Расспросив женщин, я вышел на главную палубу. Нетерпение мое было так велико, что я не дождался лейтенантов на своем месте в башне. Они закончили обыск корабля и спешили ко мне с докладом. Никто из них не нашел пропавших, но обнаружилась еще одна потеря: исчезли все пять кланганов.

Осмотр корабля оказался достаточно опасным делом, поскольку «Софал» немилосердно качало и через палубу перекатывались огромные валы. Тем не менее обыск был проделан успешно, и все собрались в большой каюте на главной палубе. Камлот, Кирон, Ганфар и Заг вместе со мной занялись выяснением всех обстоятельств этого таинственного дела. Хонан остался в рубке.

Рассказав им, что Вилор на самом деле не вепайец, а тористский шпион, я напомнил Камлоту, как Вилор просил поручить охрану джанджонг именно ему.

— От Висы стало известно кое-что еще, — добавил я. — Во время пребывания на «Совонге» Вилор настойчиво добивался внимания Дуары. Он влюблен в нее!

— Думаю, что это последняя крупица информации, в которой мы нуждались. Теперь можно восстановить все нити событий прошлой ночи, — начал Ганфар — Вилор хотел обладать Дуарой. Муско — бежать из плена. Первый общался с кланганами и заручился их дружбой: это было известно каждому на «Софале». Муско — ангам, а всю жизнь кланганы смотрят на ангамов как на носителей высшей власти. Они поверили его обещаниям и решили помогать. Несомненно, Вилор и Муско детально разработали план бегства. Прежде всего, они послали ангана убить впередсмотрящего. Ведь только тогда их замысел мог быть успешно осуществлен. Затем Вилор, вероятно, в сопровождении Муско, направился в каюту Дуары. Они убили часового, схватили ее на постели, сунули в рот кляп и отнесли к сходням, где их ждал анган. Да, был шторм, но ветер дул как раз в сторону близкого берега, а кланганы хорошо летают. Такова была, по-моему, картина происшедшего, пока мы спали, — этими словами Ганфар подвел итог своим размышлениям.

— И ты веришь, что кланганы перенесли всех троих на берег Нубола? — усомнился я.

— Ничего другого быть не могло. Таковы факты, — подтвердил Ганфар.

— Я согласен с ним, — добавил Камлот.

— Следовательно, остается лишь одно, — подытожил я. — Необходимо вернуться и направить в Нубол поисковую партию.

— Ни одна лодка не уцелеет в такой шторм, — произнес Кирон.

— Шторм не длится вечно. Нужно оставаться близ берега, пока ветер не стихнет. Я пойду в башню, а вы опросите команду: может, кто-нибудь прольет новый свет на произошедшее. Кланганы — большие болтуны, а кто-нибудь, возможно, и вспомнит о замыслах Вилора и Муско.

Когда я выбрался на главную палубу «Софала», корабль как раз поднялся на гребень огромной волны, а затем соскользнул во впадину между гребнями и зарылся носом в бушующие волны. Палуба круто накренилась. Скользкие мокрые доски под ногами не давали опоры, и я беспомощно пролетел почти пятьдесят футов, прежде чем смог остановить падение. Затем корабль опять задрал нос, взбираясь на очередную гору воды, и огромная водяная стена пронеслась по палубе от носа до кормы, подхватив меня и унеся с палубы.

На мгновенье я погрузился под воду, но очередная исполинская волна вытолкнула меня на поверхность, и я увидел, как пляшет на волнах «Софал» в пятидесяти футах от меня.

Даже в далеком космосе я не был так беспомощен, как сейчас, в объятиях бушующего океана, в неизвестном мире, окруженный мраком и хаосом разъяренной стихии. Кто знает, какие страшные чудовища таятся в бездне? Я погиб! Даже если друзья узнают, что меня смыла волна, им не удастся мне помочь — они тоже беспомощны! Никакая лодка не сможет подойти ко мне при таком волнении, как правильно говорил Кирон, и никакой пловец не удержится на поверхности в бешеном круговороте водяных гор!

Я был песчинкой, захваченной самумом в пустыне…

Безнадежно! Так нельзя говорить, нужно никогда не терять надежды. Раз нельзя выплыть против волн, то, может быть, можно вместе с ними? А до земли недалеко! К тому же я хорошо плаваю на дальние расстояния, и сил у меня достаточно. Если вообще кто-то сможет выжить в такую бурю, то это буду я! В противном случае я, по крайней мере, найду удовлетворение в неравной борьбе со смертью.

Одежда не стесняла: то, что носили на Амторе, можно назвать одеждой лишь с большой натяжкой. Единственной помехой было оружие, но здесь я заколебался, зная, что на недружелюбной планете шансы выжить зависят только от наличия оружия. Ни пояс, ни пистолет, ни кинжал не будут на берегу лишними, да и вес их был невелик, но меч! Если вы никогда не плавали с мечом, болтающимся у вас между ног, то не пытайтесь этого сделать, тем более в бушующем море. Вы думаете, что меч будет свешиваться вниз и позволит плыть? Ничуть не бывало! Огромные волны безжалостно швыряли меня, вертя во все стороны, а меч то упирался в самые нежные места, то болтался между ног, то ударял по голове. Тем не менее я не хотел его бросать.

После первых нескольких минут сражения с морем стало ясно, что непосредственной опасности утонуть нет. Можно было без всякого труда поднимать голову и набирать в легкие воздух. Вода была теплой, и не было опасности окоченеть или получить судорогу. Ведь чаще всего люди тонут в холодных морях. В этом негостеприимном мире существовали лишь две прямые угрозы для жизни: нападение какого-нибудь чудища амторских глубин и, более серьезная, — береговой прибой, который мне придется преодолеть.

Вот это действительно могло нагнать уныние; еще на Земле я насмотрелся, как могучие волны утюжат, крушат, уничтожают все на своем пути, даже вечные камни гор, когда обрушиваются на берег.

Я медленно продвигался к берегу; к счастью, в ту же сторону был устремлен бег волн. Не нужно истощать силы, без надобности борясь с волнами, поэтому плыл медленно, намереваясь достичь берега днем; каждая очередная волна высоко поднимала меня, берег виднелся все яснее и яснее. Он был всего в миле, но картина его мало вдохновляла. Огромные валы разбивались о скалы, вздымая фонтаны белой пены. Грохот прибоя, перекрывая рев бури, разносился вокруг, предупреждая, что смерть ожидает на пороге спасения. Оставалось выбирать. Смерть была везде, и мне предстояло решить, что предпочесть: утонуть там, где я сейчас, или разбиться о скалы. Правда, ни один вариант не вызывал у меня энтузиазма. Смерть, как хозяйка положения, не торопила, и я решил не умирать.

Но это было только мыслью, только желанием. Что надо сделать, чтобы мое решение осуществилось?

Лишь только берег мог даровать жизнь, а вместе с тем берег и угрожал моей жизни. Я направился к нему… В голове проносились разнообразные мысли, иногда не имеющие никакого отношения к той ситуации, в которой я очутился. Так, я вдруг подумал о похоронном бюро… Согласитесь, мысли не всегда подчиняются настроению и логике, однако даже в расцвете сил мы, оказавшись перед лицом смерти, невольно начинаем задумываться о неизбежности и близости конца. Вертя эту мысль так и этак, я вдруг ощутил в ней зародыш надежды. Высокая волна дала возможность увидеть прямо перед собой смерть, в которой я пытался отыскать жизнь. Берег был совсем рядом — остроконечные зубцы утесов и белая пена на них, но детали скрывались за мимолетностью видимого, потому что каждый раз волна поднимала вверх, а затем с быстротой курьерского поезда швыряла на дно водяной бездны. Нередко казалось, что я разобьюсь о морское дно.

Собственные усилия, помноженные на ярость бури, продвигали меня довольно быстро к берегу, к той точке, где рассвирепевшие воды размозжат меня об утесы, о которые разбиваются пенные гребни валов, накатывающиеся в каком-то неистовом упорстве и каждый раз откатывающиеся кипящими водоворотами назад. Надо было дождаться высокой волны.

Вот, наконец, гребень колоссальной волны увлек меня и швырнул вперед. Со скоростью норовистой лошади волна несла меня к берегу; пена накрыла с головой, меня вертело, как ветку в водовороте, но я упорно боролся за то, чтобы иногда приподниматься над водой — лишь для одного-единственного глотка воздуха! Я сражался за то, чтобы прожить на мгновение дольше, чтобы не умереть до того, как волна перебросит меня через остроконечные скалы — жажда жизни управляла моими инстинктивными движениями.

Волна продолжала нести, мгновения казались вечностью! Где же утесы? Я ждал их, тосковал по ним. Думал о матери и Дуаре. Даже размышлял, по-философски спокойно, о моем страшном конце. В том, другом мире, оставленном мною навсегда, никто не узнает о моей судьбе. О, этот вечный эгоизм человека, который даже перед лицом смерти нуждается, чтобы его выслушали, посочувствовали и пожалели!..

И тут на краткий миг я поймал взглядом скалы. Они слева! Но ведь должны быть передо мной! Непостижимо! Волна мчалась, таща меня за собой, и вокруг обнаженного тела — лишь одна вода. Но где же скалы?

И когда ярость моря неожиданно осталась позади, меня подняло на гребень небольшой волны, и я с удивлением увидел сравнительно тихие воды крошечной бухты. Меня пронесло сквозь узкую лощину в скалах, и теперь предо мной оказался песчаный полумесяц пляжа. Смертник вырвался из черных пальцев старухи с косой! К сожалению, такие чудеса встречаются значительно реже, чем в романах.

Море дало прощальный пинок, выбросило далеко на песок и смешало с водорослями и разными обломками. Я поспешно приподнялся и огляделся. Более религиозный, чем я, человек, наверное, упал бы на колени и воздал бы благодарение Господу Богу за чудесное спасение, но у меня не проходило ощущение, что, хотя я спасен, Дуара по-прежнему в опасности. Все мысли были направлены на спасение Дуары.

Бухта, куда меня забросила волна, оказалась выходом каньона, пересекавшего гряду низких холмов, вершины и склоны которых поросли невысокими деревьями. Нигде до этого мне не встречались такие гигантские деревья, как в Вепайе, но, возможно, здесь не взрослые деревья, а лишь молодая поросль? Однако их приходилось называть деревьями, поскольку многие из них имели от пятидесяти до восьмидесяти футов в высоту. Небольшая речка водопадом стекала со дна каньона в бухточку, бледно-фиолетовая трава, усеянная синими и пурпурными цветами, покрывала склоны холмов. Повсюду поднимались деревья с красными стволами, гладкими и блестящими, как бы покрытыми глазурью. Рядом стояли деревья с голубыми стволами. От бури колыхалась листва — все те же гелиотропы и лаванда с фиалками. Окружающий мир был прекрасен и необычен, но мне было не до него. Счастливый поворот судьбы выбросил меня на берег, куда, я был уверен, улетели похитители. Теперь моя мысль работала в одном направлении: необходимо извлечь все преимущества и попытаться найти и освободить Дуару.

Разумеется, моя уверенность, что она действительно здесь, была лишь правдоподобным предположением. Однако правильнее было начать поиски немного правее того места, куда меня выкинули волны, судя по курсу «Софала» в предыдущую ночь. И с этой единственной путеводной нитью я начал взбираться по склону каньона.

На вершине холма немного передохнул, чтобы обозреть окрестности и сориентироваться. Передо мной простиралась холмистая местность, покрытая лесами и лугами, а за ней — гряда гор, вырисовывающаяся на горизонте. Мой путь лежал на восток вдоль берега, горы простирались на севере, в направлении к экватору (если, конечно, верно, что я нахожусь в южном полушарии планеты). Море — к югу от меня. Я поглядел в его сторону, ища «Софал». Корабль был далеко-далеко, он направлялся к востоку. Очевидно, мои приказы были выполнены, и он плыл назад вдоль берега, ожидая, когда погода позволит пристать в удобном месте.

Итак, я пошел на восток. На каждом подъеме останавливался и внимательно осматривал незнакомую местность во всех направлениях, надеясь заметить какой-нибудь след тех, кого искал. Вокруг была жизнь, но не разумная. Множество травоядных животных паслось на фиолетовых лугах. Многих я видел достаточно близко, чтобы хорошо разглядеть. Некоторые походили на земных животных, но ни одно не соответствовало тем видам и родам, какие я знал на Земле. Их настороженность, быстрый бег и ловкие прыжки давали основание предполагать, что у них много врагов: недоверчивость ко мне свидетельствовала, что среди врагов не последнее место занимает человек.

Я стал осторожнее, чтобы избежать серьезных опасностей. На мое счастье, в этой милой стране было полно деревьев, растущих на удобных расстояниях. Не мог забыть свирепого басто, с которым мы с Камлотом встретились в лесах Вепайи, и хотя ничего похожего среди окружающих зверей не было, но вдалеке виднелись такие, вид которых напоминал тех бизоноподобных всеядных.

Я продвигался довольно быстро — меня подгонял страх за Дуару. Если моя нить не приведет к цели в первый же день, поиски могут оказаться тщетными. Мне казалось, что кланганы должны опуститься на берег и оставаться там, по крайней мере до рассвета, и вряд ли они задержатся дольше.

Необходимо найти их прежде, чем они продолжат полет.

Передо мной лежала местность, изрезанная лощинами и оврагами, сбегающими к морю. Почти во всех лощинах текла вода — от крошечных ручейков до реки. Но нигде я не встретил серьезных препятствий, хотя некоторые потоки пришлось пересекать вплавь, и два из них оказались значительными. В этих двух реках обитали отвратительные и опасные рептилии, которых, к счастью, мне удалось не потревожить. Один раз на плоскогорье я издалека увидел огромное существо, напоминавшее кошку, подкрадывающееся к стаду животных, похожих на антилоп. Оно или не видело меня, или ему была интересна лишь привычная добыча, но хищник не обратил на меня внимания.

Немного позднее я Спустился к маленькому заливу, и когда поднимался на склоны на другом его берегу, заметил всего на миг еще одну бестию этого дикого края. Не уверен даже, была она на самом деле или нет, ибо в следующий миг исчезла.

Внезапно я насторожился, потому что услышал человеческий крик и леденящий душу звук амторских пистолетов.

Усердно осмотрел местность вокруг. Но ничего не смог заметить. Было ясно одно: здесь люди, они где-то впереди, и там — какая-то схватка. И хотя здравый смысл подсказывал, что далекие звуки могли быть и не связаны с Дуарой и ее похитителями, я, забыв осторожность, бросился бежать на звуки схватки, которые становились все громче. В конце концов они вывели меня к краю довольно глубокого каньона, по дну которого протекала большая река.

Но ни красота долины, ни величина реки и на секунду не отвлекали меня от цели. Внизу, на дне ущелья, разыгрывалась сцена, сразу захватившая мое внимание. На берегу реки укрываясь за мощными скалами, сбились в тесную группу шесть фигур. Пятеро были кланганы, шестая — женщина, Дуара! Эту шестерку атаковала дюжина волосатых человекообразных существ. Орудиями нападения служили камни и стрелы, выпускаемые из примитивных луков.

Дикари и кланганы в ходе сражения осыпали друг друга бранью и насмешками. Именно эти звуки я услышал издалека. К ним примешивалось жужжание и свист лучевых пистолетов кланганов.

Трое кланганов лежали на земле недвижимо, очевидно, уже мертвые. Два клангана и Дуара стреляли из пистолетов, защищая свою позицию и жизнь.

За скалами и деревьями валялось около дюжины трупов дикарей. Оставшиеся в живых дикари не жалели ни камней, ни стрел, и, хотя лишь немногие долетали до цели, было ясно, что даже если похитители Дуары уничтожат еще немало врагов, все равно исход поединка предрешен — гибель кланганов и Дуары неизбежна!

Все эти детали запечатлелись сразу, хотя они потребовали довольно длительного описания. Нельзя было тратить драгоценное время на поиски наилучшего образа действий. В любой момент одна из стрел могла поразить девушку. Поэтому надо было прежде всего отвлечь внимание дикарей и вызвать огонь на себя.

Я находился несколько позади их позиции, что давало мне явное преимущество, подкрепленное еще и тем, что я был выше своих противников. Издав боевой клич, как команчи, я прыгнул с крутого склона каньона, на ходу стреляя из пистолета. Мгновенно картина военных действий изменилась. Дикари, напуганные новым врагом, напавшим с незащищенного тыла, вскочили на ноги в замешательстве. Сразу же двое оставшихся в живых кланганов узнали меня и поняли, что это — помощь. Они перескочили через укрывающий их гребень и помчались на окончательно деморализованных этим дикарей.

Прежде чем оставшиеся побежали, мы вместе успели уничтожить шестерых, но еще раньше один из кланганов был сражен увесистым камнем, попавшим ему в голову. Я видел, как он падал, и вскоре подошел к нему, надеясь, что он только тяжело ранен. В то время я еще не знал, с какой силой эти обезьяноподобные существа бросают свои снаряды. Кланган был убит наповал, а во лбу у него торчал кусок острого камня.

Затем подошел к Дуаре. Она стояла с пистолетом в руке, усталая и растерянная, хотя в меньшей степени, чем можно было ожидать. Пожалуй, она была рада видеть меня, ибо наверняка предпочитала мое общество обществу волосатых дикарей, от которых она только что избавилась. Тем не менее тень страха то и дело мелькала в ее глазах, как будто она не знала, чего можно ждать. И, в общем, была права, но я решил, что больше никогда не буду вызывать ее неудовольствие. Нужно завоевать ее доверие, а вместе с доверием в конце концов и любовь.

Когда я приблизился, ее глаза не зажглись улыбкой приветствия, что причинило мне большую боль, чем я мог ожидать. Выражение ее лица отразило скорее трагический отказ от всего, чем грозило мое присутствие.

— Вы целы? — спросил я. — Все в порядке?

— Вполне. — Ее глаза смотрели на стену каньона, откуда я спрыгнул на дикарей. — Где остальные? — спросила она с недоумением, слегка взволнованным тоном.

— Какие остальные? — поинтересовался я.

— Те, кто сошел с тобой с «Софала» искать меня.

— Других нет. Я один.

После моих слов она помрачнела.

— Почему ты пришел один? — страх звучал в ее голосе.

— Чтобы быть честным, скажу, что на этот раз моей вины в том нет. Когда вы исчезли с «Софала», я отдал приказ, чтобы корабль остался у берега, пока не стихнет шторм и мы сможем выслать поисковый отряд. И тут же сразу меня унесло волной за борт. Теперь все выглядит как счастливое обстоятельство. Естественно, попав на берег целым и невредимым, я подумал о вас. Бросился искать, услышал выстрелы и вопли дикарей — и поспешил сюда.

— Ты пришел вовремя, чтобы избавить меня от них, — подтвердила она, — но для чего? Что ты собираешься со мной делать?

— Собираюсь вывести вас к берегу как можно быстрей и вызвать «Софал». С него пришлют лодку и заберут вас и меня.

Дуара, казалось, с облегчением выслушала мой план.

— Ты заслужишь вечную благодарность моего отца-джонга, если вернешь меня в Вепайю, — произнесла она.

— Для меня достаточно служить его дочери, — ответил я, — хотя то, что я сделал, еще не заслужило ее благодарности.

— То, что ты сделал с большим риском для жизни, вполне достаточно, — заверила она, и голос ее был более приветлив, чем раньше.

— А что стало с Вилором и Муско? — поинтересовался я.

— Они переплыли реку и удалились вон в том направлении, — она указала на восток.

— Почему кланганы остались с вами?

— Им поручили защищать меня. Они разумны лишь настолько, чтобы выполнять приказы, и к тому же любят сражаться. У них нет ни ума, ни воображения, но они прекрасные бойцы.

— Почему же они не улетели от опасности, забрав вас с собой, когда увидели дикарей?

— Когда они решили так сделать, было слишком поздно, — объяснила Дуара. — Их бы убили камнями клунобарганы.

(Это слово — интересный пример производных от амторских существительных. В целом оно означало «дикарь», точнее — «волосатей человек». «Ган» — человек, «бар» — волос, «нобар» означает «с волосами», «волосатый». «Нобарган» — «человек с волосами». Приставка «клу» образует форму множественного числа. Итак, «клунобарганы» — это волосатые люди, дикари.)

Мы осмотрели четырех лежавших кланганов и поняли, что они мертвы. Тогда Дуара, я и оставшийся анган начали спускаться вниз по реке к океану. По дороге Дуара рассказывала, что произошло ночью на «Софале», и я признал, что Ганфар, описывая события, был почти прав.

— Что же они задумали, забрав вас с собой? — спросил я.

— Вилор хотел меня, — ответила Дуара.

— А Муско — сбежать?

— Да, он решил, что его убьют, когда корабль придет в Вепайю.

— Как же они надеялись выжить в такой дикой стране? — поинтересовался я. — Или они не знали, куда попадут?

— Они считали, что мы у берега страны Нубол, — ответила она, — но не были в этом уверены. Тористы имеют агентов в Нуболе из числа тех, кто подстрекает к свержению правительства. Некоторые из них оседают в городах на побережье. Муско искал такой город, где, как он утверждал, у него есть союзники, могущие переправить всех троих в Тору.

Некоторое время мы шли молча. Я — впереди, Дуара — сзади меня, анган замыкал шествие. Он, казалось, упал духом и был подавлен. Кланганы обычно болтливы, и необычное для него молчание привлекло мое внимание.

— Быть может, тебя помяли в схватке? — обратился я к нему.

— Я не ранен, мой капитан.

— Что же тогда с тобой случилось? Ты скорбишь о гибели своих товарищей?

— Это не так. Там, откуда мы пришли, их еще много. Я скорблю о своей смерти.

— Но ты же не мертв.

— Уже скоро.

— Почему ты так думаешь?

— Когда я вернусь на корабль, меня убьют за то, что сделал ночью. Если не вернусь, то убьют здесь. Здесь никто в одиночку не выживает.

— Если будешь мне хорошо служить, никто тебя не «Софале» не тронет, — заверил я его.

От этих слов он заметно повеселел.

— Я буду служить тебе и повиноваться во всем, мой капитан, — обещал он и вскоре уже улыбался и пел снова, как если бы у него не осталось никаких забот и смерти не существовало вообще.

Иногда, случайно оглядываясь, я обнаруживал, что Дуара рассматривает меня, но каждый раз быстро отводит взгляд, как если бы ее уличили в чем-то запретном. Я разговаривал с ней только в случае необходимости, ибо решил загладить былые грехи, обращаясь с ней сугубо официально, чтобы она больше не опасалась моих чувств.

Трудной же задачей было все это для меня! Как хотелось взять ее на руки и снова шептать слова любви! Но я уже научился управлять собой и не сомневался, что и в дальнейшем смогу вести себя сдержанно, пока Дуара продолжает враждебно относиться ко мне.

Вскоре, к моему удивлению, она спросила:

— Ты все время молчишь. Что случилось?

В первый раз Дуара отметила перемену во мне и дала понять, что думает обо мне. Ведь до сих пор она проявляла ко мне не больше интереса, чем к любому предмету обстановки или окружающей местности.

— Со мной ничего не случилось. Я озабочен одним — доставить вас в целости и сохранности как можно скорее на «Софал».

— Не надо больше об этом, — разочарованно воскликнула она. — Когда я впервые увидела тебя, ты был красноречивей и умел говорить и на другие темы.

— Вероятно, я и в самом деле говорил слишком много и на темы, мало интересующие вас, но, как видите, стараюсь больше не досаждать вам.

Она опустила глаза.

— Это не досаждало мне, — прошептала она почти неслышно.

Но теперь, когда меня приглашали делать то, чего я страстно желал сам, я как бы онемел: все вылетело из головы.

— Понимаешь, — продолжала она нормальным голосом, — сейчас условия очень отличаются от тех, в которых я выросла и воспитывалась. У себя дома я не видела ничего подобного. Теперь я понимаю, что правила и законы, по которым я жила среди своего народа, не могут применяться к таких необычным ситуациям, к необычным людям, к столь чуждым мне местам. Я много думала об этом и о тебе. После того, как увидела тебя в саду, мне стали приходить в голову странные мысли. Хотелось говорить не только с теми, с кем позволяют в доме отца. Я устала от одних и тех же людей — и мужчин, и женщин, — но обычаи сделали меня трусихой и рабой наших обычаев и законов. Я не могла делать то, что хотела. Я всегда хотела поговорить с тобой, и теперь, после того краткого мига, когда мы встретились на «Софале», где я снова попала под власть законов Вепайи, я собираюсь быть свободной. И буду делать то, что хочу. Хочу говорить с тобой.

Эта наивная декларация открыла новую Дуару, в присутствии которой было трудновато следовать принципам чистого платонизма. Тем не менее я продолжил свою новую линию поведения.

— Почему ты молчишь? — воскликнула она, когда я ничего не ответил.

— Не знаю, о чем говорить, — признался я, — что бы я ни говорил, меня занимает лишь одна мысль.

Она помолчала минуту, ее брови задумчиво нахмурились, и затем она наивно спросила:

— И какая?

— Любовь, — пробормотал я, глядя ей в глаза.

— Нет! — воскликнула она. — Мы не должны говорить о любви. Это дурно, это преступно!

— Неужели любовь на Амторе кажется преступлением?

— Нет-нет, я не хотела сказать этого, — поспешила она отступить, — но нельзя говорить о любви со мной, ведь мне нет еще двадцати!

— А тогда будет можно, Дуара?

Она покачала головой, немного печально, как мне показалось.

— Нет, даже тогда — нет, — прошептала она. — Ты никогда не должен говорить мне о любви, это — грезы; я не могу тебя слушать, ведь я дочь джонга.

— А может быть, безопаснее вообще не говорить ничего? — возразил я мрачно.

— О нет, давай разговаривать, — принялась умолять она. — Расскажи мне о странном мире, из которого ты пришел.

Чтобы развлечь ее, я сделал, как она просила. Болтая, мы подошли к океану. Далеко от берега я увидел «Софал», и теперь надо было изобрести способ, как ему просигнализировать.

Шторм кончился.

На обеих сторонах каньона, по которому в океан текла река, были очень высокие утесы. Один из них на нашей стороне казался самым высоким, к нему я и направился в обществе Дуары и ангана.

Подъем был крутой, и большую часть пути мне пришлось помогать Дуаре, так что я часто прикасался к ней.

Сначала я опасался, что ей это не понравится, но она не протестовала, а на некоторых ровных местах, где помощь моя в общем-то была не нужна, я не выпускал ее руки из своей, и она не вырывала ее, нисколько не обижаясь на такую фамильярность.

На вершине скалы я с помощью ангана быстро собрал хворост и валежник, и вскоре сигнальный костер вздымал в небо столб черного дыма. Ветер стих, и дым столбом поднимался прямо над утесом. Я был уверен, что с «Софала» сигнал заметят, но сумеют ли правильно истолковать? Этого я не знал.

Высокие волны все еще катились по морю и не позволяли спустить лодку, но у нас был анган, и, если «Софал» подойдет достаточно близко к берегу, он сможет легко перенести нас на него по одному. Пока корабль был так далеко, я опасался рисковать Дуарой.

С вершины нашего утеса мы могли обозревать скалы на другой стороне, и вскоре анган обратил мое внимание на них.

— Люди пришли! — заметил он.

Я сразу поглядел туда. Да, там были люди — не дикари, которые атаковали Дуару и кланганов.

Теперь стало особенно важно, чтобы нас как можно скорее заметили с «Софала», и я развел еще два костра, чтобы на «Софале» поняли, что это не обычный пожар, а именно сигнал.

Видели или нет на «Софале» наш сигнал, не знаю, но очевидно, его заметили люди из приближающегося отряда. Они подходили все ближе и ближе, и вскоре я разглядел их вооружение. Они принадлежали к той же расе, что и вепайцы. Незнакомцы были еще достаточно далеко, когда мы заметили, что «Софал» изменил курс и направляется к берегу. Сигнал наш увидели, и друзья решили поближе рассмотреть, что там такое. Но придут ли они вовремя? От этого зависела жизнь Дуары и моя. Ветер поднялся снова. Я спросил ангана, сможет ли он лететь против ветра, потому что решил отослать с ним Дуару.

— Могу один, — ответил он, — но сомневаюсь, если придется нести кого-либо.

Мы наблюдали, как «Софал» переваливался с боку на бок и зарывался в волны, все приближаясь, и как с той же уверенностью к нам подходил враждебный отряд. Я не сомневался, кто будет первым; надежда была лишь на то, что «Софал» приблизится настолько, что анган сможет безопасно долететь до корабля с Дуарой на руках.

Теперь отряд достиг утеса на другом берегу каньона и там расположился, рассматривая нас и что-то обсуждая.

— Среди них Вилор! — вдруг воскликнула Дуара.

— И Муско, — добавил я. — Я вижу обоих.

— Что будем делать? — со страхом спросила Дуара. — Ах, они снова схватят меня!

— Нет, — обещал я ей.

Они начали спускаться в каньон, потом благополучно переплыли реку и подошли к подножию нашего утеса. «Софал» медленно приближался к берегу. Я подошел к кромке обрыва и посмотрел на карабкающихся людей. Они уже забрались на половину высоты утеса. И тут я вручил Дуару ангану.

— Мы не можем больше ждать, — обратился я к ней и ангану. — Возьми джанджонг и лети на корабль. Он теперь близко, и ты сможешь! Должен!

Он подхватил принцессу, но Дуара вырвалась.

— Я не согласна, — возразила она спокойно, — я не оставлю тебя одного.

При этих словах я ощутил такое счастье, какое никогда в жизни не испытывал. Моя Дуара снова преобразилась. Я не ждал ничего подобного и не думал, что она питает ко мне такое дружеское чувство, а что может быть желаннее для любящего мужчины, чем самоотверженность любимой женщина? Я потерял самообладание, но лишь на мгновение. Враги уже у вершины утеса и через минуту будут рядом с нами! И я действительно усидел первого из них.

— Анган, возьми ее, — крикнул я. — Нет времени для церемоний!

Он схватил ее, она вырвалась; тогда я поймал ее; кровь бросилась мне в голову, когда я почувствовал ее в своих руках. Я сжал ее в объятиях на секунду, поцеловал и вручил человеку-птице.

— Быстрей, — крикнул я. — Они идут!

Расправив крылья, он оторвался от утеса, а Дуара протянула ко мне руки и закричала:

— Не отсылай меня от себя, Карсон! Не отсылай! Я люблю тебя!

Но было слишком поздно; я не должен был звать ее назад, даже если бы мог. На меня со всех сторон навалились вооруженные люди.

Итак, меня уводили в плен в Нубол. Приключение это лежит за пределами моего рассказа, но уходил я счастливый: женщина, которую я боготворил, любит меня!