Орнитоптер заложил крутой вираж, ясно показывающий, что за штурвалом этого красивого, верткого, но крайне своенравного аппарата находится настоящий профессионал, на мгновение завис над посадочной мишенью, отстрелил посадочные лапы и мягко опустился практически в центре белого круга. Герцог Эсмеральда, которая наблюдала за маневрами аппарата, приложив ладонь козырьком к глазам и щурясь от яркого закатного солнца, опустила руку и шагнула вперед, стягивая с правой кисти черную лайковую перчатку. Она вообще любила черный цвет. Бортовой люк орнитоптера распахнулся, и в следующее мгновение миру явила свой суровый лик адмирал Шанторин, старый рубака, герой битвы при Форпосте, за последние два месяца прочно утвердившаяся в массовом сознании жителей королевства как олицетворение настоящего военного. Адмирал была в повседневном мундире с орденскими колодками, над которыми тускло блестел единственный скромный орденский крест — знак кавалера Ордена святой Евы-заступницы первой степени (ну еще бы, за все время существования королевства этим орденом были награждены всего двадцать семь человек). Волосы адмирала с пикантной седой прядкой у левого виска были уложены в безупречную прическу, а левая рука висела, продетая в черную косынку, подвязанную на шею. Лицо Шанторин было мрачнее тучи, поэтому герцог, взглянув на нее, решила не рисковать и не протягивать руку, а просто приветствовала адмирала четким “кавалергардским” поклоном, не ответить на который не мог себе позволить не только ни один военный, но даже ни один дворянин. Впрочем, это не слишком-то спасло ситуацию, поскольку адмирал, ответив на приветствие, тут же досадливо сморщилась и раздраженно выдернула руку из своей черной косынки:

— Все, хватит, мне уже надоело ломать эту комедию!

Герцог Эсмеральда насмешливо вскинула тонкую, но четкую, будто прочерченную рейсфедером бровь и изогнула чувственные, хотя и немного тонковатые губы в насмешливой улыбке:

— Ну что вы, адмирал, не стоит так нервничать…

Адмирал насупилась еще сильнее:

— Ай, отстаньте! Ну кто поверит, что при современном уровне медицины за все те месяцы, что прошли после битвы при Форпосте, моя кость все еще не срослась?

Улыбка Эсмеральды еще больше стала напоминать насмешливую ухмылку.

— Адмирал, толпа не есть нечто разумное, повинующееся законам логики. Толпа — амеба, которая руководствуется инстинктами. А рука бравого адмирала, которая, единственная из всего нашего флота, не пошла на поводу у этих грязных мужиков и повела бой по своему разумению, от чего потери ее эскадры оказались существенно меньше потерь остальных эскадр, не мо-о-жет зажить так быстро. Просто потому, что адмиралу некогда валяться по госпиталям и реанимационным камерам, поскольку ей пришлось взвалить на свои плечи восстановление флота и… кое-что еще, чем, по идее, должна была бы заниматься так некстати “разболевшаяся” юная королева. — Кавычки в слове “разболевшаяся” прозвучали настолько явственно, что Шанторин внутренне поежилась. Да уж, у этой молодой особы язычок острый, как бритва, не приведи господь попасть ей на этот самый язычок. Значит, ни в коем случае нельзя дать ей почувствовать свой страх. Эти мысли молнией промелькнули в голове у адмирала, она старательно изобразила презрительную усмешку и произнесла:

— Вы полагаете, что кто-то поверит в эту чушь?

— Уже, адмирал, уже верят, — сказала Эсмеральда. — За последний год королевство пережило слишком много потрясений. Представьте, каково это — узнать, что мы не пуп Вселенной и даже не лучшая и не большая часть человечества, а всего лишь… задворки. Отсталое захолустье с… ну, скажем так, с несколько оригинальным жизненным укладом, который почти у всех вызывает, в лучшем случае, снисходительное недоумение. Вековые устои, считавшиеся незыблемыми, рухнули, нравственные нормы, по которым жили наши бабки и матери, оказались ложными. Люди растеряны, потрясены, напуганы. Им нужно за что-то зацепиться, нужно что-то такое, чтобы они могли верить, что они все еще чего-то стоят, что они не полное дерьмо. Им нужен… герой. — Герцог прищурилась. — Конечно, если бы с королевой не приключилась эта ма-а-аленькая неприятность, то место героя было бы, причем заметьте — совершенно по праву, оккупировано нашей юной негодницей. Но, на наше счастье, в настоящий момент наша королева “больна”, а герой нужен немедленно. А какой же герой без шрамов и увечий? — Улыбка, расплывшаяся по лицу герцога, вызывала в памяти Чеширского кота из самой любимой детской книжки королевства — “Алиса в стране чудес”.

Шанторин нахмурилась. Последний месяц у нее все больше крепло ощущение, что эта юная сучка, герцог Эсмеральда, делает из нее полную дуру. И черт ее дернул тогда согласиться на весь этот фарс…

Все началось четыре месяца назад. Тогда люди еще только-только начали отходить от эйфории, в которую ввергла королевство победа в битве при Форпосте. Уцелевшие благородные доны вернулись на свою временную базу на Лузусе, там на скорую руку подлатались и, получив свои деньги, тихо покинули пределы Империи. А понесший немалые потери, но, несомненно, сохранившийся как боевая сила флот вернулся на свои базы. Этой частью командовала адмирал Шанторин. Вернуться-то вернулись, но только денег на ремонт не было: бюджет был высосан подчистую еще при подготовке к штурму Форпоста, остатки же ушли на то, чтобы расплатиться с донами. А народ жаждал пообщаться с героями, сокрушившими грозного врага. Выход нашелся — большинство флотских офицеров, оставшихся не у дел, тут же закрутило в вихре балов, приемов, музыкальных парадов и карнавалов, посвященных Великой, Незабываемой, Славной в веках Победе! Поначалу они ворчали сквозь зубы, что, дескать, в первую очередь надо привести в порядок корабли, да и боевой подготовкой заняться также не помешало бы. Битва все расставила по своим местам, и даже самые твердолобые консерваторы вынуждены были признать, что любой корабль донов представляет собой куда более мощную боевую силу, чем даже более высокий рангом корабль королевского флота. Причем настолько более мощную, что мог бы, не поперхнувшись, схрумкать пару-тройку таких кораблей. Впрочем, это было объяснимо, все — конструкция, конфигурация бортового вооружения, толщина брони и мощность силового поля — отрабатывалось донами на протяжении полутора веков битвы с Врагом. Да и сами экипажи донов были сформированы по большей части из ветеранов с не менее чем сорокалетним боевым опытом… Но офицеры королевского флота совершенно не собирались и далее оставаться в такой ситуации, за время подготовки и самой битвы они многому научились. И вот теперь настала пора воплощать эти драгоценные знания в жизнь… а вместо этого они оказались втянуты во всю эту светскую круговерть…

Впрочем, основные силы флота под командованием адмирала Жермен убыли разбираться со вновь поднявшим мятеж Реймейком. И основательно там подзастряли. Королева приказала не лезть на рожон, а установить блокаду и спокойно дожидаться, пока мятежная планета сама не запросит пощады. Так что флотских в столице оказалось не так уж и много, да и эти в основном из эскадры Шанторин. А кому не понравится, когда возносят до небес именно твоего командира и твою эскадру? Тем более что и их первоначальное недовольство шумихой тоже принималось восторженно. Что же до “союзников”, то упоминание о них стало дурным тоном, а вскоре как-то вроде бы сама собой эта тема стала табу, ну, например, как продукт деятельности кишечника. Не станет же нормальный человек говорить о нем на светском рауте или еще где-то. Вот так и “союзники” оказались в одном ряду с этим продуктом. В результате не прошло и трех недель, как всем (в том числе и самим флотским офицерам) стало казаться, что эту победу одержал именно флот королевства, а “эти вонючие мужики” только путались под ногами, а затем просто выгребли денежки и умотали. Правда, кое у кого пока не потерявшего голову во всей этой праздничной шумихе сложилось впечатление, что такое мнение возникло не вдруг, что оно создавалось намеренно, исподволь. Сначала один, за ней еще один голокомментатор бросила фразу-другую про бесполезных мужиков, “умотавших с деньгами королевства”. Затем появились три-четыре репризы на эту тему, раскрученные парой популярных комиков. Потом прошла однодневная предупредительная забастовка диспетчеров, которые обвиняли правительство королевы в “неразумной растрате финансовых резервов”, с соответствующими комментариями. И спустя полтора месяца все уже стали судачить о “роковой ошибке” или как минимум “о неразумном поступке нашей молодой королевы”. А когда стало ясно, что причиной исчезновения королевы со всех голоэкранов и практически полного ее отсутствия на большинстве публичных мероприятий является вовсе не болезнь — авторитет королевы упал почти до нуля.

Но, как говорила герцог, общество не может без героя. И так вышло, что на роль героя вместо столь явно скомпрометировавшей себя королевы нашлась только одна-единственная кандидатура, а именно она, адмирал Шанторин. Поначалу это ее несколько озадачило, она терялась в догадках, чем это может быть вызвано. Да, ее эскадра понесла наименьшие потери среди соединений объединенного флота, но адмирал была слишком опытным флотоводцем, чтобы не понимать истинных причин этого. Она действительно отказалась наотрез терпеть рядом с собой каких бы то ни было советчиков, поскольку, во-первых, крайне не одобряла решения королевы и этой старой дуры Сандры пригласить на помощь “вонючих мужиков”, а во-вторых, считала себя (как ей казалось, с полным правом) достаточно опытным командиром, чтобы справиться со всеми задачами без чужих подсказок.

На деле оказалось, что она несколько переоценивала свои силы. Первое же боевое столкновение кончилось тем, что ее эскадра смешала строй и едва не завалила весь левый фланг боевого порядка. Положение спасли как раз те самые “вонючие мужики”. Они приняли на себя основной удар и удерживали фронт до того момента, когда Шанторин, перегруппировав силы, совместно с переброшенными Усатой Харей скудными резервами ударила с фланга. По правде говоря, исход этой атаки оставался неясен почти до самого конца, потому что, пока Шанторин производила свою перегруппировку, корабли донов, приданные ее эскадре, были выбиты почти подчистую, а уровень подготовки экипажей королевства (уж самой-то себе она могла в этом признаться) не шел ни в какое сравнение с тем, что был у донов. В результате до самого последнего момента, когда королева, захватив один из гигантских кораблей-монстров, сама остановила битву, атака Шанторин, проводившаяся ею в полном соответствии со стандартными тактическими приемами, изложенными в Наставлении по боевому использованию флота, балансировала на грани между безрезультатной и полным разгромом. Что же до незначительности ее потерь, то это можно было объяснить скорее тем, что противник успел смешать боевые порядки ее эскадры еще в самом начале битвы, до того как она достигла наивысшего ожесточения, а когда Шанторин вновь вступила в бой, все уже почти закончилось.

Но, похоже, среди политиков, журналистов, общественных деятелей и высших офицеров адмиралтейства нашлось не так уж много людей, кто дал себе труд разобраться в истинных причинах произошедшего. Те же, кто все-таки разобрался, сочли за лучшее промолчать. Тем более что открыто демонстрируемое Шанторин недовольство фактом присутствия в королевстве “вонючих мужиков” пришлось по душе очень многим, а то, что адмирал и сама была ранена во время битвы, доказывало, что если уж не умения и опыта, то по крайней мере доблести ей не занимать. На этом фоне ее попытки откреститься от роли одного из главных действующих лиц Великой Победы воспринимались большинством как вполне объяснимая и похвальная скромность старого воина, не любящего суеты и шумихи. Так что, когда на горизонте появилась новая фигура — новоиспеченный член совета пэров герцог Эсмеральда, получившая эту должность после того, как прежний член совета и пэр королевства сгорела в факеле фузионного взрыва вместе со своим линкором во время битвы, — Шанторин уже и сама была готова поверить в свой героизм. Искреннее восхищение и преданность, сиявшие в глазах юной герцога, изрядно польстили самолюбию адмирала и еще больше укрепили Шанторин в этом мнении. И лишь недавно до нее стало доходить, что все совсем не так, да и действительные причины того, что герцог Эсмеральда стала герцогом и пэром королевства, тоже совершенно иные…

Проводив Шанторин в покои, любезно предоставленные (или, как теперь считала Шанторин, скорее закрепленные за ней на время выполнения задачи) герою королевства в этом замке, герцог окинула безупречно убранную комнату придирчивым взглядом (надо признать, хозяйкой она была великолепной и персонал вышколила до состояния теней), развернулась на каблуках и, кивнув, двинулась прочь, на ходу напомнив:

— Ужин, как обычно, накроют в серебряной гостиной в восемь. Не опаздывайте, сегодня у нас ужинают барон Присби с супругом и сестры Энгеманн.

Шанторин проводила взглядом свою “радушную” хозяйку и поморщилась. Эта стерва не удостаивала ее теперь даже внешних проявлений почтительности. Что ж, этого и следовало ожидать, герцог явно перевела адмирала в разряд прислуги, соответственно и ведет себя с ней, как с любым другим слугой в этом замке. Утешало одно — судя по тому, что большинство слуг и кастелянов в замке были аппетитными мальчиками, герцог не придерживалась модной сексуальной ориентации. Так что хотя бы за свою честь можно было не опасаться. Впрочем, на этом неприятности сегодняшнего вечера не оканчивались. Из всего круга лиц, в который адмирал оказалась вовлечена благодаря Эсмеральде, супруги Присби были в самом конце списка. Особенно мужская половина — худосочный, похожий на глисту Годри Присби с бесцветными рыбьими глазами, вечно прилипшей к лицу улыбкой мертвеца и хищным, голодным блеском в глазах. Впрочем, что об этом говорить, если все равно от нее самой ничего не зависит…

Вопреки ожиданию, ужин прошел сносно. Чета Присби, к немалому облегчению адмирала, расположилась на другом конце стола, а рядом с Шанторин оказалась вполне привлекательная юная особь мужского пола в скромненьком синем костюмчике и с минимумом косметики на лице. Особь имела нежные фиалковые глаза, полные чувственные губы и трогательный пушок над верхней губой. Так что в продолжение всего ужина адмирал имела удовольствие слушать милое щебетание мальчика, пялившегося на нее совершенно восхищенными глазами. И хотя Шанторин была уже в том возрасте, когда на человека перестают действовать милые глупости вроде восторженного подросткового преклонения, это все равно было приятнее того, чего она с опаской ожидала, а сам мальчик был гораздо милее и невиннее мужской части семейства Присби (да и женской, впрочем, тоже), поэтому адмирал отнеслась к непосредственности соседа по столу со снисходительной благосклонностью. Насколько Шанторин поняла из его восторженного щебетания, он приходился каким-то дальним родственником герцогу и в Тронном мире появился только месяц назад. А до того все свои семнадцать лет воспитывался на Пируине, в дальнем окраинном мире, о котором адмирал знала лишь то, что он существует. Впрочем, сейчас, по истечении времени, Шанторин уже перестала удивляться обширности родственных связей герцога.

После ужина герцог пригласила адмирала, супругов Присби и еще несколько человек в курительную комнату, чтобы “попробовать новые сигары, которые мне только что доставили с Эленийских островов”. Что ж, занятие вполне достойное, хотя с точки зрения традиций присутствие в курительной лиц противоположного пола выглядело весьма сомнительным. Впрочем, среди приглашенных не было никого, кто решился бы напомнить хозяйке дома о традициях. Хотя, если в том, что вслед за леди в курительную комнату последовал Годри Присби, Шанторин не увидела ничего неожиданного, то присутствие там ее юного соседа по столу стало для нее несколько неожиданным. Впрочем, неожиданностей в доме герцога всегда хватало…

Спустя полчаса, в течение которых адмирал получила достаточное представление о флоре и фауне Пируина, а также о том, сколько коров у “тети Пермении из соседнего имения” и как часто “…тетя Гриффинула убегает от дяди Лорина в свой охотничий домик. А егерем у нее там Нумина по прозвищу Мама-Громила, которую боится даже дядя Лорин”, до нее дошло, что, как видно, собрались еще не все гости, которых ожидала их гостеприимная хозяйка. То, что, несмотря на отсутствие гостя, они таки отужинали, показывало, что гость не слишком-то велик рангом, чтобы из-за него откладывать ужин. С другой стороны, то, что уже столь длительное время после ужина гости предоставлены самим себе, а герцог никак себя не проявляет и до сих пор не начала серьезного разговора, могло означать только одно — гость столь важен для предстоящего обсуждения, что начинать без него не имеет смысла. Шанторин почувствовала себя неуютно.

Почему ее оставили в неведении? Она перестала вслушиваться в щебетание своего очаровательного соседа и исподтишка окинула взглядом присутствующих. Супруги Присби наслаждались сигарами с таким подчеркнуто безмятежным видом, что всем присутствующим сразу должно было стать ясно — уж они-то полностью в курсе происходящего. Но адмирал достаточно хорошо изучила эту парочку и ее повадки, чтобы понять — эта демонстрация еще ничего не означает. К тому же, даже если бы Присби и обладали информацией, то, прежде чем сказать хоть что-то Шанторин, они вытянули бы из нее все жилы. И опять же демонстративно, на глазах у всех, наслаждаясь каждой секундой этой пытки. Так что этот вариант отпадал. Шанторин с надеждой перевела взгляд на старшую из семейства Энгеманн, но, на ее счастье, в этот момент на пороге появилась герцог. Судя по ее торжествующему виду, их долгое ожидание наконец-то подошло к концу.

— Господа, я ждала еще одного важного гостя, и вот только что он, хвала Еве, наконец-то прибыл. — С этими словами герцог сделала шаг в сторону и повернулась, открывая взору собравшихся свою новую гостью. Адмирал подалась вперед, напряженно вглядываясь в дверной проем. Что ж, долгое ожидание присутствующих было вознаграждено в полной мере. На пороге появилась… профессор Антема, личный врач королевы.

После того как профессор устроилась в “гостевом” кресле (у большинства постоянных гостей в курительной были свои заранее определенные места, а остальные сидели на мягких диванчиках, обитых искусно выделанной кожей балеарской антилопы), герцог, занявшая место напротив гостьи, с почтительным видом протянула ей запечатанный пеналец с сигарой и по праву хозяйки задала вопрос, который, несомненно, вертелся на языке у всех с того момента, когда гостья появилась на пороге курительной:

— Как вы можете охарактеризовать состояние королевы, доктор?

Профессор благосклонно приняла пеналец, неторопливо распечатала, извлекла сигару, размяла ее в пальцах, поднесла к носу, втянула воздух ноздрями и причмокнула:

— Да-а-а герцог, это, несомненно, “Черный Элиниум”, причем, скорее всего, с восточных плантаций… думаю, “Элиниум плагин” или “Элиниум гламо”.

Антема все так же неторопливо распечатала свежую гильотинку, аккуратно откусила кончик сигары, затем погрела ее над огнем, осторожно раскурила и набрала в рот ароматного дыма:

— М-м-м-м-да, просто великолепно… что же касается королевы, то… скажем так, ее состояние вполне естественно для женщины, находящейся в детородном возрасте, но беременность она переносит крайне тяжело…

— Она действительно беременна?

— А вам известно от кого?

— Говорят, от своего офицера связи, какого-то крестьянина…

— А как относится к ее беременности гвардия?

— А сколько у нее недель?

Вопросы посыпались со всех сторон, но профессор замолчала и принялась смаковать сигару, поэтому они мало-помалу прекратились, и все выжидательно уставились на Антему. Та еще где-то с полминуты демонстративно курила, затем отложила сигару на подставку и повернулась к хозяйке дома:

— Прежде чем я начну отвечать на ваши вопросы, я хотела бы обозначить свою позицию. Я не принадлежу к аристократическому роду, но то, что я согласилась появиться здесь, вовсе не означает, что я придерживаюсь республиканских взглядов. Я по-прежнему верна короне, но… я не хочу, чтобы королевством правил прижитый неизвестно от кого ублюдок-полукровка.

Все пораженно молчали. Потом герцог свистящим шепотом задала главный вопрос:

— Значит… у нее девочка?