9
— Я же говорил, что все пройдет гладко, — произнес я, оправляя отвороты камзола. — Мы пойдем к дервишу и исподволь выясним, кого он избавил от демона.
— Пятнадцать дней над минаретом поднимались всполохи, — сказала Франсуаз. — Астральные двери уже открываются, Майкл. Они могут вести в любую 'из тринадцати сфер. Вряд ли этот дервиш знает, как пользоваться такой силой.
— Двадцать тысяч золотых, — проговорил я. — И статуэток небось добрых на пятьдесят. Вот как правители скрывают бюджетный дефицит. Интересно, кому это пошло в карман — королю или дервишу.
— Разве дервиш не должен жить в бедности? — осведомилась Франсуаз.
— Скажи еще, что демонесса может оставаться девственницей.
Белые стены берберийской столицы Курземе сияли перед нами, словно покрытый снегом горный хребет. Несколько дорог сходились перед широко распахнутыми воротами.
Люди в повозках и на покачивающихся высоких арбах, пешие и конные проезжали и проходили под золотым королевским гербом. Грифон, распростерший крылья над морскими волнами, был символом правящей династии.
Восемь стражников охраняли городские ворота, и длинные пики в их руках выглядели бы грозно, если б они в самом деле охраняли ворота. Но солдаты обращали мало внимания на тех, кто прибывал в Курземе и покидал его. Они переговаривались о чем-то да высматривали проезжавших мимо деревенских красоток.
— Добрая госпожа! — кричал маленький человечек с бесформенной белой бородой и в сбившемся набок тюрбане, — Купите волшебный кувшин, добрая госпожа. Пять столетий назад в нем жил джинн, и следы его до сих пор остались внутри.
Не осознавая, сколь двусмысленно это звучит, старичок подпрыгивал перед гнедой и пытался ткнуть в Франсуаз старым кувшином с наполовину оббитым горлышком.
— Прочь, старый дурак, — прикрикнул на него один из стражников и ударил торговца древком своей пики. — Не толкайся в воротах. Проезжайте, госпожа.
Несчастный торговец упал, уткнувшись лицом в дорожную пыль. Кувшин выпал из его рук; проезжающая мимо телега раздавила его, и только серые черепки лежали теперь возле ворот Курземе.
— О, горе мне, — заплакал старик. — Разбился магический кувшин. Что теперь стану я продавать?
Франсуаз запустила руку за пояс и вынула несколько золотых монет.
— Бери, старик, — произнесла она. — А в другой раз найди для торговли другое место.
Белые врата Курземе остались за нашими спинами. Франсуаз ехала, уперев правую руку в талию и небрежно держась за поводья левой. Девушка с презрительным снисхождением рассматривала широкие улицы, кишевшие людом.
— За такие деньги можно было купить настоящий кувшин, — произнес я. — С тремя джиннами внутри.
— Старику нужны деньги, — ответила Франсуаз.
— Ладно, — сказал я. — Мы же похитили двадцать тысяч золотых, да еще коралловые статуэтки.
Сотни голосов пчелиным роем гудели над улицами Курземе. Возгласы лавочников, расхваливавших свои товары, смешивались с криками слуг, приказывавших расступиться и пропустить какого-нибудь вельможу.
Франсуаз направила гнедую к торговцу тканями. Широкие лепестки отрезов пестрели радугой красок, волнуясь под ветром. Девушка потрогала несколько из них, придав своему лицу многозначительное выражение, как подобает солидной купчихе.
Франсуаз понимает в тканях как свинья в апельсинах.
Внезапно шум начал стихать. Когда что-то огромное, шумное приближается издалека, человек слышит нарастающий гул. Сейчас же происходило обратное — гомон таял, словно тот, кто проезжал между людьми, заставлял их почтительно умолкнуть.
— Это дервиш, — негромко сказал я. — Нам лучше посторониться.
Я пустил дракона в боковую улицу, и Франсуаз последовала за мной. Тишина, заполнявшая улицы при появлении святого учителя, приближалась, как поток воды заполняет сухой арык. Люди расступались перед процессией и отходили к стенам домов. Вскоре толпа скрыла меня и Франсуаз.
Два буйвола шли впереди кортежа. Животные не имели ни всадников, ни погонщиков; их лоснящиеся шеи никогда не знали ярма. Быки выступали с гордой уверенностью, видя в людях своих смиренных служителей. Было заметно, что сакральные буйволы не в первый раз шествуют этой дорогой.
— Священные звери, — проговорил я. — Им поклоняются как божествам.
— Бифштекс из них тоже будет священным? — спросила Франсуаз.
Шесть девушек следовали за божественными быками. Прозрачная голубоватая ткань стекала с их тел, и трудно было сказать, что воспевает это одеяние — целомудренность или разврат.
— Это девственницы? — спросила Франсуаз.
— Ты еще помнишь, что это? — произнес я. — Нет, Френки. Это служительницы Розового храма. Их долг— совокупляться с прихожанами в обмен на пожертвования. Мне кажется, они выполняют его с радостью…
Три минотавра, обнаженные до пояса, несли треугольный паланкин. Шерсть на головах быколицых существ была завита и умащена благовонными маслами. Серые хвосты высовывались из-под коротких юбок, простые сандалии вздымали дорожную пыль.
Паланкин не имел стен, только крышу, которую поддерживали три золотых шеста. Скрестив ноги и соединив руки в молитвенном жесте, в нем сидел дервиш.
Подушки и покрывала не смягчали ложе святого учителя. Нищие в грязных лохмотьях и богачи в расшитых золотом одеяниях — все преклоняли колени перед священной процессией, их опущенные головы касались земли.
Темные глаза дервиша скользили по умолкнувшим горожанам. Он не смотрел на их лица. Взгляд святого учителя был устремлен в глубь самого себя и оттуда прикасался к душам тех, кто вставал перед ним на колени.
Два белых ибиса летели позади паланкина. Крылья величественных птиц почти не двигались — волны астрала поддерживали их в парении.
— Дервиш объезжает город, — процедила Франсуаз. — Приходит в себя после транса.
— Что его разбудило?
— Мы.
Руки святого учителя разомкнулись. Он поднял смуглую ладонь, и минотавры остановились. Выбритая голова дервиша повернулась.
— Проклятье, — пробормотала Франсуаз. — Неужели он меня почувствовал?
Божественные буйволы переставляли ноги, их широкие уши вздрагивали. Люди в тревоге приподнимали головы. Священная процессия никогда еще не останавливалась на городской улице.
Глаза дервиша ползли по силуэтам людей, как змея по траве. Пальцы Франсуаз сжали рукоять кинжала. Взгляд святого учителя дошел до небольшой улицы, из тени которой мы наблюдали за его кортежем.
Если дервиш распознает в девушке демонессу, толпа набросится на нас.
Тонкая голубая черта пронзила пространство близ треугольного паланкина. Трещина в мироздании расширялась, и края ее стали расходиться.
— Вот оно, — процедила Франсуаз. — Астральные двери открываются.
