14
Хеттов оказалось сорок два. Я повел отряд назад через Скамандр к берегу, на котором должны были стоять ахейцы, если их войско еще не уничтожил Гектор со своими троянцами.
Лукка принял как должное, что я возглавил отряд. Его хищное лицо оставалось бесстрастным, но в темных глазах хетта виделся трепет и восхищение моим умением драться. Остальные реагировали точно так же. Никто не испытывал большой симпатии к убитому Арце. Он командовал отрядом, когда разразилась гражданская война, и хетты разделились на партии. Как бывает повсюду, профессиональные воины последовали за своим командиром, хотя и не любили его. И пока он удерживал их вместе, обеспечивая их жизнь грабежом, все подчинялись его ничтожной тирании и мирились с вздорным нравом.
– Мы жили как псы, – сказал мне Лукка, когда мы поднимались на заросший лесом гребень, разделявший дорогу и реку. – И каждый из нас поднимал руку на другого. В стране хеттов не стало порядка с тех пор, как умер царь, а его сына изгнали вельможи. А теперь они дерутся за власть, а армия распалась на тысячу маленьких отрядов вроде нашего – не знающих дисциплины и чести… Нам не на что жить, поэтому-то и приходится грабить поселян.
– Когда мы вернемся в лагерь ахейцев, – посулил я, – царь Одиссей охотно примет вас в свое войско.
– Мы согласны, если командовать будешь ты, – проговорил Лукка.
Я взглянул на него. Он говорил совершенно серьезно и явно не сомневался в том, что человек, способный убить Арца, должен командовать отрядом.
– Да, – согласился я. – Под моим началом.
Он по-волчьи оскалил зубы:
– Там полно золота, это я знаю. Нам доводилось сопровождать караван с данью из Трои в Хаттусас. Из нее везли много золота.
Так шли мы к равнине Илиона. Теперь я стал предводителем отряда профессиональных воинов, мечтавших добраться до золота Трои. Армии, которую ждал Гектор, более не существовало. Помочь троянцам было некому, войско хеттов распалось на тысячи банд мародеров, занятых лишь грабежом и разбоем.
Лукка сразу же сделался моим помощником, он-то знал своих людей куда лучше меня. Ко мне он относился, пожалуй, почти с таким же уважением, как к богу. Я чувствовал себя неловко, но в данном случае это было полезно. Сильный и умелый воин, немногословный, от пронзительных глаз которого ничего не могло укрыться, пользовался у своих людей абсолютным уважением. Мы заночевали в том самом лесу, где вместе с Политосом накануне провели ночь. Я распростерся на земле, положив с одного бока меч, с другого кинжал, и пожелал вступить в контакт с богами. «Нет, не с богами», – напомнил я себе самому. Пусть они и творцы наши, но не боги.
Я закрыл глаза и собрал воедино всю свою волю, стремясь увидеть их снова, завязать разговор. Но я лишь перенапряг мышцы, отчего спина и шея начали болеть, и большую часть ночи я не мог уснуть.
На следующее утро мы обнаружили брод и, перебравшись через реку, направились к морю.
Уже далеко за полдень мы увидели над холмом могучие стены Трои. Шатры троянцев исчезли с равнины. Все истоптанное поле между лагерем ахейцев и стенами Трои усеивали разбитые колесницы, остатки шатров. Под палящими лучами солнца облаченные в черное женщины и полуобнаженные рабы медленно и скорбно ходили от тела к телу среди сотен раздетых трупов. В воздухе настойчиво кружили коршуны. Повсюду лежали трупы людей и животных.
«Свирепая битва», – подумал я.
Но корабли ахейцев, как и прежде, стояли вдоль берега, и их черные корпуса остались невредимы, огонь не тронул ни один из них. Итак, Агамемнон, Одиссей и все остальные сдержали натиск Гектора.
Политос смотрел на поле битвы затуманенными от слез глазами. Лукка и другие воины-хетты озирали следы побоища со спокойствием профессионалов.
– Вот и Троя, – сказал Лукка, показывая на противоположный берег.
– Да, – согласился я.
Он оценивающе смотрел на высокие стены, которые не так-то легко и одолеть.
– А реально ли это вообще? – Лукка мрачно усмехнулся. – Впрочем, если пали даже великие стены Хаттусаса, можно взять и этот город.
Мы подождали в тени прибрежных деревьев, пока Политос вместе с одним из воинов-хеттов, выловив из реки маленькую камышовую лодочку, поплыли в ней к лагерю ахейцев. Я приказал Политосу донести обо всем только Одиссею.
Прошел час… За ним другой. Море тихо блестело под солнцем, полдень выдался спокойный и жаркий. Наконец от берега в нашу сторону плавно скользнула галера, украшенная головой дельфина; весла ее ритмично вздымались. По грудь зайдя в прохладную воду, мы поднялись на военный корабль итакийцев.
Лукка настоял, чтобы я поднимался первым, а сам пошел замыкающим.
Политос стоял в носовой части судна. Протянув худые руки, он помог мне подняться на борт. Его бородатое лицо было угрюмо.
– Какие новости? – спросил я.
– Вчера произошла великая битва, – проговорил он.
– Вижу.
Он взял меня за локоть и отвел на корму, подальше от гребцов.
– Гектор и его братья прорвали оборону и ворвались в лагерь. Но и тогда Ахиллес отказался биться. Надев золотой панцирь своего господина, Патрокл повел мирмидонян в бой, и они отогнали ошеломленных троянцев из лагеря к самым стенам Трои.
– Наверное, решили, что Ахиллес действительно вышел на бой, – пробормотал я.
– Может, и так. Бог наполнил Патрокла боевой яростью. Все в лагере ахейцев считали, что он слишком нежен для того, чтобы быть ратником, но он прогнал троянцев к своим воротам и сразил не одну дюжину их воинов собственноручно.
Я прищурился, услышав про «дюжину». Война порождает массу легенд; а здесь, похоже, мифотворчество началось уже через сутки после боя.
– Но потом Боги обернулись против Патрокла, – со скорбью в голосе промолвил старый сказитель. – Гектор пронзил его своим копьем и снял золотые доспехи Ахиллеса с мертвеца.
Я ощутил, как мое лицо окаменело.
«Боги играют в свои игры, – подумал я. – Они подарили Патроклу мгновение славы и тут же потребовали плату за нее».
– И теперь Ахиллес рыдает и посыпает голову пеплом. Он клянется отомстить и Гектору, и всей Трое.
– Значит, он примет бой, – решил я, гадая, не подстроил ли это кто-нибудь из тех, кто противостоял Золотому богу; не они ли послали Патрокла на смерть, чтобы вернуть Ахиллеса на поле брани?
– Завтра утром, – сообщил мне Политос, – Ахиллес сойдется в единоборстве с Гектором. Так договорились через парламентеров, до этого битвы не будет.
Итак, поединок. Опытный боец Гектор, сохраняющий хладнокровие даже во время схватки. Ахиллес, вне сомнения, быстрее, хотя и меньше ростом; движет же им та самая ярость, что посылает людей на самые невероятные подвиги. Лишь один из них уйдет живым с поля боя. Я знал это.
Когда наше судно приблизилось к берегу, я услышал плач и причитания, доносившиеся из стана мирмидонян. Я знал, что этого требует этикет и Ахиллес приказал рыдать своим женщинам. Но с женскими голосами сплетались мужские, барабан отбивал медленный и скорбный ритм. В том конце лагеря пылал громадный костер, взметавший к небу дымные клубы черной сажи.
– Ахиллес оплакивает друга, – проговорил Политос.
Однако я видел, что его слегка смутили подобные излишества в проявлении скорби.
Но, невзирая на траур в стане мирмидонян, в лагере ахейцев царило оживление: все ждали поединка между Ахиллесом и Гектором едва ли не с радостью. Мужчины бились об заклад, прикидывали шансы, смеялись, шутили, словно предстоящая схватка не окончится кровью и смертью. В конце концов я понял, что они пытаются заглушить ощущаемый всеми ужас. Тем временем мирмидоняне скорбели, и от их стенаний по коже ползли мурашки. До меня дошло: все надеялись, что битва между двумя героями решит исход войны. И кто бы ни пал – война закончится и все смогут вернуться домой.
Одиссей встречал войско хеттов на берегу. Лукка провел перед ним свой отряд, выстроив по двое, а я стоял рядом с царем, и бой погребального барабана и вопли плакальщиков подобно холодной руке смерти простирались над нами.
Царь Итакийский старался не обращать внимания на шум. Он улыбнулся мне:
– Орион, ты вернулся с собственным войском?
– Господин мой, Одиссей, – отвечал я, – как и сам я, люди эти стремятся служить тебе. Перед тобой опытные воины, они будут полезны.
Он кивнул, пристально разглядывая отряд:
– Я приму их, Орион, но сперва следует переговорить с Агамемноном. Не стоит пробуждать зависти или опасений в сердце великого царя.
– Изволь, – согласился я.
Политические тонкости ахейцев Одиссей знал гораздо лучше меня. Не зря его прозвали Хитроумным. Я объяснил ему, что нет более армии хеттов, которая могла бы выручить Трою, рассказал, что, по словам Арцы и Лукки, старый великий царь хеттов скончался и царство хеттов теперь терзает гражданская война.
Задумчиво поглаживая бороду, Одиссей пробормотал:
– Я подумал, что великий царь хеттов теряет власть, уже когда он позволил Агамемнону войной разрешить свою ссору с Приамом. Прежде хетты всегда защищали Трою и выступали против любого, кто угрожал ей.
Я приглядел, чтобы моих воинов-хеттов накормили, разместили в шатрах и выдали им одеяла. Они обособленно уселись вокруг собственного костра. Итакийцы и остальные ахейцы смотрели на хеттов с трепетом. Они оценили одинаковые доспехи и тщательную выработку кожаного снаряжения. Ведь среди самих ахейцев невозможно было найти двух воинов, одетых или вооруженных одинаково. Так что видеть целый отряд из более чем сорока человек, имеющих столь схожее снаряжение, им еще не приходилось.
К моему удивлению, железные мечи хеттов не произвели впечатления на ахейцев… Даже не заинтересовали их. Я взял клинок, прежде принадлежавший Арце, поскольку успел убедиться в том, что железный клинок превосходит бронзовый.
Солнце уже садилось, превращая воды моря в темно-красное вино, когда Лукка подошел ко мне. В стороне от людей я ужинал с Политосом. Хетт остановился у очага, нервно теребя завязки куртки, лицо его хмурилось. Я решил, что вопли мирмидонян проняли и его.
– Господин мой, Орион, – начал он. – Не могу ли я поговорить с тобой откровенно?
– Конечно, Лукка, говори все начистоту. Я не хочу, чтобы ты таил от меня свои мысли, не хочу, чтобы между нами пролегла тень непонимания.
Он облегченно вздохнул:
– Благодарю тебя, господин.
– Ну так что же?
– Господин… Разве это осада? – Он почти негодовал. – Войско заперлось в лагере, воины пьют и едят, а горожане открыли ворота и выходят за едой и хворостом. Где машины у стен города, где тараны возле ворот? Странная какая-то осада!
Я улыбнулся. Гибель Патрокла ничуть не взволновала его. Но потуги любителей раздражали профессионала.
– Лукка, – сказал я. – Ахейцы не умеют воевать. Завтра утром на наших глазах два воина съедутся биться на колесницах, и исход поединка может решить судьбу всей войны.
Он покачал головой:
– Едва ли. Троянцы не позволят варварам войти в город… сколько бы героев ни пало у стен его.
– Наверное, ты прав, – согласился я.
– Погляди-ка сюда. – Он указал на город на холме, утопавший в красно-золотистом сиянии заходившего солнца. – Видишь участок стены, который ниже, чем все остальные?
Он показывал на восточную стену города, где, по словам болтуна придворного, укрепления были слабее.
– Мои люди могут соорудить осадные башни и подкатить их к этому месту так, чтобы воины ахейцев могли сойти прямо на стены с верхнего помоста башни.
– А не попытаются ли троянцы разрушить башни, когда они приблизятся к стене?
– Чем? – фыркнул он. – Копьями и стрелами? Пусть даже горящими. Мы укроем башни мокрыми конскими шкурами.
– А если они сумеют собрать сюда всех своих людей и отбить натиск?
Он поскреб в густой черной бороде.
– Такое случается. Но обычно мы нападаем одновременно в двух или трех местах. Лучше заблаговременно заставить их разделить свои силы.
– Неплохая идея, – одобрил я. – Придется переговорить с Одиссеем. Интересно, как это ахейцам не пришло в голову ничего подобного?
Лукка скривился:
– Какие они вояки, мой господин? Пусть их цари и князьки воображают себя великими воителями, на самом деле они просто великие забияки. Мой отряд справится с ахейцами, в пять раз превосходящими нас численностью.
Мы еще немного поговорили, и он отправился проверять, как устроились на ночь его люди.
Политос, терпеливо выслушавший весь разговор, поднялся на ноги.
– Этот муж слишком стремится победить, – заметил он почти гневным шепотом. – Он хочет, чтобы победа сопутствовала ему повсюду, и ничего не желает оставить на волю богов.
– Люди воюют ради победы, не так ли? – спросил я.
– Люди бьются ради славы и добычи и чтобы было о чем рассказать своим внукам. Муж идет в бой, чтобы доказать свою смелость, чтобы встретить героя и испытать свою судьбу, а этот хочет воспользоваться хитростью ради победы. – Политос в сердцах сплюнул на песок.
– Но ведь ты сам ругал воинов ахейцев и троянцев, презрительно называя их кровожадными дурнями, – напомнил я.
– Так оно и есть! Но они бьются честно, как подобает мужам.
Я расхохотался:
– Там, откуда явился я, старик, есть поговорка: в любви и на войне все средства хороши.
На этот раз Политос лишь что-то буркнул себе под нос, а я встал, отошел от костра и пустился на поиски Одиссея. Обнаружив царя Итаки в сумраке под навесом, я стал рассказывать ему об осадных башнях.
– Их можно поставить на колеса и подкатить к стенам? – удивился Одиссей, который не слышал ничего подобного прежде.
– Да, мой господин.
– Твои хетты умеют возводить такие машины?
– Да.
Глаза Одиссея заблестели, будто в них отразилось мерцание медной лампы, стоявшей на рабочем столе. Царь принялся обдумывать варианты. Он рассеянно похлопывал по мохнатой шкуре пса, улегшегося у его ног.
– Ну что ж, – проговорил наконец Одиссей, – надо посоветоваться с Агамемноном!
Великий царь дремал, когда нас впустили в его шатер. Агамемнон развалился в походном кресле, сжимая в правой руке усыпанный драгоценными камнями кубок с вином. Очевидно, рана на его плече затянулась, и он мог уже сгибать локоть. В хижине находились лишь две рабыни, темноглазые и молчаливые, из-под их тонких накидок выглядывали обнаженные руки и ноги.
Одиссей сел лицом к великому царю. Я уселся на корточках у его ног. Нам предложили вина. Оно пахло медом и ячменем.
– Движущаяся башня? – засомневался Агамемнон, когда Одиссей два раза повторил объяснение. – Невозможно сдвинуть каменную башню…
– Мы сделаем ее из дерева, сын Атрея, и покроем шкурами для защиты.
Агамемнон посмотрел на меня мутными глазами, уронив подбородок на широкую грудь. Лампы отбрасывали длинные тени, и его лицо с тяжелыми бровями казалось зловещим и даже грозным.
– Пришлось отдать пленницу Брисеиду наглому щенку, – буркнул он. – И целое состояние в придачу. Несмотря на то что его обожаемый Патрокл убит рукой Гектора, этот гаденыш отказался вступать в битву, пока ему не возместят нанесенный… якобы несправедливо, ущерб. – Пренебрежение, вложенное в последние слова, материализовавшись, могло бы ободрать кожу.
– Сын Атрея, – успокаивал его Одиссей, – если план мой сработает, мы захватим наконец Трою и добудем столько богатств, что хватит даже придире Ахиллесу.
Агамемнон ничего не сказал. Он слегка шевельнул кубком, и один из рабов поспешил наполнить все чаши. Одиссей держал в руках золотой кубок, как и великий царь. Мне дали деревянный.
– Еще три недели, – проговорил Агамемнон и припал к кубку, проливая вино на уже запятнанную тунику. – Мне нужно еще три недели.
– Господин?
Агамемнон выронил кубок на покрытый коврами земляной пол и наклонился, лукаво улыбаясь:
– Через три недели мои корабли повезут зерно из моря Черных вод через Геллеспонт в Микены. И ни Приам, ни Гектор не сумеют остановить их.
Одиссей только охнул. Тут я понял, что Агамемнон далеко не дурак. Если царь не мог захватить Трою, то ничто не мешало ему провести свои корабли через проливы и подождать, пока они не вернутся нагруженные зерном, прежде чем снять осаду. И если ахейцам придется оставить стены Трои, Агамемнон запасет на год зерна в амбарах родных Микен. А потом либо воспользуется им сам, либо продаст соседям, если это окажется выгоднее.
Одиссею дали здесь прозвище хитроумного, но я понял, что итакиец попросту осторожничал, заранее рассчитывая все варианты, прежде чем сделать ход. Однако по-настоящему лукав был не он, а Агамемнон… изворотливый, эгоистичный и жадный.
Быстро оправившись от изумления, Одиссей проговорил:
– Но сейчас нам представилась возможность полностью разрушить Трою… Не только ограбить город, увести женщин, но и оставить за собой право плавать через Геллеспонт, пока ты будешь властвовать.
Агамемнон откинулся в кресле.
– Хорошая мысль, сын Лаэрта. Очень хорошая мысль. Я подумаю и созову совет, чтобы все обсудить… Но после завтрашнего поединка.
Кивнув, Одиссей ответил:
– Да, после того как мы увидим, останется ли Ахиллес среди нас или же умрет от копья Гектора.
Агамемнон широко улыбнулся.
