Глава 47

Расходились по одному, как опытные конспираторы, делая вид, будто друг с другом не знакомы. Джамиля под охраной Рабиновича поехала к двоюродной тёте, мужчины рассыпались по заранее оговорённым маршрутам.

Самарканд — большой город, но долго искать кварталы бедноты Ахмеду не пришлось, по своему опыту он шёл на запах трудового пота… Насреддин ориентировался на близость к падишахскому дворцу, Оболенский — на шум и стечение народа, так что, впервые находясь в совершенно незнакомом мегаполисе, все трое попали куда надо.

— Ай-я, люди добрые! Помогите честному мусульманину отыскать свою возлюбленную жену, нежную, тихую, скромную, застенчивую, покоряющую красотой, статью и разумом. Очень надо, пожалуйста, э?! — на манер рыдающего Ромео надрывался влюблённый башмачник.

— Не соблаговолят ли почтенные, уважаемые и состоятельные господа сообщить мне, недостойному учёному, где скрывается знойная красавица из Багдада, высокая и здоровая, как верблюдица, ибо нашедший её обретёт тайну поиска клада в десять тысяч таньга! Самарканд — город новый, здесь оно ещё не приелось, — то возвышая голос, то бормоча себе под нос, завывал вечный возмутитель спокойствия.

— Братва! А вот кто видел такую культуристически-навороченную тёлку с капральскими манерами и сурьмлёными бровями, по полкило косметики на каждый глаз, вся в крупной бижутерии, без чадры, в укороченных шароварах? За наводку плачу наличными! Тому, кто доставит это чудо связанным с кляпом во рту и бантиком сверху, — двойной гонорар и оплата услуг стоматолога… Налетай с информацией! — Мой друг широко размахивал руками и всё время норовил влезть на чью-нибудь арбу, чтоб его было слышнее…

Как видите, самым деятельным показал себя всё-таки наш россиянин, но, с другой стороны, ему приходилось дьявольски напрягать глотку, чтоб переорать весь базар. А в результате именно он к тому же и выплатил аж шесть компенсаций за доставленных к нему высокорослых и здоровущих девиц, вполне подходящих под заявленное описание, но Иридой аль-Дюбиной никак не являющихся.

Ходже дважды прозрачно намекали из-за ворот, что, пока мужа нет дома, он может успеть перелезть через забор и точно найти в этом доме «знойную красавицу», если и не из Багдада, то всё равно ничем не хуже… И за всё про всё какие-то пять дирхемов, разве ж это деньги?!

Башмачник вообще не выяснил ничего, зато его покусали собаки, обкидали незрелыми орехами уличные мальчишки и один раз практически облили помоями — у кого-то дома шла большая стирка…

Поэтому на обед в чайхану мужской коллектив собрался не в лучшем расположении духа. А заявившаяся позже всех Джамиля окончательно испортила присутствующим настроение:

— Я нашла её, уважаемые!

Лев покровительственно выпятил грудь и дал девушке самое большое яблоко. Ходжа высокопарно поблагодарил, сделав при этом рожу типа «куда катится мир?!», а обнадёженный Ахмед рухнул ей в ноги, пытаясь поцеловать край запылённых башмачков, и увлёкся настолько, что его пришлось оттаскивать… Короче, если не воспроизводить дословно долгий, эмоциональный, изобилующий «важными» деталями и житейскими отступлениями женский рассказ, сжатая информация следующая.

Двоюродная тётушка Джамили работает при дворце прачкой. Она точно знает, что здоровущая нахалка по имени Ирида аль-Дюбина, приехавшая в Самарканд с месяц назад, поселилась в падишахском гареме на правах «девушки для игры в шахматы». То есть вполне перспективная ступень для последующего передвижения в «девочки, приятные глазу» и «девицы, полезные на ощупь»… О своей прошлой жизни она не распространяется, но тётя готова поклясться, что не раз принимала от неё в стирку наволочки, промокшие от слёз и перемазанные плохо отстирывающейся тушью. В смысле, возможно, у Ахмеда есть хоть какой-то шанс — большая любовь всё ещё не до конца перегорела…

— О моя маленькая верная мышка! Увы мне…

— И как ты думаешь, о ком это он так трогательно?

— Грешно смеяться над высшим проявлением чувств, о мой скептически настроенный друг! Скажи лучше, у тебя есть предложения, как попасть в гарем?

— Не-а, — равнодушно бросил Лев.

— Гарем! — с нажимом, чуть удивлённо повторил бывший визирь.

— Да с какого перепоя он мне сдался?! — Оболенский позволил юной вдове притулиться к нему под бок и действительно не променял бы её сейчас на сотню гаремов.

— Но, быть может, сиятельная и великодушнейшая Джамиля всё-таки позволит своему благородному защитнику оказать небольшую услугу, дабы помочь этому несчастному влюблённому вновь обрести тяжёлое семейное счастье? У вас мягкое сердце, почтеннейшая, смотрите, как горько он плачет…

Тут домулло, конечно, бил безошибочно и наверняка. Отказать собачьим глазам бедного Ахмеда было просто невероятно, он разжалобил бы даже избирательную урну.

— Солнышко моё, а если я… ненадолго… туда-сюда и обратно?!

— Конечно, мой господин, — лучисто улыбнувшись, отзывчивая вдова доверчиво прижала тонкий пальчик к жарким губам потомка русского дворянства. — Иди и сделай там всё, что должен, чтобы спасти хорошего человека и друга. Только пусть это будут самые красивые и умные жёны падишаха, чтобы мне потом не было стыдно за твой вкус…

После такого заявления трое мужчин обменялись прибалдело-восхищёнными взглядами. Причём у двух к балдежу и восхищению явно примешивалась изрядная толика зависти… Кака-а-я-а женщина-а!!!

Боже, я стараюсь не лезть в чужую личную жизнь, тем более в личную жизнь своих литературных героев. Их взаимоотношения и так потом с наслаждением препарируются тысячами озабоченных читателей… Но, честно говоря, это был первый случай, когда мне до слёз было жалко эту красивую, влюблённую дурочку — ведь он ничего не мог дать ей взамен! Но она и не ждала ничего…

Да, девушкам свойственно безоглядно отдавать своё сердечко единственному герою, жертвовать своей молодостью и, несмотря ни на что, хранить верность даже самым отпетым бродягам типа Одиссея или Пера Гюнта. Но подобная искренность чувств уже практически не встречается в наше урбанизированное время, когда мода на «унисекс» успешно стёрла естественные грани различия между мужчиной и женщиной. Говорят, чем хуже живёт человек, чем труднее нам в работе, в быту, на войне, тем выше и яростней мы ценим слабое женское плечо…

И всё-таки почему она так поступала?! Ведь Лев ничего не скрывал, она знала, что он принадлежит другой; что он никогда не возьмёт её в свой заснеженный мир и не сделает «младшей женой»; что рано или поздно он снова уйдёт и, возможно, уже не вернётся никогда…

Эта «луноликая вдова великого злодея», как выражался Насреддин, отнюдь не была глупенькой пустышкой, скучающей без мужской ласки или хоть чем-то зависящей в материальном плане от закидонов моего друга, нет!

Тогда что же?! Какой ангел вёл эту восточную девочку, чем жила её душа, чьё имя она произносила на рассвете и о ком плакала ночью… Любовь? Просто одно слово «любовь» — и всё?! Но если там была такая любовь, то почему она покинула наш мир…