Быстров протянул руку к активной зоне управления. Вытянутые пальцы подрагивали от напряжения мышц, боровшихся с многократной перегрузки. Левой рукой он прижал шкатулку к себе, и еще раз попытался вспомнить, что говорила о ней Олибрия. Он мысленно вернулся на крутую лестницу, поднимавшуюся от берега моря к замку. И поцелуй мертвой уже пристианки будто обжег его лицо.

«…в шкатулке будет информпластина. На ней координаты настоящего месторасположения наследницы. Пластина настроена на меня, Ольгера и с недавних пор на тебя: если ее попытается активировать кто-то другой, данные мгновенно уничтожатся… — вспомнил Быстров и подумал. — Не то. Она ничего не говорила о кодовом слове или фразе. Точно не говорила. До минуты смерти.

— Глеб, может попросить Арнольда взломать эту штуку, — подал голос Арканов. — У нас есть пара минут. Плазменный резак, грубая мужская сила. Решай скорее.

— Нет, это может уничтожить содержимое, — Быстров мотнул головой и вернулся к своим быстротекущим мыслям.

Ни на лестнице, ни уже в замке Олибрия не говорила ничего о словах открывающих шкатулку. Это Глеб помнил точно, лишь потом в комнате, где он застал ее умирающей, она попыталась сказать что-то. Она произнесла: «Шкатулка…», затем посмотрела в сторону, на дверь, которой позже воспользовался Орэлин, на самого Орэлина. Затем, будто забыв о самом важном для нее в предсмертный миг, попросила: «Скажи… я тебя люблю…». И тут Быстрова поразила простая и ясная мысль: слова «я тетя люблю» относились к шкатулке, именно они были кодовой фразой, которую пыталась передать ему умирающая пристианка.

Глеб рывком поставил шкатулку на консоль и произнес, глядя на изображение Олибрии:

— Я тебя люблю! Я люблю тебя, моя дорогая!

Тут же под пористыми рельефами цветов что-то щелкнуло, в прежде казалось бы монолитном корпусе наметилась тонкая щель.

— Давай же, дорогая! Давай! — поторопил землянин, с нетерпением наблюдая за медленно поднимавшейся крышкой.

Едва капитан «Тезея» смог просунуть руку в шкатулку, он выложил пластиковые листы и свитки с печатями на откидной столик, нащупал на дне керамический прямоугольник и одним нажатием пальца активировал его. Следующим движением Быстров сунул информпластину в щель-приемник компьютера.

— Данные успешно считаны, — пропела машина приятным контральто. — Прикажите принять координаты точки выхода?

— Немедленно! — ответил Глеб.

Навигационный монитор мигнул синим, чертя траекторию, подтверждая ее столбиками цифр и пиктограмм. Девз-генераторы, приняв новые настройки, завыли громче и тоньше.

— Славься, ослепительный Эдван! — проговорил Орэлин и уронил руку, сжимавшую амулет.

— Тридцать секунд до гиперброска! — предупредила Ивала, уже имевшая опыт полета на «Тезее» после его модернизации Агафоном Аркадьевичем. — Приготовьтесь, господин Орэлин — гравитационный удар будет с-с…

Галиянка не договорила — воздух со свистом вылетел из ее груди. Она ударилась затылком об упругий подголовник и стиснула зубы.

В ту же секунду по рубке разлилась тишина, какая-то вязкая, невероятная после надрывного воя генераторов. Обзорные экраны вспыхнули голубыми искрами, разошедшимся зеленоватыми и золотистыми слоями. За бортом больше не было видно колючих звезд — «Тезей» шел через гиперпространство.

— До точки выхода у нас двести шестьдесят семь стандартных часов, — сообщил Быстров, прочитав закодированные показания навигатора. — Думаю, всем нам следует хорошенько выспаться. Господин Орэлин, вашу каюту покажет Агафон Аркадьевич — она как раз напротив его. Арнольд поможет устроиться с удобством.

— И советую принять полуторную дозу гиплина, — вставая, заметил Арканов. — При гиперброске на нашем «Тезее» призраки и всякие видения пассажирам житья не дают. Специалисты говорят, ментальная интерференция. Так что, нервы чтобы не шалили, советую гиплин и спать, спать и спать.

— Удивительный у вас корабль, — неловко поднимаясь с кресла, отозвался пристианец. Его лицо казалось бледным как пластик обшивки. Было заметно, что слугу Олибрии напугали последние события: стрельба на космодроме, появление боевого корвета и едва не случившийся гипербросок без заданной точки выхода. Однако пристианец всеми силами не подавал вида и держался с достоинством. — Ходит с пустыми баками на таких невиданных скоростях, — продолжил Орэлин, — девз-генераторы работают непостижимым образом. А теперь вы говорите: ментальная интерференция. Ничего, я к этому привыкну, и надеюсь, смогу вам быть полезен еще много раз. Ведь нам предстоит послужить Империи, — со скупой улыбкой он взглянул на Быстрова.

— Мы лишь исполняем последнюю волю Олибрии, — ответил Глеб и, подвинув шкатулку, принялся складывать в нее разбросанные на столике документы.

— Гиплин я все-таки приму, — решил Орэлин, направляясь в коридор за Аркановым. — Через час-другой, когда немного освоюсь. — Вы же мне позволите совершить небольшую экскурсию по «Тезею».

— При условии, что не будете трогать приборы и заглядывать в кормовые помещения, — правой рукой Быстров подал малозаметный знак Агафону.

— Дорогая госпожа Ваала, — теплым баском проговорил Арнольд, — позвольте после господина Орэлина я и вас провожу в каюту? Устрою с комфортом, введу дозу снотворного и осторожно раздену перед сном.

— Не стоит, мой милый, — любезно отвергла галиянка. — Мной займется капитан, а ты можешь осуществить свои мечты с господином Орэлином.

— Мой милый… Надо же, — андроид от удовольствия мигнул зеленоватыми глазами и отвесил массивную челюсть. — Ну раз вами займется капитан, то я состязаться с ним не имею права — служебная этика не позволяет. Все-таки, если проснетесь раньше времени, то обязательно позовите.

— Клянусь Алоной, если будет желание видеть тебя, — пообещала галиянка, поигрывая флаконом с моа-моа.

— Я смотрю, ты стала терпимее к его ухаживаньям, — со смехом заметил Глеб, когда андроид исчез за поворотом коридора. — Если так дело пойдет дальше, вы можете подружиться и даже составить завидную пару.

— Очень может быть. Внешне Арнольд — привлекательный мужчина, — мечтательно произнесла Ваала и высунула кончик языка, затем, став мигом серьезной, сказала: — Ты хочешь мне сказать что-то, Глебушка. Ведь правда, есть вещи, от которых ты не решился говорить при Орэлине?

— У меня нет оснований не доверять ему. И все-таки, — перебирая пластиковые листки в шкатулке, Быстров с минуту молчал. — Идем в мою каюту. Есть вещи, которые я хотел бы обсудить лично с тобой, немного позже с А-А. И может быть потом, если не возникнут особые причины, то с пристианцем.

— Лучше в мою каюту, — Ивала проворно вскочила с кресла. — Мне нужно принять ионный душ, переодеться, хоть чуточку привести себя в порядок, — она мазнула пальцем по щеке, на которой еще были следы сажи.

Войдя в покои галиянки, освещенные зеленовато-голубыми бликами, Быстров устроился на широком диване, поставив на колени шкатулку. Ивала, нисколько не стесняясь его, сбросила одежду и вошла в душевую кабину. По желанию хозяйки каюту тут же наполнил терпкий аромат трав Листры и музыка, стройная, холодная и воинственная, напоминавшая Седьмую симфонию Шостаковича. В приглушенном свете Глеб несколько минут разглядывал документы из шкатулки, читал замысловатые строки на пристианском и размышлял о тайне наследницы Фаолоры. Иногда он посматривал на душевую кабину: там за полупрозрачной дверью нежилась в ионных потоках галиянка. Грациозные и полные силы линии ее тела, всегда приводили Быстрова в восторг, даже трепет, обдававший его то жаркой волной, то будивший желание заключить Ваалу в объятия, но почти всегда он сдерживал себя. Раньше, много лет назад сдерживал потому, что была Олибрия. А потом, когда в отношениях между ним и графиней после некоторых неприятных событий пролегла трещина, сдерживал, сам не понимая почему. Может быть потому, что не хотел больше никогда слишком крепко соединять свою жизнь с женщиной, может быть потому, что его настораживали некоторые жутковатые привычки галиянки или потому, что за столько десятков лет, он оставался землянином, не привыкшим к вольным галактическим нравам.

Ивала вышла, облачившись в серебристо-черный халат, и села рядом с Быстровым разбросав по плечам роскошные, уже сухие волосы.

— Мы одни, Глебушка, — полушепотом сказала она, наклонившись к нему. В глазах ее словно свернулись и распустились сиреневые цветы. — Скажи мне, только очень честно… В убийстве графини ты подозреваешь меня?

— Н-нет, — после недолгой заминки ответил Глеб.

— И все-таки подозреваешь… Ведь у меня нет алиби. У Орэлина и Агафона есть — ты видел их двоих перед самой смертью пристианки, а у меня нет. Ты не можешь знать, где я была в те минуты.

— Ты была в оранжерее с А-А, можешь не объясняться — я знаю. Арканов вышел чуть раньше, а ты наверняка продолжала разглядывать свои любимые джады, перебирая каждый лепесток, — Быстров поморщился и захрустел свитком с имперской печатью.

— А-А вышел из оранжереи раньше меня. И я оставалась одна минуты три, если не больше. И ты прекрасно знаешь, что такая беспощадная стерва как Ивала Ваала при желании может за три минуты найти и убить человека даже в большом доме, — зрачки галиянки стали маленькими словно черные острия. Ее взгляд царапнул землянина и отлетел к подвижному пейзажу на стене. — Ты можешь думать, что я видела в Олибрии соперницу, и у меня был повод…

— Замолчи, Ваала. Ты говоришь глупости, уж точно не приходившие мне в голову, — Быстров взял ее руку и притянул к себе. — Олибрию убили по куда более серьезному поводу, и ты тоже прекрасно это знаешь. Остается думать, что в замок, обманув системы охраны, проник посторонний.

— Да я говорю глупости, но я не могу позволить, чтобы ты хоть на секунду сомневался во мне, — отозвалась галиянка. — Даже маленькое недоверие — очень тяжелое испытание для меня.

— Я не сомневаюсь в тебе, и хватит об этом. Скажи лучше, что ты знаешь о Детях Алоны?

— При чем здесь Дети Алоны? — Ивала нахмурилась, отложив желтоватый листок с мерцающим именем императрицы.

— Позже поймешь. Ты расскажи все, что тебе известно о них. Их история, если я не путаю, началась на Листре — твоей родной планете?

— У тебя хорошая память, капитан, — галиянка подобрала под себя ноги и сидела с полминуты, собираясь мыслями. — Первым упоминаниям о Детях Алоны около сорока тысяч лет. Но на самом деле эта секта гораздо древнее. Только она появилась не на Листре, а на самой Галии и всегда была в противостоянии с единой Церковью. Когда-то давно вспыхнуло даже несколько жестоких войн между амбициозными Детьми и приверженцами официальной религии. Три тысячи лет строптивая секта была запрещена нашим правительством: многие не без оснований боялись растущего влияния Детей Алоны, их разрушительных идей и невероятных возможностей. Если верить легендам, то лидеры секты могли убивать своих врагов на расстоянии, лечить неподвластные тогда болезни, при желании становится невидимыми и даже подчинять себе гравитацию. Считается, что многие из их тайного союза жили около тысячи лет, хотя в те времена технология омолаживания была совершенно недоступна. Их храмы были разрушены, святые места осквернены, превращены в свалки. Однако, потерпев поражение, Дети Алоны никуда не исчезли. Долгое время они жили в нашем мире тайком, творя какие-то безумные ритуалы, передавая веру и тайные знания новым членам. А когда у Галии появились первые межзвездные корабли, говорят, сектанты завладели двумя и улетели в далекую звездную систему, известную только им и служившую будто бы домом богини Алоны. Здесь в их истории для Галии можно бы поставить точку, только последнее время все чаще говорят, что Дети вернулись. То в информационном потоке узнаешь что-нибудь о них, то услышишь об их появлении в дальней колонии, то кто-нибудь заговорит о тайной связи Детей Алоны с кем-нибудь из важных чинов правительства. Может быть, кому-то выгодно возвращение старой легенды, а может быть, за этим действительно кроется кусочек правды — судить я не берусь, ведь я давно не была в пределах Галиянского Союза.