Книга: Отсчет теней
Назад: Глава 7 НАЕМНИКИ
Дальше: Глава 9 ТРИ ДЮЖИНЫ ЗОЛОТЫХ

Глава 8
ИНДАИН

— Уходим, — потряс Лукус за плечо Дана в ночной мгле. — Скоро здесь будут серые. Чем дальше, тем больше мне нравится наш банги. Заметил их раньше меня. Врагов три дюжины. С ними два арха. Они устроили привал в паре ли отсюда. Дым поднимается. К счастью, ветер в нашу сторону.
— Как Хейграст? — вскочил Дан.
На нари было страшно смотреть. Он словно скинул за ночь треть веса. Кожа приобрела пепельный оттенок и казалась сухой на обострившихся скулах.
— Страшный? — просипел он вполголоса, — Зато живой. Ничего, Алатель взойдет, я опять позеленею. Не волнуйся. Лукус уже все рассказал об Эйд-Мере. Обсуждать не будем. Лучше помогите мне сесть на коня.
Дан оглянулся. Мешки были уже на лошадях. Аенор лежал подняв голову и удовлетворенно посматривал на вздрагивающих от ужаса животных.
— Учись, Дан, как покидать Лингер, не оставляя следов, — прошептал Хейграст, когда друзья с трудом подняли его в седло.
Нари сжал поводья, хмыкнул и обессиленно повалился на шею лошади.
— Как я теперь понимаю Саша! — покачал он головой.
— С ним была магия, — бросил Лукус.
— А со мной зверский аппетит, — попытался улыбнуться нари.
— Поднимаются! — озабоченно скатился с косогора Баюл. — Уходить надо!
— Дан, следуй за мной. Баюл, замыкаешь. Следи, чтобы наш командир не вывалился из седла. Вперед! — Белу тронул коня.
«Как тут уйдешь? — мелькнула в голове Дана мысль. — Вблизи ни холма, ни впадины, не считая оврага, да и там каменная колючка высотой в три локтя до ближних пастбищ. А дальше к югу так вообще солончаковые болота начинаются. Только по дороге и пройдешь…»
— Быстрее, — поторопил друзей белу. — За мной, по ложу ручья. Через заросли колючки пойдем.
— Лукус! — придержал коня Дан. — Она шипами одежду рвет, кожу с мясом до кости сдирает. Стебель не всякая сталь рубит! Эта колючка как пружина встает, даже если бревно по ней катить!
— Быстрее, парень! — прошипел Лукус. — Спорить потом будем! А сейчас прикажу, в огонь полезешь!
Словно услышав столь грозное напутствие, Аенор решительно обогнал белу, пробил грудью темную стену зарослей и, хлюпая лапами по расползающемуся в корнях ручью, исчез.
Лукус еще раз обжег Дана взглядом и направил коня за псом. Дан глубоко вздохнул и тоже поехал вперед. Сзади всхрапывали лошади Хейграста и Баюла. Мальчишка ртерянно оглянулся. Колючка, беззвучно раздвигаемая лошадьми, с сухим шелестом смыкалась позади. Однажды Дан видел, как в подобные заросли собаки загнали матерого кабана. Шкура лохмотьями повисла у него на боках уже через дюжину шагов. Но разве то была колючка? Так, колена едва достигала. Собаки лаяли у кромки опасного бурьяна, а кабан истошно визжал, истекая кровью. Когда зверь наконец свалился, Труку при-шлось рубить ореховые кусты и накрывать ими страшную траву, чтобы добраться до туши. Теперь же ни царапины не появлялось на шкурах лошадей. Да и по сапогам колючка била верхушками стеблей, не цепляясь за кожу.
Белу оглянулся на Дана, на овраг, постепенно разбегающийся в стороны низкими склонами, на светлеющее на западе небо и начал погонять коня.
— Быстрее! — крикнул он через плечо.
Заросли колючки становились все шире. Лингеровские дети вполголоса рассказывали друг другу страшные рассказы, как равнинные разбойники, поймав и ограбив ночного путника, берут его за руки и за ноги и забрасывают в заросли. Нет страшнее смерти.
Стой! — крикнул Лукус, спрыгивая с коня на узкой проплешине солончака. Пес уже сидел на серой корке, довольно облизывая морду. Один за другим из зарослей показались Хейграст и Баюл. Нари лежал на шее лошади, но на вопросительный взгляд белу только успокаивающе шевельнул рукой.
— Алатель поднимается над горизонтом, — кивнул Лукус на запад. — А теперь смотри на колючку, парень. Что меня всегда больше всего удивляло в людях, так это способность не замечать очевидного!
Дан пригляделся к стеблям и замер. Слегка наклоняясь в сторону поднимающегося светила, колючка раскрывала веера смертельных шипов, до этого момента скрученные в безобидные спиральки.
— Так она опасна только днем?! — поразился мальчишка.
— Да, — кивнул Лукус и обернулся на вдруг донесшийся с севера истошный вой. — Похоже, что архи этого тоже не знали. Все-таки вышли на наш след. Эх, травка спасительная — манела, что запах перебивает, здесь не растет! Но теперь уже они нас не возьмут. Баюл, доставай наши запасы, нужно перекусить. Потом пойдем дальше.
— Как? — не понял Дан.
— Вот так! — Белу топнул по солончаку, подняв облачко ядовитой пыли. — Тут целая долина подобной травки. Ширина ее примерно три-четыре ли. Но солончаков предостаточно. По ним и пойдем. А где подрубить придется, буду окончательно добивать свой порченый меч. Через полдюжины ли начнутся солончаковые болота.
— Разве они проходимые? — удивился мальчишка.
— Проходимые, — кивнул Лукус — И не только по дороге. Кое-где даже пробегаемые и проезжаемые. А кое-где только проползаемые.
— Слушай белу, Дан, — посоветовал шепотом Хейграст, сползая с лошади. — Он эти места лучше тебя знает. Брось-ка, парень, одеяло на землю. Вытянуться хочу.
— Хуже не стало? — насторожился Лукус.
— Нет, — мотнул головой нари. — Ничего не болит. Рука ноет, но я знаю эту боль. Заживает она. Другое я понял. Старики себя так чувствуют. Жизнь еще продолжается, а сил на нее уже нет.
— Но ты-то не старик! — воскликнул Лукус.
— Важное замечание! — поднял палец Хейграст и попытался улыбнуться. — Баюл! Мы будем есть или нет?
На четвертый день утомительного пути, когда за спиной остались и долгие солончаковые болота, и куски сухой степи, и заросшие сочной травой долины узких и мелких речек, отряд вошел под сень южного леса, который, по словам Лукуса, полосой в две-три дюжины ли простирался по берегу океана или, как его называли свары, Ангского моря. Заросли тянулись вдоль Индаса до Индаинской крепости и дальше до начала внутреннего, Айранского моря. Только анги да ари рисковали уходить в океанские дали. Айранское море заканчивалось в полуварме ли от Индаинской крепости, омывая волнами узкий каменный мыс с фундаментом обвалившегося маяка и смешиваясь с океанскими волнами, которые у Индаинской крепости уже владели и водными просторами, и побережьем. Правда, за Индасом в их власти были лишь простирающиеся вдоль мертвых пляжей солончаковые степи, которые довольно скоро превращались в безжизненную пустыню вплоть до черных, обрывающихся ступенями застывшей лавы в соленые волны отрогов Горячего хребта. За ними следовали вармы ли утесов и ущелий, и купец, рискнувший отправиться в долгое путешествие вдоль берегов Эл-Айрана, только миновав их, мог пристать к безжизненным южным песчаным пляжам Адии. Затем берег уходил на север. К Бонглу, Таррии, Плежским горам и Слиммиту.
Раскидистые деревья с большими листьями словно старались раздвинуть соседей. Они не тянулись вверх, а захватывали простор, выбрасывая во все стороны сучья, наращивая толщину стволов, застя друг другу свет. Даже их корни расползались по влажной, почти лишенной лучей Алателя почве как застывшие змеи. Ни травинки не уживалось на слое опавших листьев. Лукус сказал, что Алатель близится к закату, но мальчишке казалось, что светило подобралось к горизонту в тот миг, когда они только нырнули под сень удивительного леса, и теперь ждет положенного времени, чтобы упасть вниз по мановению незримого мага. Дан оглядыватся по сторонам, следил за Хейграстом, который подтянулся, но все еще продолжал бороться со слабостью, за псом, почти совсем забывшим о ранах и весело нарезавшим круги вокруг вздрагивающих лошадок, и думал о пустых дорогах, которые им приходилось пересекать, скрываясь от случайных столкновений с любыми элбанами, о сожженных деревнях, попадавшихся тут и там. Равнина Уйкеас обращалась в безжизненную пустыню. Из головы не выходил последний разговор у костра. Тогда спор длился долго, даже Хейграст, который старался есть и спать при первой возможности, не мог сомкнуть глаз, но более всех запомнились слова Баюла.
— Не будет никогда всеобщего мира и благоденствия для Эл-Айрана, — заявил банги. — Элбаны изначально подвержены злу и добру в смеси и того и другого. Боги оставили эту землю, чтобы дать возможность элбанам самим разобраться друг с другом. Что ж, давайте оглянемся и вспомним хотя бы один год, когда ни один народ не нападал на другой. Не было такого! Вот Хейграст говорит, что есть народы, которые изначально нацелены на воровство и убийство. Например, кьерды. А в древних книгах банги сказано, что, когда льды освобождали Эл-Лиа, именно этот народ натерпелся более других от своих соседей. Именно тогда предки кьердов поняли, что даже самая высокая стена не спасет от нападающих. И они сами стали нападающими. И выжили. И это осталось в их крови. Теперь страдают уже их соседи. Пройдут годы — и кьерды либо будут уничтожены, либо, замкнутые в своих землях, окруженные заставами и крепостями, изменятся. А может быть, и растворятся среди других народов, с которыми найдут общий язык! Но уже другие народы займут место кьердов и будут претендовать на чужие земли и богатства. Это неистребимо! Всякий народ как чаша. Когда-нибудь она переполняется. И если из нее не отпивать понемногу, хлынет через край.
Та же Империя! Там в южных провинциях распахан каждый кусок земли! Она уже хлещет через край. Что будет, если Империя надолго управится с Аддраддом? Она неминуемо возьмется за Салмию! Это давит ее изнутри. Посмотрите! Те же пираты — это тоже брызги, которые летят через край чаши! Может ли что-то ее остановить? Может. Если она разделится на части. Если наследники императора перегрызутся между собой. Если рабы поднимутся против своих хозяев. А знаете, о чем мечтают рабы кроме свободы, а? Тоже иметь рабов!
— Так ты хочешь сказать, что по-другому не может быть? — нахмурился Лукус.
— Не знаю, — пожал плечами Баюл. — Где я только не был и где только не жил. Возьми ту же Салмию. К слову о стражниках Инокса, от которых вам пришлось убегать в Шине. Зачем они нужны? Зачем нужны Мраморные копи? Для воров и убийц?… Бросьте! Их не так много. Салмии приходится нелегко. Большое королевство, часть территории которого малонаселенна. Большая армия — почти дюжина легионов. Каждый легионер обходится королям Салмии не в один золотой в год. Очень дорого! Где взять эти деньги? Воевать? С кем? Из богатых соседей только Империя, которая много сильнее Салмии и не раздавила ее лишь потому, что сама трещит изнутри. Значит, надо увеличивать налоги. Значит, приходится плодить недовольных. Значит, нужны стражники Инокса. Закончится очередная война с Аддраддом и что-то переменится в королевстве. Может быть, оно распадется на части. Может быть, вздохнет на короткое время, воспользовавшись тем, что ее соседи зализывают собственные раны. Не знаю… Знаю главное: войны и беды следуют за элбанами как их тени. И чем выше элбан, тем длиннее его тень.
— Хочешь сказать, что нет места в этой жизни мудрости народов и правителей? — прошептал Хейграст.
— Я не знаю, что такое мудрость народов, — усмехнулся Баюл. — А мудрость правителя, который стоит во главе королевства, окруженного хищными соседями, может вызывать только сочувствие!
— Я много говорил об этом с Легандом, которого считаю своим учителем, — сказал Лукус. — Он рассказывал, что перед падением звезды смерти, перед большой зимой Эл-Айран был плотно населен. До сих пор можно найти развалины древних городов, даже названия которых утрачены. История древних государств забыта. Только банги да ари берегут ее в своих хранилищах. Леганд говорил, что постепенно войн становилось все меньше и меньше. Всякий правитель старался заручиться дружбой с соседями, а против тех, кто посягал на чужие земли, объединялись многие.
— Но рабство процветало во всех государствах без исключения! — поднял палец банги. — В некоторые страны не могли сунуться белу, шаи. Здесь, в долине Уйкеас, до большой зимы стояло предостаточно городов-государств нари. Так вот то, что я вычитал в древних книгах, вводило меня в дрожь! Рабы нари могли бы позавидовать участи нынешних рабов Империи. А вспомни воспеваемую многими прекрасную Дару! Для многих народов, которые попадали под ее владычество, она становилась кровавой Дарой. А в ее копях оставили свои жизни элбанов в лиги раз больше, чем в Мраморных копях Инокса!
— А служили ее властителям именно банги, — ехидно добавил Лукус.
— Банги ничем не лучше остальных элбанов, — спокойно ответил Баюл. — К тому же они ниже ростом и восполняют этот недостаток большей хитростью, изворотливостью и вероломством.
— И ты? — улыбнулся Хейграст.
— Я тоже восполняю, — пожал плечами Баюл. — Но другим. Собственной свободой.
— А как же твои обязательства передо мной? — не понял Хейграст.
— Это и есть моя свобода, — улыбнулся Баюл. — Просто она вот такая!
— Значит, в Эл-Айране мир никогда не установится? — спросил тогда Дан. — Хотя бы ненадолго? Не навсегда? У Трука иногда — останавливались священники храма. Они говорили, что Эл изначально завещал своим детям добро и любовь друг к другу.
— Порой священники говорят правильные слова, — отозвался Хейграст. — Но только служат при этом вовсе не Элу. Возьми того же Валгаса!
— Ангес мне понравился, — пожал плечами Дан.
— Вот! — поднял палец Баюл. — В этом и свобода! Следуй своим чувствам. И тогда через лиги лет, может быть, что-то у нас наладится.
— А как же быть с демонами, которые хотят переиначить все в этом мире? — не понял Лукус.
— Переиначить? — почесал затылок Баюл. — Знаешь, белу, мне всегда казалось, что демоны — это те же элбаны. Только обычные элбаны для них словно… банги! Или еще меньше.
Что тут можно сказать?… Надо постараться побольнее укусить их за пятку. Может быть, это их остановит?
Банги тогда все перевел в шутку, а Дан теперь повторял про себя все сказанные слова и понимал как никогда ясно, что нет такого уголка в Эйд-Мере, где старый Трук мог бы поставить свою заставу и спокойно коротать дни вдвоем с тетушкой Андой, не заботясь, что однажды в его дом ворвутся убийцы. И, может быть, никогда не будет такого уголка…
— Индас! — объявил Лукус, останавливая коня.
Дан спрыгнул на землю, подошел к стене кустарника, раздвинул ветви и замер. Рядом, в трех-четырех вармах локтей, блестела полоса медленной широкой реки. Тонули в вечерних тенях болотистые берега, зажигались масляные лампы на низких речных лодках, покрикивали на гребцов рулевые. Где-то в отдалении занудно били в медные полосы заступающие на посты караульные.
— Город левее, — объяснил, выглянув из листвы, банги. — Мы у сварской слободы. Это ее огороды. Прогуливаться беспечно тут не стоит, хозяева ночью выпускают собак. И по берегу не пройдешь — скоро начнутся причалы, сараи, склады. Там караульные, купцы, прислуга. Пойдем вдоль леса. Через пару ли минуем сторожевую будку, посадские ворота, а там переулками я проведу вас на улицу каменщиков.
— У тебя есть какой-то план? — не понял Лукус. — Ведь ты же сказал, что не слышал ни о каком Шаахрусе!
— Не интересовался я просто! — махнул рукой Баюл. — А поинтересоваться никогда не поздно. И есть у кого, кстати. А на улице каменщиков домишко у меня остался. Сосед надежный, должен был присматривать. Хотел продать сначала, но, когда вся эта заварушка с индаинским князем началась, все кинулись продавать, цены никто не давал. Так я рукой и махнул, не стал торговаться.
— А подробней про заварушку? — спросил Хейграст.
— Не знаю я ничего подробней, — поморщился Баюл. — Вроде князь как был, так и остался, да только в один день вся личная охрана у него обновилась, стражники в городе поменялись. Вот такие же серые встали у городских ворот. А куда прежние подевались — одному Элу известно. А у тех же родня в городе! Пошли те к Индаинской крепости разузнать, что к чему, так и сами пропали. А потом кое-кто своих соседей не обнаружил. Из особо любопытных. Вот и заварушка. Впрочем, это все в самом Индаине, у моря, у крепости. У нас тут на окраине у реки хоть и считается, что город, а все одно деревня. И осторожности это не отменяет. Ну пошли?
— Куда? — не понял Лукус.
— Домой ко мне, — вздохнул Баюл. — Не бойся, до места с нами ничего не случится, а там и переговорим. Только собачку придержите. Боюсь, что облают нас сейчас сварские песики!
Песики не облаяли. Стоило Аенору негромко зарычать, как первая же околица ответила истеричным собачьим визгом, а все остальные псы, даже те, что бодро отзывались еле слышно из-за реки, немедленно умолкли и не подавали больше никаких знаков о своем присутствии даже шорохом. Баюл уверенно направил Глупыша по каким-то грядам, посадкам, сбил несколько прутяных изгородей и надолго остановился перед кажущимся пепельным в звездном сумраке пыльным проселком.
— Ну? — наконец не выдержал Лукус.
— Терпения, что ли, не хватает? — раздраженно прошептал Баюл, оглянувшись, — Ладно. Во двор зайти успеем.
Стражники у высоких ворот в бревенчатой стене спали, обнявшись с тяжелыми пиками.
— Беда будет, — прошипел недовольно Баюл, когда копыта лошадей застучали по деревянному тротуару. — Уже много лет, как зарекся я колдовать. Знающие люди подсказали, любое колдовство для хорошего мага как костер темной ночью. Далеко светит, всю погань на себя вызывает из темноты. Но если что, отход я один знаю. Правда, быстро уходить придется. Вы скоро свои дела сладите?
— Не место для разговоров, — одернул банги Лукус.
— Брось, — махнул рукой Баюл. — Я всю улицу усыпил. Ненадолго, но нам хватит. Нечего было меня дергать. Правда, если кто стоял или шел куда, так на него не подействует. Только ведь тишина вокруг.
Дан прислушался. Действительно, тишина стояла такая, что скрывшаяся за рядами глухих заборов река плескалась словно у самых ног.
— Долго до твоего дома? — устало спросил Хейграст.
— А вот, — засуетился банги. — Сюда.
Он остановил Глупыша возле покосившихся деревянных ворот, встал ногами на седло, с трудом перелез на кромку забора, спрыгнул вниз, загремел чем-то, заойкал, сквозь зубы помянул с дюжину неизвестных демонов и толкнул ворота. Одна створка открылась плавно, а вторая заскрипела и придавила бы банги, если бы Лукус не подхватил ее.
— Что ж ты, хозяин? — зло прошипел белу, вытаскивая занозу из ладони.
— Не плотник я, каменщик! — пробурчал Баюл, с трудом насаживая створку обратно на петлю. — Заводите коней, чего встали?
— Кто там? — раздался вдруг недовольный голос из-за хлипкого заднего забора.
— Я это, Парк, — отозвался Баюл. — И попутчики со мной по строительному делу. А тебя что, опять живот на улицу выгнал?
— Он, проклятый! — проворчал невидимый собеседник. — Сон накатил ни с того ни с сего, но слабость в животе сильнее оказалась. Что это ты? Никак не прижился в Салмии?
— Какое там! — плюнул Баюл. — От неприятностей этих никуда не уйдешь. Война в Салмии, Парк. Аддрадд с севера навалился. А здесь что?
— Здесь спокойно, — прошипел за забором Парк. — Как на кладбище. Все, кто жив, мертвыми притворяются. Не высовываются, значит. А кто высовывается, тот и в самом деле на кладбище отправляется!
— Ну не с нашим ростом, Парк, высовываться, — усмехнулся Баюл. — Сейчас отдохну, а завтра пойду по старым заказчикам. Работа есть?
— Для таких, как ты, работа всегда есть, — отозвался Парк. — А постояльцы твои не особо шумные?
— Тише чем капустный корень на твоем огороде! — ответил банги. — А если ты пару охапок сена подбросишь, так и еще тише будут.
— Стелешься, как кесс-кар в птичнике, — недовольно пробурчал сосед.
Вслед за этим через забор одна за другой перелетели две охапки сена, раздалось старческое шарканье и хлопнула дверь.
— Хороший старик, — улыбнулся банги. — Учил когда-то меня каменному делу. Крепок еще, да руки у него больные. Эх, не лекарь я! Ну да ладно. Дан, колодец в углу двора. Вода здесь близко, дюжины локтей не будет. Ведро на столбе и цепь там же должна быть, если не украли. Лошадей сюда. Да пса, пса убери. Пусть в дом идет, не то заглянет кто во двор, что я скажу?
— Хозяин, — устало попросил Хейграст, тяжело сползая с лошади, — может, сначала элбанов в дом пустишь? Сделай милость старому, больному нари!
Дом банги, приземистый и неказистый снаружи, изнутри неожиданно предстал просторным и уютным. Загодя приготовленные в камине поленья послушно разгорелись, в глиняные лампы не пришлось доливать масло, а все хлопоты по наведению порядка ограничились проверкой плотных занавесей на окнах, чтобы ни пятнышка света не проникало наружу. Пес немедленно улегся на тщательно выструганный и навощенный пол и удовлетворенно положил морду на лапы. Банги пришлось изрядно поворчать, чтобы с трудом перелезть через него и водрузить на металлический треножник над огнем медный котел. Вскоре, когда послышался запах ктара, обиталище банги показалось еще уютнее. Правда, удобных кроватей в нем вовсе не было, зато нашлось огромное количество шкафчиков и сундучков, из которых Баюл извлек множество мягких подушек и одеял.
— Привычка банги закапываться в норы кажется мне неистребимой, — заметил Лукус, поднимая голову к высокому потолку.
— Тоска по подгорным залам, — согласился Баюл. — Только закапываться я не стал бы, да не принято в нашей слободке, чтобы крыша выше забора поднималась. Не любят у нас жители чем-то отличаться друг от друга, а ведь кого здесь только нет! И банги, и шаи, и нари, и люди. Даже старики ари есть! Я бы еще глубже закопался, да по весне грунтовая вода поднимается, Индас на разлив идет — нельзя.
— Не надо глубже, — прошептал нари, довольно вытягиваясь на толстом одеяле. — Забыл уже, когда спал под крышей. Дан, если усну, не буди к ктару, утром попью…
Мальчишка кивнул, но нари уже спал. Лукус усмехнулся, прошел к котлу, зачерпнул ктар и протянул Дану. Тот пристроил чашу на низкий кованый сундук, подоткнул под спину подушку, взглянул на Лукуса, с интересом осматривающего какие-то кувшинчики, фигурки, свитки, распиханные по стеллажам и шкафчикам, на Хейграста, безмятежно посапывающего у камина, на пса, одним глазом подсматривающего за происходящим, смежил на мгновение веки и немедленно провалился в блаженную темноту.
— Будешь пить вчерашний или налить свежего? — почти сразу раздался над ухом голос Лукуса.
Дан открыл глаза и увидел, что занавески подобраны, сквозь кривые стекла в дом падают лучи Алателя, перед ним стоит Лукус с чашкой свежего ктара и румяной булочкой, а пес у камина довольно хлебает из корыта какое-то тягучее варево. Мальчишка вскочил на ноги, принял у белу угощение, поставил на тот же сундук и под смех Лукуса выкатился во двор. Хейграст посередине двора старательно поднимал над головой правой рукой внушительный камень. Обильный пот стекал по его лицу, плечам, груди. Красноватой кожей отливал свежий рубец на левой руке. Дан ужаснулся худобе нари, как вдруг услышал знакомый голос. Над забором торчало морщинистое лицо соседа-банги.
— Так-с. Вот и ученичок твой проснулся, кузнец. Ну сразу скажу, тоже слабоват. Молод еще, чтобы молотом махать. Не шибко тебя заменит, пока ты руку свою залечишь. Да и вообще, подкормиться тебе надо. Сейчас, конечно, всякое железо хорошо идет, лучше чем ткань или там посуда какая, а все одно кузнецов в Индаине в достатке. Непросто тебе придется. А вот лекари всегда будут нужны. В этом смысле белу твоему удача скорее светит. Вот только белу у нас почти совсем нет. Не любят они городов. И шаи тоже мало. Этих вообще не заманишь, да и море близко. Это я к тому, что не каждый элбан пойдет к белу лечиться. Я вам вот что скажу. То, что вы с Баюлом знакомы, — вот ваша удача. Я теперь стар, а когда-то тоже блистал. Это все ерунда, что он бежать отсюда хотел. Видишь, живем, никто нас не трогает. Баюл — лучший каменщик в городе. О нем уже из замка справлялись, а теперь и еще придут. Они там тоже войны боятся. Надо и бастионы подновлять, а может, где что и новое сложить. Все одно помощников будет искать. Вот вы и пригодитесь. И кусок хлеба будет, и медь в карманах зазвенит, а там, глядишь, знакомства какие завяжутся. На новом месте без этого никак. И вот еще что имей в виду, если Баюлу тесно станет или цену за постой задерет, вы ко мне перебирайтесь. Я дорого не возьму, а дом у меня ничем не хуже. Или если лошадей надумаете продавать — только через меня. Я вам покупателя вмиг найду!.. А вот и ваш хозяин.
Ворота заскрипели, и во двор протиснулся улыбающийся банги. Однако, едва он увидел физиономию Парка, улыбка с его лица исчезла.
— Парк, демон тебя задери, опять ты со своими разговорами!
— Имею право поговорить, — беззлобно огрызнулся старик. — И вообще, я в своем дворе стою. Хочу — смотрю, хочу — нос чешу. Вспомни, как ты в Индаине появился, как я тебе сарай на этой улице уступил, на месте которого ты свой дворец возвел. А кто тебя с камнем управляться учил? Забыл, подгорный жук?
— Ничего я не забыл, — с досадой махнул рукой Баюл. — Так ведь у тебя язык что флюгер. Все и отличие, что и без ветра гремит.
— И от того тоже польза случается! — поднял над забором кривой палец Парк. — Вот твой лекарь — белу — говорит, что родича ищет. Хоть какого-никакого, хоть завалящего. Я, конечно, белу в городе давно не видел, если только в гавани из приезжих, а у кого спросить — знаю. Про Крафка-ари помнишь?
— Так он умер, наверное, давно? — удивился Баюл.
— Оно, может, и так, да вот только никто его почему-то не хоронил, — покачал головой Парк. — Он хоть уже с полварма лет как с переписи ушел, а найти его надо. Всю подноготную Индаина знает! Только вам в город без разрешения посадского начальника никак нельзя.
— Есть уже разрешение, — потряс Баюл связкой деревянных бирок. — Кузнецы и лекари пока еще нужны Индаину. И для тебя кое-что по случаю моего возвращения имеется.
Банги покопался в мешке и, забравшись на поленницу дров, протянул Парку запечатанный смолой кувшин. Старик насторожился, погладил глиняный бок сосуда, постучал:
— Вино? Из Азры?
— Оно самое! — усмехнулся Баюл. — Или твои вкусы переменились?
— Забыл я уже про свои вкусы, — махнул рукой Парк, скрылся за забором и пробубнил, уже удаляясь: — Не договорили, жаль. Но теперь я только к завтрашнему вечеру оправлюсь!
— Горазд твой сосед болтать. — Хейграст изможденно бросил камень. — Не разнесет о нас по всему городу?
— До завтрашнего вечера точно нет, а завтра я ему еще кувшинчик доставлю, — успокоил нари Баюл. — Ну что? Идти надо. Вешайте себе на шею по деревянной бирке, согласно которым вы все — переселенцы из Заводья по причине войны, а значит, ищете работу и нуждаетесь в защите города Индаина.
— Как это тебе удалось? — нахмурился Хейграск — Опять пальцами щелкал? И часто тебе приходится применять свое умение?
— Очень часто, — раздраженно огрызнулся Баюл. — Два раза за последние два дня! Еще два раза в море. И ни разу в предыдущие две дюжины лет!
— Скоро я буду как тотемный столб шаи! — пробурчал Лукус, пристраивая на груди бирку. — Камень ари, индаинская деревяшка, там еще что-нибудь придется повесить.
— Если есть на что вешать, это значит — голова пока на плечах! — заметил Баюл. — Хейграст, думаю, тебе лучше пока остаться. Только одна просьба, постарайся, чтобы пес не нагадил в доме.
— Это уж как получится, — вяло махнул рукой Хейграст, пытаясь умыться холодной водой. — Спать лягу. Никаких глупостей без меня не предпринимайте!
— Конечно-конечно, — успокоил его Баюл. — Непосредственно перед глупостями пришлем за тобой Дана. Нари, мы собираемся только навести справки! Дан, ты идешь или нет? Кстати, оружие придется оставить, таковы теперь порядки в городе.
Дан стремглав бросился в дом, едва не наступил на посапывающего на боку Аенора, проглотил ктар, схватил булочку и вылетел на улицу.
— Эх, парень, — критически заметил Баюл, глядя на его набитые щеки, — знал бы ты, какие в былые годы продавались на набережной копченые рыбки!
— Банги! — тут же заинтересовался Лукус. — О копченых рыбках, пожалуйста, подробнее!
Дан шагал вслед за Баюлом и Лукусом сначала по деревянным тротуарам слободки, затем по каменным мостовым окраины Индаина. Город не спешил открываться во всей красе. Постепенно на улицах становилось чище. Дома поднялись до двух этажей, совсем уже скрывая медленный Индас и улицы на другой стороне реки, а вскоре путь друзьям преградила еще и каменная стена.
— Индаин большой город, — заметил Баюл. — Что раньше привлекало сюда элбанов со всего Эл-Айрана? Порт, рынок и не слишком прижимистый правитель. Что теперь будет — не знаю, но меньше город пока не стал. Только окраины тянутся по обоим берегам реки на полдюжины ли. А за этой стеной сам город. Здесь нельзя кричать, задавать глупые вопросы, плевать на мостовую, бросать кожуру от фруктов и шелуху от орехов. Здесь вообще очень много чего нельзя, поэтому прежде чем что-то сделать, лучше спросить у меня.
Дан и Лукус недоуменно переглянулись, и белу, с подозрением прищурившись, спросил:
— Так, может, ты убегал из Индаина именно по этой причине?
— Ага! — отмахнулся банги. — Перед этим терпел несколько лет, а потом терпение закончилось. Пошли!
В проездных воротах стоял серый. Дан похолодел, но банги смело прошел вперед. Воин молча вытащил из кувшина кисть и мазнул по деревянным биркам краской.
— Специальный состав, — объяснил Баюл. — Не сомневайтесь, без магии тут не обошлось. В гавани мажут другим цветом, так что просто так через город не проберешься. Есть что-то в этом оскорбительное. Говорят, что так же в Империи помечают домашний скот. Хорошо еще, что на бирку, а не на ухо наносят!.. Парень, ты идешь или нет? Нечего ворота рассматривать! Обычная кладка, обожженный кирпич, высота — дюжина локтей. Это еще не индаинская крепость!
Дан вздрогнул и побежал за друзьями. Народу на улицах между причудливыми разноцветными трехэтажными домами оказалось неожиданно много.
— Весь город — один большой рынок, — довольно объяснял Баюл. — Как правило, первый этаж — лавка, второй — склад или мастерская, на третьем живут хозяева. Работники, подмастерья, прислуга чаще всего обитают в слободках и на окраинах. Правда, если хозяин состоятельный, то и для прислуги находит место. Эти дома построены как в Азре строят. Тут и живут в основном васты. Город не по ремеслам поделен, а по общинам. На следующей улице — салмы, вдоль пристани — эссы и другие выходцы из Империи.
— Это Баюл тебе рассказывает, — подтолкнул Лукус Дана. — Я уже не раз бывал в Индаине. Хотя таких строгостей на входе не припомню. А вот и Индаинская крепость!
Дан обернулся, взглянул в просвет между домами и приготовился уже разочароваться — такой неказистой и неприметной ему показалась Индаинская крепость, но вдруг понял, что ее размеры скрадывает расстояние. Переулок спускался к берегу и выходил на каменный мост, который от опоры к опоре вел к низкому острову, омываемому с двух сторон рукавами Индаса. Правее виднелся второй мост. А сам остров казался вдавленным в водную гладь тяжелым каменным брусом. У Дана даже мурашки пробежали по спине.
— Там живет индаинский князь? — спросил мальчишка.
— Кто бы там ни жил, не наше это дело. — Банги торопливо зажал Дану рот. — Дальше ни звука. Тут каждый третий куплен новыми хозяевами, а каждый второй подумывает, как бы продаться им же подороже.
— А каждый первый? — спросил шепотом Дан.
— Каждый первый уже уехал или собирает вещички, — пробурчал Баюл. — Один я, дурак, вернулся.
— Ненадолго, — успокоил банги Лукус. — Хотя дом у тебя неплох. Почему не женился?
— Тут один-то не знаешь, как спастись! — с досадой махнул рукой Баюл. — Да и не так легко найти женщину-банги в обычном городе. Пришли мы, однако. Готовь не меньше дюжины медяков.
Банги остановился у неряшливо покрашенного, сложенного из тесаного ракушечника дома и толкнул тяжелую дверь. За ней у рассохшейся конторки обнаружился неопрятный, седой нари, занимающийся ковырянием в зубах.
— Свет Алателя в твои окна, Сиргаст, — склонил голову Баюл. — Чем дышат жители Индаина?
— Ветром морским, каменщик, — нахмурился нари. — Где ты шлялся последнее время? Я уже собрался идти проверять, не продал ли ты свой дом! Или ты не знаешь, что жители Индаина должны получать разрешение как на жительство, так и на продажу жилья?
— Правила, судя по всему, новые, — изобразил улыбку Баюл, — но выполнять я их буду беспрекословно. Так ведь я дом не продавал, жительство не менял. Вот я! Съездил к друзьям, посмотрел, кто и как живет, и вот уже опять здесь. И не один! Ученика вот взял. К тому же лекарь к нам прибился… Знаю-знаю! Придут к тебе в течение недели и запишутся. Сначала ведь работу надо найти!
— Лекарю-белу работу найти будет непросто, — пробурчал нари. — Придется за гроши лечить, пока горожане поверят в твое умение, белу. А знаешь, как потом трудно будет цену поднимать?
— Ладно! — скривился Баюл. — Цена не камень, поднимет, не надорвется. За помощью мы к тебе, дорогой. Сам знаешь, в чужом городе нужно к своим прибиваться. Родича белу ищет. Посмотри там в своих записях, кто из их племени сейчас в городе числится?
Закончив фразу, Баюл выразительно щелкнул пальцами, и Лукус послушно выложил медяк на конторку.
— Как зовут родича? — сдвинул брови Сиргаст.
— Шаах… — начал Дан, недоумевая по поводу повисшей паузы, но тут же заткнулся, потому что банги больно наступил ему на ногу.
— Вечно зелень лезет поперек стариков, — подпрыгнув, щелкнул Дана по затылку Баюл. — Твоего, что ли, родича ищем?
— Шаах его зовут, — подтвердил Лукус, опуская на конторку еще один медяк. — Так ведь у нас, белу, по две дюжины имен у каждого. Имя рода, имя деревни, полдюжины своих имен, которые с возрастом меняются, имя по брату, по сестре, по матери — демон запутается! Откуда я знаю, как он здесь мог назваться?
— Как же у вас учетчики работают? — удивленно разинул рот Сиргаст.
— А чего нас учитывать? — прищурился Лукус, выкладывая еще три медяка. — Белу не так много.
— Это верно, — кивнул нари, подходя к потемневшим пыльным полкам и высматривая нужный свиток. — Вот, с помощью Эла. Здесь все о белу. Ну что же, числится их у меня… шесть!
Нари произнес число шесть столь многозначительно, что Лукус под неодобрительным взглядом банги выложил еще шесть медяков.
— Оно и правильно, — довольно расплылся в улыбке Сиргаст. — Некоторые вот бродят по рядам да расспрашивают, когда ищут кого, да только где эти любопытные? Порядки у нас теперь строгие, а у меня все учтено и записано.
С этими словами Сиргаст развернул свиток, пошевелил губами, проворно сбросил монеты в засаленный карман и причмокнул с сожалением:
— Трое осталось. Трое уже отбыли по каким-то срочным делам. Не уверен, что и остальные трое на месте. Так уж повелось: убывают куда-то жители, не сообщив учетчику. Особенно если своего жилья не имеют. Запоминай, белу: Красус — пекарь, живет на Рыбной улице у гавани; Сливиус — гравер, тут же рядом, через два дома; Мякинус — смотритель маяка. О! Это важная птица! Он на маяке уже пять дюжин лет живет. И то верно, должность вроде моей, правда, писанины меньше, зато ответственности больше! Одно плохо: не слишком индаинский князь жалует своих работников монетой.
— Может, теперь лучше будет? — вкрадчиво спросил Лукус, выкладывая на стойку еще один медяк.
— Может, — согласился Сиргаст, сметая монету. — А может, и нет. Скажу вам по секрету одну вещь! — Он наклонился вперед и многозначительно прошипел: — Некоторые говорят, что нет уже давно индаинского князя!
— А кто же есть? — ошарашенно почесал затылок Баюл.
— Кукла! — выдохнул Сиргаст. — Кукла из выделанной кожи! Сажают внутрь маленького элбана вроде Баюла, он там за веревочки дергает, князь улыбается и даже рукой с балкончика машет! А кто не верит, так того и…
Сиргаст многозначительно чиркнул ладонью по шее и сделал вид, что заторопился по неотложным делам:
— Хватит, наболтался. Заходите еще, особенно как с работой определитесь, а мне пора перекусить да вздремнуть немного! Нету у нас в городе никакого Шааха, бери то, что есть.
— Так, значит… — задумался Баюл, когда дверь за ними захлопнулась. — Не густо. Ну что ж, придется обойти хоть этих. Правда, к Сливиусу я бы не пошел. Какой он гравер? Был гравер, а теперь от количества выпитого он и подпись свою на куске бумаги не сможет поставить!
— Пойдем ко всем, — жестко сказал Лукус.
Вскоре Дан понял главное — заблудиться в северной части Индаина, раскинувшейся на полуострове между катящим ленивые волны Ангским морем и левым рукавом Индаса, сложно. Через сползающие к набережной узкие улочки постоянно проглядывали водная гладь, крепость или далекий правый берег, о котором Баюл отозвался пренебрежительно: мол, живут там только княжеские служки, трусливая ангская дружина, да еще мытари и таможенники. Здороваясь чуть не с каждым вторым встречным, Баюл призывал не таращиться по сторонам, а следовать за ним да карманы оберегать, потому как рассеянный элбан может прийти вечером домой и обнаружить, что не только лишился кошелька или кармана, но и штанов, к этому карману имеющих самое непосредственное отношение. Настроение у банги портилось на глазах. Сначала этому помог сам Лукус, переплативший, по мнению Баюла, покрытому плесенью наглецу пять медяков. Потом гравер Сливиус, оказавшийся по причине беспробудного пьянства в холщовом мешке для трупов, о чем с видимым облегчением сообщила его хозяйка-салмка, добавив, что сожалений об утрате своего самого древнего постояльца не испытывает никакого. Затем и Красус-пекарь, которого на Рыбной улице вовсе не оказалось, зато отыскалась толпа возмущенных кредиторов, попытавшихся выяснить у Лукуса, куда делся его соплеменник, отчего уже неделю пекарня закрыта и кто вернет им занятые деньги. Дело едва не закончилось тумаками, если бы Баюл не вскочил на ступени заколоченной пекарни и не заорал на всю улицу:
— Плохие ваши дела, граждане кредиторы славного Ин-даина! Белу, которого вы только что пытались разорвать на мелкие клочки, прибыл из Заводья вчера с одной только целью — взыскать с паршивца Красуса полварма золотых старых, неоплаченных долгов. Согласно законам Индаина, невозможность взыскания иска может заставить его обратиться к учетчикам индаинского князя для ареста всего имущества, оставшегося после постыдного бегства Красуса. Не лучше ли собрать по нескольку монет, чтобы дать ему возможность спокойно вернуться в Заводье и огорчить дальних заимодавцев, чтобы не увеличивать огорчение ближних?
Кредиторы расступились, не успев дать волю кулакам, и принялись торговаться с Баюлом на меньшую сумму, который в итоге махнул рукой, сказав, что белу пробудет в Индаине до конца недели, и пообещал вернуться с ним к пекарне через три дня. Лукус оправил помятую куртку и мрачно прошипел Дану, что, если бы не пришлось ему оставить в слободке клинок, половина этих толстых свиней сейчас бы лежала с распоротыми животами. Дан участливо кивнул. Очередное падение авторитета белужского племени окончательно испортило Лукусу настроение.
— Ну вот, — откашлялся, выбираясь к друзьям, Баюл, — чуть голос не сорвал! Если довести дело до конца, есть возможность сорвать с этих заимодавцев пару золотых. С другой стороны, лучше исчезнуть из города раньше. Эти ростовщики могут и убийцу нанять, лишь бы сэкономить несколько медяков!
— Нечего было встревать! — огрызнулся белу.
— Ага, — кивнул Баюл. — Я уже боюсь угадывать, кого мы встретим на маяке!
До маяка пришлось прогуляться. Баюл уверенно, отругиваясь от надоедливых попрошаек, вел друзей по узким улочкам, на которых почти эйд-меровские башни перемежались высокими шинскими зданиями и еще какими-то причудливыми строениями.
— Не тот стал город, — бормотал банги вполголоса. — Смеха не слышно на улицах, музыки, народу мало, много незнакомых.
— Как же так? — удивился Лукус, уже, кажется, радуясь, что навстречу не попадаются его соплеменники. — Ты же раскланиваешься с каждым вторым!
— Вот это ты точно подметил, белу! — поднял палец Баюл. — Только с каждым вторым! А что еще ты заметил? Давно не был в Индаине?
— Давно, — кивнул Лукус. — Много закрытых лавок и запертых ставен на окнах. Мало парусов на открытой воде.
— Паруса в гавани должны быть. Судам запрещено в город проходить, чтобы таможню не миновать, — махнул рукой Баюл. — А вот что заметил я. Из той оравы побирушек, что крадутся за нами, двое ничего не клянчат, но не отстают от самой конторки Сиргаста. Меняются через квартал, но я их приметил. И это не воровская гильдия!
— Какая гильдия? — не понял Дан, невольно оглядываясь.
— Воровская, — поморщился Баюл. — Поверь мне, парень, в каждом городе есть воры, грабители, чеканщики фальшивых монет, разорители склепов. Индаин в этом не исключение. Здесь столько намешано народов, что воровское дело, пусти его на самотек, могло бы нанести городу непоправимый ущерб. Я презираю всякого, кто живет обманом и насилием, но воровской тан принес Индаину и некоторую пользу.
— Какую пользу может принести воровская гильдия?! — возмутился Лукус.
— Малую, но значительную, — повысил голос Баюл. — Первое, в городе жестко пресекается торговля людьми. Второе, никаких убийств. Внутри своей гильдии воры могут поубивать друг друга, но жизни обычных граждан Индаина неприкосновенны!
— Понял! — усмехнулся Лукус. — А если кого и убили ненароком, он все равно никому ничего не расскажет.
— Может быть, — кивнул банги. — Неплохо бы расспросить воровского тана, но никто не знает его в лицо.
— Он важная персона? — поинтересовался белу.
— Говорят, что его слово крепче камня Индаинской крепости, — кивнул Баюл. — Но не это самое удивительное!
— Что же? — спросил Дан.
— Я, понимаешь, я, Баюл, — каменщик, который наизусть знает половину камней Индаинской крепости, который полдюжины лет провисел в люльке под индаинскими мостами, укрепляя древнюю кладку ари. Который и теперь знает почти каждого индаинца, а раньше знал каждую индаинскую собаку — я не знаю воровского тана!
— Удивительно, — кивнул Лукус.
— Вот скажи! — Баюл остановился у отсекающей гавань от города крепостной стены, возле которой опять маячили серые воины, злым шипением отогнал попрошаек и повернулся к Лукусу. — Вот скажи, как ты думаешь, в тех деньгах, что мы взяли на лерре, есть моя доля?
— Конечно! — кивнул Лукус. — Правда, у нас такое правило, пока мы делаем общее дело, и деньги у нас общие.
— А если я хочу потратить приличную сумму на нужное нам всем дело? — поинтересовался Баюл.
— Я немедленно развяжу кошель! — отозвался Лукус.
— Тогда идем в трактир! — торжественно провозгласил банги.

 

Назад: Глава 7 НАЕМНИКИ
Дальше: Глава 9 ТРИ ДЮЖИНЫ ЗОЛОТЫХ