Приста считалась материнской планетой огромной Империи, в которую входило более семи десятков заселенных миров, разбросанных в радиусе ста парсек. За расширение границ и сферы влияния пристианцы тысячи лет воевали с Кохху, Нэоро и Галией, даже имели стычки с всесильным Союзом Кайя, чья техническая мощь едва уступала могуществу сверхцивилизаций Сиди и Ольвены. Не так давно (по меркам пристианской истории) восстановился мир; вместо грозных боевых эскадр звездными маршрутами пошли торговые флотилии; и на дальних планетах рядом с военными базами начали строиться мирные города. С тех пор многие имперские колонии превзошли Присту населенностью, затем богатством и великолепием. Однако эта небольшая планета, купавшаяся в блеске бело-голубого солнца, по-прежнему оставалась душой и сердцем великой космической цивилизации, начавшееся тридцать тысяч лет назад. Она оставалась главным императорским домом, именно здесь строилась внешняя и внутренняя политика, здесь плелась всеохватывающая паутина интриг, и здесь свято хранили древнюю культуру и традиции, сложившиеся при Оро и первых правителях.

Еще на высокой орбите Быстров заметил: имперский мир тревожно изменился. Десяток боевых крейсеров и два линкора, столь огромных, что их акульи тела были видны за сотню километров, дежурили возле Верхней орбитальной базы, чего не было никогда прежде. На подлете к сверкающим Воротам Оро «Тезей» трижды запросили код идентификации. Посовещавшись с Ваалой и Аркановым, Быстров решил оставить корабль на свободной орбите на попечение Арнольда, а самим пересесть на катер и взять курс на космопорт, соседствовавший с владениями графини. Глеб мог сразу связаться с Олибрией и запросить разрешения на посадку возле ее замка — так было бы удобнее и быстрее. Но какое-то смутное чувство подсказывало землянину, что лучше не отмечаться в планетарной сети разговором с высокопоставленной госпожой. После трагической смерти императрицы Фаолоры, нерешенного вопроса с пристианским троном, вокруг которого столкнулись самые влиятельные силы, не мешала осторожность. Быстров даже подумал, что сам факт его прибытия сюда в какой-то мере может скомпрометировать Олибрию. А он желал ей только добра и счастья на три сотни лет жизни вперед.

Совершив два витка над планетой, экипаж «Тезея» погрузился в боруанский катер (после ремонта уже получивший от Агафона имя «Леший»). Створки ангара раскрылись, и под днищем катера поплыла Приста, замутненная над океаном слоем облаков. Глеб направил судно к большому острову, с высоты похожему на надорванный дубовый листок.

Снижались быстро, терпя перегрузку и отзываясь на частые запросы системы планетарного контроля. Когда «Леший» проходил над краем материка, высота была менее тридцати километров. Справа сапфировыми ледниками сверкали пики гор, слева виднелась Арсида — одна из древних столиц Империи, издалека поражавшая величием белых, золотистых зданий и красотой обширных садов. Над побережьем катер развернулся, пронесся вдоль нитки транспортной системы, похожей на протянутую над морем огромную трубу, и сразу откуда-то снизу вынырнуло блюдце космопорта.

— Ваша площадка пятьдесят семь восемьсот три, — раздался в рубке учтивый голос диспетчера-автомата. — Даю посадочный луч. Отклонения недопустимы. Просьба перейти на автоматическое пилотирование.

Глеб не стал противиться — вручил управление налаженному Аркановым компьютеру. «Леший», задрав нос, ненадолго завис и плавно опустился на свободный квадрат на краю посадочного поля.

— Как будем добираться? — озаботился Агафон Аркадьевич, ступая на шероховатые плиты космодрома.

— Ясно как — на такси, — Глеб поднял голову, щурясь от голубого пристианского солнца, вдохнул насыщенный кислородом воздух. Слегка зашумело в затылке, и как-то разом нахлынули воспоминания: о ритуальной охоте с Фаолорой в горах, о нескольких сказочных днях на Коралловом острове, беспощадном сражении с виконтом Кафлу и забавах в подводном городе. Воспоминания были разные, отрывочные, но очень ясные, и во всех них присутствовала Олибрия. Быстров подумал, что сам воздух Присты хранит ее запах, и легкий ветерок, прошедшийся по лицу, так же приятен, как прикосновение ее волос.

— Чего ждем, Глебушка? — Ивала взяла его за руку и заглянула в глаза.

— Ждем, пока я гостинцы графине соберу, — вместо Быстрова ответил Агафон. — Вот, — он выглянул из люка, держа потертую сумку. — Грибочки маринованные, прошлого года, правда. Груши, яблоки, кило сладкой морковки и две трехлитровки солений. Вишневое варенье… М-да, вишневое варенье забыли на «Тезее».

— Так что возвращаться теперь? — сердито поинтересовалась Ваала.

— Нет уж, придется предстать перед графиней без варенья. Помогите что ли, — Арканов протянул тяжелую поклажу Быстрову, — я плащ возьму. А то не угадаешь здешнюю погоду.

Плащ А-А искал долго, и Глеб успел насмотреться на неуклюжие формы грузовых звездолетов вдоль дальней эстакады и на здание космопорта, похожее на серебряную птицу, накрывшую крыльями землю. Когда Агафон вышел, все они направились к круглой площадке со столбиком, причудливым от пристианских рельефов. Ивала нажала на выступ, и площадка мигом полетела вниз.

— Ох! — воскликнул Арканов. — Не первый раз на этой штуке путешествую, а все чувство такое, что меня от неожиданности инфаркт хватит.

Прекратив падение, площадка понеслась по горизонтали, наращивая ход. Мимо, сливаясь в голубую линию, пролетали осветительные огни, сканеры таможенного контроля и какие-то конструкции, при приближении которых возникал отчаянный страх. Но Глеб знал, что мчавший их транспортер окружен полусферой защитного поля и пассажиры не пострадают при любой мыслимой аварии.

Неожиданно вокруг вспыхнул яркий свет. Движение после толчка прекратилось. Диск транспортера стоял на обширной площади по другую сторону космического вокзала. Возле тонкой арки ворот и по тускло-зеркальному тротуару прохаживались люди, но можно было различить среди них звероликих боруанцев и представителей совсем негуманоидных рас: четырехногих кохху, уродливых ней-уду, джекров или выделявшихся огромным ростом и приплюснутыми головами посланцев Елона.

Быстров, давно привыкший к галактической экзотике, не стал разглядывать столпотворение возле космопорта, а сразу направился к стоянке такси. Выбрал свободную машину, и скоро флаер взял курс на имение госпожи Олибрии. Летели невысоко: сквозь прозрачные стенки кабины можно было разглядеть заповедные сады, тянувшиеся на полсотни километров. Древние могильники, расположенные на плато были как на ладони с черными пирамидками безымянных захоронений и памятниками известным вельможам, словно клыки неведомых животных возвышавшиеся на десятки метров над землей. За изгибом реки такси пошло на снижение и тихо опустилось на нефритовую площадку возле позолоченной стелы.

— С вас тридцать семь экономединиц, — нежно пропел автомат.

— Платить кто будет? Ты, Аркадьевич? — Глеб с хитрецой посмотрел на Агафона.

— Чего это я? У меня денег нет, — А-А прижал сумку с дарами графине к животу.

Ваала хихикнула и с укоризной глянула на Быстрова.

— Вот видишь. А говорил, что экономединицы тебе не нужны. На рублях не везде далеко уедешь, — Глеб приложил браслет тыльной стороной к мерцавшей панели. — Лично мне экономки очень нужны.

Снимая деньги со счета клиента, автомат удовлетворенно пискнул.

— Я, конечно, не скряга, но хочу заработать достаточно, — добавил Глеб. — Хотя бы на полет к планетам Сиди. Или Ольвены, на худой конец. Пойми, Аркадьевич, мечта у меня такая.

Прозрачный колпак такси откинулся, выпуская пассажиров. Первой, минуя выдвижную ступеньку, на землю спрыгнула галиянка и протянула руки к Агафону, чтобы принять его ценный груз. За А-А на нефритовое поле ступил Быстров. Все они направились к замку графини. Дорога к нему начиналась под высокой аркой и тянулась среди ухоженных садов. Здесь горько пахло смолой ароматических деревьев, внимание привлекали стекловидные статуи и грозди ярких цветов, свисавшие с кустов, подстриженных причудливыми формами.

Не прошли друзья и четверти пути, как Ивала остановилась и кивком указала Глебу на три флаера, стоявших на лужайке в тени деревьев с темно-синей листвой.

— Клянусь Алоной, у графини гости. Не знаю, насколько желанные для нее, тем более для нас, — поделилась соображениями галиянка.

— Машины приземлились так, чтобы их не было видно ни сверху, ни со стороны дороги, — проговорил Арканов. — Не нравится мне это.

Быстров прошел вперед, внимательнее приглядываясь к флаеру-лодочке из черного дерева, покрытого изящным рельефом и серебряными звездами.

— Экипаж герцога Саолири, — уверенно сказал он, потом повернул голову к соседней машине, похожей на хищного зверя, изготовившегося к прыжку.

Ее иридиевый корпус был инкрустирован золотом и черными агатами, блестевшими на концах когтей, по золотой гриве и вокруг глубоко посаженых глаз.

— Все-таки свяжусь с графиней, — решил Глеб, так и не разгадав, кому принадлежат два других экипажа. — Попробую по короткой линии.

Он нажал на браслете несколько пластин и сосредоточился. Олибрия ответила сразу. Появилась в его сознании капелькой горько-сладкого бальзама, тающего в огне.

— Привет, — тихо сказал Быстров. — Ты меня звала — я здесь. Стою на дорожке к твоему дому…

Она несколько секунд молчала, и Глеб чувствовал, как часто бьется ее сердце.

— Спрячься куда-нибудь. Скорее! — отозвалась она. — Только что от меня вышел герцог Саолири и маркиз Леглус! Тебе с ними лучше не встречаться!

— Поздно, — произнес Быстров, увидев группу пристианцев, шедших к флаерам.

Теперь было не трудно догадаться, кому принадлежит машина с фигурой хищного зверя. Леглуса Глеб узнал за двести шагов по просторной красно-бурой одежде с оливково-серыми вставками, которую любил одевать маркиз во Дворец и на важные встречи. Справа от него шел граф Исерион — глава Имперской Ложи и давний недруг Олибрии. Немного позади следовал мрачный герцог Саолири в сопровождении четверых гвардейцев, вооруженных фотонными копьями.

— Доброго времени, господа! — Глеб сплел пальцы знаком приветствия и отступил к статуе стража.

— Капитан Быстров? — герцог без удовольствия улыбнулся. — Откуда вы здесь? Не думаю, что сейчас вы чем-то можете помочь графине.

— В это недоброе время Империя не нуждается в вашем присутствии, — заметил Леглус, остановившись посередине нефритовой дорожки. — Советовал бы вам, капитан, держаться подальше от дома Олибрии. Мы хорошо помним о вашем нежелательном влиянии на графиню. И нам очень многое трудно будет забыть.

— Возможно, о пользе моего присутствия здесь Олибрия имеет свое мнение, — ответил Быстров, коротко глянув на маркиза и повернувшись к герцогу, сплел пальцы знаком прощания.

Саолири лишь кивнул. Его лицо оставалось мрачным, от чего морщины яснее выделялись на светлой обветренной коже (ходили слухи, что он третий раз избегал процедуры омолаживания, будучи в плену каких-то нелепых предрассудков).

— Счастливого пути, уважаемые! — пожелал пристианцам Агафон, когда они направились к флаерам. — Ни пуха, ни пера, как говориться!

Ивала все это время стояла позади Быстрова, предчувствуя неладное и сжимая теплую рукоять масс-импульсного пистолета. Машины герцога и главы Имперской Ложи оторвались от земли одновременно, а зверотелый экипаж Леглуса на полминуты позже. Круто развернувшись над лужайкой, он вдруг клюнул носом и пошел точно над дорожкой.

— В сторону! — крикнула Ваала, толкая Быстрова к кустам.

Иридиевый флаер пронесся в двух метрах над землей, едва не сбив землян и галиянку.

— Гадина! — выкрикнула Ивала, вскидывая свой Дроб-Ээйн-77 и готовая нажать на спуск.

— Не надо! — Глеб перехватил ее руку и заставил опустить оружие. — Глупо давать ему повод задержать нас на законных основаниях.

— Как скажешь, — галиянка медленно убрала пистолет и вытащила из-за пояса флакон с моа-моа. — Он третий раз унижает меня. И, между прочим, тебя. Когда-нибудь Алона его накажет моими руками, — она шумно выдохнула и поднесла к носу душистое зелье, черные звезды зрачков вздрогнули и дико расширились.

— Идемте скорее. Олибрия ждет и, наверное, беспокоится, — Быстров зашагал вдоль стены зеленых кустов, покрытых цветами.

Родовой замок графини, подобный огромной извитой раковине, стоял недалеко от берега моря на возвышении и сверкал оттенками бирюзы и серебра. Вдоль вогнутой желобком лестницы, начинавшейся на мозаичной площади, в строгом порядке возвышалась статуи голубого камня и тонкие вазы. Ступени заканчивались у портала, вырезанного в форме вздыбившейся морской волны с овальной воронкой входа.

Олибрия, давно отослав всех слуг кроме Орэлина, встречала гостей в нижнем зале одна. Когда Глеб появился на наклонных плитах, сходящих в центральную часть зала, пристианка замерла, не сводя с него больших темных глаз, и едва сдержала себя, чтобы не пойти ему навстречу. Но традиции требовали ей оставаться в белом круге с родовым картушем, и она ждала, ждала, пока землянин одолеет немалое расстояние от входа до освещенной скрещенными лучами солнца полосы.

— Доброго времени, госпожа, — произнес Быстров, став перед ней и сложив руки в приветственном знаке.

— Пусть время всегда будет добрым для тебя! — ответила пристианка и сделала нервный шаг вперед.

Ее пальцы и пальцы Глеба соединились.

— Распрекрасно выглядите, госпожа Олибрия! — воскликнул Арканов, останавливаясь рядом с Быстровым. — Мой вам искрений поклон. И гостинцы с дачи, — он потряс за ручки тяжелую сумку.

— Доброго времени, — Ивала кивнула и покосилась на безучастного стоявшего у колонны Орэлина.

— Вы встретились с герцогом? — торопливо спросила Олибрия. — Что он сказал?

— Удивился моему появлению и сказал, что я вряд ли помогу вам, госпожа. Честно говоря, мне его слова не очень ясны, — ответил Быстров и, слабо улыбнувшись, добавил. — Леглус почему-то советовал нам держаться от этого дома подальше. Наверное, у важных господ было нехорошее настроение. Их кто-нибудь рассердил?

— Я боялась, что все повернется хуже, — не отпуская рук землянина, Олибрия мотнула головой, крошечные колокольчики, вплетенные в волосы цвета пристианской ночи, мелодично зазвенели. — Они действительно вышли очень сердитыми. Прощальный взгляд маркиза Леглуса был взглядом раненого вегра. Словно наша беседа была не беседой, а ритуальной охотой и я пронзила его копьем. Но забудем об этом: они уши, а вы благополучно добрались до меня. Я рада вам! Очень рада!

Олибрия неожиданно сильно сжала пальцы Быстрова и так же неожиданно их отпустила, повернувшись к другим гостям.

— Пойдемте. Господин Арканов, госпожа Ивала, ваши покои сейчас же покажет Орэлин, и поможет устроиться со всем удобством. А Глеба я провожу сама, — пристианка шагнула к широкому коридору, облицованному плитами кварца.

— Но госпожа графиня дары с моей дачи. Очень прошу принять, — Арканов нетерпеливо тряхнул сумкой, поставил ее на пол и вытащил трехлитровку с маринованными помидорами. — Это… — важно сказал он, — советую оставить на особо торжественный случай. — С грибочками тоже не спешите — закручены надежно. А груши и яблоки лучше кушать сейчас. Вот при мне, пожалуйста, отведайте, — он схватил краснобокое яблоко, тщательно вытер его краем плаща и протянул пристианке. — При мне пробуйте. И скажите, чем этот плод хуже ваших… Тех голубеньких, что за беседкой мы вместе ели.

— Это кусать? — приняв у Арканова яблоко, насторожилась Олибрия.

— Да, зубками, — Агафон ободряюще подмигнул.

Пристианка поднесла плод ко рту и осторожно его надкусила. Кисло-сладкий сок показался ей приятным, и она надкусила еще раз, разжевывая ароматную мякоть.

— Ну как же, госпожа графиня? — поинтересовался Арканов.

— Как поцелуй. Такой же сочный и сладкий, — Олибрия мельком глянула на капитана «Тезея» и обратилась к слуге. — Орэлин, пожалуйста, отнесите все это на восточную террасу. Там мы скоро устроим обед.

Орэлин, сведя густые брови, взял сумку и повел Ваалу и Агафона в дальние покои. Олибрия и Глеб шли следом за ними, пока пристианка не остановилась возле стрельчатой двери, которая тут же беззвучно растворилась.

Быстров ступил в комнату за хозяйкой. Сделав несколько шагов, она повернулась к нему, с минуту смотрела на землянина блестящими глазами: в них как в ночной воде отражались печаль, раскаянье и томление. Потом бросилась к нему, сильно обвив его шею руками и задрожав от слез.