Мы не стали спускаться через знакомую по прошлой вылазке пристройку во дворе дома на углу Хрустального переулка. Пришлось воспользоваться лазом в самом начале Никольской, у самой Лубянской площади. Идти предстояло вдвое дальше; однако Владимир Алексеевич уверял, что хорошо знает дорогу.

Так и вышло: под всей Никольской тянулся тоннель для сточных и дождевых вод: полукруглый свод, глубокая канава посредине и узкие – только-только одному ноги поставить – карнизы вдоль стен.

Мы шли параллельно; я – по правой стене, Владимир Алексеевич – по левой. В трудных местах, там, где карнизы были выкрошены, мы подавали друг другу руки. Впрочем, сейчас сточных вод было немного – наверху вторую неделю стояли морозы.

Я молчал – говорить не хотелось. Не то чтобы боялся, нет – мне ОЧЕНЬ не хотелось делать то, ради чего мы пришли сюда. Так что шел я, нарочито медленно переставляя ноги в резиновых бахилах, обшаривая лучом налобника стены и кирпичный выступ, тянущийся вперед, во мрак. В руке плясала лупара с примотанной к стволам светящейся зеленоватым светом палочкой, а в другой я сжимал «искалку» – без нее портал было нипочем не сыскать.

В сущности, все «методы», переведенные с загадочных металлических листов, крайне просты. Вот, к примеру, эта самая «искалка» – нехитрое приспособление из медной проволоки и трех бусин от коптских четок. А чтобы закрыть проход между временами, вообще не надо было никаких приспособлений. Требовалось лишь ввести одну бусину в контур «базового портала». Проще говоря – взять и кинуть. Лететь она, правда, должна довольно быстро – около 40 километров в час. И все. Куда уж проще?

Единственное условие – в самом портале в этот момент не должно никого быть. Если пульнуть бусиной в «занятый» проход, ничего не выйдет – «попытка не засчитана». Впрочем, ее можно и повторить – кто мешает? Разве что террорист с револьвером, мелочь…

Что за базовый портал? Ну так я вроде бы уже объяснял. На самом деле между прошлым и будущим, а точнее – между этими мировыми линиями действительности, «отстающими» друг от друга по времени, можно создать лишь один-единственный портал. Причем только единожды. А все остальные будут своего рода отражениями этого, первого. И если «погасить» оригинал – то схлопнутся и дубликаты.

Евсеин уверял, что процесс этот необратим. Отец думал иначе – здесь оставалась еще масса неясностей. Евсеин и немецкий археолог, с которым доцент успел спеться за время своей «александрийской» командировки, не разобрались и в сотой доле загадочных пластин. Скажем, доцент давно знал, как открывать базовый портал и первое по счету «отражение». Но, оказывается, для каждого следующего по счету имеется своя особая методика.

Металлические пластины хитро зашифрованы, и пока наши гарантированно расшифровали лишь описание способа «гашения» портала. Недавно они пополнили список достижений методом получения второго «отражения». Письмо с этой – безусловно, крайне ценной – информацией пришло недели две назад, когда наши были уже в Петербурге. Отец на радостях хотел тут же пробить новый канал, прямо в северной столице – уж где-где, а там зданий, достоявших до наших дней, в избытке. Но – оказалось, что «отражение» можно «ставить» не дальше чем в десяти километрах от исходника. Почему? Спросите что-нибудь полегче.

Например – почему Евсеину пришло в голову выбрать для базового портала гнусную подземную дыру? Просто «так получилось». Само приспособление для «пробоя» коридора между мировыми линиями примитивно, но вот правильно подобрать взаимное расположение шариков… короче, первый блин вышел комом. Спасибо, неведомые силы, управляющие порталами, забросили базовый проход в сравнительно доступное место. Окажись он, скажем, в подземельях Спасской башни (до которой рукой подать) – хрен бы мы туда добрались. Даже с учетом того, что местный «белокаменный» Кремль – никакая не правительственная резиденция.

Итак, я шел под землю, чтобы закрыть портал. Насовсем. Порвать «серебряную нить», которая связывает два века и два мира; вокруг которой и вращается теперь вся наша жизнь. А как иначе? Через какие-то десять – двадцать минут через порталы хлынут толпы подонков, вооруженных современным оружием, с рациями, взрывчаткой, лишенных даже проблесков совести. Представляю, какой кровью обернется ЭТОЙ Москве такой «визит потомков»…

Яша не зря гонял своих малолетних сыскарей – мы знали очень много. Да и из Виктора отец с дядей Макаром немало вытрясли – например, кто такие новые боевики Геннадия. Майдауны. Нацики самого гнусного пошиба – отморозки, мразь, слишком трусливые, чтобы честно пойти воевать, и слишком тупые и жестокие, чтобы найти себе мирное занятие. И изрядная часть их – наши, русские, те, кто еще в феврале двинул в Киев, чтобы покидать коктейлями Молотова в несчастных «беркутовцев».

Вот из этих своих старых знакомых по киевскому Майдану Дрон и набрал боевиков. Через них, кстати, и оружие раздобыл – в обмен на похищенный с аптечного склада кокаин. Карабины «Сайга», автоматы (в основном старые, времен Отечественной войны, со складов хранения), а также кое-что посерьезнее.

Три группы. Первая, четыре человека – московские радикалы самого отчаянного толка – уже отправилась в Питер, к Геннадию. Эти нацелились прямиком на царя. Вторая группа – самая многочисленная, из львовских байкеров и активистов Автомайдана. Они ударят через портал на Гороховской – на мотоциклах, щедро рассыпая вокруг себя пули и бутылки с самодельным напалмом. Но это будет лишь отвлекающий маневр, чтобы поднять на уши московскую полицию, до смерти перепугать обывателя, прибарахлиться в заранее намеченных ювелирных лавочках, а заодно – обеспечить спокойный отход третьей группе. Та пойдет вот здесь, подземельем.

Дюжина мерзавцев. Свои, русские, москвичи, по большей части – националистического или полууголовного толка. Пока – при двух-трех револьверах; оружие и прочая амуниция ждут их наверху, в знакомом уже нам лабазе. Геннадий просто купил его – вместе с подвалом, откуда начинался подземный ход. Вчера – мы выяснили это наверняка – в лабаз переправили и запас оружия. Да, из того самого дома на Стромынке, где мы так славно развлеклись с месяц назад. А ведь как мне хотелось спалить чертову халабуду… вот вам урок – доверяйте интуиции!

Выйдя на поверхность, ударная группа вооружается и двигает на Варварку, дом два – к ссудной кассе «Общества взаимного кредита». Дрон организовал налет в традициях лихих девяностых – кассир Общества, чтобы вернуть похищенных боевиками детей, выложил всю подноготную – и теперь «экспроприаторы» знали о крупной сумме золотом и ассигнациями, недавно доставленной в банк. Что вполне их устраивало: Геннадий, не чурающийся дешевых эффектов, намерен был произвести налет и экспроприацию в один день с убийством царя. В один день. Первого марта. Сегодня.

Вот потому мы и торопимся… хотя мне меньше всего сейчас хочется идти быстро. Портал надо постараться «схлопнуть» ДО того, как все «бригадовцы» переберутся сюда, в девятнадцатый век. Иначе – сделают свое дело, пусть даже и возвращаться потом будет некуда, – с такими деньгами, да еще и с оружием, техникой, которые Геннадий и его кореша успели натаскать из будущего, можно и здесь недурно устроиться.

А потому, услышав голоса на подходе к приметной решетке – той самой, за которой открывался портал, – я покрылся холодным потом. ОПОЗДАЛИ? Мы с Гиляровским прижались к стенам, вовремя спрятав источники света. Впереди, за поворотом, метались отсветы – фонари пришельцев.

Точно. Это Олег (Виктор сообщил, что именно он возглавит эту группу) перебрасывает своих бойцов в прошлое – по 3–4 человека за раз, мотаясь между временами как челнок. Бусинки-то у них всего две и одна у Дрона – чтобы открыть подворотню на Гороховской для мотоциклистов.

Голоса стихли, лучи перестали мелькать по стенам; я осторожно выглянул из-за угла и увидал, как один из четверых, стоящих посреди галереи, шагнул в стену. Он вернется секунд через двадцать – с новой тройкой. Все, время пошло!

– Кто не курит и не пьет?

– Кто не курит и не пьет! – хором подхватывают «волчата».

Рубчатые подошвы скрипят по заснеженной мостовой, винтовки на плечах коромыслами…

– Ровно дышит, сильно бьет?

– Ровно дышит, сильно бьет!

Сережа Выбегов ведет колонну бегом, от самой гимназии, на Гороховскую. Дворники, уже привыкшие к таким пробежкам, приветственно машут руками.

– Раз-раз! Раз-два-раз!

Кто-то сзади хрипит – трудно вот так, с оружием, в теплых куртках…

– Раз-раз! Раз-два-раз!

Городовой на углу Вознесенки берет под козырек – «волчата» бодро рявкают в ответ, и страж порядка расплывается в довольной улыбке.

– Скоро мы уже спецназ!

Это словечко – «спецназ» – тоже принес в кружок Роман. Или Ваня? Теперь и не вспомнить…

– Скоро мы уже спецназ!

«Как займем позицию – надо кого-нибудь послать в участок. Ни помочь, ни помешать они не успеют, осталось всего ничего, минут десять; так хоть подготовятся. Хотя – нет, не поверят».

– …Раз-раз! Раз-два-раз!

– Скоро мы уже спецназ!

Десяти минут им не дали. За три квартала от дома Овчинниковых до «волчат» донесся треск и стрельба моторов. Из-за угла вывернули санки – кучер, стоя в рост, нахлестывает лошадь и что-то орет. За ним, причитая, семенят торговки – одна пытается удержать на бегу большую неудобную корзину под тряпицей. Треск становится пронзительнее, громче: на перекресток вылетает пара непривычно громоздких бициклов. На каждом – по двое. Машины разворачиваются поперек улицы, один из седоков взмахивает рукой, и на фасаде дома расплывается огненная клякса. «Коктейль Молотова» – так, кажется? Еще одна бутылка – в окно: звон стекла, женские крики…

– Взвод, в две шеренги! Первая – с колена, вторая – стоя! Заряжай!

По шеренгам «волчат» прокатывает лязг затворов.

А там, дальше, один из домов уже занялся пламенем… какие же негодяи!..

Второй налетчик беззвучно смеется – треск моторов заглушает все остальные звуки – и вскидывает оружие. В механическое стаккато вплетаются частые выстрелы. Извозчик всплескивает руками и валится спиной назад; лошаденка бросается в сторону, в щепки разнося санки об афишную тумбу. Бабы голосят, мечутся посреди мостовой, словно курицы с отрубленными головами.

– В подворотни, дуры! К стенам! Постреляют!

Захлопали окна: обыватели Гороховской спешат узнать – что такое происходит на их тихой улочке? Пронзительно заверещало – выскочивший из подворотни дворник изо всех сил дует в свисток. Один из наездников взревывает мотором и с разгону сносит беднягу своим бициклом. За спиной Сережи сыплются на тротуар стекла – это пока не по ним, это случайные пули. Но стоит чуть помедлить…

– Взвод! Первый ряд лежа, второй – с колена! Изготовиться к стрельбе!

Бандитов на перекрестке уже пятеро.

«Чего они ждут? Пока мы не приготовились – надо броситься вперед, смять, снести, как того несчастного дворника…»

– Федоров, ко мне! Бегом, на площадь, к городовому, потом в участок!

– Но, господин старший патрульный, я…

– Ма-алчать! Выпа-а-лнять! Пошел, через семь гробов в селезенку!

«Волчонок» опрометью кидается в сторону Вознесенки. Полезная все-таки штука – командный голос.

Моторы взревели – налетчики наконец-то сообразили, что им посмели перекрыть дорогу.

– Взвод!.. По кавалерии!..

Какая, к черту, кавалерия?.. Так учили.

– Залпом… пли!

Треск – поперек улицы мостовой будто рванули напополам гигантское полотнище. Гороховскую затянуло легким дымком. Не ждали, сволочи?

Заклацали затворы. И вновь:

– Пли!

Две машины кувыркаются через передние колеса – вместе с седоками. Третью заносит, она валится и боком скользит по заснеженной брусчатке. Две другие успевают остановиться, бандиты вскидывают стволы.

– Пли!

Гр-р-рах! И – клак-клукс-клац…

– Пли!

Где-то во дворах – Ромка, и с ним еще трое. Зашли во фланг и притаились – чтобы в нужный момент ошарашить негодяев огнем в упор. У Романа – автомат, у «волчат» – карабины Генри, по восемь патронов в трубчатых подствольных магазинах.

Николка побежал на Гороховскую заранее, чтобы успеть к порталу до того, как в него ринутся бандиты. Видимо, не успел.

– Пли!

– Пли!

Ответные пули, выпущенные наугад, тренькают над головой. Уцелевшие бициклисты, стреляя выхлопами, ныряют за угол; подбитые машины валяются на заснеженной мостовой, одна занимается бледным, почти невидимым на дневном свету бензиновым пламенем. Седоки – на снегу неподвижными кулями. Один пытается отползти в сторону, к нему подскакивает еще один дворник и с размаху бьет деревянной лопатой-движком. Инструмент, встретившись с круглым, ярко раскрашенным шлемом, разлетается в щепки, дворник принимается остервенело колотить супостата обломком ручки.

Эх, штыков у нас нет… ну да ладно…

– Взвод, цепью, вперед – марш!

Пока все идет по плану. Мы побеждаем. Пока.

Лупара выбрасывает сдвоенный сноп пламени и искр. Часто хлопает револьвер.

Ближайший к нам злодей оседает в мерзкую жижу; второй, получив заряд картечи в грудь, улетает и влипает спиной в осклизлую кирпичную стену. Третий хватается за плечо и падает на колени – в вонючий ил, в грязь.

– Не вбивайте!

Гиляровский разлапистым чудищем бросается вперед, по тоннелю, к капитулировавшему бандиту; тот закрывается руками и что-то бессвязно вопит. Репортер хватает его за шиворот, встряхивает, как щенка, и швыряет об стенку.

– Иван, скорее!

– Твою мать!.. – Лупара выскальзывает из-под мышки и плюхается в ил. Не до нее, потом… выплевываю изо рта на ладонь заветный шарик от четок. Пальцы дрожат – никак не могу попасть бусинкой в кусок кожи на резинке рогатки. Рогатка хорошая – из охотничьего магазина. Здесь ее мощь ни к чему – сошла бы и резинка от трусов. Папа говорил, как они стреляли из таких в школе: загнутыми скобками из цветной проволоки. У резинки было странное название – «венгерка»…

– Ванька!

В портале, за решеткой появляется фигура. Гиляровский навскидку, два раза подряд стреляет ей в грудь. Пришелец падает.

Скорее!

Бах! – Это уже ответка, из портала. Вон, стоит, вскинул руку…

Стрелять? Евсеин писал: «Одна бусинка, без человека…» а там, в портале как минимум еще двое!..

Гиляровский, крякнув от натуги, кидает на стрелка своего пленника и прыгает вслед за ним. Смачные удары, возня… а я стою с натянутой рогаткой и не знаю, что делать…

Один бандит отлетает в сторону, и репортер, сжав в медвежьих объятиях второго, валится спиной вперед в смрадную протоку.

– Давай же!

Резинка больно бьет по пальцам.

Улица архитектора Казакова – так ее, кажется называют здесь, в двадцать первом веке? Да, верно. Неширокая, почти не изменившаяся, в сущности, за эти сто тридцать лет, по сравнению с другими улицами, на которых вообще не осталось ни одного знакомого дома. Только асфальт вместо брусчатки, паутина проводов да вездесущая реклама. Помнится, во время первого визита в будущее глаза разбегались от этих ярких, волшебных плакатов. А теперь вот примелькались, надоели даже – во всяком случае, научился их не замечать.

Машины – не так уж их и много. Одна стоит рядом, в двух домах ходу – водитель вылез, кричит, машет кулаком. Еще бы – только что стая мотоциклов пронеслась с ревом по тихой улочке – и походя ободрали бок его экипажа.

«Как только выйдешь на ту сторону, – внушал Николке Роман, – прячься в сквере напротив дома и звони ментам. Плети насчет байкеров со стволами. Если успеешь – они приедут первыми, ну а пробиваться с боем к порталу дураков нет. Да и менты, увидев эту свору на мотоциклах, наверняка их тормознут, а у тех – стволы. Может начаться пальба, ты, главное, под пулю не попади…»

Но – не успел. Нажав вызов (Ромка заранее ввел номер в аппарат), Николка принялся что-то сбивчиво объяснять, запутался и, к своему стыду, чуть не расплакался от отчаяния. И тут со стороны Нижнего Сусального переулка взревели моторы – полтора десятка двухколесных машин подъехали к дому и группами, по три, стали нырять в портал. Николка в ужасе заорал в трубку: «Быстрее, приезжайте, они уже здесь!» – и тут связь оборвалась. Мальчик принялся лихорадочно жать на кнопки, понимая, что опаздывает… уже опоздал.

Последний мотоцикл, мигнув красным огоньком, скрылся в портале.

«Все», – обреченно подумал Николка. Он подвел своих друзей. Сейчас Ромка и «волчата» схлестнутся с этой дикой моторизованной стаей, с этими… Рыжими Псами, так, кажется, говорил Иван? Да, точно, Рыжие Псы из долины Декан – злобные, сильные, уверенные в себе… с черными оскаленными мордами. И тоже жаждут крови.

Николка, с трудом переставляя ставшие деревянными ноги, побрел через улицу к порталу. Рукоять револьвера, торчащего за поясом, больно впивалась в спину.

Теперь – все. Теперь – только помочь чем может, выстрелить в спину негодяям – сколько успеет. В барабане – шесть патронов, но надо каждый раз взводить пальцем тугой молоточек курка…

Вдоль улицы резануло коротким взвизгом сирены, замигало – со стороны Курского вокзала, из переулка возле вывернула машина, серебряно-синяя, с большими буквами «ППС» на дверках. Мигалки на крыше провернулись, отбросили на стены домов тревожно-синие блики, погасли. Машина остановилась шагов за двадцать от дома и из нее вышли двое полицейских. Молодые, в темно-синей форме, уверенные в себе. Третий остался за рулем, говорит что-то в черную коробочку на витом шнуре. Молодые парни, не старше лет двадцати пяти. У обоих – автоматы. Не такие, как у Романа, – длинные, с пламегасителями на стволах. Первый передвинул оружие вперед и перехватил поудобнее.

Автоматы?!

Шесть револьверных пуль – на всю стаю Рыжих Псов? Мало, мало… Лягушонок Маугли, конечно, умеет орудовать Железным Зубом, но… как там в этой чудесной, хотя еще и не написанной в его мире книге? «Дергать смерть за усы…»

Каа, ты действительно мудрее всех в джунглях! Правда, на этот раз все будет наоборот – за Лягушонком Маугли погонятся не Рыжие Псы, а злые черные пчелы, но… да какая разница – если их жала в итоге найдут врагов?

– Дяденьки! Они туда поехали, во двор с ружьями, а у одного даже автомат! На мотоциклах! Пойдемте, я покажу!

– Кто? Это ты полицию вызвал, парень? Да говори ты толком!..

– Их много! С оружием!

– В чем дело, малый? Да ты иди сюда, не боись…

Главное – чтобы они сразу кинулись за ним. Иначе не попадут в портал – и все будет зря. Тогда останутся только шесть патронов.

А полицейский приближается – крепкий, высокий, в бронежилете поверх теплой куртки… Еще два шага – и дотянется рукой, схватит!

…Шаг назад, спиной – в пугающую темноту портала…

Николка вылетел на родной двор и опрометью кинулся к подъезду. По ушам хлестнула беспорядочная стрельба с улицы, но ее тут же заглушил треск мотора – посреди двора, возле опрокинутой скамейки, разворачивался тяжелый мотоцикл с двумя седоками. Второй стволом вверх держал карабин. А за спиной…

– Ты куда, пацан….. ах ты, мать вашу! Бросай ствол, сука, стрелять буду!

– Менты, падлы! Толян, дави их!

В замкнутом ящике двора автоматные очереди прозвучали оглушающе. Мотоциклист, пытавшийся вывернуть тяжелую машину, повалился вместе с ней на бок, придавливая пассажира. «Сайга» полетела в сторону, в свежий сугроб, в котором с утра торчит дворницкая лопата.

Студент Васютин? Лежит, уставив ослепшие глаза в небо… шинель на груди разорвана пулями. Рядом, на утоптанном снегу – россыпь гильз.

– Где пацан? Вызывай подкрепление!

– Рация сдохла!

– Серега, справа!

– Мать вашу, твари!..

Очередь. Очередь. Очередь.

Николка, не помня себя, ввалился в квартиру. Первое, что он увидел, – огромные перепуганные глаза тети Оли. Она стояла посреди прихожей, обнимая маленькую Настю; зазвенело разбитое стекло, из окон гостиной, выходящих на Гороховскую, донеслась стрельба.

– Никол! Что там происходит? Ты цел?

Мальчик, не обращая внимания на тетку, ужом проскочил в гостиную. А девчонки здесь откуда? Их только не хватало…

– Никол, что это? Мы… Варя… я…

Вновь посыпалось стекло, из стены напротив ударили фонтанчики кирпичного крошева – один, другой, третий…

– На пол, курицы! – не своим голосом заорал мальчик и кинулся к простенку между окнами, на ходу вытаскивая из-за пояса револьвер. Не «бульдог» какой-нибудь – во время визита в Яшину контору Николка обзавелся длинноствольным кольтом со щечками из слоновой кости, большим, солидным. Роман пытался отговорить, но потом махнул рукой. Хочет – пусть берет, не маленький уже…

Николка осторожно выглянул в окошко, поверх торчащих острыми клыками осколков стекла. По дому не стреляли – бандитам было не до того. Они рассыпались по Гороховской и пытались огрызаться сразу в обе стороны – со стороны Токмакова переулка залп за залпом грохотали винтовки «волчат», а из-за балюстрады на террасе перед зданием Межевого института короткими очередями отзывался Ромкин АКСУ. Ну гады, сейчас получите…

Из подворотни в спину бандитам ударили автоматы – скупыми, по два-три патрона, очередями. Николка видел, как один из полицейских колобком перекатился через улицу и устроился за афишной тумбой. Второй, видимо, прикрывает коллегу из подворотни. Вот один бандит упал, второй…

Дзинь – вз-з-з – тдах-тдах – тдах!

Очередь прошлась по фасаду дома, выкрашивая кирпичи, добивая остатки стекол. Это уже не автомат – грохот солиднее, гуще…

– Серега, у них пулемет!

– Николя! – рыдающий вопль из глубины комнаты. – Да что же это!

Простите, дорогая кузина, не до вас…

«Это будет славная охота, – сказал Акела, – хотя для многих она станет последней».

Николка встал и принялся торопливо опустошать барабан кольта, целя с обеих рук по мельтешащим вдали фигурам. Автомат из подворотни поддержал – одна из фигур сложилась вдвое, упала, остальные кинулись в палисадник, отплевываясь на ходу свинцом. Взревели моторы, и из палисадника вырвались пять мотоциклов. Задняя машина тут же повалилась, остальные на бешеной скорости рванули вдоль улицы, туда, где рассыпчато грохотали винтовочные залпы…