Глава 27
Отэмн
Я проснулась и почувствовала запах цветущего сада, такого же, какой был у дома моей бабушки. Я перевернулась на спину и глубоко вдохнула этот свежий, слегка влажный воздух. Запах был чудесный — легкий и освежающий. И еще приятнее было от того, что мое одеяло грели теплые солнечные лучи…
Только после третьего вдоха я осознала, что моя комната не должна пахнуть весенним днем, и когда села на постели и открыла глаза, то не смогла сдержать восторженного возгласа. Всюду стояли цветы и подарки, а в самом центре разместился огромный букет роз.
Посмотрев на часы на прикроватной тумбочке — или, точнее, на вазу с тюльпанами, которую мне пришлось отодвинуть, чтобы увидеть циферблат, — я поняла, что уже почти десять. И конечно, было слышно, как кто-то возится в кухне, из комнаты родителей доносилось гудение фена, а снаружи Атаны оживленно болтали на сейджианском.
Я отбросила одеяло и в ночной рубашке пошла к розам. С края вазы свисали две карточки. На первой были нарисованы воздушные шары и именинный торт, а на обратной стороне была надпись:
Надеюсь, ты не возражаешь, что я приворожил твое сердце;)
С днем рождения! С любовью, Фэллон
Придурок! Если он думает, что, получив эти цветы, я когда-нибудь… когда-нибудь прощу его… Я открыла вторую карточку, прочитала ее и тут же сожгла от злости.
Никогда не оскорбляй меня. Ты сделала мне больно. Если бы решение зависело от меня, я бы давно все тебе рассказал. Но это не так.
Е. К. В. принц Фэллон
А как насчет того, что от всей этой лжи мне тоже больно? От того, что меня держали в неведении, словно дитя малое!
Я подошла к следующему букету, составленному из бледно-желтых и золотистых роз и гвоздик и листьями папоротника по кругу. Это был букет от Эдмунда, который прислал еще и богато украшенную открытку. Среди подарков была деревянная обувная коробка, в которой я обнаружила пару великолепных, украшенных стразами шелковых бальных туфель. Я громко рассмеялась, заметив, что они без каблука.
Дальше стоял горшок, из которого на мой стол и ниже свисали белые с желтыми серединами цветы, по форме напоминавшие крошечные граммофоны, которые непрочно крепились к извивающимся, словно плющ, стеблям. Опустившись на колени, я прочитала, что это подарок от всей семьи Мортено, а цветы назывались вьюнком и символизировали смиренное упорство. Я наклонила голову и вдохнула их аромат, восхищаясь тем, как переплетаются друг с другом липкие стебли.
Затем я перешла к самому яркому букету в комнате — к охапке высоких желтых роз в прозрачной вазе. На карточке значились имена герцога и герцогини Виктория. Рядом с вазой стояла большая плетеная корзина, доверху наполненная конфетами, шоколадом и свежими фруктами. В ней же, завернутые в прозрачную сиреневую ткань, лежали комплекты постельного белья, на золотистой поверхности которых виднелся красивый рисунок. Мне показалось, что это герб, но развернуть замысловатую упаковку я не решилась. Тут же лежали и полотенца, на которых были вышиты мои инициалы.
Самый большой букет представлял собой композицию, выложенную в форме эмблемы герцогини английской: смесь красных и магическим образом высушенных золотистых роз и имитации Прикосновение смерти. Последнее было весьма кстати, учитывая тот факт, что в доме были люди. Он был слишком тяжелый, так что поднять его я смогла, только прибегнув к магии, после чего еще какое-то время пришлось крутить его в поисках карточки. Она была запечатана восковым гербом Атенеа. Внутри я обнаружила записку с поздравлением, пожеланием долгих лет жизни и неофициальным приглашением занять свое место в Совете. Написано было, что цветы являются подарком от всей королевской семьи, но, судя по подписи, король начертал пожелание собственной рукой.
— Силы небесные… — выдохнула я, отходя на шаг назад.
Я знала, что осыпáть девушку цветами на знаменательные дни рождения было сейджеанской традицией, но была поражена количеством людей, которые решили поздравить меня. Продолжая свое путешествие между вазами, я недоумевала, откуда герцоги Милана и Бретани, а также виконт из Баварии знали, куда отправлять их или как пробраться через кольцо охраны, в которое я теперь была закована. Эту тайну я раскрыла, когда добралась до орхидеи, присланной из сейджеанского посольства в Лондоне, к которой прилагалась карточка с извинениями. Но это было еще не все: я получила поздравления от директора школы Сент-Сапфаер и других учителей, от друзей по старой школе и не только, здесь же было ожерелье и одна стеклянная розовая роза от Джо. А дальше оказалась гора гораздо более человеческих подарков, в которых было полно наборов дешевой косметики и открыток от моих друзей; наконец, были даже открытки «с шестнадцатилетием» от тетушек и дядей по маминой линии, о существовании которых я и не подозревала.
Медленно выдохнув, я снова упала на кровать, раздираемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, то, что обнаружилось вчера, взволновало и разозлило меня, с другой стороны, я была разочарована… Принц мне соврал. Почему он просто не сказал, что приехал из-за Экстермино? В этом не было никакого смысла, и за исключением моих подозрений, что за ее смертью стояли не подчиняющиеся Совету фракции, я не знала, какое отношение все это имеет к моей бабушке, но уж лучше так, чем жить во лжи.
Мое внимание привлекли розовые тюльпаны на прикроватной тумбочке. Белая ваза была опоясана такого же вызывающего розового цвета лентой, а под ней лежала влажная карточка с отпечатком стоявшей на ней вазы.
Я схватила ее и развернула, но, как только увидела первую строчку, мое сердце опустилось: «Доченька…» Дальше было написанное папиной рукой поздравление, но подписались они оба.
Я бросила карточку на подушку, а разорванный пополам конверт полетел на пол.
Прибегнув к помощи магии, всего через десять минут я оказалась умытой и выглядела вполне презентабельно. Идя на долетавшие снизу запахи, я спустилась в кухню, где папа уже выкладывал на тарелки омлет. Моя порция с помидорами и чем-то еще уже ждала на столе. В отличие от моей ситцево-цветочной спальни, на современной кухне было довольно странно видеть десятки цветочных ваз — а их было именно десятки. Казалось, папа срезал все цветы в нашем саду, которые не успели увянуть от ноябрьского холода. Сочетание их аромата и запаха еды было просто божественным, о чем я тут же сказала папе.
Он обернулся, снимая сковороду с плиты, потому что явно не ожидал, что инициатором разговора стану я.
— С днем рождения! — сказал он смущенно и вернулся к плите. — Мама еще прихорашивается. Может, не станем разворачивать подарки, пока она не спустилась?
— Конечно, — ответила я, принимаясь за свой завтрак, и внимательно посмотрела на папу. Он был человеком нервным, но у него обычно хватало воспитания не поворачиваться спиной к тем, с кем он разговаривал.
— В общем… Мортено сказала мне, что вы с принцем немного повздорили вчера вечером.
А-а, так вот к чему он клонит.
Я никогда не была сторонницей разговоров по душам с папой, и сейчас, когда возможность уехать из родительского дома была уже так близка, начинать не собиралась.
— Да так, просто размолвка. Все нормально. Я все равно еду в Атенеа, меня зовут ко двору.
— Значит, с тобой все в порядке? Тяжелая артиллерия вроде мороженого и мелодрам не понадобится?
— У меня все прекрасно, — соврала я. — А что?
Он уклончиво пожал плечами и положил сосиски на сковороду. Не донеся вилку до рта, я замерла в ожидании ответа. Он наконец продолжил:
— Принц заходил сегодня утром.
— Что?!
Я с грохотом уронила приборы на тарелку.
Папа уменьшил огонь под сковородой, подошел и сел на стул напротив меня. Я редко оказывалась так близко к нему, разве что когда он изредка обнимал меня, но в этом случае я не могла встретиться с ним взглядом. Я никогда раньше не замечала, как сильно его глаза похожи на мои.
— Во-первых, он попросил меня передать тебе вот это.
Из кармана брюк он достал крошечную коробочку, в какие обычно упаковывают кольца. Когда я взяла ее, мое сердце замерло. Папа одобрительно кивнул, и я подняла крышку.
Внутри оказалась золотая цепочка, на которую были нанизаны брелоки и украшенные драгоценными камнями бусины. Подняв ее к свету, я увидела, что разноцветные камни не были гладкими — на их поверхности оказались выгравированы разные гербы, включая гербы моей семьи и Атенеа. Учитывая их размер, мастерство, с каким это было выполнено, поражало: даже с применением магии такая тончайшая работа стоила недешево. А вот брелоки — миниатюрный Биг-Бен, крошечная доска для серфинга в бело-синюю полоску, кленовый лист, пластиковый дартмутский пони и флаг графства Девон — были, напротив, явно дешевыми, наподобие тех, что можно купить в любой сувенирной лавке, хотя значение каждого из них было куда важнее любых драгоценных камней. Но внимание мое привлекла большая золотая буква А, потому что на обратной стороне мелкими, едва читабельными буквами было написано мое полное имя и титул. Этот браслет с брелоками был изготовлен и собран специально для меня.
— Ух ты! — только и смогла произнести я, пока папа помогал мне застегнуть браслет на запястье. Он подошел идеально, опускаясь как раз до запястья, когда я опустила руку, чтобы полюбоваться.
— И… — продолжил папа, возвращая меня к реальности, — он попросил моего разрешения… ну, как он сказал, «ухаживать» за тобой.
Мои глаза тут же порозовели, и, уверена, щеки стали цвета помидоров на тарелке.
— Правда?
— И я ему разрешил. Он явно без ума от тебя, а ты от него — судя по тому, что стала вести себя гораздо приличней. Мы живем в двадцать первом веке; теперь ты сама себе хозяйка: тебе шестнадцать, ты — герцогиня и можешь самостоятельно принимать решения. Ты — хозяйка своей судьбы. Именно так воспитывала тебя бабушка.
Я была поражена его сдержанностью.
Неужели не будет лекции о том, как вести себя с парнями? Предостережений об опасностях взрослой жизни?
Я покачала головой и приподняла плечи, словно спрашивая: «И что?»
— Мы с мамой поговорили и пришли к выводу, что оба боимся того, что это станет концом наших отношений. Ты уедешь в Атенеа, будешь герцогиней, а мы… останемся в стороне.
Папина нижняя губа задрожала. Я пыталась смотреть в сторону, но не могла отвести от него взгляд. Он напоминал потерявшегося маленького мальчика, когда смотрел на меня большими круглыми глазами, в которых читалась мольба, и опирался на спинку стула, словно боялся упасть.
— Вы можете навещать меня, — нерешительно предложила я.
— Нет! — услышала я строгий ответ, и в кухню вошла мама. — Не обрекай папу на такие мучения. Ты станешь приезжать к нам, как только не будешь нужна при дворе.
Я хотела возразить, сказать, что мне нужно думать о дальнейшем образовании, и потом — есть еще вопрос безопасности. К тому же, если о наших с Фэллоном отношениях станет известно, придется справляться с повышенным интересом прессы к моей персоне. Но одного взгляда на папу хватило, чтобы понять: я не могу заставить его приезжать в нашу страну, просто потому что он не был одним из нас.
— Я попробую, — сдержанно пообещала я и продолжила завтракать.
— Мы решили, что главный подарок на этот день рождения должен быть практичным, — так же сдержанно сказала мама, — поэтому заказали пошив того, что понадобится тебе в Атенеа. Остальные наши подарки можно развернуть потом.
— Да, — слабо произнес папа, явно не замечая того, что по кухне разносится запах горелой свинины. — Я не смог вспомнить всего, что нужно леди при сейджеанском дворе зимой, но мы заказали бальные платья, перчатки, повседневную одежду и обувь… а еще корсеты, туфли и одежду для верховой езды. На остальное, как и на любые другие расходы, которые могут у тебя возникнуть, денег на твоем счету более чем достаточно.
— Спасибо, — сказала я тихо, отмечая для себя, что нужно будет узнать, у какого именно мастера они сделали заказ. Пожалуй, единственным, что я унаследовала от мамы, было отличное чувство стиля, но стили наши отличались, и я не доверяла ее выбору, когда речь шла о вещах, подходящих для Сейдж.
— И вот еще, — продолжила мама, доставая из кучи поздравительных открыток, что лежали посреди стола, толстый конверт. — Это от твоей бабушки. Она велела нам передать его тебе в день шестнадцатилетия.
Я взяла его трясущейся рукой. Это был обычный желтый конверт, но когда я перевернула его, то узнала размашистый почерк бабушки — большие вытянутые буквы, выведенные чернилами, а не ручкой.
Я указала на дверь, безмолвно спрашивая разрешения выйти, чтобы открыть конверт в одиночестве. Папа кивнул, однако резкое замечание мамы остановило меня.
— Полагаю, это последний день рождения, который ты проводишь с нами.
Я задержалась у двери, ожидая продолжения, но она, видимо, закончила. В ответ на этот упрек я не почувствовала угрызений совести. Такова была моя реальность.
— Я спущусь к обеду, — ответила я.
Я пронеслась по лестнице в свою комнату и устроилась на подоконнике. Когда я открывала конверт, руки все еще дрожали. Конверт был запечатан, но когда я достала письмо, оно показалось мне таким хрупким. Первое, что я заметила, была дата вверху страницы. Неудивительно, что бумага казалась такой ветхой, — письму было шестнадцать лет, оно было написано в день моего рождения.
Я была необъяснимо напугана, держа в руках этот призрак моей плоти и крови. Было не слишком приятно, что послание пришло с того света, но прочитать его было нужно.
Продолжательница моего рода!
Сегодня ты родилась, и древнее королевство, частью которого ты являешься, возрадовалось. В этот день семья и герцогство, которые ты однажды возглавишь, плачут, ведь ты — чудо, о котором мы так долго молили судьбу. Леди Отэмн Роуз, добро пожаловать в этот мир! Торжественно обещаю, что до конца своих дней буду в нем твоим проводником, помогая справляться с опасностями, чтобы ты смогла смело встретить отведенную тебе судьбу.
Подрастая, ты узнаешь, почему так важна для нашей семьи, и хотя тебе может быть не всегда легко понять, что происходит вокруг, верь, что тебя любят и семья, и королевство.
Подрастая, ты также узнаешь, что будешь похожа на меня очень во многом — в чем-то хорошем, в чем-то нет. Ты узнаешь, что я — провидец, и ты тоже — провидец, и наше общее проклятие — ключ к нашему будущему. Видения поведали мне, что давление, которое я оказывала на твоих родителей в своем желании иметь наследника, не просто прихоть — на самом деле это сама судьба. Твои же видения просто принесут лучшее будущее тем, кто доживет до того времени.
Дело в том, что и я, и еще один провидец, мой друг Иглен, неоднократно видели мою неминуемую смерть — мне предрешено пасть невинной жертвой от руки Экстермино. Ты посчитаешь мою судьбу несправедливой, но пойми, что я должна умереть, чтобы ты жила и страдала среди людей в доме своих родителей. Все это нужно для того, чтобы ты осознала те сложности и препятствия, с которыми сталкивается наш народ. Это поможет тебе стать сильнее и мудрее. Я видела это. Такова правда.
Теперь моя миссия выполнена, а тебе рано или поздно придется смириться со своей судьбой. Я приняла осознанное решение вмешаться в судьбу — чего тебе следует остерегаться — и сообщить тебе об этом сейчас, чтобы ты могла подготовиться к своему неизвестному будущему.
Я мало чем могу помочь тебе, ведь не вижу событий дальше собственной смерти. Моим единственным наказом тебе будет отправляться к Атенеа — они защитят тебя и, возможно, будут ждать твоего прихода. Все остальное всего лишь предположения. Иглен будет твоим союзником в королевстве вампиров, где тебе нужно как можно скорее найти свою сестру Героиню, твое появление с точностью до дня предсказал Антэ, великий ученый и провидец, а семья Мортено станет твоей защитницей. Держись в стороне от мелкой знати и, ради судьбы, не сближайся с людьми — членами Совета измерений, потому что их перебранки ни к чему хорошему не приведут.
Я горда тем, что умру ради женщины, которая изменит все. Единственное, о чем я сожалею, — это то, что я не увижу, как ты превратишься в женщину и будешь наслаждаться радостями материнства, теми радостями, которые предстоит испытать мне, воспитывая тебя, зная, что ты последняя в роду и рождена, чтобы пробудить девятерых.
Ее судьба сокрыта в камне,
Ведь трон ей прочат издавна.
Последняя в роду и символ славных,
Она последняя, кому та жизнь дана,
Любовь ее, учитель, ложь,
Ее судьба предрешена.
Когда невинные погибнут,
Появятся все девять дев.
Ты первая Героиня из пророчества Контанала, дитя. Ты — надежда нашего народа. Ты должна предотвратить войну, которую предвидели и Контанал, и многие другие.
Дитя, Леди Героиня, поспеши найти союзников и побыстрее отправляйся на поиски остальных Героинь. Время — твой главный враг.
При жизни и после смерти,
Проф. Р. Элсаммерз,
Герцогиня Английская
Нет.
Нет!
Она пала невинной жертвой. Она умерла из-за меня!
Вот что так долго скрывали от меня Атенеа. Вот почему она умерла…
Тяжесть вины толкнула меня вниз, и, повинуясь ей, я упала без чувств.
Где-то в глубине души я надеялась, что больше никогда не очнусь.
