Мой план, казалось, был обречен на провал, так как если бы нам удалось добраться до камеры 3-17, мы бы не рискнули войти в нее, чтобы не раскрыть места, где мы собирались укрыться. Однако мы зашли уже далеко, и пути назад не было. Осталось только одно: сделать так, чтобы ни один свидетель не вернулся к Эймаду.

Мы уже были в подвале и шли по главному коридору. Мой преемник шел по пятам за нами, но держался на безопасном расстоянии. Крики воинов свидетельствовали о том, что они все еще преследуют нас.

Я подозвал Тун Гана и тихо проинструктировал его. Тун Ган быстро переговорил с Пандаром и Тиата-ов. Затем все трое свернули в боковой коридор. Начальник некоторое время колебался, но не пошел за ними. Его интересовали только мы с Джанай, поэтому он продолжал преследовать нас.

На следующем перекрестке я свернул в правый коридор и тут же остановился, сбросив свою ношу.

— Мы встретим их здесь, — сказал я. — Запомните одно: если мы хотим выжить и благополучно бежать, то не должны оставлять в живых никого из преследователей.

Ситор и Ган Хад встали со мной рядом. Джанай осталась позади, в нескольких шагах от нас. Преемник тоже остановился и стал поджидать своих воинов. У нас не было огнестрельного оружия, так как материалы для изготовления пороха еще не были известны в Морбусе. Мы были вооружены только мечами и кинжалами.

Нам не пришлось долго ждать появления воинов. Их было десять. Все хормады. Начальник имел тело красного человека. Я его хорошо знал: он был хитрый, но большой трус.

— Вам лучше сдаться, — сказал он. — Возвращайтесь обратно. У вас нет выбора. Нас десять, вас только трое. Если вы пойдете назад добровольно, я ни о чем не скажу Эймаду.

Было заметно, что он очень боится боя, но только в бою было наше спасение, шанс на удачное бегство. Во дворце Эймада мне и Джанай не приходилось ждать ничего хорошего. Я притворился, что обдумываю его предложение, стараясь выгадать время, и вскоре увидел Тун Гана, Пандара и Тиата-ов, бесшумно приближающихся к воинам сзади.

— Пора! — крикнул я, и они втроем бросились на врагов. И тут же я, Ситор и Ган Хад кинулись на них спереди. По численности они превосходили нас, но шансов на победу у них не было. Разумеется, неожиданность нападения привела их в смятение, но решающим фактором была моя сверхчеловеческая сила и длинная рука, вооруженная мечом. Но они вскоре поняли, что дерутся за спасение своих жизней, и отчаяние придало им сил. Они сражались яростно, как крысы, загнанные в угол.

Я видел, как упал Тиата-ов с расколотым черепом, был ранен Пандар, убивший, однако, своего противника. Тун Ган прикончил двоих, а Ситор, к моему разочарованию, старался держаться сзади и не рисковать собой. Но мы и не нуждались в нем. Мой меч рубил противников одного за другим. Их черепа трескались от ударов, как гнилые орехи, и, наконец, остался только один противник — сам начальник, который во время сражения благоразумно держался в стороне. Теперь, вскрикнув, он попытался бежать, но Тун Ган преградил ему путь. Блеск стали, короткий крик, и вот Тун Ган выдернул меч из груди противника и вытер его о волосы поверженного врага.

Коридор был залит кровью, возле стен валялись обезглавленные тела. То, что произошло дальше, я предпочитаю не вспоминать, но это было необходимо сделать — уничтожить их мозг, чтобы считать себя в безопасности.

Я приказал Тун Гану взять то, что нес Тиата-ов, взвалил на себя мотор, и мы пошли в камеру 3-17. Я заметил, что Ситор все время идет рядом с Джанай и постоянно что-то говорит ей. Однако я был занят решением более насущных проблем и не придал этому факту должного внимания. Пока у нас все шло успешно. Но кто мог предсказать, что ждет нас дальше? Чем нас встретит остров, каким образом мы будем пробираться через Великую Тунолианскую топь, если Джон Картер почему-либо не вернется за мой?

Я был твердо уверен, что только смерть лишит его возможности вернуться, а я не допускал мысли, что Владыка может умереть. Мне, как и многим другим, он казался бессмертным. Но, предположим, он вернется без Рас Таваса.

Эта мысль наполнила меня ужасом и не оставила мне другой участи, кроме самоубийства. Лучше умереть, чем навсегда потерять Джанай! Таковы были мои мысли, когда мы пришли к камере 3-17, и я распахнул дверь, впустив мой маленький отряд.

Когда Джанай увидела мое тело на холодном столе, она вскрикнула от ужаса и с яростью повернулась ко мне:

— Ты лгал мне, Тор-дур-бар! — сказала она свистящим шепотом. — Ты все время знал, что Вор Дай мертв. Почему ты так жестоко обошелся со мной?

— Вор Дай не мертв, — возразил я. — Он только ждет возвращения Рас Таваса, чтобы тот вернул его к жизни:

— Но почему ты не сказал мне об этом?

— Только я знал, где спрятано тело Вор Дая, и чем меньше людей знают эту тайну, тем лучше. Даже тебе, кому я доверяю, я не мог открыть ее. И сейчас вы узнали ее только потому, что путь из Морбуса лежит через камеру, где спрятано это тело. Я вынужден доверить вам эту тайну, но предупреждаю, что никто из вас не вернется в Морбус, пока я жив и пока тело Вор Дая лежит здесь.

Ситор подошел к столу, внимательно осмотрел мое тело. Я видел, как еле заметная улыбка скользнула по его губам, и он бросил на меня мимолетный взгляд.

Я подумал, не догадался ли он об истинном положении дел. Но какая разница, теперь я смогу заставить его держать язык за зубами. Я совсем не хотел, чтобы Джанай знала, что мозг Вор Дая находится в теле Тор-дур-бара. Конечно, это глупо, но я не мог отделаться от мысли, что если она узнает об этом, то никогда не сможет забыть моего уродливого лица и всегда будет мысленно связывать Вор Дая и Тор-дур-бара. Даже когда я стану снова Вор Даем в своем собственном теле со своим мозгом.

Джанай молчала, обдумывая все, что я сказал о Вор Дае, но потом повернулась ко мне и сказала ласково:

— Прости, что я сомневалась в тебе, Тор-дур-бар. Ты правильно поступил, тщательно скрывая местонахождение тела Вор Дая. Это мудрая предосторожность и акт верности и преданности.