Книга: У смерти твои глаза
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Дальше: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Остаток рабочего дня я провел безвылазно в своем кабинете, гоняя секретаршу то за кофе, то за обедом из ресторана. Для разнообразия и конспирации я попросил позвонить в ресторан, услугами которого пользовался ранее. Но, к удивлению своему, обнаружил, что Татьяна не знает, где я обедал, а прежняя секретарша сообщить об этом ей не удосужилась. Пришлось выкручиваться. Я указал Татьяне, что хочу отведать французской кухни. Пусть не церемонится, и звонит в самый дорогой и престижный французский ресторан, который только сможет отыскать в городе. Меня уже давно глодала ностальгия по Парижу, где два года назад я впервые побывал на фестивале домашних пивоваров. С тех пор съездить в изысканную столицу все никак не удавалось. Времени катастрофически не хватало. Обещал Ангелине свозить ее на Елисейские поля, а сам проплатил двухнедельное пребывание на Канарах, рассудив, что в Париж мы еще успеем съездить, а отдохнуть, полежать на песочке, побарахтаться в изумрудно-голубой воде в тот момент прельщало больше. Вместе забраться на Эйфелеву башню нам уже не суждено.
Я почувствовал грусть, но разрастись ей не удалось. В дверь протиснулась Татьяна с подносом, на котором находился мой французский обед. Увиденное повергло меня в изумление, и, указав пальцем на поднос, я спросил:
— Что это?
— Вы же заказывали обед из французского ресторана. Вот и прошу. — Татьяна с удовольствием грохнула поднос передо мной.
— Это я помню. Слава богу, склерозом не страдаю, — пробормотал я. — Но как это называется?
— Я думала, вы разбираетесь во французской кухне, — ехидно заметила она.
— Только не в названиях.
— Это луковый суп. — Татьяна указала на тарелку с бульоном, в котором одинокими лодочками плавали сухарики.
— Это можетты.
Блюдо, которое она назвала, выглядело аппетитным и, похоже, оказалось единственным пригодным в пищу. Поскольку третья глубокая тарелка была заполнена какими-то раковинами, купающимися в светлой, судя по запаху, алкогольной жидкости.
— Улитки по-лимузенски в белом вине.
Татьяна развернулась и гордо вышла, изящно покачивая бедрами.
Я облизнулся и подумал: «Может, приударить за ней? В конце концов следует держаться в образе начальства», но вспомнил об Ангелине и стало противно.
Я вернулся взглядом к обеду. Кажется, я все-таки погорячился с выбором национальной кухни. Стоило бы взять что-то традиционное. Из русского ресторана или немецкого. А кушать улиток совсем не хотелось. К тому же вставал вопрос, что делать с панцирями. Они съедобны?
Выхлебав суп через край, ложкой в тарелке делать было нечего, очень быстро расправился с можеттами. Изумительное кушанье из фасоли и мяса. Минуту посидел над улитками, размышляя, что с ними сделать. Отыскал кофейную кружку перелил в нее жидкость, а улиток отодвинул подальше. Пусть лягушатники едят. Я не любитель экспериментировать. Осторожно понюхал жидкость, в которой барахтались улитки. Вроде бы ничего! Попробовал. Оказалось, что это все-таки вино. Причем просто отменное.
Осушив кружку, я пустые тарелки сгрузил на поднос и нажал кнопку селектора.
— Таня, заберите посуду.
Она исполнила мою просьбу моментально. И еще раз позволила полюбоваться собой. Но сытым я при этом не стал. В животе урчало. Наблюдая за тем, как секретарша с подносом уходит, я улыбнулся и остановил ее предложением:
— Танечка, давайте после работы сходим куда-нибудь поужинать. А то улитки мне показались недостаточно проваренными.
Она улыбнулась, кокетливо пожала плечами и молвила:
— Я подумаю.
Но я уже не сомневался, каким будет ответ.
Весь остаток рабочего дня я просидел в кабинете. Изредка, отвечая на телефонные звонки сослуживцев, которые удивлялись моему изменившемуся голосу, но не более. Они все хотели что-то от меня, но я каждый раз заворачивал их требования туманными формулировками типа: «Я обдумаю ваше предложение… Позвоните через недельку, я решу, как разобраться в проблеме…» Остальное время я потратил на раскладывание пасьянсов, пока не обнаружил в памяти отличную «бродилку-стрелялку». Обрадовавшись, я вооружился гранатометом и отправился по запутанными кривым улочкам какой-то заброшенной военной базы, заселенной различными монстрами и голодными мертвецами. Пройдя на «ура» восемь уровней, я уже добрался до одного из главных злодеев. Третья фигура в империи монстров. Занес над ним огромную секиру, с которой лилась кровь и какая-то зеленая слизь, и в этот момент в кабинет вошла Татьяна — свеженькая, довольная, роскошно благоухающая, с сумочкой через плечо. Я отвлекся и схлопотал жалом в сердце. Мое виртуальное «эго» погибло из-за женщины.
— Я готова принять ваше предложение. Рабочий день окончен.
Я подавил в себе желание послать ее куда подальше и вернуться к войне с монстрами. Вышел из игры, выключил компьютер и оставил кресло, в котором, наверное, успел нажить себе мозоль на мягкое место.
— Куда вы меня повезете? — поинтересовалась Татьяна.
А я подумал, неужели ей вправду нравится этот страшноликий начальник. Или все-таки ее очаровал я. А с чего это я взял, что она очарована?
— В «Эсхил-ХР», — не задумываясь, ответил я.
— Что такое «Эсхил»? — поинтересовалась она, входя вместе со мной в лифт.
— Отличный ресторан с более привычной кухней. Я пару раз там бывал. Тем более там неплохие напитки. И отличное пиво.
— Вы любите пиво?
— Обожаю. У мужчины должно быть три ключа: от квартиры, от машины и от пивной бутылки. Может, перейдем на «ты»?
На «ты» мы перешли уже в ресторане. Хозяин «Эсхила», увидев «икар» на парковке, лично встретил нас в дверях. Помог раздеться и препроводил к самому лучшему столику в ресторане. Уж я — то знаю.
Я отметил, что Антуан — так называл себя владелец «Эсхила» — в петлицу пиджака вставил черную ленточку. Траур? По кому?
— У вас кто-то умер? — поинтересовался я, раскрывая меню.
— Мой старый друг и деловой партнер.
Я заметил, как в глазах Антуана блеснули слезы.
— Его убили, — добавил он и принял заказ.
Кто же у Антуана старый друг? — задумался я, и тут меня коротнуло. Это же он по мне траур носит. Ведь Даг Туровский официально скончался. Был убит в бандитской разборке. А я и не знал, что Антуан так трогательно ко мне относится.
— Почему вы так огорчились? — озабоченно поинтересовалась Таня.
— Не вы, а ты, — поправил я. — Нет. Я не огорчен, просто задумался. Никак из головы не идет завтрашний отчет.
— Какой отчет? — с интересом спросила она.
— Завтра на приеме у губернатора. Но это не так интересно, — отмахнулся я. Но Татьяна настаивала:
— Вы так нервничаете, словно в первый раз идете с отчетом к губернатору.. — В первый раз, — признался я.
— То-то я думаю, что не видела вас ранее.
— Где не видели? — настороженно спросил я.
— У губернатора. Я раньше работала в приемной Пятиримова. Вот перевели к вам.
Вот так удача. Бывшая секретарша Пятиримова в моих руках. Она может знать такое, что мне за месяц кропотливой работы узнать не удастся. Тем более я пока не представляю, как мне войти в доверие к Пятиримову. Ни одной идеи в голове. Серая пустота, словно грозовое небо. И ни одной молнии-идеи.
Я посмотрел на девушку и почувствовал легкую тоску. На секунду я увидел напротив себя Ангелину, и душа всплакнула. Я помотал головой, как собака, искупавшаяся в озере, и испуганно посмотрел на пустой стол. Сейчас бы выпить немного пива, чтобы унять грусть.
Как по волшебству на столе появился поднос с бокалами пива.
— Горячее придется подождать, — предупредил Антуан и исчез.
Я отпил пива, подумал, что для дамы стоило бы заказать вина, но тут же забыл об этом. Я увидел Таню как бы по-новому. И почувствовал, что она нравится мне. Я ощутил поднимающееся влечение и утопил его в пиве. Только сейчас любовных похождений мне не хватало. Недавно Ангелину похоронил. Сам вроде как по официальной хронике мертв. Да и дело нераскрученное, как жернов, болтается на мне.
Слово за слово, и мы разговорились. За этот вечер я узнал много о своей юной секретарше. И первое, что открыл для себя, к удивлению, что Танюшке девятнадцатый год пошел. А она старательно, с упорством труженика каменоломни, перед приходом на работу старила себя лет на пять, чтобы придать солидности облику. Татьяна Краснова родилась и выросла в семье бедной, если не сказать нищей. Мать — скромная учительница с нагрузкой по шесть-семь уроков в день. Плюс дополнительные занятия. Только такая напряженная скачка позволяла Анне Львовне приносить в семью скромную сумму, позволявшую малое, но необходимое. Отец Тани — Дмитрий Владимирович — вроде бы и поднялся от простого институтского преподавателя до заместителя декана по младшим курсам в Университете имени Бецкого на факультете социальных наук. Но тут приключился скандал. Дмитрий Владимирович по натуре своей был человеком мягкотелым, словом, тряпка, а не мужчина. И удивительно было, как такому существу удалось подняться на достаточно высокий административный пост и продержаться на нем целых шесть лет. Но случилось. Катастрофа же для Дмитрия Владимировича явилась в следующем. Он допустил административный проступок, впоследствии расцененный как преступление. Утрата важных отчетных документов. Четыре ведомости с оценками пропали из стен деканата. За эти документы непосредственно отвечал Дмитрий Владимирович. Разгорелся скандал. Подключилась прокуратура. Дмитрия Владимировича обвинили в преступной халатности и утрате важных документов. Срок дали условно. Два года. Но запретили занятие административных постов. Да и права преподавать лишили на пять лет. Семейство Красновых впало в нищету. Дмитрий Владимирович постарался устроиться на работу. Что ж, у него это вполне получилось. Ночами он пропадал на дежурствах в различных фирмах и компаниях, которым требовалось охранять помещения. Днями же трудился на ниве коммерции. Друг устроил в коммерческий ларек. Ситуация, мягко сказать, невеселая. И настроения Тане не поднимала. Окончив среднюю школу, девушка, вместо того чтобы отправиться по приемным комиссиям высших учебных заведений, вышла на тропу поиска работы. Заработная плата продавщицы в ларьке ее не устраивала, а что-то серьезное ей и не предлагали. Во-первых, возрастом не вышла. Во-вторых, образования не хватало. Ведь в России как? Главное не талант, способности и знания, а книжечка. А вот книжечки-то и не было. Подфартило случайно. А фарт он всегда случайно выходит. Запланировать его невозможно. Если уж нет, то и взяться неоткуда.
Танюша встретилась с Егором Дубининым — правой рукой Пятиримова. Негласно, конечно. Гласно они стали бы отрицать факт знакомства друг с другом. На чем Таня сошлась с Дубининым, что он взялся протежировать молоденькую, никому не известную девушку, мне так и осталось неизвестно. Она промолчала. А я не спросил.
Аппетитный бифштекс, исчезнувший с моей тарелки, и второй бокал пива мало располагали к откровенности. Я чувствовал грандиозную тяжесть в животе. Хотелось прилечь. Уже скорее мечталось о кровати, чем о девушках и душещипательных беседах. Но на уровне интуиции я понимал, что Дубинин не за спасибо привел Танюшу в приемную к Пятиримову. Что-то связывало этих таких непохожих людей? Я проглотил третью кружку пива, сам и не заметив этого.
И ты опять увидел дно, и ты опять вначале.
— Ты с родителями обитаешь? — поинтересовался я и отметил, что язык мой уже порядком заплетается, а голова заполнена ватой, через которую трудно пробиваются мысли.
— Как в администрацию попала, квартиру сняла. Теперь живу отдельно. Маленькая. Тесная. Но мне нравится, — призналась Таня и увидела в моих глазах…
Что?
Что-то, что позволило ей улыбнуться и сказать:
— Поехали ко мне?
— Лучше ко мне, — возразил я.
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Дальше: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ