Глава 36
Кто говорил, что водка — это дрянь,
Наверно, сам был редкостная пьянь…
Он просто не хотел ни с кем делиться,
Вот и орал на людях — водка дрянь!
Русские рубаи
— Кто вызвал меня?! — громоподобным голосом взревел джинн, и аксакалы дружненько присели. Потому как планировать явление всесильного монстра из потустороннего мира — это одно, а вот получить желаемое и не знать, что с ним делать, — совсем иное…
— Именем твоего Чёрного Господина, — чуть дрожащим фальцетом попытался продолжить ритуал главный провокатор. — Заклинаю тебя, назови своё имя и покорствуй нашей воле! В противном случае… да где же наконец этот проклятый ключ?!
Джинн обвёл пылающим взглядом всю аудиторию, мгновенно расширился в плечах, упёрся ладонью в потолок и, одним неуловимым движением сорвав крышу, покрутил её на мизинце и зашвырнул в седьмое измерение. Старцы пискнули хором, двое-трое ушли в несознанку, а толстяк резко начал заикаться…
— Повтори, что ты сказал, мелкий гнус?
— Им… нем, ик! зак… ик! ли… ик! Вай мэ, да мы всего лишь… ик! просто так, пошу… ик! тили, да…
— Пошутили?! — не поверив услышанному, страшным, как обвал, шёпотом переспросил джинн. — Несколько земляных червей, украв крупицу запретных знаний, вызвали меня (великого и грозного!) лишь потому, что они просто так ПОШУТИЛИ… Да я разотру вас в пыль, я смешаю вас с грязью, я засушу ваши трухлявые мозги, как воблу под пиво, я… Кто тут посмел хихикнуть, э?!
Вызывальщики тут же предательски указали пальцами на виновника, но Насреддин уже не мог остановиться и заливался вовсю!
— Сын вонючей змеи и прах облезлого тушканчика, — взревел джинн, хватая его за шиворот и вздымая к звёздам. — Ты смеешь смеяться надо мной?! Ты… о небо, клянусь Аллахом, это же… домулло?
— Салям алейкум, почтеннейший Бабудай-Ага, — с трудом отдышался главный весельчак Багдада. — Сто лет не виделись, но я запомнил твоё лицо, о могучий джинн из кувшина старого пьяницы…
— Валейкум ассалам. — Джинн вежливо поставил Ходжу на место и тактично уменьшился до приемлемых для общения размеров. — Извини, если накричал. Я был очень занят с друзьями в другом мире, сдачу двух коттеджей отмечали, я за пивом пошёл, а тут… эти, спиритисты, шайтан их накорми в отхожем месте!
— Вах, о чём ты говоришь, уважаемый… Не явись сюда именно ты, нас с Оболенским уже прирезали бы как барашков!
— Лёва-джан… — Бабудай-Ага, по-детски умилившись, осторожно погладил по голове недобудимого русского дворянина и тут же сделал страшное лицо. — Кто возжелал обидеть моего друга, так великодушно рассказавшего мне о пиве?!!
— Мы… ик! нет… не мы… ик! мы лишь хоте… ик! ли… всего-то…
— Чего?!
— Исполнения наших желаний! — совладав с голосом, объявил-таки толстый старик, и остальные поддержали его воплями разобиженных пенсионеров:
— Хотим быть подобными султанам! Весь день лежать на подушках и греться у огня! Чтобы нас часами ласкали женские руки! И чтобы нами все восхищались, но никто не заставлял работать! Хотим, чтобы нас бесплатно кормили, а мы могли бы прославлять сами себя с крыши собственного дома так, чтобы соседи склоняли головы! Да, а ещё, чтобы при одном взгляде на нас все признавали, как мы прекрасны, царственны и мудры, думая, что мы — боги!
— Воистину так, — широко улыбнулся Бабудай-Ага, хлопая в ладоши. — Вы получили всё, о чём просили, а теперь — брысь!
Четырнадцать разномастных котов смотрели на него круглыми глазами.
— Брысь, я сказал!
…Бесполезно. Нагловатые старички не сразу въехали, в чьей шкурке им теперь придётся провести остаток жизни. Видимо, они ожидали чего-то иного, но общеизвестно, что джинны всегда выполняют приказы с долей чёрного юмора. Вспомните, в своё время чего хотел получить старый Хайям и кого ему выдали на руки? То есть джинн умеет найти юридическую лазейку в желаниях человека, так, как этого хочется ЕМУ, а не ВАМ…
— Вай мэ, ну разве так ведут себя с пожилыми аксакалами?
— Домулло, они сами напросились…
— Ай-яй-яй… — состроил воспитательное лицо строгий Насреддин. — Соблаговоли-ка развязать меня и прими бесплатный совет — не обижай старого осла, ибо на склоне лет мы все становимся старыми ослами! Кто-то больше, кто-то меньше, но разве это причина, чтобы вести себя как осёл сейчас?
— Они превратятся в людей сразу же, как только их искренне пожалеет хоть кто-нибудь, — склонив голову, подкорректировал своё наказание джинн, и одним щелчком ногтя избавил бывшего визиря от пут. — Мне пора идти, пиво греется…
— Мой друг хотел с твоей помощью вернуться домой, — остановил его Ходжа, вздохнул, но продолжил: — Место Багдадского вора не здесь, а в ином мире, где он оставил своих близких. Наверняка они тоже молят Аллаха возвратить им мужа, отца и сына… Я тоже прошу тебя об этом.
— Непременно, — как-то рассеянно отмахнулся Бабудай-Ага, начиная таять в воздухе. — Я ещё заскочу на днях… и заберу его, честное слово! Пусть проспится, завтра у вас тяжёлый день…
— Эй, эй! Стой, в каком это смысле, тяжёлый?!
— Шайтана срамить — нелёгкая работа. — Последние слова расстроенный Насреддин уловил уже еле-еле, могущественный джинн исчез в неизвестном направлении.
Четырнадцать котиков по молчаливому кивку самого толстого послушно выстроились гуськом и, повесив хвостики, скорбно покинули помещение. Лев по-прежнему спал, казалось, что рухни на него большущая звезда и больно стукни по лбу, он бы и этого не почувствовал…
А вот домулло, может быть впервые в жизни, замер, задрав голову к отсутствующему потолку, до глубины души поразившись красоте раскинувшейся перед ним Вселенной!
На этот раз томные восточные звёзды не разыгрывали неприступных красавиц, а доверчиво опустились вниз столь близко, что их сияющие ресницы касались изумлённо приоткрытых губ Ходжи. И они смотрели прямо ему в глаза и отражались в них все сразу, всем небом, всей бездонностью Галактики, словно единая искорка глубины бездонных очей самого Аллаха… Ибо что может быть поэтичнее звёзд? Далёких, неведомых, девственных, а зачастую уже и погасших, но отдавших перед смертью свой свет людям.
И нам стоило порою всего лишь обратить к ним суетливые взоры, остановиться, задуматься. Но, увы, нам кажется, что звёзды вечны, что они никуда не денутся, а мы так заняты по жизни! Может быть, может быть, всё успеть невозможно… Но разве вы могли бы уснуть, если бы наверняка знали, что именно сегодня на небе родилась новая звезда и она ещё не придумала себе имя. Она просит нас сделать это…
…О, как причудливо и разнообразно матерился наутро Лев Оболенский! Я уже говорил, что у него необычайно творческая и даже по-своему поэтическая натура. А как витиевато можно послать по конкретному адресу, с использованием чисто восточных метафор, образов персидской лирики, повседневных откровений арабского песенного творчества…
Какое неземное удовлетворение испытывал Ходжа Насреддин, пока его голубоглазый друг со всем пылом азиатской страсти и северной крепостью слова гонял зашуганных котов по всему приюту! Бывшие аксакалы, не испытавшие раскаяния, тоже в долгу не оставались, устраивая на него покушения и засады. Часа три шла неравная партизанская война с переменным успехом, но её исход был предрешён. Лев заявился довольный, расцарапанный и обложенный с ног до головы жуткими кошачьими проклятьями и плюхнулся за дастархан…
— Судя по твоему умиротворённому лицу, о изумляющий боевыми шрамами, ты победил?
— Да! А толстого пнул под хвост дважды…
— Я горжусь тобой!
— Ты серьёзно?
— Нет, — столь же честно признал домулло. — Я так издеваюсь, кажется, ты называешь это «нездоровой иронией»… И, клянусь Аллахом, у меня есть на то причины!
— Перечисляй поштучно.
— А ты выплюнь лепёшку, меня это отвлекает. — Насреддин ловко увернулся от впрямую исполненного пожелания и продолжил: — Мы торчим одни во всём приюте, у нас нет верблюдов, мы не знаем, в какой стороне Самарканд, здесь не ходят караваны, но полным-полно психованных котов, лелеющих планы мести…
— Ну и в чём кипеж? — недопонял подуставший в боях за территорию русский дворянин. — Ведь если я простил тебе упущенного джинна (не говоря уже о пиве!), то какой смысл переживать из-за ерунды? Выберемся мы отсюда, приют слепых чтецов Корана — место культовое, рано или поздно сюда придут, чтобы сдать под нашу сень очередного «незрячего» инвалида. А кстати, кто финансирует эту контору?
— Подобные пристанища живут на пожертвования влиятельных лиц — султанов, эмиров, купцов и просто разбойников. То есть всех тех, кто предпочитает откупиться от Всевышнего благотворительностью…
— Всё, как у нас, — согласился Оболенский и, привстав на цыпочки, высунулся из окна. — Ходжуля, поздравь себя, я зрю клубы пыли на горизонте, к нам гости! Живенько сообрази, чего бы позаковыристей наплести ребяткам, и линяем с ними до ближайшего шоссе на Самарканд. Я побежал паковать багаж…
Насреддин радостно подскочил к другу, хлопнул его по плечу, и они вприпрыжку бросились открывать ворота. Что возмутитель спокойствия, врун, болтун и хохотун собирался поведать новоприбывшим, доподлинно не известно. За воротами стоял летучий отряд стражников Аслан-бея…