Дальше: История четвертая Проклятый горн

История третья
Пожиратели плоти

— Весна, — со странной грустью произнес Проповедник. — Последняя весна.

— Почему последняя? — удивился я, поворачиваясь в седле.

Он шагал рядом с лошадью, похожий на аиста в клерикальной одежде, и лишь развел руками:

— Такое чувство, Людвиг.

— Последняя для тебя?

— Бог его знает. Вообще-то я имел в виду человечество. Юстирский пот не дает мне покоя. Как ты думаешь, есть шанс, что он не перепрыгнет через Южный океан на наш материк?

— Нет шансов. Можно мечтать и надеяться, но зараза всегда приходит, как ни закрывай от нее порты.

— Но ведь тогда, в Солезино, благодаря кордонам кондотьеров удалось остановить ее распространение в Ветецию и Литавию.

— Исключительно из-за удачного географического положения Каварзере. На юге герцогство закрыто горами, на всех перевалах и смотровых площадках находились колдуны, прибывшие из соседних государств. Вспомни-ка, как полтора года назад они боролись с теми, кто пытался уйти из страны?

Проповедник неохотно ответил:

— Они сжигали их. И зараженных, и здоровых. Если бы я мог спать, мне бы снились одни обугленные трупы. Сотни погибших.

— И десятки тысяч уцелевших.

— Жалкое оправдание грехов. Погубленная душа — это погубленная душа.

— К сожалению, во время мора теологические вопросы идут побоку. — Я придержал лошадь, чтобы она не повредила ноги, вся дорога была в ямах. — Но, возвращаясь к ситуации в Каварзере и нынешним проблемам, хочу сказать, что теперь гор, как естественной преграды, не существует.

— Но есть море. Вполне себе преграда, — возразил он мне.

— О да. Море. — Я небрежно указал рукой налево, где солнечные блики сверкали на ярко-синих волнах, бьющихся о высокий золотистый берег. — На востоке береговая линия изрезана и безгранична. Сотни лиг, друг Проповедник. И это не бесконечные заснеженные хребты, в которых всего лишь нужно перекрыть перевалы. Здесь же — нельзя поставить через каждые пятьсот ярдов по колдуну или аркебузиру. Слишком много людей потребуется. Тут не только мышь, тут стая драконов пройдет, и никто ее не заметит.

— В Каварзере тоже море имеется. И, как ты помнишь, зараза не пошла дальше. Не в При, не в Хунгу и даже не в Ветецию, которая под боком.

— В Каварзере всего пять пригодных для судоходства портов в природных гаванях. Во всех остальных местах течения, мели, камни и скалистые берега. Говорят, когда в Солезино появился первый заболевший, герцог отдал приказ, и его кавальери уничтожили все суда в портах, включая утлые рыбацкие лодки.

Проповедник вздохнул:

— Тем самым он обрек сотни своих подданных на бессмысленную гибель.

— И спас тысячи в соседних странах. — Мы снова столкнулись лбами на той же теме, что и несколько минут назад. — И умер сам, хотя мог бы попытаться сбежать от мора на собственном корабле.

Я вспомнил, как встретил герцога ди Сорца с его свитой на мертвой ночной дороге, ведущей из Солезино.

— Думаешь, кто-нибудь об этом припомнит через сто лет? — с какой-то печалью поинтересовался старый пеликан. — Что сильный мира сего поступил как правитель, а не как обычный человек? О нем забудут, как и обо всех нас.

— Такова жизнь.

Он с досадой махнул рукой:

— Какая это, к чертям, жизнь? Здесь даже молитва не поможет, хотя многие истово молятся в храмах, чтобы болезнь их не коснулась.

Тайны в том, что в Хагжите разразилась эпидемия, больше не было. Правители окрестных стран уже выпустили запрет на отправку кораблей на юг, а также прием судов с товарами из этих регионов.

Море только-только успокаивалось после холодных мартовских и апрельских штормов, начинался сезон судоходства, и военные патрульные корабли курсировали вдоль торговых маршрутов, разворачивая подозрительные суда. Но я понимал, что остановить всех невозможно. Безлунной ночью любое корыто может пройти на расстоянии вытянутой руки от корабельного носа, и его никто не заметит. А такое обязательно произойдет. Потому что разум людей часто пожирает жадность или страх.

Первая причина — заставляет продолжать торговлю и искать любой способ провезти товары в страну. А вместе с ними — и болезнь. Она может спрятаться в мешке зерна, вьюке шерсти или фруктах, на шкуре лошади или в ящиках с пряностями.

Вторая — еще более опасна. Люди бегут подальше от мора, спасая себя и свои семьи, тем самым разнося заразу во все стороны.

Так было раньше. Так случится и сейчас.

— Истово молятся? — озадаченно спросил я, пропуская вперед себя карету с золотыми орлами на дверцах. В полдень тракт, ведущий в Барисету, был забит путниками, и продвигался я довольно медленно. — Что-то не заметил. Слухи ходят, но здесь, на западе, считают, что Хагжит далеко. И зараза им не страшна. Крестьяне уткнулись в поля, купцы еще не добрались до юго-востока, горожане и ремесленники заняты своими делами, а князья и герцоги ждут более точной информации. Если кто и суетится, то лишь Сарон да Ветеция, ближайшие соседи страны пустынь. Остальные не желают доверять молве.

— Потом будет уже поздно.

— Мне ли этого не знать? Но слухи о юстирском поте возникают каждый год. Раньше на них хорошо зарабатывал тот же Лавендуззский торговый союз, играя на разнице цен на специи, пшеницу и дальние перевозки морем. В прошлые времена одни так часто кричали «ругару», а другие так часто на этом накалывались, теряя состояния, что теперь в подобные новости верят с трудом.

Проповедник чертыхнулся, когда сквозь него проехала телега, на которой крестьяне везли из города клети с курицами.

— И уравняет мор всех в правах… И князья станут землею, а нищие — правителями. И богатые обретут гробы, а бедные золото. Но немного будет последних, ибо грядет Страшный суд, и ангелы уже готовятся спуститься с небес, чтобы подготовить приход Его.

Я нахмурился, напрягая память:

— Это откуда? Не помню цитаты.

— Это из моей головы, — радостно хихикнул он. — Еще скажи, что я не прав.

— Спорить не буду. Но за всю историю было лишь две больших эпидемии юстирского пота, захвативших весь материк. Они проредили человечество так, что города стояли пустыми. Но кроме них было еще по меньшей мере шесть локальных вспышек, которые ограничились одной-двумя странами. А порой и просто одним городом, как это было в Арденау во времена моего детства.

Он потрясенно остановился, и потом ему пришлось меня нагонять.

— Так что? Конец света вполне может и не состояться?

— Мне показалось или я слышу в твоем голосе разочарование?

Впереди вырастали холмы, за которые поворачивал тракт.

— Надо было сразу понять, что твой Вальтер соврал. Он говорил, в начале мая хворь будет в Сароне, — проворчал тот. — А между тем сейчас середина, а о болезни лишь болтают.

— Зима в этом году была долгой, море штормило так, что никто не решался отойти от берега. Апокалипсис отодвинулся на более поздний срок.

— Ты все шутишь.

— Мне больше ничего не остается.

Я свернул с тракта, уходящего от берега, на узкую проселочную дорогу, держащуюся, как и раньше, побережья, и поехал мимо старых апельсиновых садов, уже успевших отцвести. В Нараре, кто бы что ни говорил, царила поздняя весна.

— Разве нам не в Барисету? — удивился Проповедник.

— Нет.

— Ты почти месяц добирался сюда из Арденау, а теперь говоришь «нет»! Разве не в том твоя цель?

Отара черноголовых овец, за которым присматривали два белых лохматых пса и старый загорелый пастух, паслась на обочине. Собаки облаяли меня, лошадь занервничала, но старик резко свистнул, отзывая помощников.

— Моя цель не изменилась, — ответил я, миновав стадо и слыша, как кричат чайки, паря в безоблачном небе. — Мне надо сесть на корабль в Барисете и отправиться через Золотое море в Билеско. Но появилось еще одно дело.

Проповедник подозрительно прищурился:

— Что-то ты темнишь, Людвиг. Какое, к чертям, дело? — Он хлопнул себя по лбу. — Ну конечно же! Позавчера в Эстамриаре ты заходил в «Фабьен Клеменз и сыновья»! То письмо! Это оно спутало мои планы погулять по кафедральному собору?!

— Ты как всегда зришь в корень. Не волнуйся, мы вернемся в этот город. Нам все так же требуется корабль для путешествия.

— После истории об Ионе и рыбе я не слишком доверяю такому путешествию. В бездне морской таятся страшные чудовища, дети дьявола, — предупредил он меня. — Не считая пиратов Илиаты.

— Корабль — самый быстрый способ добраться до Дискульте. Иначе мне придется путешествовать через два горных хребта и Литавию. Если повезет, я потеряю всего лишь две недели. А если нет, то целый месяц. — Я снял куртку, так как солнце припекало все сильнее, и положил ее перед собой.

— Зато мог бы пересечься в Ливетте со своей ненаглядной. Если она еще там.

Я вдохнул воздух, пахнущий одновременно и морем, и свежей зеленью:

— Ты не собьешь меня с пути.

— А ты меня с вопроса. Что было в письме? Магистры тебе прислали задание? Но они ведь обещали, что не станут нагружать своими делишками и отпустят вожжи, чтобы ты занимался исключительно поисками следов темного кузнеца.

— Письмо не от магистров, а от инквизиции.

Вид у него стал такой, как будто он проглотил черенок от лопаты.

— Спаси тебя Господь! Чего им надо?!

— Ему. Письмо от моего старого… хм… друга отца Марта. Он просит проконсультировать его по одному вопросу.

Старый пеликан озадаченно пробормотал:

— Бич и гонитель демонов просит помощи? Нет, я не удивляюсь, ты не подумай. Всем людям время от времени требуется помощь других людей. Но вот что меня поражает, как он узнал, что ты будешь поблизости?

— Разве ты не слышал, что у Псов Господних везде глаза и уши?

Он просунул язык между губ и издал неприличный звук.

— Ты, наверное, единственный человек на земле, который самостоятельно и в охотку спешит на встречу с инквизицией, забыв о собственных делах. И это при том что клирик в последнюю вашу встречу обвел тебя вокруг пальца и заставил вытащить из осажденного города князя Млишека Жиротинца.

Я не удержался, чтобы не поддеть его:

— Следую твоим советам и учусь прощать.

— Ага, — кисло протянул тот. — Народная мудрость гласит, что инквизитор как черт. И с тем и с этим связываться опасно для здоровья. Ты еще вспомнишь мои слова.

Я сохранил серьезное выражение на лице. Проповедник, как деревенская бабка, которая лишь строит из себя колдунью, предрекая мор и град из-за скисшего поутру молока.

Городок Барко-де-Калаорра раскинулся в сердце чудесной зеленой долины, среди низких холмов, на которых возделывали виноградники и хмель. До моря отсюда было почти пол-лиги. Дорога, петляющая между вилл богатых землевладельцев, тянулась вдоль апельсиновых, лимонных и мандариновых садов. Затем по древнему каменному мосту, оставшемуся еще со времен императоров, перепрыгивала полноводную тягучую реку с прозрачной водой.

Несколько деревень — красные пятна крыш на ярко-зеленом ковре злаков, всходящих на полях, где работали крестьяне. Вдалеке располагался погост и мрачная часовня еще тех веков, когда воины надевали на себя тяжелые латы и долбили по ним секирами. Сам город оказался окружен серо-желтой стеной, достаточно высокой, но давно уже не вмещавшей всех жителей, поэтому у ее подножия выросли постройки, занимавшие площадь ничуть не меньшую, чем сам Барко-де-Калаорра.

Я свернул к холмам, проехав через оливковые рощи, мимо апельсиновых садов и возделываемых полей к большому поместью, стоящему на пологом пригорке. Трое вооруженных конных, одетые точно фермеры — в жилетах, широкополых соломенных шляпах, черных платках на шеях, преградили мне путь.

— Вы по приглашению, сеньор? — спросил один из них. Немолодой, очень высокий и по глаза заросший бородой.

— Ищу инквизитора. Он здесь?

— Да, — односложно отозвался тот, развернул коня, поманив меня за собой, к дому.

Двое его товарищей оставили нас и отправились вдоль кромки поля, продолжая охранять границу поместья.

Вилла оказалась прекрасным белым четырехэтажным зданием с покатой крышей, маленькой башенкой и часовней. При всей своей красоте и аккуратности она напоминала крепость. Толстые стены, тяжелые ставни на окнах, узкие бойницы, которые, казалось, были сделаны исключительно для декора, позволяли дать отпор нападавшим.

— Кто здесь живет? — спросил я.

Бородач обернулся в седле:

— Сеньор Фердинанд де Армаго, барон Рето, член городского собрания Барисеты.

Мне это имя ничего не говорило, и, как видно, он это понял, так как усмехнулся, но промолчал.

Дом стоял в окружении старых мандариновых деревьев, купаясь в их тени, словно пловец в высоких волнах. Услышав стук копыт, из подсобного помещения вышел очередной широкоплечий слуга в черном фартуке поверх фермерской одежды. Он молча забрал у нас лошадей, кивком указал на крыльцо.

Внутри царила прохлада, стояли большие каменные вазы с букетами свежих цветов, стены были голые и почти без украшений, что необычно — в домах у благородных, как правило, все завешано знаменами, картинами, доспехами, оружием и головами убитого зверья.

Идти пришлось недалеко: всего лишь через три зала, в которых гулким эхом отражались наши шаги, затем по одной новой, все еще пахнущей кедром лестнице на второй этаж. Слуга показал мне на распахнутую дверь. Через нее в мрачноватый коридор лился теплый солнечный свет.

На открытой террасе я увидел отца Марта, сидевшего за столом и негромко беседовавшего с седовласым пожилым человеком.

Инквизитор, к моему удивлению, был не в своей серой рясе, а в мирской одежде дворянина. При шпаге, пистолете, золотой цепи на шее. Крайне непривычный вид. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать его.

Он выглядел уставшим. Возможно, из-за того, что обычно короткие волосы отросли и пребывали в беспорядке, возможно, из-за щетины, покрывающей впалые щеки, а быть может, от того, что под глазами залегли тени.

Увидев меня он, приветливо улыбнулся, сгоняя со лба глубокие морщины.

— Здравствуйте, Людвиг. Я рад, что вы откликнулись на мою просьбу. — Он привстал с тяжелого трехногого табурета. — Позвольте вам представить сеньора Фердинандо де Армаго, владельца этого чудесного дома и одного из членов городского совета Барисеты. Фердинанд, это Людвиг ван Нормайенн, страж Братства.

Де Армаго был мощным, низкорослым стариком с неприятным, загорелым лицом. Тяжелая челюсть, которую не скрывала аккуратная бородка, маленькие запавшие глазки, сильные залысины и тонкие бледные губы — он привык командовать, распоряжаться и делать все по-своему. Я счел его довольно жестоким и даже опасным человеком, хотя, возможно, обманывался в своих впечатлениях. Просто не любил такой тип людей.

Повел он себя вежливо, тоже встал, протянул руку — здоровенную медвежью лапу. Рукопожатие у него было соответствующим. Все так же ничего не говоря, он без помощи слуг изволил налить мне холодного белого вина из большого пузатого кувшина, стоявшего на столе.

— Март сказал, что вы можете помочь. Снять вопросы, — пророкотал старик, и мои брови полезли вверх от того, как он называет легата Риапано. Де Армаго словно бы этого не заметил. — Сперва я противился, дело у нас семейное, но, если это облегчит ему работу и ускорит ее, почему бы и не позвать стража? Хуже уже все равно не станет.

— Семейное? — пробормотал Проповедник, облокотившийся на перила балкона.

— Вы родственники? — Я пригубил вина, которое оказалось превосходным.

Барон хмуро ответил:

— Что уж тут удивительного? У всех они есть. Даже у тех, кто выбрал дорогу инквизитора. Все мы по-разному служим Господу. А дело действительно семейное. Кто-то разорил фамильное кладбище, господин ван Нормайенн. И выкрал тело.

Он ждал моей реакции, я же сделал еще один глоток, прежде чем сказать:

— Воровство мертвых — дело плохое. Но этой проблемой обычно занимаются городские власти. Не инквизиторы вашего ранга, отец Март.

— Семейное дело… — снова начал де Армаго, но клирик поднял руку, обрывая родственника.

— Я предупреждал тебя, что если он приедет, то мы не будем играть в недомолвки. Обещаю, это останется между нами.

Тот проворчал, точно медведь, неохотно кивнул.

— Ладно. Тогда проще показать. Я останусь здесь. — Де Армаго налил себе вина. — И напьюсь.

— Людвиг, составите мне компанию? — Отец Март встал из-за стола. — Только хочу предупредить, зрелище не слишком приятное…

Старый барон вновь нахмурился, отвернулся и стал смотреть на шелестящие кроны мандариновых деревьев.

— Я несколько удивлен вашему наряду. Не представлял вас в мирской одежде, — сказал я инквизитору, когда мы спускались по лестнице.

— Служение Господу требует разных жертв, — уклончиво ответил тот, не желая вдаваться в подробности.

Он прекрасно ориентировался в доме и быстро привел меня к задней двери, ведущей в сад с каменистой дорожкой, которая терялась в густой зелени.

— Вы не похожи на нарарца. — Я отметил про себя, что сад хоть и старый, но очень ухоженный. — Всегда считал вас уроженцем Лезерберга.

— Так и есть, — не стал отрицать инквизитор. — Но с дворянскими фамилиями всегда так — дочерей порой выдают за тех, кто живет далеко от отчего дома. С родом де Армаго у меня общая прабабка, и мы продолжаем поддерживать отношения.

В ветвях звонко перекликались птицы, от земли парило, было душно и влажно. Возможно, к вечеру соберется гроза. За долгую холодную осень и зиму я сильно соскучился по лету и теперь наслаждался множеством запахов, витавших здесь и говорящих, что до июня осталось всего ничего.

— Родич вызвал вас из-за случившегося?

— Отчасти. Я был в Крусо по делам, когда получил от него письмо с просьбой прислать кого-нибудь. Решил заехать сам. Слышал о том, что вы тоже посетили этот чудесный город. — Клирик нес шпагу непринужденно, словно родился вместе с ней. — Соболезную по поводу гибели вашей коллеги. Кардинал Урбан писал мне о случившемся. Не знал, что вы знакомы с Романом.

— Мир вообще мал.

Он кивнул, соглашаясь с этим:

— Я знаю Романа не первый год. У него крайне мало друзей. А вас он таковым считает.

— Приятно слышать.

Инквизитор помолчал.

— Вас выгодно держать в друзьях, Людвиг. Мало того что вы довольно интересный человек редкой профессии, так еще вокруг вас происходят занимательные вещи. И лучше всегда быть поблизости, если не хочешь упустить нечто неординарное. Впрочем, речь сейчас не о ваших, вне всякого сомнения, потрясающих талантах. Я завел разговор о Крусо, чтобы поблагодарить вас еще раз за то, что вы сделали в этом городе.

— Моя роль была не так уж велика.

— Слова воистину скромного человека.

— Не я остановил золотое пламя.

— Не вы, — не стал спорить инквизитор. — Это сделало перо архангела Уриила, которое кардинал Урбан привез из Риапано.

Проповедник всплеснул руками и завопил:

— Господи! Там была настоящая святая реликвия, не жалкая подделка, которой Вальтер провел простаков! А я к ней даже не прикоснулся!

Я прищурился из-за того, что солнечный луч пробил листву и упал мне на глаза.

— Святая реликвия такой силы могла остановить и удар Вельзевула.

— Не могу поручиться за это, — тут же откликнулся отец Март. — Боюсь, второго удара перо бы уже не выдержало. И сгорело вместе со всеми.

— Инквизиция напала на след преступника?

— Вы имеете в виду реального преступника, а не того дурака Вальтера, которого им выставили? Если честно, не знаю. Этим занимается Роман и другие. У меня свои задачи.

Мы остановились возле кованой ограды, за которой начиналось маленькое фамильное кладбище — увитый дикими розами склеп, а за ним несколько обычных могил с простыми надгробными плитами.

Ярко-красные бутоны роз только-только распустились, но приятный, свежий цветочный аромат витал над погостом, отчего хотелось дышать полной грудью, несмотря на место, где мы находились.

Отец Март распахнул калитку, открываясь, та даже не скрипнула, и сделал приглашающий жест рукой. Я с некоторой долей изумления изучил скульптуру, венчавшую усыпальницу, — скорбящую Деву Марию, сложившую руки в молитве об умерших.

— Это ведь кто-то из флотолийцев? — Я придирчиво изучал прекрасное, исполненное печали лицо молодой девушки, матери Иисуса. — Диванкони?

— Ого! Меня трудно удивить, Людвиг! Но вы каждый раз с этим прекрасно справляетесь! Да. Это Джоэтто Диванкони. Когда он работал над ней, то был еще молод и не так известен, как сейчас, являясь придворным скульптором ветецких дожей и достраивая самую красивую церковь города. Мы учились с ним у одного наставника. — И, увидев мой взгляд, инквизитор с некоторой печалью улыбнулся. — Я не сразу посвятил себя служению Господу. Будущее аристократа, в отличие от вашего, оказалось не столь кристально ясным. Скульптура была моим увлечением. Какое-то время. И когда родственнику потребовался мастер для создания склепа его покойной жены, я посоветовал Джоэтто. Он уже в свои девятнадцать считался гением. Но давайте оставим прошлое в прошлом. Вернемся к настоящему, которое, к сожалению, не столь яркое, как наша юность.

Отец Март поднял с земли небольшой ломик с плоским концом, вставил его под стальную дверь, нажал, поддев одну из незапертых створок. Та, неприятно лязгнув, распахнулась, и в нос мне ударил ощутимый запах мертвечины.

Свет проникал в помещение через окошки в верхней части стен, сделанные в виде узорчатых крестов. Было довольно светло, так что я разглядел четыре ниши под каменными арками, украшенными резными веточками плюща и мяты.

Четыре гроба.

Два стояли пустыми, не закрытыми, все еще ожидая новых и пока еще не умерших жильцов, два уже обрели свое содержимое. Один из них оказался с простой крышкой, временной заменой, пока резчик по камню не создаст оригинальную, с изображением усопшего на ней.

Последняя усыпальница, хотя на ней не было ни пылинки, ни паутинки, казалась самой старой. На крышке лежала каменная женщина, миниатюрная, совсем еще молодая, в простом платье, со сложенными на груди руками и лилиями, вплетенными в мраморные волосы. Даже слепому было видно, что над ней работал тот же мастер, что и над Девой Марией, украшавшей склеп.

— Это жена барона?

— Да.

— А здесь? — Я указал на недоделанный гроб, от которого пахло разложением.

— Его дочь. Симонетта. Она скончалась две недели назад от чахотки. И я хотел бы, чтобы вы взглянули на тело.

— Странное желание. Я ушел, — сообщил Проповедник, ящерицей юркнув из склепа на открытый воздух.

— Хорошо, — сказал я сразу обоим.

Я решил не удивляться действиям инквизитора, понимая, что человек он серьезный и ничего не делает без причины.

— Тогда помогите мне.

Мы с двух сторон взялись за крышку, немного сдвинули ее, из-за чего она страшно проскрежетала, затем, напрягая руки, сняли и положили на чистый пол. Запах смерти теперь властвовал в этом помещении безраздельно.

Без всякого трепета я заглянул внутрь, уже представляя, что увижу.

Как оказалось — не представлял.

Помешкав несколько мгновений, я довольно недальновидно помянул черта при инквизиторе.

— Не стоит, — тут же одернул он меня, нисколько не повысив голоса. — Здесь его, конечно, не бывало, но примите мой совет, Людвиг. В вашем положении, когда каждое полнолуние вы рискуете привлечь к себе всякую нечисть, любое упоминание адских созданий может привести к беде. Возьмите себе в привычку говорить о них как можно реже. Что думаете?

— О ваших словах? Они разумны. Об этом? Даже не знаю.

Лежавшая в гробу девушка напоминала куклу, которую хорошо потрясли в коробке. Спутанные черные волосы, впалые щеки, мертвая кожа, приоткрытый рот, так что были видны зубы. Удар саблей, а может и мечом, расколол ее череп на две части, запачкав левую половину лица темной кровью. Погребальное фиолетовое платье порвано в лоскуты, один рукав отсутствует. Я видел, как сквозь дыру в одежде зияют бело-красно-коричневые ребра, на которых почти не осталось плоти. Также она отсутствовала на правой руке от плеча до локтя и на ногах.

— Она выглядит так безобразно, потому что я попросил ничего не трогать до моего, а потом уже до вашего приезда, — решил пояснить отец Март.

— Вы уверены, что причиной смерти была болезнь?

— Насколько может быть уверен человек, не присутствующий при этом. Но я позвал вас именно для того, чтобы узнать мнение стража, который повидал на своем веку много необычного.

Задержав дыхание, я склонился над трупом. Изучил лицо, губы, затем части, где отсутствовала плоть. Выпрямился, сказав:

— Впечатление, что эти… повреждения, скажем так, нанесли, уже когда она была мертва. Это похоже на работу анатома. Чтобы удалить мышцы, использовали нож, и делали это весьма аккуратно.

Он кивнул, явно довольный тем, что услышал:

— Скорее мясника, Людвиг. Мясник тоже может работать аккуратно.

Мы вышли на свежий воздух и яркое солнце. Здесь нас уже ждали две женщины и двое мужчин в крестьянских одеждах.

— Мы закончили, приступайте, — бросил инквизитор.

Ничего не говоря, они вошли в прохладу склепа, и я увидел, что, собравшись у гроба, стали приводить захоронение в надлежащее состояние.

— Теперь, когда вы все видели своими глазами, я расскажу, что здесь случилось. — Отец Март неспешно шел от кладбища к маленькой кованой скамеечке, примостившейся в тени лохматой оливы. — Спустя неделю после похорон Симонетты слуги заметили, что дверь в склеп приоткрыта и кто-то украл тело.

— Даже так? — Я слушал, как поет скворец. — У барона столь серьезный враг, что он так надругался над его мертвой дочерью и вернул оставшееся назад?

— Вернул? Увы, нет. — Отец Март сел на лавочку, скрестив ноги в начищенных сапогах. — Барон поднял слуг, но Симонетту не нашли, хотя искали тщательно. Она сама вернулась на следующую ночь.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы правильно понять его слова.

— Продолжайте.

— Ее увидел один из работников. В парке. Она бесцельно бродила по саду, врезаясь в деревья. Позвали барона. Когда ее окружили люди, Симонетта… попыталась броситься на них, но из-за того, что мышц на ногах почти не было, проворством она не отличалась. Барон сильно любил свою дочь, но тут не колебался — раскроил ей голову клинком. Это ее разом успокоило.

— Что случилось дальше?

— Да, собственно, ничего. Ее положили обратно в усыпальницу, вызвали городского священника, одновременно послав за мной.

— Больше никаких смертей в ту ночь? — Я был сбит с толку.

— Нет. — Инквизитор устало потер красные глаза. — Я не слишком понимаю, что происходит. Здесь поработал либо сильный демон, либо темная душа.

— Поблизости нет никаких душ. Ни темных, ни светлых. Кладбище чистое.

Инквизитор кивнул, словно был рад это слышать:

— Значит, все-таки гость из ада. Хотя за ним стоят люди. Они выкрали тело, срезали мясо, вырезали сердце, почки и печень.

— Люди? И в то же время демон, раз не темная душа. Какой-то культ?

— У меня возникла догадка, и я прошелся по трем погостам за городскими стенами и по двум в Барко-де-Калаорра. Некто заинтересовался свежими могилами. Тела из них похищены. Как минимум из тридцати захоронений за последние пять месяцев.

Я обдумал полученную информацию:

— Некто систематически крадет тела, и, судя по тому, что не разразилась паника, а кругом не рыщут городские службы и инквизиторы, ему удавалось удачно скрывать свои кражи. Здесь же неизвестный совершил ошибку, был достаточно небрежен, для того чтобы оставить склеп незапертым, а затем упустил вернувшееся назад тело. Правильно ли я понимаю?

— Не упустил. Полагаю, он просто безалаберно выбросил покойницу, забрав плоть. Решил, что ее не найдут. Возможно, спрятал. Но она восстала и вернулась туда, где была похоронена.

— Неужели преступник не учел этот вариант?

— Я подозреваю, что тот, кто это сделал — лишь исполнитель. Труп для него всего лишь труп. Он даже не думал, что мертвые могут вновь оживать. До этого момента все следы хорошенько прятали, чтобы не возникло подобных эксцессов.

— То есть преступник вскрывает тела, добывает плоть и отдает кому-то? И в результате ритуалов или колдовства случилось возвращение мертвой девушки. В этих чудесных краях появился каннибал, предпочитающий мертвечину? Некромант?

Инквизитор сделал жест рукой, что могло означать и «да» и «нет».

— Трупоеды встречаются, Людвиг. Но обычно после их пиршества мертвые не встают. Здесь все чуточку иначе. Вы в Нараре, а у жителей южных областей остались свои легенды и мифы со времен глубокой древности, когда Темнолесье было куда ближе, чем сейчас, варвары не ушли на Волчьи острова и сражались с молодыми легионами рождающейся Империи. Люди, жившие среди этих холмов, отличались мрачными предрассудками. Самые плохие из них поедали плоть мертвых, считая, что это даст им власть над темными силами, наделит их, если хотите, сверхспособностями.

Я усмехнулся:

— Какими, например?

— Да какими угодно, — небрежно ответил тот. — Придумывали кто во что горазд. Скорость, невидимость, возможно, даже умение летать. Подобные верования сошли на нет, когда легионы императора Марка захватили земли, на которых мы с вами находимся, и вырезали тех, кто не желал поклоняться их богам.

— Но убеждения остались.

— Конечно, остались. В большинстве своем в виде страшных сказок на ночь. Но время от времени находится дурак, который в них верит и поедает плоть себе подобных. Чаще всего его ловят. Если ему повезет, убивают сразу. Если нет — сжигают.

За свою жизнь я несколько раз сталкивался с людоедством. Обычно это случалось зимой, в голодные месяцы. Или во время войн, когда не хватало продуктов. Я не встречался с самими каннибалами, но видел остатки их ужинов на дорогах, в полях и маленьких деревнях.

— Выходит, вы не верите в легенды о получении дьявольской силы посредством поедания себе подобных?

Он повернул голову в ту сторону, где послышалось лошадиное ржание, и, убедившись, что поблизости никого нет, ответил:

— Человечина тоже является мясом, Людвиг. Мы всего лишь мясо. Оно набивает желудок, но не дает возможности ускорять время или снимать с неба луну. Это не контракт с демоном, не ночь с инкубом и даже не жертвоприношение вола на Лысой горе.

— А как же кровь человека, отец Март? Велефам она дает страшную силу. Отчего бы плоти не делать того же самого?

В его глазах появилось одобрение.

— Отлично поставленный вопрос, Людвиг. Вопрос, достойный инквизитора. Кровь — иная субстанция. Ей присуща сила, или то, что алхимики привыкли называть энергией. Инквизиция проводила исследования, и авторитетные мужи официально заявили, что пожирание людей не дает никаких возможностей, кроме ощущения сытости.

— Авторитетным мужам не впервой ошибаться.

— Да вы скептик, Людвиг, — рассмеялся мой собеседник.

— Скептика всего лишь беспокоит один вопрос, отец Март. Как ощущение сытости способствует тому, чтобы мертвая девушка встала на свои обглоданные ноги и вернулась в отчий дом?

Он тут же стал серьезным:

— Меня это тоже беспокоит, Людвиг. Я не нашел этому никакого логического объяснения. Колдовство мне неизвестное. И в какой-то степени надеялся, что вы прольете свет на случившееся. Думал, дело здесь в темной душе.

— Сожалею, что ничем не смог вам помочь. Это культ, а в них я не силен.

— Вообще-то ваша помощь все еще актуальна. — Он встал. — Все дело в том, Людвиг, что сегодня утром я узнал, кто поедает мертвых.

Ветви деревьев тихо шелестели надо мной, закрывая яркие звезды. Я сидел на траве, подогнув под себя ноги, слушая звенящий стрекот цикад. Было довольно темно, но все же я видел белеющий участок тропинки, проходящей в пятнадцати ярдах от того места, где я прятался, и старался не слушать ворчание Проповедника.

— Инквизитор использует тебя.

— Знаю.

— И все же помогаешь ему? Он уже один раз подставил твою голову.

— Но в итоге я получил то, чего хотел.

Тот скривился, прошипев:

— А результат? Ты бросился к Франческе, где тебя чуть не прикончил демон. Затем ты отправился в Крусо, погибла Кристина. Потом дочь колдуна и Вион. Теперь ты едешь вообще на самый юг, пытаясь схватить темного кузнеца! А все потому, что отец Март навел тебя на след! Поверь! Сейчас будет то же самое. Станешь расхлебывать последствия сотрудничества с инквизитором до конца жизни.

Я, как водится, пропустил его слова мимо ушей, и Проповедник, поворчав еще немного, спросил:

— Как ты думаешь, оно появится?

Не было никаких сомнений, кто это «оно». Я честно ответил:

— Не знаю. Надеюсь на это.

— Но надежда, как я понимаю по твоему тону, не слишком велика. Прошло больше месяца, как оно ушло.

Я развел руками:

— Мне нечего тебе сказать, Проповедник. Честно. Пугало — странное создание, и оно вполне может не вернуться. Расстались мы не то чтобы очень хорошо. И оно должно понимать, что стражи теперь будут пытаться выследить его. Во всяком случае, некоторые из них.

— Но не ты, — с нажимом произнес тот.

— Не я.

Он поерзал, точно в зад ему воткнули несколько иголок, и решил про Пугало больше не спрашивать:

— Вообще, я тебе удивляюсь, Людвиг. Ты слепо последовал за Псом Господним, не получив от него ровным счетом никаких объяснений.

— Он обещал все объяснить сегодня.

— Такой занятой человек, — закатил глаза старый пеликан. — Кинул тебе приманку, сказал, что знает, кто жрет покойников, и ускакал по неотложному делу. Кстати говоря, лучшего места для разговора, чем эта опушка, он конечно же не нашел.

— Ш-ш-ш! — остановил я его, увидев человека, шедшего по тропинке.

Он остановился недалеко от меня, покрутил головой, словно ища кого-то, и я негромко свистнул, привлекая его внимание.

Отец Март быстро оказался рядом, одобрительно разглядывая мое укрытие:

— Неплохо вы здесь устроились, Людвиг. С тропы вас совсем не видно.

— Вы пришли раньше, чем я рассчитывал. Еще нет полуночи. Теперь-то у вас есть время рассказать о своих подозрениях и о том, какого рода помощь вам требуется от меня?

Инквизитор кивнул, отстегнул шпагу, положил ее между нами, сел, прислонившись к древесному стволу.

— Когда я обнаружил, что некто интересуется свежими трупами, то организовал несколько наблюдательных пунктов на кладбищах, рядом с новыми и пока еще нетронутыми могилами. Позавчера мне повезло — одна из моих ловушек сработала. Я прибыл как раз к тому времени, когда четверо молодцов грузили труп в крытую повозку.

— И вы их не остановили. — Я не спрашивал. Утверждал.

— С чего бы мне вести себя столь недальновидно? Муравьев можно раздавить в любое время, и если поторопишься с этим, то более крупные жуки разбегутся и спрячутся под самые дальние камни. Вытащить их оттуда не получится. Господь наделил меня терпением, так что я просто проследил за ними до Барисеты. Было интересно, кому они передадут товар. Представьте себе мое удивление, когда это оказался анатомический театр Барисетской академии.

— Действительно… странно, — протянул я. — Это, конечно, не Савранский университет, но довольно уважаемое заведение. Разве Церковь не является одним из его попечителей?

— Является. Епископ Роше, насколько я помню, куратор академии и входит в ученый совет.

— Быть может, стоит спросить с епископа.

— Только не мне, — мягко возразил отец Март.

— Разве легат кардинала и известный инквизитор не имеет таких прав?

— Имеет, — не стал отрицать тот. — Но, как вы уже поняли, я не привык кидать камни в тихую заводь и распугивать рыбу. К тому же велика вероятность, что епископ Роше не знает о творящемся под его носом.

Я нахмурился:

— У меня создается впечатление, что, кроме нас с вами, барона да его слуг, никто не имеет ни малейшего понятия о том, что случилось. Псы Господни, как я понимаю, также пребывают в неведении. Ведь в Барисете же есть представительство Инквизиции?

— Довольно большое. И очень деятельное. На них можно положиться.

— Так отчего вы действуете не с ними, а один, да еще и под прикрытием костюма дворянина? Какую игру вы затеяли, отец Март?

Он погрозил мне пальцем:

— Один? Я все же тешу себя надеждой, что нас двое, Людвиг. Причина такой скрытности…

— Скрытности не будет, — весьма невежливо перебил я его. — Слуги барона не немые слепцы.

— Они верны ему до мозга костей. И умеют держать язык за зубами. Вот уж в ком я абсолютно не сомневаюсь.

— Какая вера в человечество! — театрально возопил Проповедник.

— Так вот. Причина такой скрытности в том, что, если я подниму волну прежде, чем найду убедительные доказательства, у Нарары с Риапано возникнут серьезные осложнения. Главным попечителем Барисетской академии является отнюдь не Церковь, а правящая семья этой страны. Если точнее, то герцогиня Исабель Доменика де Гресир, единокровная сестра короля. По случайному совпадению сейчас она как раз в Барисете, в доме, который когда-то принадлежал ее матери.

— Теперь я понимаю вашу осторожность, — задумчиво протянул я. — Существует прямая связь между госпожой де Гресир и каннибалом?

— Это она и есть. Или кто-то из ее ближайшего окружения. Выпотрошенное тело вывезли из анатомического театра, где в тот час не было ни одного студента, на кладбище для бедняков, в общее захоронение, предварительно проломив череп. А один из доверенных лиц ее светлости отвез ей в особняк кедровый ларец. Довольно вместительный, чтобы туда поместилась несвежая вырезка, печень и сердце.

— И она еще не в допросной Псов Господних, потому что…

— Сестра короля. Схвати я ее человека, она всего лишь свалила бы все преступления на него. Риапано не одобрит поспешных действий. Только не с королевской фамилией. Мне надо поймать ее за руку и только после этого раскручивать шестеренки часов. Никак не раньше.

Мы с Проповедником переглянулись. Осторожность инквизитора была оправданна. Прошли те времена, когда дознаватели хватали людей вне зависимости от их положения в обществе. Теперь все слишком сложно и запутано. Поспешные действия, даже верные, могут повлечь за собой такую политическую бурю, что князья Церкви будут расхлебывать ее не один день. А отец Март конечно же не желает становиться тем виноватым, которого разорвут на клочья обе стороны, если появится хоть какой-то повод.

— Значит, вам нужны доказательства, — веско заметил я. — И моя роль во всем этом мне пока еще не очевидна.

— Мне нужна поддержка человека, которому я всецело могу доверять. Человека, который уже бывал в сложных ситуациях и не терял голову. Тот, кто прикроет мне спину, если все пойдет не так, как я спланировал. Грубо говоря, сегодня мне нужен не ваш дар, а ваш клинок и голова. Что скажете?

Проповедник всплеснул руками:

— Святые Иоанн, Стефан и Пантелеймон! В мире тысячи наемников, а выбирают тебя! По мне, так это недооценка твоих способностей! Ты не обязан делать грязную работу. Так и скажи этому сероряснику!

Заухал филин, отец Март терпеливо ждал моего решения.

— Вы хотите все сделать этой ночью?

— Не вижу смысла тянуть. Сейчас один из трупов как раз везут на разделку. После мясо отправится заказчику. Завтра герцогиня возвращается в Крусо, и там все будет гораздо сложнее. Возможно, она вообще… умерит свои аппетиты на долгое время.

— У вас есть план?

— Да. Я посвящу вас в него по пути. Разумеется, если вы поедете со мной.

— Поеду.

Инквизитор улыбнулся:

— Ни мгновения не сомневался в вас, Людвиг.

— Я помогаю вам не только по доброте душевной и как человек, желающий наказать преступника. Мне тоже кое-что от вас нужно.

Пес Господень нисколько не возмутился, лишь признал уместность моего условия:

— Сделка? Вполне честно. Если это в моих силах, я выполню вашу просьбу.

— Просьбы.

Он негромко рассмеялся:

— Огласите их.

— Вы слышали, какие новости приходят с востока? — Я дождался кивка и продолжил: — Если болезнь поползет на запад, начнется паника. И первым делом закроют порты. В море будут лишь сторожевые корабли. Мне требуется бумага, подписанная легатом инквизиции, чтобы меня взяли на такое судно, если не найдется другого транспорта.

— Отличная предусмотрительность, Людвиг. Во время мора суда не берут даже стражей, хоть те и не могут заболеть. Но капитанам запрещено отказывать человеку, уполномоченному Инквизицией. Будет вам такая бумага, но только с разрешением на проезд. От имени Инквизиции вы действовать не сможете. А вторая просьба?

— У вас везде есть связи и знакомства. Я ищу одну книгу. Она довольно редкая, но не скажу, что ценная. И конечно же не запретная. В Святом Официуме такая точно есть. Яков Тинд «О поздней империи и создании княжеств».

— Интересуетесь историей? — Отец Март выглянул из-за ветвей на тропу. — Не слышал о таком труде. И не могу вам обещать, что добуду его. Но если найду, то передам.

— Меня устраивает. Кто-то едет.

— Не волнуйтесь. Это мои люди.

— Выходит, что в дом к герцогине мы отправимся не в одиночку.

— Я не всегда работаю один. — Он вышел на тропу, и спустя минуту появились двое всадников. Каждый вел за собой оседланную запасную лошадь.

Одного я узнал, это был человек барона, встретивший меня на границе его владений. Второй оказался иным существом. Он был невысок, мне по грудь, весь покрыт коричневой шелковистой шерстью, с большими медвежьими ушами и золотистыми круглыми глазами с вертикальными зрачками. Две ноги, четыре руки, суставчатый хвост скорпиона.

Я впервые видел подобное создание и даже не представлял, кто это.

— С Лупе вы уже виделись, — представил мне бородача отец Март. — А это Сиокко, он вьеф и работает на Инквизицию уже больше тридцати лет.

Золотоглазое существо наклонилось в седле, протянуло мне все четыре руки. Пожать пришлось каждую.

— Кровь Темнолесья, — свистящим шепотом поздоровался он. — Клянусь Господом, чего только не встретишь в людях. Ты не говорил, что у тебя такой друг, Март.

Инквизитор одним движением взлетел в седло:

— Спаситель с тобой, Сиокко. Ты же любишь сюрпризы.

Блеснула острозубая улыбка, и мы тронулись по тропе в сторону Барисеты.

Барисета была крупным городом, находящимся под защитой не только крепостных стен, но и четырех отдельно стоящих бастионов, перекрывавших подходы к нему.

Мы ехали по ночным гулким улицам, пробираясь к большой парковой зоне, возле которой находились особняки знати.

Двенадцать раз нас останавливали патрули стражников. С ними негромко беседовал отец Март, и золото из его кошелька меняло владельца. Сиокко предусмотрительно закутался в объемный плащ и не привлекал к себе взглядов.

Возле дорогого постоялого двора нас ожидали еще двое наемников.

Чернявый молодой паренек с едва проклюнувшимися усами молча принял лошадей, больше ни на что не отвлекаясь. Его товарищ, мужик при шпаге и пистолетах, с кудлатой бородой и срезанным чьим-то клинком кончиком носа, присоединился к нам, бросив на меня заинтересованный взгляд, спросив на языке Дискульте:

— Тоже служишь инквизиции?

— Он страж, Черо, — буркнул Лупе, поправляя перевязь с тяжелым палашом. — Как обстановка?

— Как в могиле. Они прошли минут десять назад. Рихар следит за ними.

— Двинулись, — приказал инквизитор.

Белый каменный забор, который венчали железные шипы, выделялся в этом квартале среди всех остальных построек. За ним находился особняк величиной с небольшой летний дворец. Когда мы подошли к калитке, из мрака выскользнула тонкая тень и Черо, дернувшись, схватился за шпагу, но узнал своего и лишь негромко сплюнул, попав себе на сапог.

— Отец Март, они пришли десять минут назад, — довольно подобострастно поклонился наблюдатель, совсем еще мальчишка с яркими глазами и загорелым, не по годам серьезным лицом. — Четверо стражников патрулируют территорию, трое на воротах, двое у калитки. Еще четверо — в доме. Людей внутри много. Там какой-то прием или поздний ужин.

— Молодец, — похвалил парня клирик. — Черо, Лупе, Рихар. Идете через садовую калитку, далее оранжерея. Лазутчик проникает внутрь, дает сигнал, когда придет время. Мы входим в особняк с разных концов. Сиокко, Людвиг — вы со мной. Без крови, если это возможно. Наша задача — арест, а никак не драка.

Лупе мрачно ухмыльнулся и повел свою тройку вдоль забора к деревьям. Проповедник переминался с ноги на ногу, затем проявил инициативу и сказал, что разведает все сам. Прошел сквозь стену и исчез.

— Мы постараемся все сделать как можно тише, Людвиг. — Отец Март шагал широко, и ноздри его раздувались. — Застанем герцогиню врасплох, за ужином. Этого будет достаточно, чтобы отвести ее на допрос в подвалы.

— А люди, которые с ней? Они вряд ли позволят так просто ее забрать.

— Поверьте, Людвиг, лучше бы они позволили мне это сделать.

— А если она вообще не виновна? Если это все же кто-то из ее окружения?

Сиокко заикал и лишь через мгновение я понял, что это такой смех. Отец Март сурово сказал мне:

— Понимаю и принимаю ваши сомнения. Вы больше общаетесь с душами, чем с людьми, и, допускаю такую возможность, знаете их чуть похуже, чем я. Инквизитор не испытывает никаких колебаний. Я уверен в ее виновности, иначе бы никогда не зашел так далеко. Хотя у меня и нет доказательств. Пока.

— А если их не будет и впредь? Если она не станет есть то, что ей принесли, прямо сейчас? Вам нечего будет ей предъявить. Мы ведь не можем круглосуточно находиться рядом. Рано или поздно охрана нас обнаружит.

Он остановился, показывая Сиокко, что тот может идти дальше и мы его догоним.

— Я не хочу, чтобы вы считали, что я с вами не откровенен. Мне было бы очень грустно и совершенно неприятно вас обманывать и водить вслепую. Думаю, будет честно, если вы наконец поймете. Когда мы преодолеем эту стену, все окажется в руках Господа, а я всего лишь орудие Его. И если доказательств не найдется, это ровным счетом ничего не меняет. Она виновна. И просто не отправится на суд. Все решится здесь и сейчас.

Я прищурился:

— То есть вы убьете ее.

— Да. Убью. Потому что я уверен. А этого, Людвиг, достаточно.

Я понял намек, но все же спросил:

— Означают ли ваши слова, что ночная прогулка санкционирована Риапано?

— Я не говорил этого.

— Но и отрицать не спешите.

Отец Март кротко вздохнул:

— Если вам будет легче, то это не убийство беззащитной женщины, Людвиг. Она отнюдь не беззащитна. У нас и раньше были подозрения в том, что она замешана в темном волшебстве. Сейчас мы просто доводим дело до логического конца. Понимаю, как это выглядит со стороны. Но повторюсь — доказательства есть. В этом доме. Сейчас. И я буду не я, если их не добуду. Но мне нужна помощь.

Сиокко сбросил свой плащ, и теперь легкий ветерок шевелил его бурую шерсть.

— Я чую их, Март, — негромко ответил он на невысказанный вопрос, дождался кивка и взвился пружиной вверх, с легкостью преодолев четырехъярдовую стену и бесшумно приземлившись на той стороне.

— Где вы его нашли? — спросил я у инквизитора.

— Вытащил из костра, когда только начинал служение Господу. Затем, с помощью протекции тогда еще епископа Урбана, выправил Сиокко патент. В некоторых делах он просто незаменим.

Звякнул засов, распахнулась калитка, и я первым проскользнул на территорию усадьбы. Вьеф вязал руки двум оглушенным стражникам.

— Догоняй, — сказал ему отец Март, двигаясь по теневой стороне дороги к дому с освещенными окнами.

Там никто не собирался спать, несмотря на поздний час. Один раз мы спрятались, ожидая, когда мимо пройдет немолодой покашливающий охранник. Инквизитор покачал головой, и Сиокко остался на месте, не став трогать человека.

Когда мы оказались возле флигеля, Пес Господень сообщил мне:

— Апартаменты герцогини на третьем этаже. Будьте рядом, Людвиг, и прикройте мне спину. Сиокко, ты не должен дать охране подняться наверх. Держи лестницу.

Иной молча растворился в тенях. Из-за угла появился Черо, в руках у которого откуда-то взялся арбалет.

— С одним вышла проблема, инквизитор, — отчитался он. — Мужик хотел поднять шум. Пришлось вогнать ему болт в горло.

— Я же просил без крови, — поморщился, точно от зубной боли, Пес Господень.

— Вы платите мне не за то, чтобы я спасал жизни. Я наемник, а не монашка.

— Я плачу тебе за то, чтобы ты никого не убивал без моего приказа! — отрезал тот, и голос его стал столь холоден, что Черо был не рад, что вообще здесь находится, но все же нашел в себе силы возразить:

— Гладко только на бумаге, инквизитор. В жизни все иначе. Я заботился об исходе операции и, если вам угодно, беру ответственность на себя. Я уверен в правильности своего поступка.

— Не только ответственность, но и грех. — Отец Март остановился перед дверью, ведущей в крыло слуг, приложил руку к замку и прочитал молитву.

Теплый свет, льющийся с его пальцев, распространял вокруг благоухание персиков. Спустя мгновение сложный замок щелкнул и дверь приоткрылась. Черо поймал мой взгляд и потрясенно покачал головой. Было видно, о чем думает наемник — ему бы такие способности, и он бы живо разбогател, вскрывая сундуки в богатых домах.

В этот момент на улице грохнул выстрел.

Мы вздрогнули от неожиданности, а в следующее мгновение отец Март бросился внутрь.

Весь продуманный план полетел к черту.

Охраны в доме было куда больше, чем мы рассчитывали, и этих людей не останавливала фраза: «Именем Инквизиции и святой матери Церкви сложите оружие». Они дрались отчаянно, и мы увязли в районе второго этажа. Наша троица кружила по темному бальному залу, сражаясь против шести мордоворотов. Еще двое лежали на черно-белых плитах, истекая кровью.

Одного ранил болтом наемник, другого пронзил шпагой инквизитор.

Черо, наплевав на всех, дрался в одиночку в другом конце зала против двоих, и я слышал лишь звон стали да негромкую ругань. Я, вооруженный палашом, прикрывал спину отца Марта, который в данном случае служил главной движущей силой.

У меня не было времени удивляться, но фехтовал он отменно, хотя не столь красочно и красиво, как это делал тот же Натан.

Никаких лишних движений. Каменное лицо. Закрытая стойка. Скупые, едва заметные движения кистью, каждое из которых заканчивалось опасным уколом. Он легко блокировал, парировал, делал репосты после каждой вражеской атаки, двигался мягко, достаточно проворно, но так, чтобы я все время успевал за ним, удерживая тыл и правый фланг, не защищенный стеной.

После того как мой палаш отбил удар корда, инквизитор сказал мне:

— Теперь можете не жалеть их, Людвиг. Тот, кто не сложил оружие после предупреждения инквизиции, приравнивается к еретикам. Таких ждет костер.

Один из четверых нападавших на нас заколебался от этих слов и тут же пропустил укол в сердце.

— Спаси, Господи, душу глупого раба Твоего, — пробормотал отец Март.

Взвыл тот, кто сражался с Черо, и внезапно наемник оказался уже рядом, атаковав наших противников со спины. Прикончил одного, рубанул по плечу второго. Я поставил клинок под секущий удар третьего, который должен был разрубить бедро инквизитора. Грянуло пение, с ладони клирика сорвался свет, угодивший человеку в грудь. Тот, отшатнувшись, врезался в окно и вместе с осколками стекла улетел вниз.

— А сразу нельзя было так сделать? — поинтересовался тяжело дышащий Черо.

— Тогда зачем мне платить тебе? — поднял брови инквизитор. — На лестницу. Живо!

На третьем этаже мы столкнулись с перепуганной служанкой. Она вжалась в угол, закрыв лицо руками, и наемник, взяв женщину за плечо, грубо поднял ее на ноги.

— Твоя хозяйка? Где она?!

— В спальне! — пролепетала та. — Они все заперлись в спальне и поют!

— Сколько еще охраны в доме?

— Я не знаю. Пожалуйста…

— Оставь ее. Она бесполезна. Мы все равно уже разворошили осиное гнездо. — Клирик спешил.

Откуда-то издалека доносился шум боя — вторая часть отряда пробивалась наверх по другой лестнице.

Черо теперь шел первым, и слуги, встречающиеся нам по пути, шарахались в стороны, видя его окровавленный клинок. Двое из них попытались нам препятствовать, и наемник их довольно быстро успокоил.

В большой столовой, украшенной зеркалами, на укрытом белой скатертью столе в серебряных подсвечниках горело множество свечей. Стулья были отодвинуты, некоторые опрокинуты. Люди уходили в спешке.

Черо, проходя, подхватил дорогой фужер из хрусталя, влил в себя вино. Отца Марта заинтересовало нечто иное — накрытые серебряными колпаками с инкрустацией из золота блюда. Он поднял один, и Черо негромко присвистнул, оценивая «кулинарный шедевр» — несколько полосок черно-бордовой, отвратительно смердящей плоти.

— Вот о чем я говорил, Людвиг. — Инквизитор отступил от стола, и на его усталом лице не было ни капли отвращения.

— Одного не понимаю. С ее властью и возможностями она могла есть и свежее мясо, — пробормотал наемник, намекая на то, что убить человека и приготовить его ногу себе на ужин для герцогов не так чтобы очень сложно. — С радостью увижу их горящими на костре.

Черо распахнул дверь в следующий зал.

— Постараюсь предоставить тебе такое удовольствие, — пообещал отец Март.

Здесь нас встретили двое в темной одежде, вооруженные рапирами. Они собирались сражаться, защищая вход в спальню, но появление в дальней части приемного зала Рихара и Сиокко, в каждой из четырех рук которого было по маленькому топору, заставило их сложить оружие. Пятеро против двоих — не слишком хороший расклад.

— Вы пожалеете, что пришли сюда, — пообещал один из охранников, седовласый, с пушистыми бакенбардами, когда вьеф ловко связывал их очередным куском веревки. — Это дом сестры короля!

— Инквизиция объяснит его величеству мой визит, когда придет время, — равнодушно ответил отец Март и попросил иного: — Ноги тоже вяжи. Где Лупе, Рихар?

— Ранен. Они здорово дрались, отец Март. Мы отдали ему все пистолеты и оставили на лестнице на тот случай, если кто-то прячется в саду и решит вернуться. — У мальчишки тоже была легкая рана на левом плече, но держался он молодцом.

— Почему стреляли?

— Стражник нас заметил. Простите, что не получилось без шума.

— Черо, что там с дверью?

— Разумеется, заперта, инквизитор, — спустя мгновение ответил наемник, дернув ручку.

Клирик подошел к преграде, крикнув:

— Именем Инквизиции, откройте, и я обещаю вам снисхождение!

Разумеется, никто не только не открыл, но и не ответил.

— Сиокко, будь любезен, — попросил отец Март, отходя прочь, и вьеф начал рубить преграду четырьмя топорами с такой скоростью, что во все стороны полетели длинные белые щепки.

Дверь была хлипкой и не предназначалась для того, чтобы выдерживать осаду. За пару минут створки оказались изрублены настолько, что одна из них рухнула. Еще полминуты потребовалось нам для того, чтобы пробраться через баррикаду из перевернутого стола и комода.

В спальне никого не было, горело лишь две свечи, и Рихар сбегал в зал, вернувшись с двумя тяжеленными подсвечниками, разогнавшими мрак.

Пахло здесь странно и неприятно. Запах казался незнакомым, едким, и Черо недолго думая разбил оконное стекло, впуская свежий воздух. Сиокко быстро все осмотрел, даже заглянул под одеяло на кровати с балдахином, и отрицательно покачал лохматой головой задумчивому отцу Марту.

— Сбежала, курва! — со злостью озвучил и так всем понятный факт наемник.

— Выход здесь только один, — произнес я. — Он был завален изнутри. Из окна она не прыгнула бы, если только не умеет летать. И, кроме того, запирать его из комнаты, находясь при этом снаружи. Дом большой. Возможно, где-то есть тайный ход.

— Хорошее предположение, Людвиг, — одобрил инквизитор. — Сиокко, осмотри комнату еще раз. Внимательнее.

В этот момент появился Проповедник и сообщил мне прямо с порога:

— Эта баба — ведьма!

— Ты знаешь, куда она делась? — спросил я, привлекая к себе внимание этим неожиданным вопросом в пространство.

— Еще бы мне не знать! — подбоченился старый пеликан. — Она ж на моих глазах это делала, и Господь отчего-то ее не покарал огнем и молнией!

— Может быть, ты сразу перейдешь к сути и скажешь, что увидел? — с раздражением спросил я, видя, как Рихар недоверчиво вертит головой, пытаясь определить местонахождение моего невидимого собеседника.

— Разговариваете с душой, Людвиг? — Отец Март почти сразу понял, в чем дело.

— Да. И она видела, куда спряталась герцогиня.

— А также люди, которые были с ней. Поднимите ковер, — предложил Проповедник, так и не решившись войти в комнату и околачиваясь на пороге. — Там какой-то бесовский рисунок.

— Под ковром, — сказал я инквизитору.

Рихар и Черо быстро скатали его и откинули в сторону, обнажив пол. На белом паркете была выписана геометрическая фигура — тетраэдр. Четыре треугольника в нем оказались исписаны странными символами, похожими на хагжитскую вязь.

— Проповедник, можно еще более подробно? — теряя терпение, попросил я. — Время уходит.

— Да я мало что понял, Людвиг. Они тут собрались, как только начался шум, заперли дверь. Затем баба проколола палец, провела кровью по линиям, они засветились в воздухе, налились красным, и появилось как будто окно куда-то еще. В другое место. Она всю эту мазню спрятала под ковром, затем люди ушли туда, и спустя мгновение окно погасло.

Я передал слова отцу Марту, и он неохотно сказал:

— Герцогиня может открывать порталы. Однако это сюрприз.

Он встал на колени, ведя пальцем по одной из линий.

— Порталы? — не понял Рихар.

— Двери в другие места. — Черо был удивительно понятлив для наемника. — Но что-то мне не хочется идти туда, куда ушла ведьма.

— Вы все еще настаиваете, что человеческая плоть не дает никаких способностей, отец Март? — От чертежа на полу попросту несло темным волшебством.

— В вашем тоне слышится плохо скрываемая ирония, Людвиг. Я не могу понять природу этой магии — здесь больше от науки, чем от волшебства. Геометрия, астрология и неизвестный язык. Но давайте пока оставим мясо мертвецов в покое. Это может быть лишь частью какого-нибудь ритуала. Черо, мне нужна кровь.

Наемник выскользнул в зал и вернулся лишь через две минуты, неся отрубленную руку одного из убитых стражников.

— Не приведи Господь, кто узнает, с какими мясниками мне приходится драться плечом к плечу, — закатил золотистые глаза Сиокко.

Черо с усмешкой протянул инквизитору трофей, тот хладнокровно окунул палец в капавшую на пол кровь.

— Что вы собираетесь делать? — полюбопытствовал я.

— Еретичка сбежала. Я планирую отправиться за ней.

— То есть открыть портал?

— Если вы обратите внимание, то увидите, что линии очень старые. Их оставил кто-то из живших здесь ранее. Подозреваю, что это так называемая техническая магия — колдун создает ворота, но, чтобы активировать их, другим людям не требуются способности.

— Надо всего лишь провести ритуал, — поддержал инквизитора вьеф. — Он прав, кровь Темнолесья. Это вполне может сработать.

Но не сработало. Ничего не получилось, и Черо, судя по его довольному виду, был счастлив подобному обстоятельству. Рихар заметил это, буркнув:

— Чему ты радуешься? Мы не взяли бабу, а значит, получим меньше оговоренной суммы.

— Ты хоть и щенок, но соображаешь, — не остался в долгу опытный наемник. — Но я слишком не люблю темное колдовство. Так что к черту деньги.

— Помолчите оба, — негромко попросил инквизитор, и тут же наступила тишина. — Это не весь механизм, Людвиг. Возможно, ваша душа о чем-то умолчала?

— Проповедник? — повернулся я к старому пеликану.

Тот в раздражении всплеснул руками:

— Я, по-твоему, должен был следить за всем, что делали эти христопродавцы?! Она возила пальцем по линиям и ничего не говорила. Ну… потом, кажется, достала зеркальце.

— Зеркальце, — мягко произнес я. — Очень здорово, что ты все-таки вспомнил.

— Слушай, Людвиг. Я вообще жалею, что рассказал об этом. Ты, надеюсь, не собираешься идти ни в какие порталы?

Сиокко кулаком разбил висящее на стене дорогое флотолийское зеркало, подхватил длинный треугольный, похожий на нож осколок, вложил его в протянутую руку инквизитора. Отец Март мгновение подумал, затем приложил его к одной из линий. Нахмурился, вздохнул и пристроил на другом конце рисунка.

В воздухе появилось отраженное изображение с пола, и Черо шарахнулся назад, крестясь и бормоча молитву. В центре призрачного тетраэдра проступило темное пятно, как будто кто-то поднес бумагу к пламени свечи. Наконец «жар» «прожег» воздух, и в нем появилось неровная, чуть подрагивающая дыра, ведущая в точно такую же комнату.

— Уф! — Рихар закрыл нос рукавом куртки. — Что за вонь?

Это было то, что я почувствовал, когда мы выбили дверь, только в несколько раз сильнее. Запах влажного, жаркого леса вперемешку со сладким ароматом гнилого мяса.

— Осмотрительно ли лезть в эту бесовскую нору, инквизитор? — Всем своим видом Черо отвечал на собственный вопрос.

— Если я оставлю еретичку безнаказанной, Господь спросит с меня. Как и с тебя, мой друг. — Отец Март встал с колен. — Но, конечно, служение Господу у нас с тобой разное. Поэтому иду я, а ты остаешься здесь и никого не подпускаешь к порталу. Мне нужно, чтобы никто не смог его закрыть с этой стороны. Понимаешь?

— Да, инквизитор. Никто не пройдет. — У наемника сразу же прибавилось уверенности.

— Рихар, останься с ним. Не спорь. Здесь ты справишься лучше. Со мной пойдет Сиокко. Людвиг, вас я ни о чем не прошу. Вы и ваша душа и так сделали больше, чем я ожидал. Когда вернусь, то выполню все наши договоренности.

— Не так быстро. — Я закрыл ему дорогу. — Я привык доводить дела до конца, отец Март. Не люблю все бросать на половине.

— Господи! Заставь его одуматься! — возопил Проповедник в пространство.

Пес Господень переглянулся с вьефом и принял решение:

— Вы взрослый человек, Людвиг. Я не тот, кто станет вас останавливать.

Поначалу все шло неплохо. Мы оказались в зеркальной копии особняка герцогини, с той лишь разницей, что огонь здесь горел белым и совершенно холодным пламенем. Шли пустыми коридорами, залами, заглядывая в комнаты. Слой пыли и паутины на полу и вещах говорил, что тут давно никого нет. А возможно, никогда и не было.

— Что это за место? — спросил я, пока вьеф, точно охотничья собака, метался впереди, заглядывая в каждый угол.

— У меня лишь теория. Мы в кроличьей норе, Людвиг. Перед нами лаз для того, чтобы всегда имелась возможность сбежать быстро и далеко. Дабы такие, как я, их никогда не поймали.

— Но все же вы сюда пробрались.

Он лишь развел руками:

— Мне просто повезло. Шанс не открыть портал был куда выше. По сути я попал сюда лишь благодаря вашей помощи.

Затем мы услышали звук, словно капли воды срывались с потолка подземной пещеры, бились о камни, и звонкое эхо разлеталось во все стороны, двоясь, троясь, превращаясь в странный шепчущий гул, точно какой-то безумец неразборчиво шептал во мраке.

На острых ржавых перилах, похожих на разросшийся терн, лежало тело с тремя десятками ран. Кровь темным зловещим ручьем стекала по ступеням и исчезала в намокшем ковре, постеленном на полу.

Отец Март хладнокровно изучил мертвеца, у которого отсутствовала правая нога.

— Вот, Людвиг, — сказал он мне, сделав шаг в сторону. — Полюбуйтесь. Когда отсутствует мертвечина, они не гнушаются питаться и свежей плотью.

— Ты так в этом уверен? — Сиокко не нравилось увиденное, и бурая шерсть у него на загривке стояла дыбом.

— По-твоему, он оставил ногу у портала, приковылял сюда на одной и решил отдохнуть?

— Работал мясник-недоучка. Расчленял, точнее, кромсал по бедренному суставу, но очень неаккуратно. — Я обратил их внимание на этот штрих.

— Может, недоучка, а может, и женщина. Покойник одет в платье слуг герцогини. — Инквизитора перестал интересовать труп, но я все же продолжил:

— Тот, кто делал это, торопился. Но он не мог знать, что мы идем за ним. Беглецы уверены, что портал закрыт и никто сюда не попадет.

— На что вы намекаете, Людвиг? — Инквизитор все еще не понимал.

— Подумайте сами. Неужели люди были так голодны, что убили и расчленили одного из своих прямо в пути? Не думаю. Но им требовалось мясо. И, как я уже сказал, они спешили.

Он сложил руки на груди, произнес, глядя куда-то вниз, во мрак:

— Мясо — это плата за проход. И они желали отдать ее как можно быстрее.

— Озвучиваете мои мысли. Давайте и мы не станем задерживаться.

Иллюзорный дом оказался куда просторнее дома настоящего. Комнаты, коридоры, залы сменяли друг друга до бесконечности. Мы больше не плутали, дорога была одна, и ее отмечали следы тех, кто прошел здесь раньше, оставленные в густой пыли. Вся мебель оказалась гнилой, серебро потемнело, бронза стала темно-зеленой, ткань распадалась на глазах, стоило лишь коснуться ее.

Свечей, а значит и света, с каждой комнатой становилось все меньше, и отец Март в итоге взял с подоконника подсвечник в виде аиста, неся его перед собой, не пожелав остаться во мраке.

Сиокко продвигался в двадцати — тридцати шагах впереди, разведывая дорогу в густом полумраке, и я только и видел, что его тень да редкие золотые огоньки, когда в глазах отражалось пламя свечей.

— Все еще не имеете никакого представления о том, где мы оказались? — спросил я у инквизитора.

— Вам знакома теория Рейхарда де Либера, профессора кафедры математики Савранского университета? Теория о множественности миров?

— Не довелось слышать о таком.

— Он жил двести лет назад, во времена Арьионских гражданских войн. Уважаемого профессора за его мысли объявили еретиком и в один неудачный для него день сожгли на костре.

— Печально.

— Не то слово, — серьезно согласился со мной инквизитор и поднял подсвечник повыше, чтобы рассмотреть, что скрывается в смежной комнате. — В то время Церковь была не такой прогрессивной, как сейчас, а нечисть правила не только в землях, но и в умах людей. Сжигали всех подряд. И правых и виноватых.

— Извините, отец Март, но мне думается, что с тех пор мало что изменилось. Эта теория и спустя два века приравнивается к ереси. В Библии ничего не сказано о сотворении других миров.

— Вы правы, Людвиг. Но я склонен полагать, что не все можно вместить в объем книги, даже такой великой и мудрой, как Святое Писание.

Я тихо рассмеялся, поинтересовавшись:

— Вы уверены, что являетесь инквизитором?

— О да. И я не могу спорить с очевидной реальностью. — Он рукой с подсвечником обвел пространство вокруг нас. — К тому же еще до рождения месье де Либера, когда были гонения на иных существ, некоторые из нас полагали, что они уходят в Темнолесье как раз с помощью тайных троп. Так вот, профессор математики считал, что наш мир, хоть и является основой для вселенной, все же не единственный. И у него есть сопряжение с иными мирами. И иногда в них можно найти двери. Порой люди попадают в них. Но лишь некоторые возвращаются. Вам, должно быть, известны крестьянские сказки об иных существах, которые приглашают путников на пир, а когда те под утро оказываются в родной деревне — вокруг все изменилось и прошло семьдесят лет?

— Я слышал о таком, — произнес я, переступая через рассыпанные по полу книги, названия которых не мог прочитать, из-за толстого слоя грязи, покрывавшего обложки. А может, это была не грязь, а запекшаяся кровь, я разбираться не стал. — Но очень надеюсь, что реальность отличается от сказки, и это не наш случай. Мне не хотелось бы вернуться домой и узнать, что все, что я знал и любил, уже исчезло.

— Представьте себе, Людвиг, я тоже не горю подобным желанием. Что такое, Сиокко?

— Еще один мертвец. — По всему облику вьефа было видно, что он напряжен до предела. — Другой мертвец.

Я понял, что он имел в виду, когда мы подошли к телу. Хотя телом это назвать можно было только из вежливости. Сплошной мясной фарш с осколками торчащих костей и обрывками одежды.

— Спаси, Господи, его душу, — пробормотал Сиокко.

— Его душу спасет лишь чистилище. — Отец Март был куда более жесток, чем иное существо. — Те, кто связываются с темным искусством, обычно редко попадают в рай. Судя по всему, это сделали не его друзья. Каннибализмом здесь и не пахнет.

— Тогда кто? — спросил я, и в ту же секунду в боку у меня взорвалась ледяная бочка пороха.

В глазах потемнело, и я бы упал, если бы под рукой не оказалось плеча инквизитора.

— Я-то все думал, когда же вы ощутите это на своей шкуре, Людвиг. Присядьте на минуту. Да не в кровь. Вот здесь. Дышите глубже, сейчас все пройдет. Ну же! Дышите, я вам говорю!

Его металлический тон не оставлял мне выбора, и я с огромным усилием сделал глубокий вдох, вгоняя в легкие ставший неожиданно тягучим воздух. Боль уходила, зрение прояснилось, и я увидел, как задумчиво смотрит на меня вьеф, сложив на груди все четыре руки.

— Темнолесье сильно его изменило, Март. Гораздо сильнее, чем он думает.

— Знаю. — Инквизитор пощелкал пальцами у меня перед лицом, и я отстранился. — Пришли в себя?

— Какого че… — Мои губы слиплись и больше не могли издавать звуков.

— Я же просил, — вкрадчиво, как к маленькому ребенку, обратился ко мне клирик. — Не надо. Не здесь — это точно. Пообещайте, что сможете держать себя в руках.

Я кивнул, все еще растерянный и отходящий от боли, которая медленно растворялась в мышцах. Губы вновь стали меня слушаться, и я сказал на этот раз с осторожностью:

— Неприятный сюрприз. Моя старая рана еще ни разу так себя не вела. Где мы?

— О, Людвиг, вам крупно повезло. Точнее, не повезло. Редкий смертный может похвастаться тем, что оказался в аду при жизни.

Отчего-то у меня даже не возникло сомнений в его словах. Он явно не шутил.

— Ад? — Я смотрел на выцветшие картины в тяжелых золотых рамах, на пыль, испачкавшую мои ботинки, на паутину, застрявшую в шерсти вьефа. — Довольно унылое местечко.

— Воистину, стоит воздать хвалу Господу, что он сотворил стражей. Вас нельзя выбить из колеи даже столь гадкой новостью. Большинство моих знакомых уже бы бились в истерике или попытались убедить меня, что этого не может быть.

— Мне бы сперва услышать ваше мнение об этом месте.

Инквизитор кивнул Сиокко, и тот опять начал разведывать, спеша темным коридором вперед, в поисках следов беглецов. Мы, чуть обождав, двинулись за ним.

— Мнение? Извольте. Я вновь вспомню сожженного профессора математики. В его теории о множественности миров был и пунктик об этом месте. Де Либер искренне считал, что рай и ад — это отдельные миры, ничуть не меньшие, чем наш с вами. Не берусь доказывать его неправоту, на самом деле все куда более сложно и сопряжения между этими пространствами реальностей хаотичны… Простите, я не слишком сложно говорю?

Я мотнул головой, показывая, что он может продолжать.

— Не хочу углубляться в науку и теологию. Во всяком случае, не здесь и не сейчас. Давайте считать, что ад — это другой мир. Что из него к нам приходят демоны, и туда после смерти отправляются темные души. А врата на востоке — своего рода портал, связывающий два мира. Так будет гораздо проще, быстрее, хоть и не совсем правильно. — Отец Март дождался очередного моего кивка, а также вопроса:

— Когда вы поняли, где мы находимся?

— Сразу как только увидел рисунок активации портала и письмена. Это так называемый алфавит демонов. Что написано — не знаю. Читать подобную дрянь могут только настоящие грешники. Я себя к таковым не причисляю.

— Алфавит демонов? Не думал, что такое существует.

— Отчего же? Раз письменность есть у ангелов, которую они передали людям и на основе которой появились наши языки, то отчего бы нечисти не иметь свою? Простите, что не предупредил вас сразу, Людвиг.

— Это вряд ли изменило бы мое решение.

Он остановился, прислушиваясь:

— Охотно верю. Но, если бы я сказал сразу, это напугало бы господ наемников. А я не хотел бы пытаться открывать портал с этой стороны.

— Не так я себе представлял ад.

— Ну, поверьте, чистилище, жар, пламя и много острых предметов существуют. Но, по счастью, сие место предназначено не для пыток грешников.

Свечей в коридорах больше не наблюдалось, и у нас был лишь один источник света да круглая бледно-голубая луна, заглядывающая в окна. Поэтому мы пошли медленнее, так как вокруг оказалось много перевернутой мебели и приходилось смотреть, куда ставить ноги.

— Тогда что это?

— Дом, — коротко произнес инквизитор. — Или логовище. Представьте себе, даже демоны предпочитают иметь собственную берлогу. Ад похож на ячейки сот, и мы где-то на самых верхних этажах.

Новость меня не порадовала. Я вспомнил логово окулла, в которое я как-то забрался и откуда меня вынесло Пугало.

— И что за демон?

— Не имею ни малейшего понятия. Но, судя по огромному пространству — довольно серьезной иерархии. Серьезнее, чем тот, которого мы встретили на мосту. Если честно, Людвиг, я несколько не рассчитал свои силы. Точнее, не думал, что мы окажемся в гостях у столь… внушительного хозяина.

Отец Март умел «утешить». Хотя я понимал его. Он дал мне осознать, что не стоит надеяться на тот же исход, что выдался на Чертовом мосту, если произойдет схватка. Я прочистил горло:

— В прошлый раз ваша вера, отец инквизитор, отправила того демона прямиком в ад. С этим будет сложнее?

— Моя вера крепка и сияет чистыми помыслами. Но мы в аду, и изгнать эту сущность дальше преисподней не получится. Грубо говоря, мне некуда ее закинуть. Это первая причина. Вторая… в общем, если я все правильно понимаю, то здесь живет демон из первых легионов Тьмы. А с таким справится лишь ангел, а не раб Божий.

Я негромко рассмеялся:

— Мы с вами два сапога пара, отец Март. Любим сунуть голову в пасть голодного и злого льва.

Он рассмеялся в ответ:

— Еще не поздно повернуть назад. Всего лишь час, и вы дома.

— Предпочитаю не бродить один во мраке, а быть поближе к инквизитору, обладающему магией.

— Тоже разумно, — одобрил он, останавливаясь возле очередной кровавой котлеты. Сиокко больше не задерживался у трупов. — Еще один сторонник герцогини останется навсегда там, где ему самое место.

— Это сделал демон?

— Не думаю. Возможно, тела — лишь способ отвлечь его от основной группы незваных гостей.

— Так почему же он еще не тут?

Инквизитор скривился:

— Людвиг, не будите то, что спит. А может, просто отсутствует в логове. Радуйтесь такому обстоятельству. Не исключаю возможности, что он где-то здесь. Наблюдает и не торопится. Но есть шанс, что вообще не знает о некоторых дураках, пришедших сюда без его приглашения.

— И такое возможно?

— Демоны не всесильны. Если искать аналогию, то ведь князь тоже не в курсе, что в его дворец попала пара комаров, и, пока они не пролетят у него перед глазами или не укусят в нос, он на них даже внимания не обратит.

Мы вышли в огромный зал, пол которого застилал туман, медленно скользящий вдоль замшелых могильных памятников и утекавший в пещеру, находящуюся на противоположной стороне.

Здесь было светло. То ли от серебристых стен, то ли от белого мха.

— Ну вот. Хоть какие-то изменения. Но, воистину, мы в доме какого-то демона уныния и меланхолии. — Сиокко темным бесом вырос перед нами. — Там пещера, а за ней часовня. Точнее, целый кафедральный собор. Посмотрим?

— Нашел следы беглецов?

— Да, Март. — Золотые глаза, казалось, отражали туман, охватывавший наши ноги до лодыжек. — Они отмечают свой путь трупами. Хотел бы я знать, как люди превращают своих спутников в мясные лепешки. И отчего остальные не сопротивляются, ведь должны понимать, что потом настанет и их черед.

Через кладбище мы шли в полной тишине. Я пытался прочесть на памятниках имена, но язык был все тот же — странные закорючки, чем-то напоминающие хагжитскую вязь.

В укутанной мраком пещере было влажно и пахло гнилым луком. Звонко капала вода, откуда-то издалека слышалось мерное басовитое гудение, точно нас ждали пчелы, живущие в улье.

— Вы инквизитор и обязаны знать о нечисти то, чего не знают другие, — озвучил я мысли, появившиеся у меня в последние несколько минут. — Но ад, берлоги демонов… Как добыть такую информацию, отец Март?

— В книгах, Людвиг. Тех, что пишут каликвецы. Раньше этот орден был куда многочисленнее, чем сейчас. Из пяти монастырей осталось лишь два. В прежние времена монахи сражались с Тьмой не только в нашем мире. Они захаживали и сюда.

Я присвистнул, и он, неловко улыбнувшись, пожал плечами:

— Превентивная мера. Любой стратег скажет, что войну надо переносить на территорию противника.

— Теперь я понимаю, почему уцелело всего два монастыря.

— Вы как всегда зрите в корень. — В его тоне слышалась грусть. — Папа, который одобрил эту авантюру, был не слишком дальновидным, считая, что боевой монашеский орден справится со всеми легионами тьмы.

— Который из Пап?

— Пий Второй.

— Он плохо кончил. Вроде бы утонул во время переправы.

— Это официальная версия. — Его тон не выражал ничего, но этого и не требовалось.

Никому не нравятся безумные правители, приказывающие делать безумные вещи. Рано или поздно от таких избавляются. Например… топят. Даже если ты Папа.

— Ого, — негромко сказал я, когда мы миновали пещеру и вошли в анфиладу комнат.

Прямо из стен вырастали скульптуры, выточенные из материала, очень напоминающего раухтопаз. Все как один — не человеческие. Все как один — скорбные, сонные и невероятно отталкивающие. Это были демоны совершенно разных видов и размеров.

— Сюда бы наших специалистов, — с некоторой долей сожаления произнес отец Март. — Можно было бы составить превосходный бестиарий. Где твой собор, Сиокко?

— Через шесть комнат, направо.

Мы шли мимо зловеще нависающих над нами отродий, и наши шаги звучали точно чья-то песня на непонятном языке.

— Странное место. Звуки сходят с ума.

— Люди тоже, Людвиг. — Инквизитор кивнул на очередные мясные останки, лежавшие возле колена гигантской рогатой твари, которая почти целиком вылезла из стены. — Иначе как сумасшествием я череду таких убийств не назову.

Храм был наполнен голубым светом полной луны, проникавшим сюда через синие витражи. Колонны — берцовые кости, потолок высотой почти в тридцать ярдов, скрепленный контрфорсами-позвоночниками, залитые воском подсвечники с угасшим пламенем, чаша, в которой вместо освященной воды была темная жидкость, без всякого сомнения кровь.

Едва ощутимо пахло серой.

Сиокко хотел пройти к алтарной части по центральному нефу, но клирик остановил его, указав на левый, боковой.

— К средокрестию пройдем здесь. За хорами должен быть выход.

Мы так и сделали. И преодолели почти половину пути, когда я услышал тихий шепот, а затем увидел парящие под потолком фигуры в бледном лунной свете.

— Стойте! — сказал я, и они сразу остановились. — Темные души…

В этот момент сверху на нас упала целая стая смрадных, сипящих созданий. Полыхнула церковная магия, громом отозвавшаяся в этом мрачном месте, во все стороны брызнули витражи — синие капли крови взвывшей церкви.

Я швырнул знак вверх и тут же кинул фигуру под ноги моим спутникам, защищая их. Но не успел обезопасить себя. Одна из тварей врезалась в меня, протащила по полу, села на грудь и плюнула в лицо прежде, чем я успел скинуть ее.

Что-то сладкое забило мне рот и ноздри, в глазах помутилось, а затем купол собора лопнул и втянул меня в себя, точно в жадную, голодную пасть демона.

Какое-то время я слышал отдаленные крики Сиокко. Крики боли и гнева, словно кричал кот, которого засунули в мешок. Было понятно, что он пытается сопротивляться, вырваться на волю, но безуспешно.

Я вяло подумал, что стоило бы встать и помочь ему, но апатия, охватившая меня, мягкой рукой уничтожила это желание. Крики отдалились, стихли, и лишь шепот колыбельной, витавшей в зале грез, осенними листьями шелестел у меня в ушах.

Где-то на краю сознания еще продолжала биться в силках мысль, что все это неправильно, что надо бороться. Не дать поглотить себя чреву вечной дремоты, липкой как паутина. Но я был неспособен разорвать эти нити и остался лежать на полу, до тех пор пока моя одежда не сгнила, плоть не ссохлась, а затем не исчезла, а неведомые серебристые сорняки не проросли между ребер, оплетя их, словно плющ кладбищенскую ограду.

Я лежал тысячи лет, в мире, где не было времени, и вечная полная луна превращала мои кости в дымчатый раухтопаз. Но и на это мне было плевать. Я слышал лишь шепот колыбельной. Они пели мне ее отовсюду, пели с той невероятной лаской, что может быть лишь у близких, родных существ.

Тот, что объяснил мне, как это — слышать Песню, всегда был рядом, свернувшись в ногах, словно верный сторожевой пес. Он стал частью меня, и я был им. А мои братья, похожие на прекрасных морских скатов, неспешно парили под высоким куполом странного собора, сверкая белесыми, никогда не знавшими солнечного света телами.

Порой они превращались в звезды, водя надо мной хороводы, порой становились птицами с опалесцирующими крыльями, оставляющими после себя свет в воздухе.

Я смотрел на их безмятежный полет, думая о том, что останусь здесь навсегда, среди теней, чужих песен, разбитых стекол витражей, окровавленного алтаря и расколотого распятия.

Не знаю, сколько это продолжалось, но резкий, скрежещущий звук, внезапно раздавшийся по соседству, вывел меня из транса. Он был столь неприятен, столь чужероден в лакуне сна, что я волей-неволей повернул череп, мертвыми глазницами уставившись на чужака.

Он стоял, прислонившись плечом к костяной колонне. Долговязый, нескладный и зловещий. Было в нем что-то смутно знакомое, словно я знал кого-то, похожего на него. В другой, прежней, пустой и совершенно неинтересной жизни. Той, в которой никогда не было такого всеобъемлющего покоя.

Затем он сделал шаг в полосу лунного света, и я его узнал. По соломенной шляпе, рваному мундиру и серпу.

Пугало.

Оно было раздраженным и смотрело на меня с такой невероятной злостью, что я захотел отползти, предупредить моих друзей-птиц, моего пса-охранника, что дремал и не ведал об опасности.

Но кости не могут кричать. Поэтому я лишь смотрел, как оно, широко шагая, приближается, нависает надо мной и хватает когтистой лапой за грудки.

От рывка у меня клацнули зубы, мотнулась голова, и я ощутил, что сижу. Увидел, что белесое создание, сбившее меня, плюнувшее мне в лицо и до этого спящее в клубке, разворачивается, зло шипит, оскаливая сотни острых игл-зубов. Я с ужасом понял, что мы с ним единое целое, что оно присосалось к моей руке своим бледным отростком крыла, точно какая-то мерзкая пиявка, но все еще был неспособен бороться.

За меня это сделало Пугало.

Когда тварь прыгнула на него, вереща будто сотня взбешенных ведьм, Пугало встретило ее ударом ноги. Сверкнул серп, взвыл ветер, и отвратительная пуповина, соединяющая меня с темной душой, лопнула, хлестанув по стенам черной кровью. Я заорал, словно новорожденный.

От страха. От боли. От отсутствия гипнотизирующей колыбельной. От внезапной свободы, с которой не знал что теперь делать.

Свободы сражаться, принимать решения, жить.

Пугало крутанулось на каблуках, на обратном движении разрубая серпом ската на две половины. И в тот же миг его товарищи, испуганными летучими мышами носившиеся под куполом, вспыхнули и упали вниз огненными кометами, разя колонны, стены, алтарь, орган, сложенный из человеческих ребер, и пол.

Во все стороны вновь брызнули осколки, и я инстинктивно закрыл лицо. А когда вновь решился посмотреть на мир, который мне вернули, Пугало уже ушло.

И я остался один.

Меня немного пошатывало, но я не падая добрался до хоров. Там вповалку, в озере крови, лежал почти десяток трупов. Все те же спутники герцогини, которым, в отличие от меня, не удалось избавиться от назойливого внимания темных душ, живших в соборе.

Я не знал, что это были за создания, и подозревал, что в нашем мире у них даже имени нет. Братство никогда не сталкивалось ни с чем подобным. Я посмотрел назад, на анфиладу, теперь казавшуюся такой уютной и безопасной. Там было начало пути обратно, дорога к дому. Но я не вернулся. Толкнул гнилую деревянную дверь и вошел в небольшую часовню.

В скобах висели факелы, горевшие, как и все в этом дьявольском мире, белым пламенем. Я увидел лестницу, уходящую вниз, и стал спускаться. Следовало найти отца Марта и вьефа.

Идя вперед, я думал о Пугале и о том, как оно здесь оказалось. Одушевленный постоянно преподносит сюрпризы. То оживляет тыкву, то без труда проходит защиту каликвецев, то, точно блоха, прыгает в ад, лишь для того, чтобы отыскать меня. Об этой темной сущности уже пора писать книги, так как с подобными созданиями Братство никогда не сталкивалось. По сути дела, мы вообще мало знаем об одушевленных, а уж о том, что они могут перемещаться между мирами, даже не подозревали.

Сиокко я нашел в веретенообразной комнате, из которой открывался вид на дикий сад. Вьеф лежал на полу, рядом с четырьмя человеческими трупами. Вокруг валялось брошенное оружие. Я подошел к помощнику инквизитора, заглянул в потускневшие золотистые глаза, только чтобы убедиться, что тот мертв. Прежде чем погибнуть, ему удалось забрать с собой нескольких нападавших.

Задерживаться я не стал. Иному, в отличие от инквизитора, который, надеюсь, еще жив, помочь уже нельзя.

Впереди начинался настоящий лабиринт из балконов, галерей и лестниц. Я довольно быстро понял это, вернулся назад, думая, каким образом отметить свой путь, когда увидел в смежном коридоре темную душу. Она походила на старика с жиденькой бороденкой — сухого, узкоглазого и суетливого. Затаившись, сущность наблюдала за мной, и я дал себе труд подыграть ей. Пошел в ее направлении, делая вид, что не замечаю опасности, корча из себя обычного человека.

Старик радостно потер ладошки, протянул ко мне руки и тут же схлопотал в зубы. Удар моего кулака повалил его на пол, и, прежде чем он хоть что-то успел сделать, я вдавил каблук ботинка ему в кадык, извлекая из-под куртки кинжал.

— Страж! — взвыл он. — Невозможно!

Впрочем, душа сразу же заткнулась, когда острое жало клинка оказалось рядом с ее лицом.

— Мне нужен провожатый через лабиринт. Я ищу инквизитора.

— Не видел таких.

— Одет как благородный. Был с четырехруким иным существом.

— А-а-а… Этот. Да. Их тащили от собора. Оглушенных. Твой четырехрукий очухался, и его прибили. А второго унесли в зал Поклонения.

— Проводи меня.

— Черта с два. Ты мне ничего не сделаешь. Я и так уже в аду!

— Ты пока не в самом плохом месте. Что, если я отправлю тебя на пару этажей ниже? — По его глазам я понял, что моя угроза попала в цель. — Проводи меня к человеку, которого я ищу, затем покажи дорогу назад, и будем считать, что этот ад тебе подходит.

— Договорились, — сдался тот, и я отошел, давая ему возможность встать, одновременно создавая знак, материализовавшийся у темной души на руке.

— Эй! Ты! — тут же взвился он, отчего вокруг его головы пошли серые искажения. — Что это?!

— Защита от твоих глупостей. Обманешь меня, он взорвется. Попробуешь сбежать, он взорвется. Нападешь, он взорвется. Предупредишь кого-нибудь…

— Ладно! Я понял! Понял!

— И ты отправишься вниз, — закончил я. — А теперь вперед, и побыстрее.

Мне казалось, что он водит меня по кругу. Все было одинаковым, словно зеркало, которое отражает другое зеркало, отчего находящиеся в них предметы множатся до бесконечности…

Но затем я понял, что в том, как мы идем, есть какая-то система, благо по пути мы наткнулись еще на одно тело.

— Это для демона? — спросил я.

— Нет. Это откуп тем, кто живет в соборе и останавливает чужаков.

Я понял, что он говорит о «скатах», обездвиживших нас.

— Почему ты не напал на людей ведьмы?

Тот глянул на меня как на безумного:

— Они поклоняются ему. Если бы я кого-нибудь тронул, он бы скинул меня на самое дно. Ни один смертный такого не стоит.

— Ты очень разумен для темной души.

Тот равнодушно пожал плечами и зашаркал дальше, поднимаясь по винтовой лестнице.

— Кто здесь живет?

— Я не произнесу его имени. Иначе он придет. А я не хочу, чтобы эта штука на руке взорвалась.

— Женщина уже здесь была?

— Трижды. В компании с герцогиней всегда много тех, кто готов отдать жизнь ради нее.

— Чего она хочет?

— Спроси у нее.

— Я спрашиваю у тебя.

Старик злобно посмотрел на меня через плечо, внезапно оскалив острые зубы, но нападать не решился. Подавил свое раздражение, буркнув:

— Она приносит ему жертвы. А затем открывает дверь и уходит. Так делала ее мать. И мать ее матери. И остальные. Все бабы в ее роду приходили сюда последние восемь сотен лет.

— И демон их не трогает?

— Ты вообще слушаешь меня? Они поклоняются этому ленивому ничтожеству! Жрут мертвецов, что дает ему силу. Если он их прикончит, то кто будет приносить ему радость? Я, что ли?

Несколько минут мы шли в молчании. Стены здесь источали черную, блестящую как зеркало кровь. Она струилась по полу, утекала по лестницам вниз, лилась с балконов, собираясь внизу смрадным озером.

— Далеко еще?

— Близко.

— Много здесь таких, как ты?

— Только я. — Тема ему была неприятна.

Зал Поклонения был окольцован балконом с высокими алебастровыми перилами, которые через каждые двадцать ярдов украшала гаргулья с булавой. Внизу горели факелы и стояли люди. Пятеро мужчин. Двое в платьях благородных, трое одеты как слуги. И одна бледная женщина в темно-синем плаще.

На полу был начертан рисунок, похожий на тот, что я видел в спальне герцогини. Только этот был гораздо больше, и в центре лежал отец Март. На его груди дремал белый «скат», и поблизости не было друга-Пугала, который мог бы спасти инквизитора, как спас меня.

Герцогиня нараспев что-то говорила, покачиваясь из стороны в сторону, пребывая в трансе. Ее люди нервничали, это было видно по их лицам, пока они осторожно обрисовывали собственной кровью линии на полу. Я не собирался спускаться, здраво полагая, что слишком неравны шансы одиночки против пятерых вооруженных мужчин и женщины, которая соображает в темных искусствах.

Поэтому я поступил единственным возможным образом — стал создавать знаки. Увидев это, темная душа шарахнулась от меня подальше.

Пришлось импровизировать, чтобы первым же броском не убить Марта. Знак, слабый и более всего напоминающий иглу, угодил в «ската», поработившего сознание инквизитора. Тварь вскрикнула от неожиданности, резко взлетела в воздух, натягивая белую пуповину.

И я сразу же швырнул второй знак, черный бритвенно-острый диск. Он без труда перерубил нить-пуповину, связывающую инквизитора и паразита, пролетел дальше и развалил одного из приспешников герцогини на две неравные части.

Наверное, для постороннего взора это выглядело крайне эффектно и совершенно неожиданно. Внезапно человек раздваивается без особых на то причин, брызжет кровью, даже не поняв, что уже мертв.

Отец Март закричал от боли, изогнувшись дугой, а я тем временем третьим знаком-копьем пробил «ската», пригвоздив того к стене. Сторонники темного культа не поняли, что происходит, но кинулись к клирику, хватая его за руки и за ноги, прижимая к полу, чтобы он не шевелился.

Церковная магия прогремела гласом божьих колоколов. Молотом долбанула по стенам, обвалила одну из двух лестниц, ведущих вниз, вдребезги разнесла пол, подняв людей в воздух. Я на мгновение ослеп, упал на четвереньки, затем откатился под прикрытие колонны, ощущая приступ молитвенного экстаза.

Сверкнуло рубиновым, в ответ полыхнул солнечный свет. Темная душа рядом со мной визжала от ужаса, хотя ей-то это все повредить никак не могло.

Наконец я рискнул выглянуть из своего укрытия. Вокруг валялись изуродованные тела. Отец Март, которого еще немного пошатывало, держал за волосы пытавшуюся вырваться герцогиню.

— Людвиг, вы очень вовремя, — поприветствовал он меня. — Что это было?

Я понял, клирик спрашивает о мороке.

— Темная душа.

— Воистину славен Господь своими помыслами. Он послал мне вас не случайно. Сиокко?

— Не выжил. — Я уже сбегал по лестнице, а старикан плелся за мной, злобно зыркая по сторонам. Присутствие инквизитора его пугало.

— Жаль. Он был настоящим воином Господним. Да перестаньте вы уже, ваша светлость! — с некоторым раздражением попросил он шипящую герцогиню и, когда та не подчинилась, ударил ее по лицу раскрытой ладонью левой, свободной руки.

От оплеухи ее голова дернулась, герцогиня охнула, разом потеряв весь свой боевой задор:

— Как вы смеете! Я сестра короля!

— Тем хуже для его величества. Когда вы будете гореть на костре, к нему тоже возникнут вопросы. У Церкви, у дворянства, у народа. Люди не любят властителей, родственники которых занимаются темной магией, едят мертвых и поклоняются демонам. Обычно такие правители недолго сидят на троне. Ведите себя хорошо. Право, я не хочу причинять вам боль, но сделаю это, если вы дадите мне хотя бы малейший повод.

— Я женщина!

— Вы ведьма, и у вас нет патента, — жестко ответил он, наконец-то отпуская ее растрепанные волосы.

— Она не опасна? — Мне не нравилось, что он дал ей свободу.

Герцогиня зыркнула на меня со злостью. Если бы взгляд мог убивать, я был бы уже мертв.

— Сейчас не опаснее змеи, у которой сцедили яд. Нам следует убираться, Людвиг. Моя магия для демона все равно что пинок в брюхо. Теперь он знает.

Герцогиня горько рассмеялась, и ее миловидное лицо исказилось.

— Вы глупцы! Убили всех моих людей! Тех, кто добровольно отдал бы себя в жертву! Без нее портал не откроешь! Прикончи стража, инквизитор. И тогда у тебя есть шанс избежать гнева моего повелителя.

Она хотела стравить нас друг с другом, посеять недоверие, разобщить.

— У меня есть куда более интересный вариант. — Клирик легко поднял ее с пола. — Вернемся назад. Портал, через который мы пришли за вами, все еще открыт, ваша светлость. Людвиг, к сожалению, я мало что соображал в последний час. Вы хорошо запомнили дорогу?

— Здесь настоящий лабиринт. Но у меня есть провожатый.

— Тем лучше. Ей доверия нет. — Инквизитор положил руку на плечо герцогини, и та вздрогнула. — Идемте, ваша светлость. Обсудим поедание мертвых, когда вернемся в наш мир.

— Мы не вернемся. Он не позволит нам. Даже такой, как ты, не сможет ему противостоять. Его слуги уже в пути. Так что трясись от страха, инквизитор!

— Я боюсь лишь гнева Господа, — ответил тот.

— Но все же бежишь от того, кто сильнее тебя.

— Вы явно спутали меня с фанатиком, ваша светлость. А теперь проявите благоразумие. Идите вперед, или я буду вынужден вас тащить.

— Теперь отпусти меня, — сказала темная душа, когда мы оказались недалеко от собора. — Выполни свою часть сделки, страж. Я не хочу быть рядом, когда он будет рвать вас на части.

— Можешь идти, — разрешил я, и инквизитор с пленницей обернулись на мои слова.

Я мог бы отправить его ниже, но это не моя работа. Я занимаюсь тем, что очищаю мир от темных сущностей и защищаю людей, а не тем, чтобы пинками распределять грешников по секторам ада.

— А это? — Старик потряс рукой, на которой сиял знак.

— Исчезнет, когда я вернусь в свой мир.

Он грязно выругался и юркнул в темный коридор, не смея настаивать.

— Стойте! — уперлась ногами герцогиня. — Дальше нельзя! Требуется жертва. Невидимые охранники в церкви нас не пропустят!

— Людвиг? Мнение эксперта, пожалуйста, — попросил отец Март, сильнее сжимая пальцы на плече ведьмы.

— Опасности больше нет.

— Что бы мир делал без стражей, — усмехнулся инквизитор.

Церковь после того, что здесь случилось, казалась разоренной бандой наемников. В боку закололо, и я предупредил:

— Демон близко.

— Еще нет. Это всего лишь его гончие. Поспешим.

Мы то и дело переходили на бег. Воняющая луком пещера, затянутое туманом странное кладбище и, наконец, зеркальное отражение особняка. Герцогиня спотыкалась, не успевая за нами, но отец Март был безжалостен и волок ее за собой, вцепившись в женщину, точно мастиф в кость.

Они настигли нас в танцевальном зале, ворвавшись снаружи, разбив стекла. Трое демонов с собачьими головами, на которых чудовищно разрослись малиновые опухоли. Поджарые, с выпирающими через серую кожу ребрами. Каждый из них был выше меня по меньшей мере на ярд, двигался на полусогнутых коротких ногах, помогая себе свободной рукой, точно обезьяна. В другой руке у них были широкие полосы металла с изогнутыми рукоятками.

Инквизитор толкнул герцогиню мне:

— К стене, Людвиг!

Я схватил пленницу за руку, безропотно выполняя приказ, отступил назад. Одно из отродий тут же ринулось мне наперерез, но споткнулось и растянулось на полу, когда Пес Господень ударил в него солнечным распятием. Огромный меч с противным звяканьем, крутясь, проехал по гладким плиткам и канул во мраке.

Две другие твари кинулись на легата Риапано. Одна взвилась в прыжке, рухнула на то место, где только что стоял отец Март, выбивая клинком из камня искры. Вторая попыталась подрубить клирику ноги, но оружие столкнулось с его ладонью и разлетелось расплавленными каплями, каждая из которых сияла, точно бриллиант, насыщенный божественным светом.

На первый взгляд инквизитор двигался не так проворно, как свора, которая на него нападала. Он ступал аккуратно, мелкими шагами, не делая никаких лишних движений и не сгибая спины, но отчего-то демонические воины не могли задеть его ни мечами, ни когтистыми лапами, ни зубами.

С каждым шагом он отводил их все дальше от нас, в противоположную часть зала. Слово, произнесенное им, грянувшее многоголосым эхом, точно пушка, раскололо голову одного из демонов, отшвырнув другого.

— Идите, Людвиг! — крикнул он, вскидывая сияющие ладони, и мне почудилось, что за его спиной собирается все небесное воинство.

Я потащил за собой наполовину ослепшую, ошеломленную герцогиню, слыша, как за спиной вовсю поют хоры и гремят колокола. В ход пошла тяжелая церковная магия, которая могла если не повредить, то ввести в экстаз обычного человека на несколько часов.

Дорогу я помнил. Оставалось совсем чуть-чуть.

— Послушайте! — Герцогиня попыталась вырваться. — Помогите мне!

— Не останавливайтесь.

— Вам не надо ничего делать! Просто дайте мне закрыть портал.

— С чего бы мне так поступать? — Мы начали подниматься по лестнице, где на перилах висело тело, проткнутое стальными шипами.

— Вы будете богаты!

— Я и так достаточно богат, — усмехнулся я.

Она хотела привести еще один аргумент, но нас нагнал отец Март, и женщина замолчала.

— Со слугами покончено. Однако хозяин наступает нам на пятки. Слышите?

Я слышал. Хруст, треск, грохот падающих стен. Что-то огромное шагало напролом, не разбирая дороги.

Мы больше не шли. Безостановочно бежали. И герцогиня быстрее всех. Она была в ужасе от того, что привела в дом своего повелителя инквизитора, и теперь встреча с демоном казалась ей куда худшим вариантом, чем костер.

Низко, протяжно заревел десяток глоток.

Я, не удержавшись, на мгновение обернулся. Нечто огромное, занимавшее все пространство, боком протискивалось по коридору, пытаясь нагнать нас. Я увидел множество голов и сотни алых глаз.

— Людвиг, быстрее! — поторопил меня отец Март, волоча на себе рыдающую герцогиню.

Мы буквально ввалились в спальню, и я с облегчением увидел, что портал все еще открыт и с той стороны стоят встревоженные наемники. Инквизитор пропустил меня вперед, сам оставшись на месте, крепко держа извивающуюся пленницу.

— Что вы делаете?! — крикнул я, находясь уже в нашем мире.

Он повернул ко мне решительное лицо;

— Планы изменились, Людвиг. Если ее сжигать, то это затронет слишком многих людей. Я вызову бурю. И в стране, и в политике. Погибнут невинные люди. А она этого не стоит! Оставайтесь на месте! — рявкнул он, когда я хотел вернуться к нему. — Вы достаточно рисковали сегодня! Думаю, ее светлость вполне готова расплатиться здесь и сейчас.

Я понял. И она поняла. Завыла, попыталась вцепиться ему в лицо и оказалась на полу.

— Вы не пройдете очищающее пламя. Вы уже в чистилище. Пора взглянуть в глаза вашему ложному богу.

— Нет! Умоляю! Я сестра короля!

— Молите Бога о прощении. И Он, а не я, когда-нибудь дарует его. Даже такая грешница, как вы, рано или поздно будет прощена.

В дверном проеме показалась зловещая масса. Головы выли, голосили, щелкали зубами, и клирик с силой толкнул женщину к демону. Она заорала, отчаянно и обреченно, врезаясь в смрадную плоть.

Когда ее тело начали рвать на части, я не стал отворачиваться. Продолжал смотреть. И смотрел до тех пор, пока инквизитор не оказался рядом и каблуком не разбил зеркало, закрывая портал.

В самый южный город Литавии — Бьенцо-Лево — я попал после того, как недалеко от Сигизии наш корабль едва не взяли на абордаж хагжитские пираты. Капитану пришлось сильно забирать к востоку. Там нас догнал запоздавший весенний шторм. Последний и самый сильный в этом году.

Наше торговое судно изрядно потрепало и побросало по волнам, отнеся еще восточнее. Так что оставшееся расстояние до Билеско мне предстояло добираться по суше, и Бьенцо-Лево вполне годился для начала следующего этапа путешествия. Я намеревался найти подходящий дилижанс и достичь точки назначения меньше чем за неделю.

Место было так себе. Неуклюжие дома, состоящие из множества пристроек, громоздящихся друг на друге, словно кубики, с помощью которых ребенок хочет достать до неба. Получающиеся башни казались совершенно ненадежными, словно вот-вот собирались упасть мне на голову. Застройка была такой плотной, что темно-бордовые, точно голубиная кровь, черепичные кровли сходились друг с другом, как два пьяных товарища, оставляя от небесной лазури лишь узкую щель, через которую на улицы едва-едва проникал свет.

Здесь всегда царили сумерки, было сыро и грязно. Запах тоже не предполагал приятного времяпровождения, особенно если учесть, что в соседнем квартале находились красильни, в которых обрабатывали свиные, лошадиные и бычьи кожи. Ветер то и дело доносил тошнотворные ароматы из чанов, где выдерживались шкуры, а по сточной канаве тек разноцветный ручеек из краски.

Проповедник скалился, словно Пугало. Он, в отличие от меня, был избавлен от вони. И не переставая радовался, что шторм не поглотил корабль, что наконец-то наступило лето, что история с инквизитором закончилась для меня хорошо. Старый пеликан был настроен до того благодушно, что я даже начал думать, что его подменили.

Внутренняя часть города была огорожена дополнительной, очень старой и низкой стеной. Имелись и ворота — две арки, одна из которых служила для входа, другая для выхода. Двое стражников взяли положенную мзду за проезд и, не задав мне никаких вопросов, отпустили.

Внешне улицы здесь мало чем отличались от тех, по которым я ехал несколько минут назад, — такие же темные, узкие, хаотично расположенные. Но, к счастью, не воняли красильней, и от этого из глаз не текли слезы.

Мне несколько раз пришлось крикнуть, чтобы дали дорогу. И раз двадцать прижаться к лошадиной шее, дабы не разбить голову о низкие выступы, балконы и щиты с гербами ремесленных кланов да названиями постоялых дворов. Дорога оказалась мощена широким, плоским камнем, и эхо от ударов конских копыт металось вокруг меня, отражаясь от сдвинутых друг к другу стен.

Главная улица, заканчивающаяся ратушей с часовой башней и чумным столбом, посвященным Деве Марии, была отдана под ярмарку. Тут торговали в основном фруктами, мешками с зерном и солью, которую привозили с юга.

Контора «Фабьен Клеменз и сыновья» располагалась в башне, возвышающейся над другими домами этого района на целых два этажа.

— Странные постройки. — Проповедник, задрав голову, оценил увиденное.

— Сто лет назад прибрежные поселения страдали от пиратов, и если разбойники брали внешний периметр укреплений, то жители прятались здесь.

— Но времена изменились. Теперь это уже не крепости. Я вижу, что прорубили окна и разобрали стены во многих местах.

Я передал лошадь на попечение слуги, вошел внутрь. Почти сразу же появился предупредительный клерк с совершенно незапоминающимся лицом. Взял ивовый прутик, изучил данные с моей руки.

— Господин ван Нормайенн, рады видеть вас в нашем заведении.

— Есть для меня корреспонденция?

— Одну минуту. Я проверю.

Ждать пришлось не минуту. И не две. Но он вернулся, вручая мне несколько конвертов и перетянутый бечевкой небольшой сверток. Три письма были от Гертруды, одно от Львенка. Я отложил их на потом.

— Вы позволите? — спросил я у клерка, кивая на сверток.

— Для наших клиентов все что угодно.

Я сел в кресло, кинжалом разрезал веревку, развернул вощеную, все еще холодную после магии пересылки бумагу. Книга в темно-зеленой обложке и записка: «Выполняю свое обещание».

Я прочитал тисненные на телячьей коже буквы:

Яков Тинд «О поздней империи и создании княжеств».

Чувствуя, что Проповедник заглядывает мне через плечо, открыл шестую страницу и посмотрел на рисунок, где был изображен портрет темного кузнеца.

Этот человек чем-то походил на меня. Судя по всему, высокий и сильный, светловолосый, с густой бородой, синеглазый. Вот только смотрел он прямо и грозно. Я опустил глаза и прочитал всего лишь два слова: Император Константин.

Назад: История вторая Тени Арденау

Дальше: История четвертая Проклятый горн

История третья Пожиратели плоти

История третья
Пожиратели плоти