Глава 17

— Я не понимаю, почему во всех твоих планах мне вечно приходится выглядеть полным идиотом, — не переставая, возмущался Лев, когда случайные прохожие, глядя на него, шарахались, шумно поминая шайтана. Ходжа лишь философски вздыхал, прикрываясь щитом, и двадцать раз объяснять очевидное явно не собирался.

Надо признать, сам-то Насреддин выглядел вполне подобающим образом — эдакий невысокий, чуть полнеющий стражник, с собственной элегантной бородкою и умным, деловитым лицом. А вот впереди на два шага идёт мрачный, как бармалей, Оболенский в голубых женских шароварах, пёстром жилете танцовщицы, с голым животом и небрежно повязанной на манер русского платочка фате… Видуха, как у распоследнего записного трансвестита с самого дешёвого гей-карнавала! Мысли, соответственно, пусты и безрадостны…

— Если верить твоей дебильной идее, то меня без суда и следствия сунут в ту же камеру, что и бедолагу Ахмеда. По пути я теоретически должен стырить у сопровождающего конвоя ключи, устроить всем массовый побег и, неизвестно как перемахнув через стену, бесследно раствориться в ночном городе. В то время как ты, от всей души и доброго сердца, поднимешь нам в погоню конную стражу, возглавляя преследование верхом на моём же Рабиновиче. С которым ты и намерен затеряться в узких, не освещённых луной переулочках. Как я вообще повёлся на этот бред собачий?!

— Шевели ногами, не задерживайся, о злостный нарушитель шариата! — весело прикрикнул домулло, потрясая тяжёлым копьём. — Сам Аллах, при всей своей долготерпимости, отвратил бы смущённый взор свой от твоего непотребного пуза, покрытого редкими бесстыжими волосами… Зиндан примет тебя как родного, дабы ты вновь умудрился совершить невозможное!

— Насрамить всех, — обречённо подтвердил мой друг.

— Во славу Аллаха, — дополнил Насреддин, и Лев прекратил бессмысленные споры.

Да они и спорили-то в большинстве случаев исключительно общения ради. Оба прекрасно понимали, что на Востоке жизненный опыт, находчивость и остроумие Ходжи были куда востребованнее недюжинных воровских талантов рослого россиянина. А вместе, в паре, они составляли воистину непобедимый тандем, с которым так и не сумело справиться ни одно законное правительство конгломерата восточных стран того времени. А ведь как старались, как старались, но об этом потом…

В достопамятную калиточку султанского дворца первым постучал уже сам Оболенский. Отворили те же знакомые рожи, впечатление такое, что других стражников на этот пост не допускали…

— Ой-ё, ребятушки! У меня модное «дежавю», или мы действительно часто встречаемся? — прямым текстом ляпнул Лев, но вовремя прикусил язык. Стражники посмотрели на него косо и повернулись за разъяснениями к Насреддину. Домулло поглубже надвинул на брови тесный шлем:

— Задержан злодей и пересмешник, без стыда носящий женское платье, танцующий лишённые целомудрия танцы и распевающий непристойные куплеты, смущающие сердца истинных мусульман. Такой грешник, да…

— Вай мэ-э… — простодушно выдохнул молодой. — А если его не сразу вести в тюрьму, то он для нас тут спляшет?

— Щас! Разбежался, ага, — царственно выгнул спинку русский дворянин. — Ты хоть представляешь, о джейраноподобный отпрыск неуберёгшихся потребителей китайской резины, сколько стоят мои услуги?

— Джейран — это такой степной козёл, да?! — зачем-то уточнил не уловивший сути юноша, но старший товарищ отодвинул его, сурово кивнув:

— Веди ослушника шариата прямо в зиндан! Если в сарае не будет места, можешь оставить его там же, во дворе, только привяжи покрепче.

— Значит, не спляшет?! Обидно, э-э…

Тронутый искренним горем паренька, Лев великодушно протянул руку и, резвясь, ущипнул бедолагу за шаровары. Стражник восторженно ойкнул, а Ходжа пихнул друга щитом, не дожидаясь более фривольного развития событий.

Дальше двигались вообще без проблем. Общеизвестно, что, если вы не можете самостоятельно проникнуть в хорошо охраняемое здание, сделайте так, чтоб вас провели туда силой! Метод стар, как липовый мерин Троянской войны, но тем не менее действен до сих пор.

Быстро опустились вечерние сумерки, но домулло, в бытность свою главным визирем, успел неплохо изучить территорию дворца, поэтому шёл уверенно и целенаправленно. Вид бравого стража, ведущего под конвоем величественного арестованного, ни у кого не вызывал подозрения, поэтому до зиндана они добрались без шума и пыли.

Кстати, султанская тюрьма, находившаяся при дворце, резко отличалась от той вонючей ямы, где нашему герою уже доводилось сидеть в благословенном Багдаде. Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде заботился о своих преступниках, они должны были выходить на «ковёр крови» чистыми, сытыми, без следов побоев и пыток, дабы даже перед мучительнейшей смертью демонстрировать народу заботу и милосердие правителя. Возможно, кто-то назовёт это верхом цинизма, но… Народ безмолвствует, значит, народу нравится. Вот и вся политика…

— Кто? Куда? За что?! — строго спросили Насреддина четверо рослых охранников.

— Злодей. В тюрьму. Трансвест… прости, Аллах, я хотел сказать — нарушитель шариата, вот, — чётко отрапортовал домулло, и перед Оболенским гостеприимно распахнулись дубовые двери высокого глинобитного сарая, где со всевозможными удобствами и содержались ожидающие суда преступники. Краем уха он успел услышать, как Насреддин зачем-то уточнил, где конюшня, и бодро шагнул внутрь. Когда сзади раздался стук задвигаемого засова, Лев каким-то седьмым чувством, находящимся в области копчика, почувствовал, что на новом месте ему будет очень и очень неуютно…

… — Нет, ей-богу, Андрюха, у меня аж опустилось всё. Представляешь, вхожу, там темень, но в одном углу горит эдакая лампа Аладдина — копоть, вонь и мощности на четверть ватта. А вокруг неё сидят та-ки-е рожи — паспорта спрашивать не надо, сразу ОМОН зови и к прокурору всех не глядя! Там же не всё борцов за свободу сажали, местные бандюки тоже попадались, улыбнутся — заикаться начнёшь… Короче, если бывает у людей на лицах печать порока, то этих Аллах собственноручно проштемпелевал дважды! Ну вот, и вхожу я к ним весь в голубом и в блёстках, глазки подведённые, губки крашеные, духами смердю на три шага вперёд… И что они обо мне, по идее, должны думать? Угадай с трёх раз?!

— Чего тут угадывать, — даже удивился я. — Сам знаешь, у нас такие мальчиши сейчас и клубы свои имеют, и газеты, и сайты, а на эстраде так вообще — под тридцать процентов «меньшинства», ещё сорок «бисексуалы», а оставшиеся — уже и сами своей традиционности стесняются. Хрень какая-то…

— Не хрень, а плоды демократии и культурной революции, — политкорректно поправили меня. — Ну а в те дремучие времена в разницу между геями и трансвеститами никто не углублялся — по шариату, и тех и других побивали камнями!

— Тебя тоже побили?

— Хуже, — скрипнул зубом Лев. — Поначалу мне даже обрадовались… Типа, праздник, праздник, к нам Снегурочка пришла! Пришлось разочаровывать…

Короче, когда самый массивный из мордоворотов с гнусной ухмылочкой и гнилыми зубами, покачиваясь, двинулся ему навстречу, — благородный русский дворянин резко шагнул вперёд, страстно целуя каторжника прямо между глаз! И, не дожидаясь, пока жертва окосеет от шока, резко развернул его к себе спиной, рванув на нём драный пояс. С азиата упали штаны! Демонический хохот Оболенского взлетел под закопчённые своды тюрьмы, лица остальных надо было видеть…