— Они напали на нас! — Капитан буквально ворвался в кабинет Нуфнира. В первый момент все было словно в черной мгле. Но через мгновение мгла исчезла, кабинет приобрел свои знакомые скупые очертания: голубые обои, книжная полка, массивная фигура шефа за столом — аккуратный пробор, строгий черный костюм. Но Капитан мог поклясться, что за миг до этого на шефе был парик и бархатный камзол. Впрочем, пиджак, камзол… Лишь бы сработал язык Ру-Бьек.

— Как? — сухо спросил дракон. — Подробности.

— Их было пятеро. Монахи. Мы стоим, ждем, а там свадьба. Братан женится. Ну, натурально, народ при стволах.

Капитан пересказал все, что было, умолчав только о двух монахах, убитых с самого начала. Получилось, что монахи стреляли первыми, после чего их загасила свадебная толпа.

— И никакого чемоданчика при них не было. — Закончил Капитан свое повествование.

— Ой, шеф, а разрешите нам денек отдохнуть? — Встрял Боцман. — Столько нервов! Такая усталость! Я просто с ног валюсь!

— Ну… — хозяин проговорил это с видимым нежеланием, — отдыхайте. Но завтра чтоб были. Я теперь сам хочу на разборку съездить! Сам!!! Вот Нифнир, вот ящерица… — Хозяин оскалился, выпустив изо-рта облако зеленоватого дыма, потом заметил все еще стоявших навытяжку Капитана и Боцмана. — Вон!!!

— Ну, Кэп, — Боцман плотоядно потирая руки спускался по лестнице, — какие у нас планы?

— План у нас может быть только один — оторваться.

— Тогда — в кабак!

Ближайший ресторан находился в соседнем с конторой здании. Капитан и Боцман там часто куролесили, но куролесили в меру. А сегодняшний отрыв, решили они, должен будет проходить по полной программе, с битьем посуды, зеркал и морд. Поэтому, поймав частника и без труда уговорив мужика бесплатно довезти их до Метрополя, бандиты слегка расслабились перед предстоящими подвигами. Но ресторан оказался закрыт.

— Спецобслуживание, — буркнул квадратный секьюрити в смокинге, обводы которого не могли скрыть ни бронежилет, ни кобуру под мышкой.

Боцман хотел уже было применить силу, но Капитан прикоснулся к локтю коллеги и напомнил:

— Мы только начинаем. Не заводись пока. — И, хмуро вперившись в глаза охранника, внятно проговорил:

— Мы свои.

— Так сразу бы и сказали. Но… Без галстуков нельзя.

— Сейчас у тебя будет галстук! — Не выдержал Боцман. — Какой хочешь: пеньковый, или из нейлонового шнура? Он в могиле не разлагается!..

Секьюрити опешил:

— Я… А у меня уже есть галстук! Бабочка…

В итоге бандиты-таки попали в ресторан, но теперь под их камуфляжками были надеты на голое тело черные галстуки, выданные сговорчивым секьюрити.

В зеркальном зале гуляла свадьба. Рыцари сразу узнали братву, которая разобралась сегодня с нерасторопными монахами. Но народа здесь было не в пример больше, чем на площади перед памятником. «По этапу, по железной дороге…» — наяривал оркестр. Седые скрипачи и виолончелисты старательно пилили струны, сохраняя свое монументальное достоинство: музыканты уже давно свыклись с высокой, напоминающей тюремную, стеной, которая отделила их от Моцарта и даже от Оффенбаха. Возле эстрады вальсировали парочки. Прочая публика разбилась на кучки и во всю пользовалась фуршетными столами, которые прогибались под многоэтажной тяжестью спиртного и закусок.

Боцман и Капитан незамедлительно присоединились к общему веселью. Капитан среди батареи бутылок обнаружил свой любимый ямайский ром, по которому успел крепко соскучиться. Боцман обошелся двухлитровой бутылью виски «Black amp; White». Держа ее за ручку и изредка прикладываясь к горлышку, бандит пошел снимать женщин. Как назло, среди женской части тусовки преобладали стройные и длинноногие блондинки, то ли дорогие путаны, то ли манекенщицы по вызову. Все они были почти на голову выше Боцмана, а он не любил задирать подбородок, беседуя с женщиной.

Из всех, кого бандит обозрел, наибольший восторг он получил от невесты. Та была как раз в его вкусе: невысокая, плотненькая, но без излишней полноты. Но, несмотря на спиртное, капля здравого смысла в голове Боцмана еще оставалась, и он решил посоветоваться с Капитаном.

— Кэп! — Заорал Боцман через весь зал, размахивая бутылью и поливая гостей потоком виски, — ты где? А, вижу… — И он стал продираться сквозь толпу, давя ноги всем подряд и отпихивая с дороги нерасторопных дам. Капитана, на самом деле, сложно было не заметить: в своей зеленой камуфле он резко выделялся среди прочих гостей. Стыдливо отвернувшись от основной массы, Капитан демонстрировал нимфе на шпильках, как и чем можно открывать бутылки.

— Слышь, друган. — Боцман похлопал его по плечу. — Я тут хочу к невесте приколоться.

— А мне до этого что? — Капитан напрягся, его боевой орган сверкнул в воздухе и из отбитого горлышка «Мадам Клико» брызнула пенная струя. — Я тоже так могу… — похвастался Капитан девице, намекая на струю. Девица хлопала глазами, завороженная такой мощью.

— Ну, как… — Боцман не отставал. — Прикрой, ежели чего.

— Прикрою, — пообещал Капитан. — Кстати, ты знаешь чья это тусовка?

Его коллега отрицательно замотал бородой.

— Хумская братва. Я тут Ската видел.

— Он свидетель со стороны жениха, — встряла нимфа.

— Скат! Свидак! Вот хохма! — Заржал Боцман, снова размахивая бутылкой с остатками виски. Бутыль попала в висок какому-то быку в смокинге, и тот рухнул, потянув за собой скатерть. Бутылки покатились, словно кегли; горы осетрины и жареные целиком поросята двинулись в путь, убегая от жадных вилок.

— А невеста из Бурцевских. Она их крестная мама, — продолжала просвещать нимфа. — Такое вот породнение братвы…

— Ишь ты, — восхитился Боцман. — Мать в законе! Круто! — Допив виски, он швырнул бутыль через плечо и вразвалочку отправился навстречу своей любви.

Капитан остался охмурять нимфу. Некоторое время он надирался, ведя светскую беседу, но когда дошел до кондиции и уже собирался увлечь незнакомку в номера, на широкой лестнице послышался шум. По мраморным ступеням, спотыкаясь на спущенных штанах, приплясывал Боцман, пьяный в стельку. Его не то поддерживали, не то насильно вели два дуболома. Впритык за ними показалась следующая пара действующих лиц. Полуодетая невеста красивыми пинками гнала своего мордатого женишка. Капитан высоко оценил мастерство женщины.

— Наших бьют! — заорал кто-то, видно — из хумских.

Тут же гости разделились на два лагеря. Жених, получив последний удар, скатился под ноги к своим, на пути повалив стол. Румяные поросята рассыпались по темно-серым плитам. Хумские, перескакивая через поросят, пошли в атаку. Какой-то долговязый мужик прыгнул, целя ногой в лицо невесты. Во время прыжка штаны мужика с треском лопнули, из-за чего он, видно, и промазал, влепившись в колонну. Невеста, ухватив за горлышко бутылку «Мадам Клико», жахнула ею об ту же колонну, превратив бутылку в смертоносную «розочку» и сразу полоснула острыми краями по чьей-то круглой роже. Брызги шампанского смешались со столь же густыми брызгами крови. Крики потеряли членораздельность, слившись в общий вой. Кавалеры и дамы катались по полу, официанты и секьюрити тоже приняли участие в свалке, раздавая тумаки кому попало.

— Бар-дак! Бар-дак! — Неожиданно для себя заорал Капитан и, пробежав по оставшимя нетронутыми столам, нырнул в самую середину битвы. Оставленная Капитаном нимфа, швырнув на пол недопитый бокал, запустила пятерню в свою серебристую дамскую сумочку и, выхватив оттуда такой же серебристый «Магнум», пальнула в толпу, не целясь. На этот выстрел эхом ответили еще пять или шесть, перекрытые дробной автоматной очередью — невеста палила из «Калаша» по люстре. Люстра, циклопическое сооружение из меди и хрусталя, величественно пошла вниз, набирая скорость, и накрыла толпу своей блестящей массой.

Музыканты, пользуясь тем, что за ними никто не следит, затянули Моцартовское «Лакримозо», неожиданно перешедшее в Оффенбаховский кан-кан.

Капитан, вдруг почяв боль в кобчике, инстинктивно откатился к лестнице — и остался цел. Подняв глаза, он увидел одинокого Боцмана. Тот подпрыгивал, размахивая руками и тем орудием, при помощи которого разлучил жениха и невесту. Потом вдруг замер, завизжал:

— Кэп, сзади!..

Но было поздно — на голову Капитана обрушился отобранный кем-то у музыкантов барабан.

Первое, что увидел Капитан, открыв глаза, была панорама вечерней Москвы. Неровно громоздились угловатые тела домов, ползли световые жучки автомобилей. Все это медленно уплывало в сторону…

«Я лечу в рай,» — решил Капитан. Потом понял, что это не так: в рай не летают, сидя на стуле. А он сидел. Перед ним на расшитой салфетке стояла нетронутая бутылка ямайского рома. Рядом Боцман, размахивая руками, что-то втолковывал давешней нимфе.

— Я не на небе, — проговорил Капитан вслух.

— Как же не на небе, сударь? Очень даже на небе, — ответил мелкий усатый мужичок с другого конца стола. А грузный чернобородый толстяк пояснил:

— На седьмом.

— На чьем? — Не понял Капитан.

— «Седьмое небо», ресторан так называется, — ответила за всех нимфа.

Двоих мужиков, усатого и бородатого, Капитан уже где-то видел, но не мог припомнить, где — то ли на каком-то празднике, то ли на разборке.

— Ты кто? — Спросил Капитан в лоб, обращаясь сразу к двоим незнакомцам.

— Да мы же, вроде, представлены, — ответил маленький, — вот это, — он ткнул под ребра бородатого толстяка, — философ-мокрокосмист Эммануил Кант…

— Кац, — поправил толстяк, — а это, — он в ответ ткнул пальцем под ребра маленького, — писатель-дебилетрист Ефрем Хануман…

— Ефим Хуман, если правильно. Господа, мы тут немного выпили и куролесим.

Капитан с Боцманом переглянулись. Боцман ухмыльнулся, а Капитан налил себе рому:

— Мы, вот, с Боцманом уже выпили. И покуролесили. Но хотим еще. Верно, Бот?

— Верно, Кэп, — откликнулся Боцман и продолжил прерванную беседу. — Так я, Моня, и не понимаю этого. Получается, что какой-нибудь фраер может оказаться умнее дракона…

— Ну да, да, — Кац пил пиво из высокой глиняной кружки. На покатом боку кружки был изображен приветливый пряничный домик, словно гирляндой, увитый готической надписью: «Bumsen, bumsen, Genosse Mommsen!» — Да, — повторил Кац, стирая тыльной стороной ладони пену с бороды, — почему бы дракону не родиться дебилом?

— Но если ты сам сказал, что мерность называется постигательной… — Прощебетала нимфа, закуривая сигарету в длинном серебряном мундштуке, — значит, у кого выше мерность, тот больше постиг, не так ли?

Москва за стеклянной стеной совершила круг и начала новый. Дома стали темнее, автомобили-жуки — настырнее, а небо покрылось фиолетовой рябью.

— Так, деточка, — согласился Кац, — только ведь постичь — это все равно, что овладеть. А овладеть мало. Надо еще правильно распорядиться.

Хуман сосал мартини из стаканчика и, усмехаясь, кивал. Потом вытащил из кармана пиджака длинную сигару и закурил. Боцман сразу определил по запаху: «Дублон», гельвенский филиал. Более вонючих сигар нет нигде по обе стороны Бильреста!

— Вот ваши друзья подтвердят, сударыня, — сказал Хуман, пуская ядовитое колечко прямо в фарфоровое личико нимфы, — мерность сродни криминальному авторитету. Бывает, что вор не только в законе, а еще и в глубоком маразме — и все равно, закон, как говорится, на его стороне…

— Я — в законе, — пробормотал Капитан, — но я не в маразме, — и рыгнул.

— Насколько мне известно, — возразил Хуман, — вы не в законе, но при этом вы — дипломированный рыцарь, а значит, можете поспорить крутизной со многими авторитетными людьми…

— Я проще пример приведу, — Кац допил свое пиво и снова наполнил кружку из стоявшей рядом на полу канистры, — вот представим, деточка, что твой друг — людоед. Или они оба. И вот они тобой овладели, украли, например, у родителей, или откуда еще. Украли и съели. Акт овладения налицо — равно как и акт неправильного использования. Вот я бы на их месте…

— Ты бы на их месте занялся сексом, знаем, знаем, — успокоил Каца Хуман. Потом глянул на часы, — кстати, нам уже давно пора на съемку. До свидания, господа…

— Успеем, — лениво потянулся Кац и с хрустом почесал бороду всей пятернёй.

— Мальчики, а что за съемка? — Спросила нимфа.

— Параша, сударыня, — отмахнулся Хуман. — Передачка такая, «Про самое то «называется. Постсоветское софт-порно.

— Ну, не скажи, Фим, не скажи, — покачал головой Кац, — иногда занятные уроды попадаются.

— Слушай, а может ну ее на фиг, эту съемку? Смотри, пива сколько осталось!

— Хуман вдруг резко переменил свое первоначальное мнение.

— С собой возьмем, — веско возразил Кац. — Ребята, а вы с нами или остаётесь?

Бандиты одновременно кивнули. Нимфа захлопала в ладоши.

— Во здорово! — Боцман размахивал очередной бутылкой, орошая дорогим виски стены лифта. — В телевизор попадем. Устроим там шухер!

Провести троих лишних юдей в павильон оказалось плевым делом: две девушки с сумасшедшими глазами носились у второго подъезда Телецентра и орали в рацию, каждая в свою:

— Бельгутей! У нас недобор!

— Недобор, Белюшка! Недобор! Подождите, мы сейчас наберем с улицы!

— Подожди, Белюшка! Прямой эфир, первый раз! И недобор!..

Девушки чуть не плакали навзрыд. Поэтому когда Кац и Хуман пришли с компанией, то пропуска были немедленно выписаны на всех пятерых, а Кацу разоешили протащить с собой пивную канистру.

До начала съемки Капитан с трудом уговорил Боцмана вести себя спокойно. Впрочем, язык Капитана едва слушался: понял Боцман что-нибудь, или нет, так и осталось неизвестным. Кац и Хуман заняли места в первом ряду, прихватив с собой длинноногую нимфу и поставив канистру так, чтобы можно было легко дотянуться всем троим. Бандиты устроились на галерке и регулярно, как американские бомжи, прикладывались к бумажным пакетам, внутри которых бултыхался купленный в ближайшем буфете коньяк. Виски Боцман успел допить еще на улице.

Павильон, задрапированный кумачом, навевал мысли не столько о «том самом», сколько о Ленинской комнате из тяжелого детства. Впечатление усугубляли многочисленные черные юпитеры, свисавшие с потолка. Капитан сразу вспомнил пыточный зал Ермунграда. Публика шепталась, изредка поглядывая на сцену. Посреди сцены возвышалось угрожающее сооружение в виде спирали.

Внезапно спираль начала вращаться. Зажужжали юпитеры, беспорядочно кидая в разные стороны потоки света. На сцену вышла негритянка средних лет. Платье с золотыми блестками туго обтягивало ее мускулистую квадратную фигуру.

— Добрый вечер, друзья, спасибо что пришли на ток-шоу «Про самое то» — единственное в России ток-шоу о плотской любви. Меня зовут Катерина Катанга, я ведущая этой передачи. Кстати, хочу вас всех предупредить: наше шоу впервые идет в прямом эфире, поэтому постарайтесь не употреблять таких выражений, как э… Вы все эти выражения сами прекрасно знаете! А теперь я расскажу немного о себе…

Негритянка широким шагами прошлась вдоль первого ряда, на ходу рассказывая почтеннейшей публике о том, что родилась седьмого ноября на мавзолее, а роды принимало политбюро в полном составе. После таких пикантных подробностей всем участникам напомнили тему беседы — импотенция.

— Мне это не грозит! — Громко икнув, откомментировал Боцман, за что и заслужил не то осуждающий, не то восхищенный взгляд ведущей.

На сцене установили ярко-желтый стул. Стул был сделан в виде спирали и чем-то ужасно смахивал на женские гениталии. На стул уселся бледный тощий юноша с длинными волосами, которые висели сосульками. Мужик в рабочем комбинезоне, стоявший за сценой, поплевал на ладони и начал вращать тяжелую стальную рукоятку. Кольцо сцены вместе с креслом и юношей поехало под зрительские аплодисменты, вокруг забегал оператор с камерой.

— Я — импотент! — Писклявым голосом объявил герой передачи. Зал зааплодировал.

— А по-моему ты — козел! — Крикнул Боцман.

— О, наш зритель уже имеет свое мнение по этому поводу, — засуетилась негритянка и полезла к бандиту, держа в вытянутой руке микрофон. Но Боцман не стал дожидаться ее — сам выступил вперед, перехватив ведущую на полпути.

— Каково ваше отношение к проблеме импотенции? — негритянка пыталась сохранить инициативу, но Боцман легким движением вырвал у нее микрофон, саму брыкающуюся негритянку взял под мышку и так спустился вниз. Встав возле вращающейся спирали, он заорал в микрофон:

— Все это лажа! А ну, кто на меня, швабово дерьмо?!

Капитан оглядел зрителей. Те притихли, уже готовясь к скандалу. Лишь философ и писатель, развалясь, потягивали пиво и о чем-то вполголоса беседовали с нимфой.

— Нет никого? — Боцман поудобнее перехватил ведущую. — Тогда смотрите, что может настоящий мужчина!

Разрывая ткань штанов, появился боевой орган Боцмана. Зал восторженно охнул. Бандит отшвырнул микрофон и поднял негритянку перед собой за обе ноги. Та висела вниз головой, а к ее промежности неумолимо приближалось «то самое», про что и была передача.

Но Боцману не удалось продемонстрировать задуманное до конца. Через узкие проходы, опрокидывая трибуны вместе со зрителями, в студию ворвались омоновцы.

— Сука! Пусти ее! — Выдохнул сквозь зубы майор, верзила с широченными плечами и непропорционально маленькой головой. Форменная беретка была ему велика.

Оператор с ручной камерой забился в темный угол и продолжал снимать. Верхняя камера, укрепленная на кране, тоже не висела без дела — летала туда-сюда, высматривая, где поинтереснее. А поинтереснее было буквавльно всюду. Капитан пришел в себя и обнаружил на сцене свалку. Из вершины свалки, среди черных беретов, торчали почти такие же черные ноги Катерины Катанги. Береты колыхались, а ноги бешено дергались во все стороны. Капитан понял, что на дне кучи, как и тогда, в Арконе, находится Боцман.

Перескакивая через ряды, наступая кому на руки, кому на колени, а кому — на голову, Капитан ринулся вниз. Публика тоже начала просекать, что к чему: все, кроме Каца, Хумана и нимфы, потянулись к выходу — сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. У дверей началась давка. Философ, писатель и нимфа спокойно пили пиво из Кацевской кружки — кружку он тоже протащил в павильон, вместе с канистрой.

Ближайших омоновцев Капитан вырубил сразу — оному отбил почки, двум другим сломал ребра. Когда остальные омоновцы начали понимать, в чем дело, Капитан подпрыгнул, сделав сальто, и приземлился каблуками прямо на спину майора. Майор пытался душить Боцмана, Боцман мертвой хваткой вцепился в Катангу. От удара Капитанских каблуков майор на мгновение потерял ориентацию и разжал руки. Боцман почему-то тоже разжал руки — негритянка покатилась под ноги омоновцам.

Упершись ладонями в загривок майора, Капитан резко развел ноги, сломав нос одному омоновцу и челюсть другому. Боцман, у которого неожиданно руки оказались свободны, сразу принял низкую стойку и крутанулся вокруг оси, подсекая одновременно четверых бугаев в черных беретах. В то же время он кулаком, снизу вверх, засадил майору в глаз. Капитан соскочил на пол и, подхватив обмякшего майора, пихнул его в спираль. Спираль все еще вращалась. Боцман, мастерски фехтуя стулом, уложил еще двоих…

Тут омоновцы не выдержали и потянулись к автоматам.

— Кэп! Ноги! — Взвизгнул Боцман.

Капитан и сам видел — пора. Разбежавшись, он нырнул рыбкой над толпой, запрудившей выход, и, проскользнув по головам, оказался за пределами павильона. Боцман поступил проще — всех расшвырял и вышел следом, снеся дверь.

Пробежав несколько метров по коридору, бандиты свернули в ближайшее помещение. Завизжали голые девки — их там другие девки, одетые, мазали каким-то кремом. Не сбавляя скорости, Боцман выбил плечом окно. Соседнее окно точно так же выбил Капитан. Прыжок с высоты около десятка метров получился легко, разве что у Капитана разбилась бутылка с коньяком. По асфальту зацокали пули, и бандиты припустили во всю мочь. Пруд, какое-то древнее здание, дорога… Дворы.

Погони, вроде, не было.

— Что-то я протрезвел, — недовольно сообщил Боцман после пробежки.

— Следовательно, надо добавить. — Капитан развел руками.

— Угу, — кивнул Боцман. — Где тут кабак?