Альдис Суртсдоттир
Зима неумолимо приближалась. Ранние сумерки, туманы, устойчивые северные ветра. Вроде и не морозно на улице. Когда бегаешь утром или прыгаешь с топором, отрабатывая приемы, так вообще жарко. А вот полежать на солнышке, лениво почитать учебник уже не получится. Продрогнешь — и теплая шерстяная куртка не спасет.
Спасал зал для самостоятельных занятий на втором этаже корпуса первокурсников. Здесь, как и в библиотеке, стояли столы, но не было строгих наставников и правил насчет тишины. Хочешь — учись, хочешь — хихикай и дурачься. Да хоть по столам прыгай.
Бывало, что и прыгали.
Иными вечерами в зале не найти свободного стола — все оккупировано первокурсниками. Тогда приходилось идти в спальню к подругам. Но в спальне не то — в сон клонит, настроения рабочего нет.
Сегодня в зале было почти пусто. Кроме Альдис, Лакшми, Тэфи и Гурды здесь находилась только компания гальтов, тихонько зубривших в углу «Стратегемы».
Обычный вечер на Виндерхейме. Один из многих.
— …а потом меня вытошнило прямо в кабине. — Голос Лакшми дрожал. — И наставник Торстейн заставил нас мыть эту штуку изнутри и снаружи.
Гурда нахмурилась:
— Это его вина. Разве он не предупредил, что нельзя завтракать?
— Я и не завтракала. Только чаю выпила, он же не предупреждал, что чай тоже нельзя. — Глаза бхатки наполнились слезами. — Так стыдно перед Кришной. Он старается, помогает мне, а я… я не могу! Просто не могу! Я боюсь этой штуки!
— Не переживай, в первый раз всем нелегко. Меня тоже чуть не стошнило.
— Это был третий раз. — Она всхлипнула. — В первый я вообще потеряла сознание.
Повисла неловкая пауза.
Похожие чувства Альдис испытывала, находясь рядом с калеками, — осознание своей полноценности, смущение из-за нее и тайное, стыдное облегчение. «Я могу ходить, хвала богам! Могу говорить, видеть, слышать… я не лишена всего этого!»
Судя по лицам подружек, они ощущали что-то похожее.
Кое-как успокоившись, Лакшми продолжила:
— Я знаю, это бесполезно. Меня выгонят в конце года. Я ничего не умею, у меня не получается. Но все равно буду пробовать.
— Почему? — мягко спросила Гурда. — Ты так не хочешь возвращаться домой? Или боишься?
— Домой? Я очень-очень хочу домой! Там мама, сестры. Там тепло. Там все добрые… нет, вы тоже очень добрые. И наставники… многие. Но дома все равно по-другому.
— Тогда почему?
— Потому что если я сейчас перестану стараться, то Кришна… вы же слышали, что сказали наставники! Если я не буду стараться, он никогда не сдаст экзамены! А он так мечтает учиться дальше.
Она снова заплакала.
В этом вся Лакшми. Отдаст последний кусок хлеба другому, потому что «ему нужнее».
Ее напарник, мрачноватый бхат Кришна, обращался с девушкой, как с надоедливой собачонкой. Нет, не обижал (кто бы ему позволил?), но покровительственно помыкал, а то и вовсе игнорировал. Порой небожитель все же снисходил до того, чтобы объяснить напарнице какие-то сложные моменты, но большей частью старался просто отстранить девушку от работы, считая бесполезным балластом.
Короче, при таком подходе неудивительно, что у Лакшми ничего не получалось.
— Прости, пожалуйста, если я сейчас скажу бестактность. Если не хочешь, можешь не отвечать, — еще более осторожно продолжила Гурда. — Но почему ты вообще сюда поехала? Ты же не хочешь быть пилотом?
Лакшми вздохнула тяжко-тяжко:
— Боги не послали моему отцу сыновей. Должна была ехать моя сестра Рани, но она и мама… Они обе так плакали. Я сказала, что поеду вместо нее.
За окошком северный ветер низким голосом тянул унылую песню. Ожесточенно спорили сокурсники над «Стратегемами».
— Хорошо, что я поехала. Рани умерла бы здесь от тоски. Она не может без тепла. Недавно пришло письмо. — Бхатка показала ямочки на щеках — словно солнце выглянуло из-за тучки. — Сестра вышла замуж. Я счастлива. Даршан будет хорошим мужем.
— Погоди! — Глаза Тэфи сердито сузились. — Это не тот ли Даршан, который был твоим женихом?
— Да, это он. Но это неважно.
— Ничего себе неважно! — С недавних пор Тэфи необычайно остро воспринимала все, что касалось дел сердечных. — Ловкая стерва!
— Не надо, пожалуйста. Не говори так о ней, ты ничего не знаешь!
— Она гадина, использовала тебя.
Лакшми вскочила:
— ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ!
Мальчишки в углу оторвались от учебника. Один выразительно покрутил пальцем у виска.
— Я пойду!
— Стой! Лакшми, подожди!
Гурда дернула Тэфи за рукав:
— Сиди с нами.
— Надо ее догнать…
— Тэфи, ты уже достаточно ей наговорила. Хватит плевать в чужих родственников.
— Я просто не могу этого слышать. — Гальтка сердито всплеснула руками. — И вы тут сидите, как будто так и надо… Альдис, ты чего молчишь?
В последнее время Тэфи начала считать себя в ответе за все, что происходит или происходило с близкими ей людьми. Иногда такая забота подкупала, иногда за нее хотелось прибить. Даже желай Альдис разделить негодование подруги, ничего бы не получилось. Выйти замуж в пятнадцать лет и остаток жизни управлять хозяйством, следить за слугами, рожать, воспитывать детей…
Ужас какой! Свихнуться можно от такого «счастья».
— Я думаю, женихи Лакшми — это не наше дело.
Гальтка замолчала и надулась. Обычно Альдис поддерживала ее в вопросах наведения справедливости.
Обычно их обсуждения не затрагивали друзей и знакомых.
Не стоило начинать расспросы. С подачи Гвендолен в маленькой компании давно установилось негласное правило не лезть в чужое прошлое. Кому-то слишком больно было вспоминать родных, для кого-то Виндерхейм стал настоящим спасением от домашней тирании. Задавать много вопросов — неуместно, судить — бестактно. Если человек захочет, сам расскажет.
— Гурда, когда мы поговорим с Сигрид насчет замены?
— Надо выбрать подходящий момент. Риоко согласилась, Накамура так вообще в восторге…
— Прошел уже месяц.
— Да, я знаю. — Гурда покраснела. — Прости, я поговорю с ней завтра.
— Мы поговорим.
— Да, конечно, мы.
Стол накрыла тень — рядом, сердито сложив руки на груди, стояла Гвендолен.
— Кто обидел ребенка? — грозно спросила она. — Почему Лакшми вернулась в комнату вся в соплях?
Тэфи показала язык:
— Поверить не могу — Гвен пришла заступаться за обиженных. Рагнарёк на пороге?
— Неа. Я пришла за моим учебником, который она тут оставила. Доверяй вам после этого ценные вещи… и, кстати, Альдис… — Она хихикнула. — По дороге встретила Бийрана — он искал тебя.
— Мамочки!
Курсантка вскочила как ошпаренная.
— Не советую, — предупредила Гвен, угадав ее намерение. — Он может ждать внизу. Или на лестнице.
Что за идиотская архитектура в корпусе первокурсников?! Единственная лестница из комнаты вела вниз, в холл.
Девушка сползла под стол и забилась в щель между скамейкой и стеной.
Только бы пронесло!
Гвен присела рядом.
— Ой, а я тебя вижу…
— Отвернись, пожалуйста! Меня тут нет!
Гальтка снова хихикнула:
— Как же нет, когда вот она ты? Ладно, ладно, исчезаю…
Теперь было видно только ее сапоги.
— Так, учебник я нашла… Посижу-ка с вами немного. Вдруг Бийран придет. Я не могу это пропустить!
Кто-то опустился сверху на скамью, и чужие ноги окончательно перегородили обзор.
— Так и будешь прятаться? — раздался над головой укоризненный голос Тэфи. — Не жалко тебе его?
Альдис промолчала.
— Ты не можешь вечно бегать. Когда-нибудь придется поговорить.
Когда-нибудь придется. Но не в этот раз.
После чтения ойкуменовской лирики у Бийрана совсем потекла лодка. Парень приставал к Альдис на совместных занятиях, подкарауливал ее после лекций, назойливо предлагал свою помощь, снова читал стихи и все время говорил, говорил, говорил. Рядом с ним девушка почти физически ощущала, как тонет в чужом велеречивом словоблудии: уже через пять минут уши словно забивало ватой, а разум отказывался воспринимать смысл сказанного.
И главное — совершенно непонятно, что с ним таким можно сделать? Он не дразнился, не пытался поссориться. Он, кажется, даже не издевался…
— Ума не приложу, чего ему надо? — пожаловалась как-то Альдис подругам.
Джинлей только хмыкнула, Гурда странно посмотрела, а вот Гвендолен не упустила возможности поехидничать.
— Действительно, чего бы ему могло быть нужно? — обманчиво-невинным тоном спросила она в пространство.
— О чем ты, Гвен? Говори прямо.
— Слушай, ну не надо притворяться невинной кошечкой, — вмешалась Тэфи.
— Я не притворяюсь.
Тэфи вгляделась повнимательнее в ее лицо и прыснула:
— Да втюрился он!
— Врешь! — Отчего-то она ужасно разозлилась. Захотелось накричать на Тэфи, чтобы та не молола ерунды. — У тебя от общения с Фридмундом остатки мозгов ветром выдуло.
— Да не вру я! Честно.
— Точно, — подключилась Гвендолен. — Все девчонки давно знают, ты одна не замечаешь.
— Идите вы…
Но ушла как раз Альдис. Сбежала под насмешливые комментарии подруг, забыв конспекты на столе. И долго еще потом наворачивала круги по тропинке для утренних пробежек, переваривая обиду непонятно на кого.
На себя, наверное.
А Бийрам продолжал ухаживания методично и упорно, совершенно не считаясь с окружающей реальностью. И надо бы выбрать время, чтобы объясниться с ним раз и навсегда: элементарная порядочность требовала подобного…
Альдис трусила.
Это было ужасно, позорно, недостойно… но мысль о разговоре начистоту, который необходим и неизбежен, приводила ее в трепет. Легче делать вид, что по-прежнему не понимаешь ситуацию, и надеяться, что Бийрану скоро надоест.
Увы, не надоедало. Сванд был одним из тех прямолинейных упертых упрямцев, что, раз наметив цель, двигаются к ней, не сворачивая, не спеша и не снижая скорости, и могут идти годами.
Намеков он тоже понимать не умел.
— Да поговори ты с ним, чего так переживать? — удивлялась Тэфи.
Легко советовать — «поговори».
Разговор означал готовность взять на себя ответственность. За жизнь Бийрана, его поведение, его влюбленность, его разочарование. Альдис не чувствовала себя готовой.
Она вообще не была готова отвечать за кого-то, кроме себя. Ну, может, немного за подруг. И за отца — хотя он далеко, и он взрослый, сам справится. И за Такаси (хотя тот тоже взрослый и тоже далеко). И за…
Короче, и так список немаленький получался.
Как вести себя с Бийраном? Что ему говорить, как убеждать?
Будь она малахольной девицей из любимых ее поклонником романов с Континента, она нашла бы верные слова. Что-нибудь вроде: «Я ценю ваши чувства, милорд, но сердце мое навеки отдано другому и похоронено рядом с ним. Ничто в сем бренном мире не в силах разжечь в душе огонь прежней страсти. Цветок моей юности зачах прежде, чем раскрылся, только хлад могилы отныне будет мне укрытием. Молю вас понять и простить. Вы еще молоды и сможете утешиться с другой».
О Всеотец! Разве люди так говорят?!
Нет, идею искать нужные слова в сентиментальных романах Ойкумены сложно назвать удачной.
Своих слов, чтобы «объясниться» с сокурсником и при этом не обидеть и не ранить, у девушки не было.
— Это не очень-то честно, знаешь?
Хотелось сказать что-нибудь вроде: «Я знаю, Тэфи». Но зачем? Это ничего не меняло.
Под скамейкой было пыльно.
— О, Бийран! Снова здравствуй, — промурлыкала Гвен голосом сытой кошки. — Давно не виделись.
— Приветствую тебя, Гвендолен. И остальных прекрасных дев, что собрались здесь. Ты, должно быть, забыла, но мы виделись всего несколько минут назад. Внизу, прямо у лестницы, ведущей в эту комнату. Ты прошла мимо, я поздоровался и спросил, не видела ли ты свою белокурую подругу. Ты ответила…
— Я помню.
— Ты ответила, что не видела и не знаешь, где она. Тогда я спросил, куда ты направляешься, и ты сказала, что в зал для занятий. И довольно справедливо заметила, что эта комната — единственное место, в которое можно попасть, поднимаясь по лестнице. Ты ушла, а я остался продолжать свои поиски, не теряя надежды все же встретиться с Альдис…
— О, так ты Альдис ищешь? — перебила его Тэфи. — Она здесь.
Сапог гальтки чувствительно стукнул по бедру, намекая на то, что покрывать подружку Тэфи не собирается и пора бы уже не позориться и вылезти.
— Где?! — возопил Бийран, оглядывая комнату. — Где белокурая ясноглазая дева?!
Мальчишки в углу заржали. Бийран с его влюбленностью уже стал ходячим анекдотом и вечной мишенью для подколок.
То, что объект шуточек этих шуток не замечает, не умаляло радости шутников.
— Под столом. — Еще один пинок со стороны гальтки. — Уронила карандаш и полезла подбирать. Альдис, вылезай. Тебя Бийран ищет.
— Слышу, — прошипела сквозь зубы девушка.
«Ладно, Тэфи. Я тебе это припомню».
При виде девушки в пыльном, мятом мундире лицо сванда озарилось счастливой улыбкой.
— Хвала Всеотцу, я уже не чаял тебя найти. В последние дни словно злой рок стремится развести нас как можно…
— У тебя какое-то дело ко мне?
— Да. — Бийран взмахнул зажатой в руке книгой. — Я нашел в библиотеке сборник Ворка Публия-младшего и хотел предложить вместе насладиться изысканными строками.
Тэфи права — нельзя вечно бегать от этого.
— Послушай, Бийран. Нам надо поговорить…
Мокрый плац был совершенно безлюден. Пятна света от фонарей отражались в лужах, а в воздухе повисла липкая, сырая морось.
Комендант говорил, что через две-три недели опостылевшие тучи наконец уйдут, а вместе с ними уйдут постоянные дожди и туманы. Задуют южные ветра, будет больше солнца. Зима на Виндерхейме ласковее, чем осень.
Глаза Бийрана подозрительно сияли. Неизвестно, каких слов он ожидал от сокурсницы, но явно не тех, что она собиралась сказать.
— Бийран… — Альдис осеклась, не зная, как продолжить. Подкинули йотуны работку.
— Не говори ничего, любовь моя. — Он взял ее ладонь двумя руками и шагнул близко, слишком близко. Оказалось, что он почти на голову выше Альдис.
От неожиданной, непривычной близости по коже пробежал озноб. Она как-то остро почувствовала себя меньше и слабее Бийрана. И что удивительно, это чувство не было неприятным.
Преодолевая наваждение, Альдис помотала головой и отступила. Парень не пытался снова сократить дистанцию, вместо этого взял и опустился на одно колено, как герой все тех же сентиментальных романов.
— Сегодня особая ночь, ночь признаний. И я скажу те слова, что давно храню в своем сердце. Сперва я надеялся завоевать любовь хитростью, но вчера прочел «Огонь желаний» и понял, что честность — лучшее оружие. Да не будет между нами лжи и недомолвок! Пусть искренность моих слов сорвет завесу тайны. Знай же, с той минуты, как я увидел тебя, я понял: ты особенная, не такая, как все.
— Я такая же, как все девчонки на острове!
— Ты обманываешь себя. Ты не могла бы стать «как все», даже если бы очень постаралась.
— Что ты имеешь в виду?
Показалось? Или он и правда на что-то намекает?
— Ты — особенная. Драккар среди кнорров. Жемчужина среди гальки. Рысь среди кошек…
Нет, показалось. Ох уж эти поэтические образы Бийрана.
— И я тоже особенный. Норны предрешили нашу встречу. Сейчас хороший момент, и я должен сказать то, что понял еще при первой встрече. Я люблю тебя.
— Ох…
Никто и никогда не говорил ей «я люблю тебя». Альдис даже не подозревала, что это так… приятно. В душе отчаянно, тоскливо взвыл голосок, умаляющий не отказываться от предложенного дара. Захотелось схватить поклонника за плечи, затрясти и потребовать: «Давай! Повтори это! Скажи, скажи это еще раз! Пожалуйста!»
Он ведь повторит. С радостью.
Он приложил ее ладонь к своим губам. И это тоже почему-то не было неприятным.
— Бийран… — Ее голос дрожал. — Пойми, пожалуйста. Я меньше всего на свете хочу тебя обидеть. Я уверена — ты очень хороший парень. Ты, наверное, даже особенный. Ты просто ошибся. Я не особенная, и я не твоя судьба. Я просто обычная девчонка.
Всеотец, где же те самые слова?! Где они, когда так нужны?
— Нет, ты особенная, — упрямо повторил сокурсник.
— Ерунда. Ты сам все это придумал. Бийран, я обычная. И я… я никого не люблю, прости. Даже не хочу. И врать не хочу. И я… мне неприятно слышать, когда ты меня сравниваешь с рысью и жемчугом. Звучит так, как будто я тебя обманула. Ты говоришь, что любишь, и я чувствую, что должна что-то дать тебе взамен. А у меня ничего нет для тебя. Совсем. Прости. Я… не умею любить. Я как мороженая рыба…
На последних словах Альдис затрясло. Пришлось замолчать, просто чтобы не расплакаться.
«Вот и все, дура! Так тебе и надо», — злобно пропищал все тот же голосок.
Сейчас Бийран поднимется и уйдет. Нет, может, сначала он не поверит, будет спрашивать, есть ли шанс что-то изменить, исправить. А шанса нет. Возможно, Великий Зодчий просто не заложил в Альдис способность любить мужчин.
Она будет очень убедительной, и он уйдет. И это будет правильно, потому что пользоваться чужим чувством, позволять любить себя и ничего не давать в ответ — подло.
Он хороший парень, и он не виноват, что Альдис так сильно хочется чувствовать себя нужной кому-то. Сванду будет тяжело, но это пройдет.
На минуту они так и застыли — Бийран в луже на одном колене (бедняга, у него, наверное, вся штанина промокла) и Альдис рядом. Хорошо, что мимо плаца не проходил никто из взрослых, мог бы неправильно понять. Или наоборот — слишком правильно.
— От судьбы не уйдешь, — улыбнулся Бийран. — Тебе суждено любить меня. Мы будем вместе, это предрешено. Мы закончим академию, ты выйдешь за меня замуж и станешь хозяйкой моего фордора. Мы будем жить в доме моих предков, и ты подаришь мне четверых детей — двух сыновей и двух дочерей. Ты будешь вести хозяйство, ждать меня, я продвинусь по службе и дослужусь до генерала. У нас будет дом в столице…
— Каракатицу тебе в жены!
Она выдернула руку, с неожиданной яростью толкнула парня в лужу. И ушла.
Вот всегда так. Откроешься кому-нибудь, а он…
«Я люблю тебя», как же. Сванд любит кого угодно, только не Альдис. У него в голове красивая цветная картинка, наподобие рекламной открытки. И на этой открытке — слащавая Альдис с рекламной улыбкой, вся такая особенная-преособенная.
Видит Всеотец, даже лучше, что это все оказалось ненастоящим. Ей не в чем себя упрекнуть. Только почему так больно? Почему так хочется плакать?
