вышли в коридор, Борион закрыл дверь и опять замкнул ее. — Это даст им пищу для размышлений, — заметил он.

И повел нас по коридору в сторону, противоположную той, откуда нас привели и откуда всегда приходили к нам. Чем дальше мы шли, тем более пыльным и темным становился коридор. Явно им реже пользовались. В самом конце коридора оказалась дверь, замок которой быстро открыл Борион. Миг спустя мы вышли в узкую аллею.

До сих пор наш побег шел так гладко, что я стал ожидать самого худшего — такое везенье долго продлиться не может. Однако аллея была пустынна: никто не заметил, как мы выбрались из тюрьмы. Но, когда, достигнув конца аллеи, мы свернули на широкую улицу, положение изменилось. Моргоры на тротуарах, рабы на обочинах, на мостовой несущие своих пассажиров невиданные животные.

Теперь Борион шагал по тротуару, а нас, шпыняя, гнал по обочине. Наконец он увел нас с главной площади в более пустынные улицы, и все же мы встречали больше моргоров, чем бы мне хотелось. Каждую минуту любой мог обратить внимание на необычный цвет нашей с У Даном кожи. Я взглянул на Зан Дара, чтобы проверить, насколько заметна эта разница, и был потрясен. У Зан Дара кожа голубая — теперь же он был пурпурным! Тут я понял, что это розовый цвет вспышек вулкана превратил голубой цвет в пурпурный.

Мы уже прошли какое-то расстояние, когда встречный моргор подозрительно посмотрел на нас. Он прошел мимо, затем повернулся и окликнул Бориона.

— Кто это двое? — спросил он. — Это не саваторы!

— Они болели, — сказал Борион, — и их цвет изменился.

Я удивился, что он может так быстро соображать.

— Ну, а ты кто? — продолжал допросчик. — О чем ты думаешь, сопровождая рабов без оружия?

Борион с притворным изумлением осмотрел себя.

— Должно быть, я забыл оружие, — сказал он.

— А мне сдается, ты лжешь. Следуйте все за мной!

Казалось, нашим надеждам на побег конец. Я быстро оглянулся по сторонам. Тихая улица, вокруг никого. Несколько летательных аппаратов у края дорожки перед унылыми коричневыми особняками, и больше ничего. Нас никто не видит. Я подошел поближе к этому типу, который так опрометчиво стал препятствием на моем пути к Дее Торис. Я ударил сразу. Изо всех сил. Он рухнул, как бревно.

— Ты убил его! — воскликнул Борион. — Он из тех, кому особенно доверяет Вандолиан. Теперь, если нас схватят, то непременно растерзают.

— Ни к чему это нам, — заметил я. — Давайте возьмем один из этих аппаратов. Зачем идти, рисковать и тратить время? Борион покачал головой.

— Эти не годятся. Они лишь для небольших перелетов. Для малой высоты. Такой корабль не преодолеет даже сравнительно невысокого горного хребта, и, что важнее, его не сделать невидимым. Мы должны, как намеревались, идти на летное поле.

— Если мы хотим избежать подобной неприятности, — сказал я, — нам лучше взять один из этих кораблей, чтобы добраться до поля.

— Добавив к убийству кражу, мы почти не повредим себе, — заметил Зан Дар.

Борион согласился, и вскоре мы очутились в небольшом корабле и на высоте нескольких ярдов поплыли над улицей.

Глубоко заинтересованный, я старательно примечал все, что делал Борион, включая двигатель и управляя кораблем. Мне пришлось лишь задать несколько вопросов, чтобы в совершенстве овладеть управлением, настолько я знаком с воздушными кораблями двух планет. Возможно, больше мне не представится случая управлять подобным кораблем, однако знание не повредит.

Неподалеку от летного поля мы оставили аппарат и пошли пешком. Как и предвидел Борион, часовой, остановив нас, стал задавать ему вопросы. Какой-то миг все висело на волоске. Казалось, часовой не доверяет, и причина недоверия, в основном, та же, что побудила убитого мной моргора усомниться в законности действий Бориона — отсутствие оружия. Часовой приказал подождать, пока он позовет офицера. Задержка могла стать роковой. Я чувствовал, что, возможно, мне придется убить часового, но не представлял, как смогу сделать это незаметно: хотя поблизости не было никого, на летном поле было полно моргоров.

Положение спас Борион.

— Вот еще! — воскликнул он нетерпеливо. — Не могу я весь день ждать, пока ты пошлешь за офицером, некогда. Давай я отведу рабов и дам им работу. Офицер может придти на корабль и с тем же успехом допросить меня там.

Часовой признал, что в этом есть смысл, и, уточнив местоположение корабля, который мы должны привести в порядок, пропустил нас. В душе я вздохнул с облегчением. Едва мы отошли подальше, Борион сказал, что назвал совсем другой корабль, который находится в ином месте. Наш моргор был отнюдь не дурак. Корабль, избранный Борионом, отличался изящными формами и, казалось, был создан для скорости. Не теряя времени, мы поднялись на борт, и снова я внимательно следил за каждым движением Бориона и расспрашивал его обо всем, что было мне не совсем понятно. Хотя я провел восемнадцать суток на таком корабле, я ничего не знал о его управлении, ведь в рубку меня не пускали и не давали задавать вопросы.

Прежде всего Борион намагнитил корпус и окутал его мелкими кристаллами «невидимости», потом включил двигатель и осторожно взлетел. Я изложил свой план, и Борион на малой высоте направился к дворцу Вандолиана. Через небольшие линзы, вмонтированные в корпус корабля на стеклянной матовой плите, совсем как в видоискателе фотоаппарата, отражалось окружающее. Линз было много, и вскоре через одну из них я увидел квадратную башню в дальнем конце дворца, башню, где томились Вайя и Дея Торис.

— Когда подойдем к окну, — произнес Борион, — придется тебе поторапливаться, так как едва мы откроем дверь, как станет видна внутренность корабля. Кто-нибудь внизу или во дворце заметит, и нас тут же окружит стража и патрульные корабли.

— Я мигом, — сказал я.

Должен признаться, когда Борион причалил к единственному распахнутому окну, на котором не было решетки, я волновался, как никогда. Зан Дар с У Даном стояли наготове открыть дверь, чтобы я мог вскочить в окно, и тотчас закрыть ее, когда я вернусь с девушками. Больше я не видел окна: борт корабля скрыл его. По команде Бориона Зан Дар и У Дан сдвинули панель. Передо мной было раскрытое окно, и я прыгнул в него.

К счастью Вайи и Деи Торис, к моему счастью, это была та самая комната. Обе девушки были здесь, но не одни. Какой-то мужчина держал в объятиях Дею Торис, его рот тянулся к ее губам. Дея Торис пыталась оттолкнуть его лицо. Вайя тщетно колотила его по спине.

Я схватил его за горло и швырнул через всю комнату. Потом, показав на окно, велел девушкам как можно быстрее бежать на корабль. Второго приглашения им не потребовалось. Они еще бежали, когда человек поднялся и повернулся ко мне лицом. Это был Мультус Пар. Узнав меня, он почти что побелел, потом выхватил меч и закричал, сзывая стражу.

Видя, что я безоружен, он пошел на меня. Бежать к окну я не мог, Он догнал бы меня прежде, чем я достигну окна. Я сделал лучше — бросился прямо на него. Такое явное с моей стороны самоубийство смутило его, и он отступил. Но, когда мы сблизились, он взмахнул мечом. Предплечьем я парировал удар. Теперь я был недосягаем для острия, и миг спустя мои пальцы сошлись на горле Мальтуса Пара. Он, глупец, бросил меч и обеими руками попытался разжать мои пальцы. Конечно, он мог бы перехватить клинок и ударить меня прямо в сердце, но я должен был рискнуть.

Я бы тут же прикончил его, если бы не распахнулась дверь, чтобы впустить дюжину моргоров. Меня как громом ударило. Мы так старались, а тут такое!

Я крикнул У Дану:

— Закрывайте дверь и уходите! Это приказ!

У Дан медлил. С неизъяснимым выражением страдания на лице Дея Торис стояла подле него и протягивала мне руку. Она шагнула вперед, намереваясь прыгнуть обратно. У Дан преградил ей путь, и корабль медленно стал удаляться. Закрываясь, скользнула дверь, и корабль тотчас стал невидим.

Все это случилось в те несколько секунд, пока я сжимал горло Мальтуса Пара. Он уже хрипел. Его глаза стекленели. Еще миг, и он умрет. Но тут на меня набросились моргоры и оттащили от моей жертвы.

Они довольно грубо вцепились в меня и, может, не без оснований: прежде чем меня одолели, я уложил троих. Мне бы меч! Что бы я с ним сделал! Я был избит, побежден, и все-таки я улыбался, когда меня тащили из башни. Я был счастлив. Дея Торис избавлена от этих скелетов и хотя бы на время в безопасности. Причина для радости у меня была!

Меня отвели в темную каморку подземелья, надели наручники и приковали к стене. Мои тюремщики вышли, с шумом закрылась тяжелая дверь, и я услышал, как ключ повернулся в массивном замке.

Глава 7
Фо Лар

В одиночном заключении, которое не скрашивает даже крошечный лучик света, чтобы унять абсолютную тоску — такую тоску, что порой приводит к безумию тех, у кого слабая воля и хлипкие нервы — всецело зависишь только от изобретательности своего рассудка. Однако мысли мои были отрадны. В корабле-невидимке, которому не страшен плен, я видел в безопасности Дею Торис на пути в землю друзей; я знал, что трое спутников относятся к ней по-дружески, а один из них, У Дан, возможно, пожертвует жизнью, чтобы спасти ее. Что же до Бориона, то я просто не мог представить, как он относится к Дее Торис.

В моем положении было некоторое утешение. Я был готов признать, что все выглядит достаточно безнадежно, но я не раз попадал в переделки и все-таки умудрялся выжить и спастись. Я убежденный оптимист, и, думается, это дает мне тот духовный настрой, который скорее, чем богатство и власть, мы обычно считаем жизненной удачей.

К счастью, я недолго томился в темнице. Однажды я спал, не знаю, сколько времени, когда пришел отряд моргоров, чтобы забрать меня, голодного, измученного жаждой — мне не давали ни воды, ни еды.

На этот раз меня привели не к Вандолиану, а к одному из его офицеров — здоровенному скелету, который с лязгом и скрежетом то открывал, то закрывал свои челюсти. По манере задавать вопросы я решил, что он, должно быть, верховный инквизитор.

Прежде чем заговорить, моргор целую минуту разглядывал меня своими как бы пустыми глазницами, потом возопил.

— Тварь! — заорал он. — Даже за ничтожную часть сделанного тобой ты заслуживаешь смерти, смерти после пыток!

— Незачем на меня кричать, — ответил я. — Не глухой.

Это разозлило моргора, он застучал по столу.

— За дерзость и непочтительность твоя казнь будет еще ужасней!

— Я не умею оказывать почтение, если его не испытываю, — парировал я. — Я уважаю только тех, кто этого заслуживает. А уважать злобный мешок с костями я не способен.

Не знаю, зачем я старался нарочно разозлить его. Возможно, это моя слабость — доставить себе удовольствие, издеваясь над врагом, которого я презираю. Согласен, что такая привычка чревата опасностью, и, возможно, это дурацкая привычка, и все-таки я обнаружил: иногда это так приводит врага в замешательство, что дает мне некоторое преимущество. На этот раз я достиг цели лишь отчасти: скелет до того разозлился, что на какое-то время онемел, потом вскочил и выхватил меч.

Мое положение стало очень незавидным. Я безоружен, а мой противник не помнит себя от злобы. В довершение здесь было еще пять моргоров, и двое с обеих сторон держали меня за руки. Я был беспомощен, как ягненок на бойне. Но едва мой будущий убийца обогнул стол, чтобы ударить меня клинком, вошел новый моргор. Он с первого взгляда оценил положение и крикнул:

— Стой, Горгум!

Мой моргор заколебался, потом опустил меч.

— Эта тварь заслужила смерть, — мрачно заявил он. — Он отказался повиноваться и оскорбил меня — офицера великого Вандолиана!

— Месть принадлежит Вандолиану, — ответил новоприбывший, а у него другие планы относительно этого жалкого червя… Как продвигается допрос?

— Он был слишком занят тем, что кричал на меня, так что у него не было времени для вопросов.

— Молчать, ничтожный! — резко приказал новый моргор. — Я прекрасно понимаю, — обратился он к Горгуму, — что твое терпение крайне утомлено, но мы должны уважать делания Великого Вандолиана. Продолжай расследование.

Горгум вложил меч в ножны и вернулся на место.

— Как твое имя? — спросил он.

— Джон Картер, Принц Гелиумский, — ответил я.

Писец, который сидел возле Горгума, стал торопливо писать в большую книгу. Я решил, что он заносит туда вопросы и ответы. В течение всего допроса он не прерывал своего занятия.

— Каким образом ты и прочие заговорщики бежали из камеры? — спросил Горгум.

— Через дверь, — отвечал я.

— Невозможно! Когда вас привели в камеру, дверь была закрыта на замок. Она была закрыта, когда обнаружили ваше отсутствие.

— Раз ты знаешь так много, зачем тебе беспокоиться и расспрашивать меня?

Челюсти Горгума заскрипели, лязгая особенно свирепо.

— Видишь, Хорур, — сердито сказал он, обращаясь к второму офицеру, — дерзость этой твари?

— Отвечай на вопрос благородного Горгума! — приказал Хорур. — Как вы прошли через дверь, закрытую на замок?

— Она не была заперта.

— Была! — крикнул Горгум. Я пожал плечами.

— Ну, есть здесь смысл? — спросил я. — По-моему, это пустая трата времени отвечать на вопросы того, кто знает больше всех, хотя и не был при этом.

— Тогда расскажи своими словами, как вы бежали из камеры, — довольно спокойно предложил Хорур.

— Мы сумели открыть замок.

— Но это невозможно, — настаивал Горгум.

— Значит, мы все еще там, — резюмировал я. — Может, сходишь посмотришь?

— Так мы ничего не добьемся, — бросил Хорур.

— Еще бы! — согласился я.

— Я допрошу пленника, — сказал Хорур. — Мы допускаем, что вы бежали из камеры.

— Довольно проницательно с вашей стороны.

Он пренебрег моим замечанием.

— Я думаю, не столь важно, каким способом вы бежали. В действительности же мы очень хотели бы узнать, где теперь твои сообщники, а также обе пленницы. Мультус Пар говорит, что они бежали на корабле, скорее всего, на нашем собственном, который украли с летного поля.

— Где они — я не знаю.

— А куда они хотели направиться?

— И знал бы, так не сказал!

— Приказываю отвечать под страхом смерти.

Я рассмеялся.

— Ты все равно намерен убить меня, поэтому мне безразличны твои угрозы.

Хорур сдерживался дольше, чем Горгум., но я видел, что он уже раздражен.

— Ты сохранил бы жизнь, будь посговорчивей, — сказал он. — Великий Вандолиан хочет от тебя так мало: скажи лишь, куда намеревались отправиться заговорщики, и обещай помочь Великому Вандолиану завоевать Гелиум — и твоя жизнь спасена.

— Нет! — ответил я.

— Подумай, — настаивал Хорур. — Вандолиан готов сделать больше. После окончания войны он позволит тебе вернуться в Гелиум вместе с твоей подругой и даст высокий пост в новом правительстве, которое, намерен учредить там. Если откажешься — тебя уничтожат! Твою самку станут разыскивать и, уверяю, найдут. Участь ее будет куда хуже смерти. Подумай хорошенько.

— Не стоит думать над этим предложением. На все могу дать ответ окончательный и бесповоротный. Никогда!

Будь у Хорура губа, он бы, несомненно, закусил ее. Целую минуту он смотрел на меня, потом сказал:

— Глупец! — и обратился к Горгуму: — Поместить его, к тем, кто ждет испытаний, — и вышел из зала.

На этот раз меня отвели в здание, находившееся на некотором удалении от того, где я был заключен прежде, и поместили в камеру с двадцатью узниками. Все они были саваторами.

— Это еще что? — спросил один из узников, когда мои конвоиры вышли и закрыли дверь на замок. — Краснокожий. Это не саватор! Парень, ты кто?

Мне не понравился его вид, тон — тоже. Я не искал ссоры с теми, с кем находился в одной камере и с кем, по-видимому, мне суждено было умереть, поэтому я отошел в сторону и сел на скамью в дальнем конце камеры, которая была достаточно большой.

Однако этот болван потащился следом и со свирепым видом встал передо мной.

— Я спросил, кто ты? — повторил он с угрозой. — Когда спрашивает Фо Лар, постарайся ответить, и поскорее. Здесь я самый главный! — Он оглядел остальных. — Правда? — переспросил он.

В подтверждение раздалось угрюмое ворчание. Я сразу понял, что всеобщей любовью этот малый не пользуется.

С виду это был человек с отлично развитой мускулатурой, а прием, оказанный им мне, новичку, показал, что он, задира. И он явно тиранил остальных заключенных.

— Похоже, Фо Лар, ты ищешь неприятностей, — сказал я. — Мне то они ни к чему. Своих хватает.

— Меня зовут Фо Лар, парень! — рявкнул он.

— Какая разница? Ты, как тебя ни назови, все равно останешься дрянью.

Остальные узники стали, с интересом наблюдать, за нами. Кое-кто ухмыльнулся.

— Вижу, придется мне поставить тебя на место, — сказал Фо Лар, сердито наступая на меня.

— Я не хочу ссориться с тобой, — заметил я. — В тюрьме плохо даже без ссор в камере.

— Раз ты такой трус, — сказал Фо Лар, — то, если ты на коленях попросишь у меня прощения, я тебя не трону.

Я рассмеялся в ответ, чем привел его в ярость, и все-таки он не решился напасть на меня. Я понял, что это типичный забияка с заячьей душонкой. Однако, если ему не удастся меня запугать, он, возможно, нападет, чтобы спасти положение.

— Не зли меня. Когда я зол, то не рассчитываю сил, могу и у бить!

— Посмотрим, не рассердит ли тебя это, — сказал я и дал ему пощечину. Ударил я так сильно, что Фо Лар едва не упал. Я мог бы ударить сильнее, но его и так задело за живое. Кровь бросилась ему и лицо, и голубая кожа стала пурпурной. Фо Лар влип в историю. Он затеял ссору, и если ему хочется сохранить свое положение главного, каким он мне себя представил, он должен будет довести дело до конца. К этому времени остальные, все как один, поднялись и окружили нас полукольцом. Поглядывая поочередно то на меня, то на Фо Лара, они с нетерпением ждали, Фо Лар был обязан сквитаться за пощечину. И вот он бросился на меня. Отражая неуклюжие удары, я понял, что мой противник необычайно силен, но ему не хватает школы, и я был уверен, что приемов он не знает. Я решил преподать ему урок, который не скоро забудется. С первых же секунд нашей схватки я мог нанести такой удар, что уложил бы его на месте, но я предпочел поиграть с ним, отвечая лишь пощечиной. Он же — сокрушительным ударом, от которого я увернулся. Я ударил снова, на этот раз сильнее.

— Славная работа! — воскликнул один из узников.

— Валяй, краснокожий! — подхватил другой.

— Убей его! — кричал третий.

Фо Лар попробовал обхватить меня, но я перехватил его запястье, повернулся, пригнулся и перебросил его через плечо. Он тяжело рухнул на каменный пол. Встал Фо Лар не сразу, а когда поднялся, то я захватом головы снова свалил его. Теперь он не стал подниматься, я сам поднял его и ударил в челюсть. Он упал, и надолго.

Покончив с ним, я пошел и сел на свое место. Узники столпились вокруг меня. Я видел, что все довольны исходом поединка.

— Фо Лад давно напрашивался, — сказал один.

— Теперь дождался.

— А все-таки кто ты такой?

— Меня зовут Джон Картер. Я с Геробуса.

— Я слышал о тебе, — оказал саватор. — Пожалуй, все слышали. Моргоры взбесились, что ты так легко их одурачил. Думаю, тебя прислали, чтобы ты умер вместе с нами. Мое имя Хан Ду.

Он протянул мне руку. Впервые с тех пор, как я покинул Землю, я видел этот дружеский жест. Марсиане кладут нам руку на плечо. Я пожал его руку.

— Я рад, что узнал тебя. Хан Ду, — сказал я. — Если здесь много таких, как Фо Лар, мне, конечно, понадобится друг.

— Таких, как он, немного, — ответил Хан Ду, — и с ним покончено.

— Ты сказал, что все вы должны умереть, — заговорил я. — Известно ли тебе, когда и как?

— Теперь скоро. Во время выпускных испытаний нас выставят против моргоров. Их будет вдвое больше нас…

Глава 8
Испытания

Фо Лар долго не приходил в себя. Какое-то время я даже забеспокоился, жив ли он. Наконец он открыл глаза и огляделся. Сел, пощупал голову, потер челюсть. Увидев меня, он потупился. Медленно, с трудом поднялся на ноги и проковылял в самый дальний угол. Тотчас человек пять окружили его.

— Так кто теперь главный? — спросил один из них и ударил Фо Лара по лицу. Присоединились еще двое. Фо Лара пинали и толкали, когда я подошел и разогнал их.

— Оставьте, — сказал я. — Он достаточно наказан. Если кто-то захочет свести с ним счеты, когда он придет в себя, это будет по честному, но вы не посмеете наваливаться на него всем скопом.

Самый рослый обернулся.

— Что ты хочешь этим оказать? — спросил он.

— Вот что! — ответил я и сбил его с ног. Сев, он посмотрел на меня.

— Я же только опросил, — пробормотал он, болезненно улыбаясь.

Все засмеялись. Обстановка разрядилась. Впоследствии все мы отлично уживались, даже Фо Лар, и я обнаружил, что это очень порядочные люди. Долгое ожидание смерти и заключение расшатало их нервы, но то, что сопутствовало моему появлению, как хорошая гроза, разрядило атмосферу. То-то было после смеху и разговоров.

Я стал допытываться, нет ли здесь кого-нибудь с Занора, но земляков Зан Дара не оказалось. Некоторые знали, где находится Занар, один из них на стене камеры нацарапал примитивную карту части Юпитера, чтобы показать, где расположен остров.

— Много тебе от этого проку? — опросил он.

— Как знать, — отвечал я.

Мне рассказали, чего следует ждать от выпускных испытаний, и я призадумался. Я не собирался посещать моргорские тренировки в роли добровольной жертвы.

— Среди вас есть хорошие фехтовальщики? — спросил я.

Отозвалась почти половина, но это обычная слабость воинов хвастать своей силой. Разумеется, не всех, а большинства, особенно тех, кому хвастать почти и нечем. Хотел бы я иметь хоть какую-то возможность проверить, на что они способны.

— Мечей нам, конечно, не достать, — сказал я, — но если бы у нас были дубинки подходящих размеров, мы быстро бы выяснили, кто лучше фехтует.

— Какой от этого прок? — спросил один из узников.

— Мы заставили бы моргоров заплатить за науку, — произнес я, — и устроили бы им хорошее представление за их денежки.

— Раб, который приносит еду, — мой земляк, — сказал Хан Ду. — Думаю, что он мог бы тайком пронести пару дубинок. Это славный малый. Когда он придет, я поговорю с ним.

Фо Лар ничего не сказал о своем умении, так как уже зарекомендовал себя большим хвастуном, и я решил, что он совсем не владеет мечом. Это было досадно: ведь он был сильнее самого крепкого из узников, к тому же был высок. Немного мастерства, и он стал бы весьма опасным противником. Хан Ду никогда не хвастал, однако сказал, что в его краю мужчины много времени уделяют игре с мечом, поэтому я надеялся на него.

Наконец земляк Хан Ду доставил нам пару дубинок почти таких размеров, как длинный меч, и я на практике стал выяснять, как фехтуют мои соседи по камере. Большинство оказалось хорошими фехтовальщиками, несколько — превосходными, а Хан Ду — великолепным. Фо Лар же, к всеобщему изумлению, был самим совершенством. Прежде чем мне удалось коснуться его, он доставил мне один из самых напряженнейших поединков в моей жизни. Чтобы обезоружить его, мне понадобился целый час. Это был один из величайших фехтовальщиков, с кем довелось мне встречаться.

С той ссоры, когда я появился в камере, Фо Лар держался больше особняком. Говорил редко, и я думал, что он замышляет и вынашивает планы мести. Я должен был немедленно выяснить его настроение, нельзя было допустить даже равнодушия, а тем более вероломства.

После поединка я отвел Фо Лара в сторонку и честно раскрыл свои карты.

— Мой план, — сказал я, — требует как можно больше хороших фехтовальщиков. Ты один из лучших, с кем я когда-либо встречался, но, может, ты считаешь, что у тебя есть причины ненавидеть меня, и поэтому не захочешь помочь. Я не могу привлекать тех, кто не будет подчиняться беспрекословно и не пойдет со мной до самого конца. Что ты скажешь на это?

— Куда бы ты ни повел, я с тобой! — отвечал Фо Лар. — Вот моя рука, если ты примешь ее в знак дружбы.

— С радостью!

Мы пожали друг другу руки, и он сказал:

— Если бы в свое время я встретил такого, как ты, в тот раз я не был бы таким дураком. Можешь рассчитывать на меня до последней капли крови, и прежде чем мы с тобой погибнем, мы покажем моргорам такое, чего они век не забудут. Они мнят себя великими воинами, но когда они повстречаются с тобой в бою, они растеряют свою уверенность. Я просто не дождусь этой минуты!

Слова Фо Лара тронули меня. Я чувствовал его искренность, но не мог избавиться от первого впечатления, что в душе он отчаянный трус. Но перед лицом смерти, возможно, он станет биться так, как сражается загнанная в угол крыса. А раз так, он, если не потеряет головы, нагонит страху на моргоров.

Нас в камере было двадцать. Больше время не тянулось, в упражнениях с дубинками оно летело. Фо Лар, Хан Ду и я в роли инструкторов обучали остальных всем известным нам приемам, пока наша двадцатка не превратилась в отличных фехтовальщиков. Некоторые стали выдающимися.

Мы обсудили не один план. Было известно, если все пойдет как обычно, против нас выпустят сорок моргорских юнцов, горящих желанием попасть в касту воинов. Мы решили сражаться парами: каждый из десяти лучших объединится с менее искусным бойцом. Первые десять начнут атаку, вторые пойдут за нами. Таким образом мы надеялись, перебив большую часть моргоров в первые минуты, свести их преимущество почти на нет. Возможно, мы преувеличиваем силы нашей десятки — время покажет.

Среди узников царила некоторая нервозность, думаю, потому, что было неизвестно, когда же мы встречаемся с грозным противником. Каждый понимал, что большинство погибнет. Надежда, что уцелевший получит свободу, питалась одними слухами, но никто из нас не верил моргорам. От каждого шума в коридоре в камере все стихало, все глаза устремлялись на дверь.

Наконец кончились наши тревоги: явился целый отряд, чтобы отвести нас на поле, где предстояло нам сражаться. Я окинул взглядом лица узников. Многие улыбались, слышались вздохи облегчения, и я почувствовал себя бодрее.

Нас привели на прямоугольное поле с рядами сидений по сторонам. Трибуны переполнены. Тысячи глазниц оскаленных черепов уставились на нас. Так, должно быть, выглядят болельщики в аду. Ни слова, ни оркестра, ни единого флага — ничего яркого. Нам выдали мечи и заставили сгрудиться, как стадо, на краю поля.

Какой-то чиновник стал объяснять нам, что мы должны делать.

— Когда в дальнем конце появятся молодце воины, вы пойдете навстречу и вступите с ними в бой. Все.

— Что будет с теми из нас, кто уцелеет? — спросил я.

— Не уцелеет ни один! — отрезал он.

— Мы считаем, что те, кто останется в живых, получат свободу, — продолжал я.

— Никто не уцелеет, — повторил он.

— Может, поспорим?

— Разве что не твое нахальство. — Моргор начинал злиться.

— Все-таки предположим, что один из нас остался в живых, — настаивал я.

— В таком случае он, как прежде, останется рабом, только никому из вас еще не удавалось выдержать эти испытания. Однако воины уже на поле! — воскликнул он. — Идите за своей смертью, жалкие черви!

— Жалкие черви, по местам! — скомандовал я.

Узники рассмеялись и заняли намеченные позиции. Передняя линия — первые десять, за каждым его партнер. Я — почти в центре. Хан Ду и Фо Лар — на флангах. Мы двинулись вперед, как не раз шагали по камере — в ногу, вторая шеренга задавала темп, непрерывно распевая: «Смерть моргорам!» Мы соблюдали интервал и дистанцию чуть больше, чем длина вытянутой с мечом руки.

Судя по всему, моргорам на выпускных испытаниях не случалось видеть ничего подобного. В глухом шуме, который поднялся на трибунах, можно было различить возгласы удивления, а наступавшие на нас юнцы явно растерялись. Их построили попарно в длинную линию, которая протянулась почти поперек всего поля, и вот линия стала вдруг очень неровной. Когда мы оказались в двадцати пяти футах от нее, я скомандовал: «Вперед!»

Мы вдесятером ударили моргорам в центр, они растянули фронт и не смогли воспользоваться своим численным превосходством. С первых же секунд они столкнулись с таким фехтованием, какое, могу заверить, прежде не встречал ни один моргор. Когда, пятеро со своими партнерами развернулись направо, а остальные — налево, на поле лежало десять убитых и смертельно раненых моргоров.

В первой стычке мы никого не потеряли, и теперь на каждый наш десяток приходилось пятнадцать моргоров. Не так-то и много. Атака на два фронта давала нам огромное преимущество: прежде чем моргоры с дальних флангов смогли вступить в бой, мы нанесли им тяжелый урон, потому что мы сражались за каждый шаг, и в бой вступили наши ведомые.

Моргоры бились с решимостью фанатиков. Многие из них фехтовали великолепно, но ни один не мог соперничать с бойцами нашей первой десятки. Мельком я увидел Фо Лара. Он был бесподобен. Убежден — ни один фехтовальщик из тех, с кем мне доводилось сразиться на всех трех планетах, не смог бы задеть мечом ни меня, ни Хан Ду, ни Фо Лара, а здесь были еще семеро, почти не уступавших нам.

Через пятьдесят минут осталось только несколько моргоров. Мы потеряли десятерых, уцелели все из первой десятки. Когда погибли последние моргоры, стала ощутима мертвая тишина, которая воцарилась на трибунах. Меня окружили друзья.

— Что теперь? — спросил Фо Лар.

— Кто-нибудь хочет в рабство? — осведомился я.

— Нет! — откликнулось девять голосов.

— Мы — десять лучших мечей Эробуса и можем с боем выйти из города. Вы знаете окрестности. Есть надежда избежать плена?

— Есть, — ответил Хан Ду. — Сразу за городскими стенами начинаются леса. Если мы до них доберемся, возможно, нас никогда не найдут.

— Ладно, — сказал я и быстрым шагом направился к воротам в конце поля. Девять саваторов поспешили за мной.

У самых ворот горстка растерянных часовых пыталась остановить нас. Там они и остались — навсегда.

На поле за нашей спиной раздались гневные крики, и мы поняли: сейчас за нами погонятся сотни моргоров.

— Кто знает путь к ближайшим воротам? — спросил я.

— Я! — отозвался один из наших. — За мной! — и он побежал.

Мы мчались по улицам угрюмого города, до нас долетали крики преследователей, но мы сохраняли дистанцию. Наконец мы достигли городских ворот — и опять столкнулись с вооруженными моргорами, с которыми пришлось вступить в жестокий бой. А крики преследователей становились все громче и громче… Миг и погибнет все, чего мы достигли. Это невозможно!

Крикнув Хан Ду и Фо Лару, я приказал остальным очистить место: проход в воротах был слишком узок, чтобы десять человек в нем могли успешно действовать мечом.

— Пробьемся! — крикнул я моим друзьям, когда мы обрушились на еще уцелевших часовых.

И мы пробились. Где им было устоять против троих фехтовальщиков, самых лучших на трех планетах!

Каким бы это ни казалось чудом, наша десятка завоевала себе свободу ценой лишь нескольких легких царапин, являющихся как бы свидетельством того, что мы действительно участвовали в бою. Однако наши преследователи вопили уже у нас за плечами. Если есть во всех трех мирах что-то мне особенно ненавистное, так это бежать от врага, и все-таки было бы слишком глупо позволить нескольким сотням взбешенных моргоров схватить себя. Я побежал.

Моргоры бросили преследование еще до того, как мы достигли леса. Мы бежали, пока не очутились далеко в чаще тропического леса, и лишь тогда остановились, чтобы отдохнуть и обсудить наше будущее. В отдыхе мы очень нуждались.

Ох, этот лес! Я просто затрудняюсь описать его, настолько необычным, так не похожим на все земное он был. Почти полностью лишенная солнечного света листва была бледна какой-то мертвенной бледностью и окрашена розовым там, где удавалось просочиться отраженному свету вулканов. Но то была далеко не последняя особенность этого леса: ветви его деревьев двигались, как живые. Они корчились, извивались и сплетались друг с другом, как мириады змей. До нашей остановки я не обращал на них особого внимания. Вдруг сверху упал побег и обвился вокруг меня. Улыбаясь, я попробовал развернуть его. Моя улыбка исчезла: я был беспомощен, как младенец, которого обвил хобот слона. Меня оторвало от земли. Увидев это. Хан Ду тотчас подскочил с обнаженным мечом. Схватив меня за ногу, он подпрыгнул и, ударив острием клинка, отрубил ветку, которая поймала меня. Мы вместе рухнули на землю.

— Что за черт? — воскликнул я. — Что это? И что ему надо?

Хан Ду указал вверх. Я взглянул. Надо мной на конце мощного стебля был огромный цветок-чудовище! В середине огромный рот, вооруженный множеством зубов, и над ними два лишенных век, широко открытых глаза.

— Я забыл, что ты не житель Эробуса, — сказал Хан Ду. — Может, на вашей планете нет таких деревьев.

— Конечно, нет, — заверил я его. — Есть, наверное, несколько видов, которые, как венерианская мухоловка, едят насекомых, но людоедов нет.

— Всегда нужно быть настороже, когда бываешь один в лесу, — наставлял он меня. — Эти деревья — живые и хищные. У них, есть мозг и нервная система, и многие убеждены, что у этих деревьев свой язык, и они разговаривают между собой.

В этот миг над нами раздался ужасающий вопль. Я взглянул вверх, ожидая увидеть неведомого зверя, но там никого не было, кроме извивающихся ветвей человека-дерева и его огромных цветов с широко раскрытыми глазами.

Хан Ду рассмеялся.

— У них примитивная нервная система. Понадобилось достаточно времени, чтобы боль от удара мечом достигла мозга цветка, которому принадлежал побег.

— В таком лесу человек ни минуты не будет в безопасности, — сказал я.

— Приходится быть начеку, — согласился мой собеседник. — Если тебе случится заночевать в лесу, устрой дымник. Эти цветы не любят дыма, Они закроются и не смогут видеть, чтобы атаковать тебя. Но берегись проспать свой костер.

На Юпитере жизнь растений, практически лишенных света, развивалась совсем иными путями, чем на Земле. Почти все растения имели признаки животных и почти все были хищными: растения поменьше поедают насекомых; пропитание тех, кто побольше, вроде того, с которым столкнулся я, зависит от животных покрупнее; а те, о которых рассказал Хан Ду, ловят и пожирают даже самых огромных животных, какие только существуют на этой удивительной планете.

Мы оставили двух часовых, которые должны были еще и поддерживать дымник, остальные улеглись спать. У одного саватора оказался хронометр. Его отдали часовым, чтобы они знали, когда будить смену. Так все поочередно дежурили и спали.

Когда все выспались, костру дали как следует разгореться, и мои спутники нарубили, веток живого дерева и, нарезав ломтями, поджарили их.

По вкусу они очень напоминали телятину. Затем мы стали обсуждать наши намерения. Решили, что разобьемся на группы по двое-трое и разойдемся в разные стороны, так хоть кому-то из нас, возможно, удастся избежать плена. Все считали, что моргоры долго еще будут преследовать нас. Я понимал, что вместе мы были бы в большей безопасности, мы же десять непобедимых клинков! Но так как все мои товарищи были родом из разных мест, которые были разбросаны по всей планете, а каждый, естественно, стремился, если удастся, вернуться к себе домой, нам было просто необходимо расстаться.

Случилось так, что родина Хан Ду находилась примерно в той же стороне, что и Занор, в том же направлении лежала страна Фо Лара, поэтому, сказав своим друзьям «прощайте», мы расстались с ними. Я не имел ни малейшего представления, как смогу на планете площадью в двадцать три миллиарда квадратных миль отыскать далекий Занор. Хан Ду тоже не знал. Он сказал, что я буду желанным гостем в его краях, если нам посчастливится добраться туда, но я заверил его, что никогда не перестану разыскивать Занор, разыскивать свою подругу.

Глава 9
В Занор

Не стану докучать рассказом о той части моей одиссеи, которая в конце концов привела меня в один из городов той страны, где жил Хан Ду. Мы скрывались, как могли, потому что знали: если моргоры все еще разыскивают нас, то они станут летать на небольшой высоте на своих невидимых кораблях. Леса служили нам самым надежным укрытием, но оставались еще широкие равнины, которые следовало пересечь, реки, которые необходимо было переплыть, горы, которые нужно было преодолеть.

В этом мире, лишенном ночей, трудно вести счет времени. Казалось, наше странствие длилось несколько месяцев. Большую часть пути Фо Лар шел вместе с нами, но наконец ему пришлось повернуть к своему дому. Нам было очень жаль терять его — он оказался отличным товарищем, а кроме того, нам будет не хватать его меча.

Людей мы не встречали, зато у нас было несколько стычек с дикими зверями — ужасными тварями, ни на что земное не похожими, сильными и прожорливыми. Вскоре я понял все несовершенство мечей как единственного средства нашей защиты. Поэтому из растения, напоминающего бамбук, кажется, единственного настоящего растения, мы сделали копья. Тогда же я научил Хан Ду и Фо Лара, как делать луки и стрелы и как пользоваться ими. Они очень помогли нам при охоте на птиц и мелких животных. В лесах мы питались одним мясом человекообразных деревьев.

Наконец мы пришли к океану.

— Вот мы и дома, — сказал Хан Ду. — У самого моря стоит мой город.

Я же не видел никакого города. Мы спустились с невысоких холмов и шли неширокой прибрежной долиной, Хан Ду в нескольких шагах справа от меня. Вдруг я налетел на что-то твердое, как кирпичная стена — и все-таки здесь ничего не было, ничего! Неожиданное препятствие заставило меня отступить. Я вытянул руки и почувствовал, что путь мне преграждает как бы кирпичная стена, и все же я видел одну голую землю. Ну, не совсем голую, кое-где там и тут росли странные растения: неказистые палочки без листьев высотой от, фута до двух, на самой верхушке одинокий пушистый цветок.

Я оглянулся на Хан. Ду. Он исчез! Просто исчез, как яркий мыльный пузырь. На всем побережье не было местечка, где он мог бы заблудиться, ничего такого, где можно было бы скрыться, то есть провалиться. Я был в недоумении. Растерянно я почесал в затылке, а когда опять пошел по берегу, то лишь за тем, чтобы еще раз налететь на стену, которой не было.

Прижав руки к неведомой стене, я пошел вдоль нее. Она плавно поворачивала. Шаг за шагом я продолжал это интригующее исследование. Немного погодя я был на том же самом месте, откуда начал свой путь. Казалось, я обошел башню, из твердого воздуха. Обходя препятствие, которое закрывало мне путь, я направился в другую сторону. Через дюжину шагов я снова на что-то наткнулся и тут сдался, по крайней мере, на время.

Я громко позвал Хан Ду по имени, и почти в то же мгновение он появился неподалеку.

— Что за шутки? — спросил я. — Я натыкаюсь на стену из твердого воздуха, а когда ищу тебя, тебя нигде нет — ты скрылся.

Хан Ду рассмеялся.

— Вечно я забываю, что ты чужой на нашей планете, — оказал он. — Мы пришли в город, где я живу. Я сразу же вошел в дом, чтобы поздороваться с семьей. Вот ты и не мог видеть меня.

Пока он говорил, возле него появились женщина и маленький ребенок, казалось, возникшие прямо из воздуха. Не попал ли я в край бесплотных духов, способных материализоваться. Я в это поверил бы с трудом, потому что в Хан Ду не было ничего эфирного, ничего от какого-то привидения.

— Это О Ала, моя жена, — сказал Хан Ду. — О Ала, это Джон Картер, принц Гелиумский. Это ему мы обязаны моим избавлением от моргоров.

О Ала протянула мне руку. Это была теплая крепкая рука из плоти и крови.

— Добро пожаловать, Джон Картер, — молвила она. — Все, что у нас есть, — твое!

Милый знак гостеприимства, но, взглянув кругом, я не заметил, чтобы у них было хоть что-нибудь.

— Где же город? — спросил я.

Они засмеялись.

— Пойдем, — сказала О Ала. Она пошла, старательно огибая невидимую преграду, и там, прямо перед собой, просто в воздухе, я увидел дверь. Через дверной проем я мог рассмотреть внутренность жилища.

— Входи же, — пригласила О Ала, и вслед за ней я вошел в удобное куполообразное помещение. Последним вошел Хан Ду и сразу же задвинул дверь.

Внутри купол был высотой футов в двадцать. Скользящие занавеси, которые можно было сдвинуть или отбросить к стене, позволяли разделить помещение на четыре изолированные части.

— Почему я не увидел дом? — спросил я.

— Снаружи он покрыт песком невидимости, который мы в огромном количестве добываем на берегу. Это единственная защита от моргоров. Каждый дом в поселке, а их свыше пятисот, защищен так, — объяснил Хан Ду.

— Значит, я прошел через поселок из пятисот домов, а видел только пустынный берег неспокойного моря. А где же люди? — спросил я. — Они тоже невидимы?

— Те, что не ушли рыбачить или на охоту, сидят дома, — объяснила О Ала. — Мы редко выходим без особой надобности, чтобы моргоры, если они станут рыскать на своих невидимых кораблях, не увидели нас. Так можно выдать город.

— Если кого-то из нас застигли, — продолжал Хан Ду, — он должен как можно скорее бежать прочь, иначе, едва он войдет в дом, моргоры тут же догадаются, что здесь поселок.

— Объясни, — обратился я к Хан Ду, — как же вы умудряетесь найти свой дом, если не видите ни своего, ни какого-либо дома вообще?

— Ты обратил внимание на умпаллу, которая растет по всему поселку?

— Я видел какие-то растения, но никакого поселка не заметил.

Они опять рассмеялись.

— Мы настолько привыкли, что нам это кажется совсем обычным, — сказала О Ала, — но я вполне понимаю, что это может смутить постороннего. Видишь ли, каждое растение отмечает расположение дома. Долгими упражнениями мы все точно запоминаем положение каждого дома в поселке по отношению к остальным.

По земному счету я пробыл в жилище Хан Ду и О Алы дней пять-шесть. Я познакомился с их друзьями, каждый из которых был очень добр ко мне и старался помочь, чем только мог. Меня снабдили множеством карт отдельных районов планеты, которую, как мне говорили, даже моргоры исследовали еще не до конца. Существенным для меня было то, что на одной из карт оказался Занор, но тут же я узнал, что между мной и островом, где, как я верил, находится Дея Торис, огромный океан. Ни я, ни мои новоприобретенные друзья не имели, ни малейшего представления, как сумею я пересечь его, разве что выполнить отчаянный план: построить лодку и довериться капризам неведомого моря, возможно, кишащего морскими чудовищами. Но, решил я в конце концов, это единственная надежда, что оставалась мне на встречу с моей принцессой.

На берегу, в нескольких милях от города, находился лес, где, как я надеялся, можно будет найти деревья, пригодные для постройки лодки. Друзья сделали все возможное, чтобы отговорить меня, но когда убедились, что я твердо намерен выполнить задуманное, они одолжили инструменты, и человек двенадцать вызвались пойти со мной и помочь строить лодку.

Наконец все было готово, и в сопровождении моих добровольных помощников я вышел из дома Хан Ду, чтобы отправиться в лес.

Едва мы вышли, как один из моих спутников крикнул: «Моргоры!» И саваторы врассыпную бросились прочь из города.

— Джон Картер, беги! — крикнул Хан Ду, но я не тронулся с места.

В нескольких ярдах я увидел в борту невидимого корабля открытый люк. Я видел, как оттуда выбрались шесть или семь моргоров. Двое бросились ко мне, остальные разбежались, преследуя саваторов. В этот миг в голове моей возник новый план. Почти угаснувшая надежда возникла вновь.

Я выхватил меч и прыгнул навстречу первому из приближавшихся, благодаря бога, что их только двое — задержка могла легко разрушить мои планы. В моей атаке не было изящества, это было грубое, жестокое убийство, но совесть меня не мучила, когда я выдернул меч, из сердца убитого моргора и повернулся навстречу второму.

Этот доставил мне больше хлопот — судьба приятеля послужила ему предостережением, кроме того, он сразу узнал меня. Это сделало его осторожным вдвойне. Он стал кричать остальным, преследующим саваторов, чтобы они возвращались и помогли ему, так как здесь то существо с Гаробуса, которое возглавило резню на выпускных испытаниях. Краем глаза я увидел, что двое услышали и возвращаются назад. Я должен спешить!

Теперь моргор только защищался, стараясь выиграть время, чтобы другие присоединились к нему. В мои намерения не входило позволить это, и я теснил его изо всех сил, часто совершенно раскрывшись, так что опытный фехтовальщик легко бы убил меня. Наконец я достал противника мощным ударом, который почти снес ему голову.

Затем я быстро оглянулся, чтобы увидеть, как близко остальные, и бросился к двери, распахнутой в корпус невидимого корабля. По пятам за мной гнался моргор.

С обнаженным клинком я вскочил на корабль и задвинул дверь, потом обернулся, чтобы встретить тех, кто остался на, борту стеречь корабль. Эти глупцы не оставили никого — весь корабль принадлежал мне. Подбегая к пульту управления, я слышал, как моргоры колотят в дверь, сердито требуя, чтобы я открыл ее. Должно быть, они решили, что нашли дурака…

Миг спустя корабль поднялся в воздух, и я очутился на пороге самого удивительного приключения в моей жизни — полета на невидимом корабле над неизученной планетой. И мне придется многое узнать о полетах над Юпитером. Наблюдая за Борионом, я узнал, как запускать и останавливать корабль моргоров, как набрать высоту, как снизиться и как сделать корабль невидимым, однако приборы на пульте ничего не говорили мне. Иероглифы моргоров было совершенно не понять. Приходилось до всего доходить самому.

Открыв все иллюминаторы, я получил возможность видеть. Слева я увидел побережье, а направление береговой линии было мне известно. О нем рассказал Хан Ду. Отсюда с севера на юг, океан лежит к западу от побережья. Я нашел один прибор, который, весьма вероятно, мог оказаться компасом. Когда же я повернул корабль, то убедился, что это компас. Теперь я мог ориентироваться, насколько это возможно, довольно точно. Я сверился с картой и обнаружил, что Занор находится прямо на юго-востоке, поэтому я направил свой корабль в простор над безграничным океаном.

Я был свободен! Невредимым спасся от моргоров, Дея Торис была на Заноре в безопасности среди друзей. Я не сомневался, что вскоре буду с ней. Нас ждут новые удивительные приключения. Скоро мы снова будем вместе. Я ничуть не сомневался в своей способности отыскать Занор. Может, именно потому, что я всегда уверен в себе, мне так часто удается то, что кажется невозможным.

Не знаю, как долго я летел над угрюмым океаном. На Юпитере, который вращается вокруг своей оси в три раза быстрее, чем Земля, без Луны, Солнца и звезд я не мог измерить время.

На безбрежном просторе океана я не встретил ни одного корабля, но я видел признаки жизни, и видел их предостаточно. Я встречал шторма, которые трепали мой корабль, швыряя его, как перышко. Но это было ничто в сравнении с тем, что я видел внизу, когда бури со всей яростью обрушивались на поверхность вод. Я понял, каким самоубийством была бы попытка пересечь океан на утлом суденышке, которое я хотел построить. Я видел волны, что достигали двухсот футов от подошвы до вершины, волны, которые, как жалких пескарей, швыряли огромных морских чудовищ. В таких морях не выдержал бы ни один корабль. Теперь я понял, почему на Юпитере я не обнаружил судоходства.

В конце концов я увидел землю. И какую! Зан Дар говорил о могучих горах Занора, вздымающих покрытые лесом вершины на двадцать миль над уровнем моря, и как раз такие горы лежали передо мной. Если я не сбился с курса, это должен быть Занор! Эти горы, от которых дух захватывало, убеждали, что я не ошибся.

Из объяснений Зан Дара я знал, где искать земли его племени, племени неукротимых воинственных горцев. Они находятся среди лугов и ущелий южного склона самой высокой горы, на полпути к вершине, на высоте примерно в десять миль. Воздух здесь почти такой те, как внизу, потому что облачный слой, как в мешке, удерживает атмосферу Юпитера, не давая ей улетучиваться, несмотря на то, что быстрое вращение планеты приводит к тому, что воздух отрывается от поверхности.

Мне особенно повезло — я без особых затруднений обнаружил деревню Зан Дара. Все еще невидимый, я кружил над ней, медленно снижаясь. Я знал: едва корабль увидят, все скроются в окрестной чаще, подстерегая момент, чтобы наброситься на всякого моргора, который будет настолько глуп, что после приземления покинет корабль.

Когда я снизился до пятидесяти футов, я разглядел людей. Остановив корабль, я завис над деревней и размагнитил корпус. Едва корабль стал видимым, я одним прыжком очутился у двери и сразу отодвинул ее, чтобы люди видели — я не моргор.

Приветственно взмахнув рукой, я крикнул, что я друг Зан Дара, и попросил разрешения приземлиться.

Мне разрешили, и я медленно повел корабль к земле. Мое путешествие в одиночестве закончено. Я преодолел казавшиеся неодолимыми преграды, и я достиг своей цели. Скоро моя несравненная Дея Торис снова будет в моих объятиях!

Назад: Джон Картер и великан

На главную: Предисловие