Захвативших меня в плен тористов возглавляли ангам Муско и шпион тористов Вилор, которые задумали и осуществили похищение Дуары из ее каюты на борту «Софала».

Едва добравшись до материка на кланганах, этих странных крылатых людях Венеры, они бросили Дуару на произвол судьбы, ибо на их отряд напали волосатые дикари, от которых я спас принцессу с помощью героически защищавшего ее ангана.

И хотя похитители оставили Дуару на верную смерть, они были вне себя, когда я сумел вырвать ее из их лап и переправить на палубу «Софала». Мне помог последний оставшийся в живых анган. Теперь, когда нападавшие разоружили меня и я оказался в их власти, они осмелели и с яростью бросились ко мне.

Я наверняка был бы убит на месте, но одному из командиров отряда пришла в голову идея получше.

Вилор, у которого не было оружия, взял меч у солдата и направился ко мне с намерением, не вызывающим никаких сомнений.

— Подожди! Чем заслужил он право быть убитым быстро и без мучений? — вмешался этот командир.

— Что ты имеешь в виду? — осведомился Вилор, опуская оружие.

Страна, куда мы попали, Вилору была почти так же незнакома, как и мне, поскольку он был родом из далекой Торы. Отряд же, который помог захватить меня, состоял из жителей Нубола, которых тористы вынудили присоединиться к своему союзу, стремясь разжечь по всему Амтору раздоры и войны и уничтожить существующие государства, чтобы установить собственную невежественную тиранию.

Поскольку Вилор колебался, тот постарался его переубедить.

— У нас в Капдоре, — объяснил он, — есть гораздо более интересные способы уничтожения врагов, чем просто заколоть их мечом.

— Расскажи мне подробнее, — потребовал Муско — Этот человек заслуживает долгой и мучительной смерти. Он, оказавшись на борту «Софала» в качестве пленника вместе с другими вепайцами, возглавил бунт, в ходе которого были убиты все офицеры корабля.

Он захватил другой корабль, «Совонг», освободил пленников, ограбил корабль, потопил его большие пушки в море и принялся пиратствовать.

Он напал на «Яан», торговый корабль, на котором я, ангам Муско, плыл как пассажир. Невзирая на мои полномочия, открыл по «Яану» огонь и захватил его. Ограбив корабль и уничтожив вооружение, сделал меня пленником на борту «Софала». Он обращался со мной с крайним неуважением, лишив свободы и угрожая жизни.

За все это он должен умереть, и если его смерть будет соответствовать его преступлениям, вас не оставят без награды те, кто правит Торой.

— Давайте отведем его в Капдор, — предложил сторонник изощренных способов казни — Там у нас есть комната с семью дверями. Обещаю вам, что его мучения в стенах комнаты будут более ужасными, чем от любой раны, нанесенной мечом.

— Хорошо! — воскликнул Вилор, возвращая меч солдату, у которого позаимствовал оружие. — Эта тварь заслуживает наихудшего.

Меня повели вдоль берега в том направлении, откуда они пришли. Во время похода из их разговоров стало ясно, какое несчастное стечение обстоятельств определило злую судьбу, предавшую меня в тот момент, когда Дуара и я могли спокойно вернуться на «Софал» к своим верным друзьям.

Пленивший нас вооруженный отряд из Капдора искал сбежавшего узника, когда их внимание привлек бой между волосатыми дикарями и кланганами, защищавшими Дуару. На эту же сцену обратил внимание и я в поисках прекрасной Дуары — дочери Минтепа, джонга Вепайи.

Отряд подошел, чтобы узнать в чем дело. Здесь они встретили Муско и Вилора, сбежавших с поля сражения. Эти двое, сопровождаемые отрядом, вернулись назад именно в тот момент, когда Дуара, оставшийся в живых анган и я заметили у берега «Софал» и собирались подать ему сигнал.

Поскольку человек-птица мог перенести только одного из нас за один полет, я приказал ему, против его желания, отнести Дуару на корабль. Она отказывалась покинуть меня, а он боялся возвращаться на «Софал», ибо помогал похитить принцессу. Но в конце концов я заставил ангана взять принцессу и улететь, когда отряд тористов уже был рядом.

С моря дул сильный ветер, и меня беспокоило, что анган не сможет из-за ветра опуститься на палубу «Софала». И все же смерть в морских волнах будет гораздо лучшей участью для Дуары, чем плен у тористов, особенно во власти Муско.

Мои стражи наблюдали, как человек-птица со своей ношей борется со встречным ветром, но это продолжалось всего несколько минут. Затем они двинулись обратно в Капдор, ибо Муско опасался, что Камлот, который теперь командовал «Софалом», высадит своих людей и будет преследовать их отряд, как только Дуара сообщит ему, что я попал в плен. Вот почему они торопились уйти и быстро скрылись за острыми скалами, а анган и Дуара исчезли из виду. Очевидно мне суждено прожить оставшиеся краткие часы жизни, не зная о судьбе венерианской красавицы-принцессы, ставшей по капризу судьбы моей первой любовью.

То, что я полюбил именно эту девушку из королевства Вепайя, где так много прекрасных женщин, само по себе оказалось трагедией. Дуара была девственной дочерью джонга — короля страны, закон и традиции которой строго предписывали принцессе оставаться всю жизнь недоступной святыней.

За восемнадцать лет жизни Дуаре не было позволено говорить ни с одним мужчиной, кроме членов королевской семьи и нескольких особо доверенных приближенных. И тут по воле случая я вторгся в ее жизнь. Вскоре с ней случилось худшее. Отряд тористов похитил ее — тот же самый отряд, который потом схватил Камлота и меня.

Она была потрясена и испугана моим признанием в любви, но не стала винить меня. Видимо, она относилась ко мне с презрением до самого последнего момента на вершине каменных утесов, возвышавшихся над бурным венерианским морем, когда я приказал ангану отнести ее на «Софал». И лишь тогда она, протянув руки, воскликнула:

— Не отсылай меня от себя, Карсон! Не отсылай! Я люблю тебя!

Эти невероятные слова звенели в моих ушах, поддерживали силы даже перед лицом смерти, ожидавшей в комнате с семью дверями, о которой говорил главарь тористов.

Конвоиры очень заинтересовались моими светлыми волосами и голубыми глазами. Такого они не видели ни у одного жителя Венеры. Они расспрашивали Вилора обо мне. Он отвечал, что я — вепайец, а поскольку вепайцы — смертельные враги тористов, он не мог бы найти худшего клейма, даже окажись я не виновным в преступлениях, в которых меня обвинял Муско.

— Он утверждает, что прибыл из иного мира, находящегося далеко от Амтора. Но его схватили в Вепайе вместе с другим человеком, вепайцем, и он хорошо известен Дуаре, дочери Минтепа, джонга Вепайи.

— Какой же может быть другой мир, кроме Амтора? — усмехнулся один из солдат.

— Конечно, никакого, — кивнул другой — За пределами Амтора — только расплавленные камни и огонь.

Я был измучен событиями, которые пришлось пережить с тех пор, как рев урагана и качка «Софала» разбудили меня прошлой ночью. Когда огромная волна смыла меня за борт, пришлось бороться с морской стихией, с которой вряд ли справился бы менее сильный, чем я, человек. А когда я добрался до берега, пришлось долго бродить в поисках Дуары и ее похитителей. Еще больше истощились силы в упорном бою с клунобарганами, волосатыми зверолюдьми, напавшими на похитивших принцессу негодяев.

Вот почему я почти выбился из сил, когда мы одолели подъем и перед нами появился окруженный стенами город, лежавший на берегу моря в устье небольшой реки. Это и был Капдор, цель нашего пути. И хотя я понимал, что здесь меня ждет смерть, все же смотрел на него с надеждой, поскольку полагал, что за этими мрачными стенами смогу получить пищу и воду.

Городские ворота, через которые мы прошли, надежно охранялись. Очевидно, у обитателей Капдора много врагов. Все жители вооружены мечами, кинжалами и пистолетами. Пистолеты походили на те, с которыми я познакомился в доме Дурана, отца Камлота, в городе на деревьях Куаде — столице островного королевства Вепайи.

Я уже упоминал, что это оружие испускало пучки смертоносных р-лучей, разрушавших живые ткани. Оно опаснее, чем известные на Земле автоматические винтовки и пулеметы.

На улицах Капдора было многолюдно. Однако жители выглядели вялыми и апатичными. Даже облик голубоглазого светловолосого пленника не вызывал интереса. Мне они показались вьючными животными, выполняющими свои давно надоевшие обязанности. Казалось, они полностью утратили воображение и надежду. Так выглядели те, кто был вооружен кинжалами, но попадались и другие. Их я принял за солдат. Они носили мечи и пистолеты, выглядели живее и веселее. Очевидно, они принадлежали к привилегированному классу; впрочем, умнее, чем остальные, они не казались.

В основном город состоял из захудалых лачуг, но порой попадались и более претенциозные двух- и даже трехэтажные дома. Многие были деревянными, поскольку эта часть Амтора богата лесами. Правда, здесь не встречались те огромные деревья которые растут на острове Вепайя — первое, что меня поразило на Венере.

Вдоль улиц, по которым мы шли, стояло немало и каменных зданий. Однако они выглядели скучными коробками, без всяких признаков вмешательства вдохновения или гения искусства. В этом отношении они напомнили так называемую современную архитектуру, которая уже заявила о себе перед моим отлетом с Земли.

Вскоре стражи привели меня на широкую площадь, окруженную более высокими, хотя и не более красивыми зданиями, чем те, мимо которых мы проходили раньше. Здесь тоже чувствовалось убожество, неумение и презрение к красоте.

Мы вошли в дом, вход в который охранялся солдатами. Вилор, Муско и главарь отряда, захватившего меня, прошли внутрь, в большую комнату, где крупный, тучный человек спал в кресле, положив ноги на стол, очевидно, служивший ему и для еды, поскольку был завален бумагами и остатками пищи.

Спящий, потревоженный нашим появлением, открыл глаза и какое-то время тупо щурился на нас.

— Привет тебе, друг Сов! — воскликнул офицер, сопровождавший меня.

— А, это ты, друг Окал, — пробурчал Сов сонно. — А кто остальные?

— Ангам Муско, Вилор и вепайский пленник, захваченный мной.

При упоминании титула Муско Сов поднялся, поскольку ангам — это человек, занимающий высокое положение в иерархии тористов.

— Привет тебе, ангам Муско! — воскликнул он. — Значит, вы привели вепайца? А он случайно не врач?

— Не знаю, кто он, и меня это не интересует, — заявил Муско. — Врач или не врач, он головорез и мерзавец, и должен умереть.

— Но нам очень нужен врач, — настаивал Сов. — Мы погибаем от болезней и старости. Если у нас не будет врача, то умрут все.

— Ты слышал или нет, что я сказал, друг Сов? — отрезал Муско раздраженно.

— Да, ангам, — ответил Сов покорно — Он умрет. Должен ли я уничтожить его немедленно?

— Друг Окал сказал, что у вас есть более медленный и приятный способ уничтожения злодеев, чем с помощью лучевого ружья или меча. Мне интересно. Расскажи о нем.

— Я имел в виду комнату с семью дверями, — объяснил Окал. — Видишь ли, преступления этого человека чудовищны: он захватил великого ангама и даже угрожал его жизни.

— У нас нет наказания, соответствующего такому преступлению, — разъярился Сов, — к сожалению, мы не можем предложить ничего лучше комнаты с семью дверями, и она будет подготовлена.

— Опиши ее, — потребовал Муско — Что это такое? Что с ним произойдет? Как он умрет?

— Не будем говорить в присутствии пленника, — предложил Окал, — если хочешь получить максимум удовольствия от его мучений.

— Да, заприте его, заприте его! — приказал Муско — В камеру!

Сов вызвал пару солдат, которые отвели меня в дальнюю комнату и запихнули в темный погреб без окон. Солдаты захлопнули над головой тяжелый люк, заперли его и оставили наедине с мрачными мыслями.

Комната с семью дверями! Название интриговало. Какая ужасная смерть ожидает там? Вдруг в конце концов это окажется не так ужасно? Возможно, враги лишь пытались напугать, ожидая проявления страха или слабости.

Итак, вот чем заканчивалась моя безумная попытка попасть на Марс! Смертью в одиночестве в далекой цитадели тористов в Нуболе, о которой почти ничего не известно, кроме названия. На Венере осталось столько любопытного, а я так мало успел повидать!

Я припоминал все, рассказанное мне Данусом о Венере, так воспламенившее воображение, — отрывочные истории, напоминавшие сказки: о Карболе, холодной стране, где обитают неведомые свирепые звери и еще более странные и свирепые люди; о Траболе, теплой стране, где лежал остров Вепайя и куда случай направил ракету, на которой я прилетел с Земли. Больше всего меня интересовал Страбол, жаркая страна, поскольку я был уверен, что это — экваториальный район Венеры и за ним лежат огромные неисследованные пространства — северная умеренная зона, — о которых не имели никакого представление обитатели южного полушария.

Когда я захватил «Софал» и сделался капитаном пиратов, я надеялся, что смогу найти океанский проход на север к этим неизвестным землям. Какие странные расы, какие новые цивилизации мог я встретить там! Но теперь наступал конец не только моим надеждам, но и самой жизни.

Я решил не думать о таких вещах. Сочувствовать себе очень легко, но этого никогда не надо делать, ибо лишает присутствия духа.

За прожитую жизнь у меня накопилось достаточно приятных воспоминаний; их-то я и призвал к себе на помощь. Счастливые дни, проведенные в Индии до того, как умер мой отец-англичанин, служили пищей для чудесных картин прошлого. Припомнился старый Чандр Каби, мой учитель, и все то, что узнал от него помимо школьных учебников. Не последним из его уроков было то видение мира, которое я призвал к себе на помощь. Именно Чандр Каби научил меня, как использовать все ресурсы разума и как отправлять мысленные послания через какие угодно расстояния другому уму, настроенному на их получение. Без участия того далекого воспринимающего разума все впечатления и подробности моих удивительных приключений погибли бы вместе со мной в комнате с семью дверями.

И другие приятные воспоминания помогали разогнать мрак, окутывающий ближайшее будущее, — о славных и верных друзьях, приобретенных за краткое время пребывания на Венере: о Камлоте, моем лучшем друге, и «трех мушкетерах» на «Софале» — фермере Ганфаре, солдате Кироне и рабе Заге. Они были настоящими друзьями!

И наконец — самое приятное из воспоминаний — Дуара. Ради нее я рисковал. Ради ее последних слов, обращенных ко мне, можно и умереть. Она крикнула, что любит меня, — она, несравненная, недоступная, она, надежда Вепайи, дочь короля. Я едва мог поверить, что слух не обманул меня, ибо за все время нашего знакомства в тех немногих словах, которые она снисходительно бросала мне, она старалась неизменно внушить, что не только не предназначена для такого, как я, но и что ненавидит меня. Женщины — странные существа. И на Венере, и на Земле.

Не знаю, сколько времени прошло в темной дыре; должно быть, несколько часов. Наконец послышались шаги в комнате наверху, затем люк поднялся, и мне приказали выходить.

Несколько солдат отвели меня в грязный кабинет Сова, где этот офицер проводил время в беседе с Муско, Вилором и Окалом. Кувшин и стаканы, а также запах крепкого напитка свидетельствовали о способе, которым они оживляли беседу.

— Отведите его в комнату с семью дверями, — приказал Сов охранявшим меня солдатам. Сами же они последовали за конвоем, который вывел меня из кабинета.

Промаршировав мимо Сова, солдаты свернули в узкую извилистую аллею, и вскоре мы вышли на довольно большую площадь. В центре ее располагалось несколько строений. Среди них выделялась круглая башня, окруженная рвом и высокой каменной стеной.

Через маленькие ворота мы вошли в крытый проход — мрачный туннель, который заканчивался крепкой дверью. Один из конвоиров отомкнул ее большим ключом, переданным ему Окалом. Затем солдаты встали по обеим сторонам двери, а я вошел внутрь с Совом, Муско, Вилором и Окалом.

Мы оказались в просторной круглой комнате, в стенах которой были семь абсолютно одинаковых дверей, расположенных на равных расстояниях по окружности.

В центре комнаты стоял круглый стол. На нем — семь больших блюд с различными кушаньями и семь кувшинов с напитками. Над центром стола свешивалась веревка с петлей на конце; верхний конец ее терялся во тьме под высоким потолком, поскольку комната едва освещалась.

Я сильно страдал от жажды и умирал с голода, так что вид накрытого стола поднял мой слабеющий дух. Очевидно, даже если пришло время умирать, я не умру голодным. Тористы может быть, жестоки и бессердечны в некоторых отношениях, но несомненно в них теплилась частица доброты, иначе бы никогда не дали обреченному человеку столько еды.

— Слушай внимательно! — бросил Сов, обращаясь ко мне. — Слушай то, что я скажу.

Муско изучал комнату со злорадной ухмылкой на губах.

— Мы оставим тебя одного. Если сможешь выбраться отсюда, тебе будет сохранена жизнь. Как видишь, здесь семь дверей. Ни на одной из них нет засова или запора. За каждой начинается коридор, точно такой же, как тот, через который мы вошли в комнату. Тебе можно открыть любую из дверей и выйти в любой из коридоров. Но после того, как войдешь в дверь, пружина захлопнет ее и ты не сможешь открыть дверь с той стороны. Двери устроены так, что их нельзя ничем подпереть, чтобы оставить открытыми, за исключением той двери, через которую мы вошли в комнату. За этой единственной дверью тебя ждет жизнь, за остальными — смерть.

В коридоре за второй дверью ты обязательно наступишь на скрытую пружину, которая выпустит в тебя длинные острые стрелы; они полетят отовсюду, ты будешь пронзен ими и умрешь.

В третьем коридоре такая же пружина подожжет пламя, и ты погибнешь в огне. В четвертом ты попадешь под смертоносные р-лучи и умрешь немедленно. Когда же ты войдешь в пятую, на другом конце откроется дверь и в коридор войдет тарбан.

— Что такое тарбан? — спросил я.

Сов посмотрел на меня в изумлении.

— Ты знаешь не хуже меня! — проревел он.

— Говорю тебе, что я из другого мира, и не знаю, что это такое.

— Не будет вреда, если мы скажем, — предложил Вилор, — вдруг он в самом деле не знает и тогда не сможет по-настоящему узнать ужас комнаты с семью дверями.

— Неплохая мысль, — заметил Муско. — Опиши тарбана, друг Сов.

— Ужасный зверь, — объяснил Сов, — огромный и страшный. Покрыт жесткой, как щетина, шерстью красноватого цвета, с белыми полосами, идущими вдоль тела, а брюхо голубоватого оттенка. С могучими челюстями и острейшими когтями, и не ест ничего, кроме мяса.

Тут раздался оглушительный рев, который, казалось, мог покачнуть башню.

— Вот и тарбан, — заметил Окал с усмешкой. — Он не ел три дня и не только очень голоден, но и очень зол.

— А что за шестой дверью? — осведомился я.

— В коридоре за шестой дверью спрятаны трубки, из которых польется кислота. Она попадет тебе в глаза и выжжет их, медленно разъест плоть, но ты умрешь не слишком быстро. Вполне хватит времени, чтобы раскаяться в преступлениях, которые привели тебя в комнату с семью дверями. Лично мне кажется, что шестая дверь — самая ужасная из всех.

— Я считаю, что седьмая хуже, — возразил Окал.

— Возможно, — согласился Сов. — В седьмом коридоре смерть приходит не так быстро, и мучения длятся долго. Когда ты наступишь на скрытую пружину в коридоре за седьмой дверью, стены медленно начнут сдвигаться. Их движение так медленно, что его почти невозможно заметить, но в конце концов стены постепенно раздавят тебя.

— А зачем петля над столом? — спросил я.

— Когда ты будешь мучиться от невозможности решить, за которой дверью находится жизнь, — объяснил Сов, — у тебя появится искушение покончить с собой, для чего и висит петля. Но она с умыслом подвешена на такой высоте от стола, что ей нельзя воспользоваться, чтобы сломать шею и принять быструю смерть; ты можешь только задохнуться.

— Похоже, вы потратили много усилий, придумав столь изощренный способ уничтожения врагов, — заметил я.

— Комната с семью дверями предназначена в первую очередь не для уничтожения людей, — разуверил меня Сов. — Она используется как средство убеждения не верящих в торизм, и прямо-таки удивительно, насколько действенна комната, — добавил он со смехом.

— Могу представить, — ответил я. — А теперь, когда вы любезно познакомили меня с худшим, будет ли мне разрешено удовлетворить голод и жажду перед тем, как умереть?

— В последние часы жизни ты можешь делать со всем, находящимся в комнате, что захочешь. Но заранее предупреждаю: из семи блюд на столе одно отравлено. И прежде чем ты удовлетворишь жажду, тебе наверняка будет интересно знать, что из семи изысканных напитков, налитых в сосуды, шесть отравлены. А теперь, убийца, мы покидаем тебя. Последний раз ты глядишь на людей.

— Я с удовольствием встречу смерть, — ответил я, — если в жизни мне не осталось ничего более приятного, чем глядеть на вас.

Один за другим они покинули комнату через дверь жизни. Я внимательно глядел на эту дверь, чтобы хорошенько ее запомнить, а затем тусклый свет погас, и комната погрузилась во тьму.

Я быстро пересек помещение по прямой линии к тому самому месту, где находилась дверь. Улыбнулся про себя — какие же они простаки, коль скоро вообразили, что я немедленно потеряю ориентировку только из-за того, что погас свет. Надо надеяться, они не лгали, тогда я выйду из комнаты почти так же быстро, как они, и потребую обещанную мне жизнь.

С вытянутыми руками приблизился к двери. Неизвестно почему, но слегка кружилась голова. Было трудно сохранять равновесие. Пальцы прикоснулись к движущейся поверхности. Это стена скользила под пальцами влево. Я почувствовал, как поверхность двери проскользнула под ними, появилась и другая, потом еще одна. Все ясно — пол, на котором я стоял, крутился! Дверь, ведущая к жизни, потеряна!