ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Спустя два дня нам позвонили, как и предсказывал следователь. Звонок исходил от личного секретаря его императорского величества, пригласившего на аудиенцию меня и Гонзу Кубинца, заручившись обещанием, что мы расскажем обо всем, что знали и в чем участвовали. Без особой радости я согласился. Эйфория первого дня после завершения расследования улетучилась, и теперь я напоминал выжатую губку, которая больше не в состоянии впитывать. Полное моральное истощение. А тут аудиенция. Два дня, разделявшие встречу с Татьяной и звонок из канцелярии государя императора, я просидел безвылазно в подвале. Не то что света белого не видел, выходил, конечно, два раза в магазин за пивом. Свое еще не поспело, вот и пришлось чужого два десятка бутылок покупать. Ванную комнату я посещал, но вовсе не с целью придать благообразный вид лицу, отчего оно разобиделось и обросло, как у обезьяны. И всего-то за два дня. Что за подлость!

Приглашение на аудиенцию я воспринял без должного энтузиазма. Буркнул что-то нечленораздельное Кубинцу, а когда он пришел за мной, то выпучил глаза, дохнул алкогольными парами и попытался отбиться от него. Но Гонза настаивал, резонно замечая, что приглашение к императору это не в пивнуху к другу выбраться, тут головой думать надо, и, если от предложенной чести отказываешься, заранее билеты на самолет заказывай и прошение подавай о предоставлении гражданства во все мыслимые посольства. Только бы смыться побыстрее. Такой отказ не прощается.

Наконец мой разум проснулся. Я стал быстро, прямо-таки ошеломляющими темпами трезветь и даже отправился в ванную комнату, где на скорую руку убрал всю растительность с лица, принял ледяной душ, также поспособствовавший моему окончательному протрезвлению, и придал рыхлому с расслабухи телу презентабельный вид.

Мы отправились в Зимний дворец на «икаре». Только за штурвал сел Гонза. Не доверил он мне столь ответственное дело после двух дней беспробудного пьянства. Так он и выразился. Хоть мне и было что ему возразить. Какое такое пьянство, и что значит это ваше беспробудное? Двадцать бутылок пива. Всего-то десять литров, да к тому же за два дня. Разве это много? Но я ничего не сказал. Безропотно подчинился. Уселся в кресло рядом и даже умудрился проспать всю дорогу до Зимнего дворца, где нас встретили прямо возле входа. Отворили парадные витые ворота и впустили на парковку. Возле катера нас встретил высокий худой мужчина, по внешности явно уроженец туманного Альбиона, в строгом парадном фраке. Когда он приветствовал нас, вытянувшись по струнке, точно гвардеец на плацу, я получил подтверждение своей догадки. Ужасный акцент. Но именно такой, что бывает у стопроцентных англичан. Он предложил нам следовать за ним. И я скрепя сердце согласился. Я думал, что аудиенция будет многолюдной и помимо нас к императору попадут толпы царедворцев и просто приглашенных. Но заблуждался. Его императорское величество ждал нас вовсе не в тронном зале, как можно было предположить, а в одном из небольших кабинетов. Облаченный в легкий летний костюм, он вовсе не выглядел императором. Скорее старым дядюшкой, к которому вы зашли выпить кружку пивка и почесать язык на разные темы. Улыбающееся, искрящееся лицо в морщинах, стильная седина, густые черные усы и трубка. Император выглядел счастливым человеком и, завидев нас, обрадовался и кинулся нам навстречу. От такого приема я опешил и превратился в дубового истукана, которому что в лоб, что по лбу.

Четыре часа мы провели за беседой. Сначала я поведал государю историю заговора государственного служащего и криминального авторитета, задумавших учинить чудовищную катастрофу, обвалить рынок ценных бумаг и скупить задарма целый город вместе с населением. Затем мы оторвались от темы и побеседовали на отвлеченные темы. Обсудили политику, проблемы, что встали перед империей в последние десять лет. Переключились на семейные истории. Император оказался просто душкой. Сперва мы с Кубинцем чувствовали себя скованно, затем разошлись и вели себя так, точно нагрянули с бутылкой к старому другу. Я даже растрогался. Я, может быть, относился к монархии несколько равнодушно, но после этого вечера навсегда стал патриотом-монархистом.

Заканчивая встречу (аудиенцию язык не повернулся сказать), император раскрыл ларец, что стоял перед ним на столе, и извлек две алые ленты с орденом.

— За заслуги перед Отечеством, друзья мои, — произнес он, вешая орден на шею мне, а затем Кубинцу.

Алмазные знаки ордена Александра Невского на красной муаровой ленте — это вам не бирюльки. Кавалеров этого ордена по пальцам пересчитать можно. А тут еще и мы приплюсовались. Но на ордене сюрпризы не закончились. Из того же самого ларца император достал полоску бумаги, в которой я тут же признал банковский чек.

— Прошу вас принять. В этом деле вы весьма поиздержались, а траты так никто и не восполнил.

Я стал было отказываться, но государь настаивал. Пришлось принять.

— Примите эту сумму как благодарность города за свое спасение, — аргументировал император.

Резонное замечание.

Мы покинули Зимний дворец. И только на борту «икара» я взглянул в чек, что вручил мне император. Сумма меня поразила. Сто тысяч рублей. Ошеломительно. Теперь целый год я мог бы бездельничать, попивая пиво и тихонечко себе его поваривая. Я не стал показывать чек Кубинцу. Нечего ему переживать за штурвалом. Я показал его дома. Гонза хмуро скосился, пожевал губами и предложил:

— Давай поставим гранитный памятник Ираклию? Я согласился и добавил:

— И Ангелине тоже. В граните. Чайку, падающую камнем к волнам. В память о ней и о том, что я еще не отомстил за ее смерть. За смерть, у которой оказались мои глаза.