Глава 6

Я со стоном повалилась на рабочее место и, открыв ноутбук, уставилась в него невидящим взглядом. Голова раскалывалась на части, и любая попытка сделать умозаключение терпела крах от невыносимой боли.

В дверном проеме появилась чья-то тень.

– Как обстоят дела у нашей мисс мира?

Я даже не среагировала. Тратить хоть гран сил на Турова представлялось мне полнейшим идиотизмом.

– Отчет к шести сдавать, да? Представляю, представляю. Сейчас возьмешь и напишешь за полчасика, а там гуляй себе.

Виски начали гудеть.

– А где Макс? До сих пор не пришел в себя после вчерашнего, простите, суаре на Арбате? Прислал тебя отдуваться за двоих? Бедненькая, Оливин, ты бедненькая.

– Туров, уймись. – Язык с трудом ворочался во рту.

Я успела порядком подзабыть, что такое пить Krug и что похмелье от него ничуть не меньше, чем…

– Оливин! – рявкнули у меня над ухом, и на мгновение мир побелел от вспышки боли.

Когда туман рассеялся, оказалось, что Туров восседает прямо на моем письменном столе в опасной близости от ноутбука.

Я потерла лоб и постаралась перевести взгляд с узких бедер, затянутых в недешевые джинсы. Проклятый ум, не останавливающийся ни на мгновение, сообщил мне вероятную марку и совсем невероятную стоимость, потом вернулся назад, посетовал на вчерашнее и сделал то же самое относительно платья Риты. Я даже оживилась: судя по всему, оно действительно было дешевле и проще моего.

– Меня, между прочим, издают, – сказал Туров – и был таков.

Видно, приличным тиражом, раз купил наконец-то нормальную одежду. Я вздохнула, поворочалась на месте – теперь-то как его урезонивать? – и решила спать.

– Скажите, а Максим здесь? – Кто-то неловко постучал в дверь.

Я почти подскочила на месте:

– Нет, но скоро будет. Вышел нам за кофе, тут буквально пара минут, чтобы дойти.

Проснулась окончательно, только поняв, что наговорила, пожалуй, лишнего. Хорошо хоть, Туров не слышал. Гораздо приятнее держать его в неведении и ощущении собственного безграничного могущества.

– Можно подождать здесь?

Голос принадлежал весьма непростой особе средних лет. Тонущим сердцем я сделала пару выводов относительно нее и испытала странное желание снова увидеть Турова.

– Ждите. – Я коротко, но решительно кивнула на рабочий стол Макса в противоположном углу.

Женщина слегка наклонила голову, профланировала мимо и с невероятным, вынимающим из похмельной меня душу изяществом села за его стол. Именно в этот момент происходящее разонравилось мне окончательно.

– Позвольте поинтересоваться. – Я два раза сглотнула, но проще не стало. – Откуда вы знаете, что Макс здесь работает?

– Он рассказал мне.

Я поняла, что влипла окончательно.

– А это секрет? – Она пристально на меня посмотрела.

– Понятия не имею. – Я придвинула ноутбук поближе, открыла «Pages» и набрала:

«Вчера, около четырех часов дня, случился прорыв».

Фраза была настолько плоха, что я с удовольствием швырнула бы компьютер в стену, но не в присутствии же… знакомой Макса. Назвать ее хоть как-то я затруднялась. Книжный агент? Или как там эта глупость именуется? Непохоже, слишком шикарно выглядит. Да и не стал бы агент приезжать сюда.

– Вы, наверное, Роза?

Я все-таки захлопнула крышку ноутбука, чувствуя, как стучит разогнанное алкоголем сердце. Хорошо, Лешкины приятельницы научили краситься так, что даже после ночи слез и хождения по барам я выглядела свежо и притягательно. А вчера было только шампанское, да и уехали мы не поздно.

Я кивнула и замерла выжидательно. Практика подсказывала, что, если отмести все версии, единственная оставшаяся и будет ответом. В голове сразу мелькнули Шерлок Холмс (у которого в глубоком детстве я этот прием и подцепила), Оскар Уайльд (по миллиону причин), Лондон, наш белый дом, и затылок стало ломить просто невыносимо.

– А почему вы на дне рождении не были? – спросила я и едва сдержала порыв позвонить Турову и умолять его принести мне льда из холодильника, аспирина, чего угодно, только чтобы это все прекратилось.

Розамунда была как-то поустойчивее. Хотя, в общем-то, ее на самом деле не было. Хотя… Ощущение кислоты на коже, длинные тяжелые волосы и глаза в глаза с Гамовым. Неужели все придумка и игры разума?

– Только прилетела из Парижа, никак не успевала. Собственно, это вас не касается.

Я сглотнула, кивнула и вышла за пятнадцатым, наверное, стаканом воды. Рядом с кулером обнаружился Туров, по всей видимости, разговаривавший с цистерной.

– Гера! – размашисто выдавила из себя я и хлопнула его по плечу. – Общаемся с неживой природой, никак?

– Воды холодной нет, Оливин, кто-то переусердствовал и сломал кран. Есть предположения насчет личности злоумышленника?

Он издевательски посмотрел на меня. Я снова испытала какое-то странное и размытое ощущение, совсем уж непонятное в свете того, что мне наконец-то удалось добраться до Лешки, только вернувшегося из очередной командировки.

Виски сжало тисками, и я зажмурила глаза.

Против ожиданий, Туров хмыкнул даже как-то сочувственно и налил стакан горячей воды – мне. Я протянула руку, потом поняла, что смогу взяться только за самый край, какого-то черта проскользила по туровским пальцам и, смущенная и злая, вернулась в кабинет, делая глоток и, конечно, обжигаясь до ужаса.

Любовница Гамова что-то кому-то втолковывала по «Верту», поэтому в довершение всего я чуть было не облилась кипятком. Грызущее чувство заползло под кожу, и я, испугавшись, вдруг поняла, что совсем не ко двору Максимилиана Гамова, предпочитавшего ровесниц и дам постарше.

В коридоре раздались торопливые шаги, что-то хрипло бросил Туров, в ответ послышался знакомый смех. Наверное, надо было бежать.

– Полночь сказал, что ты умираешь, – усмехнулся Гамов, входя в кабинет и протягивая мне пакет из находившейся неподалеку кофейни.

– Полночь? – Дама на том конце комнаты рассмеялась. – Это вы так Германа зовете?

«Дошло», – мрачно подумала я.

– Мам? – удивленно спросил Макс и рванул к своему столу.

Полсекунды я пыталась понять, потом, не веря своим глазам, начала подмечать бесконечное множество, миллион маленьких, поразительных сходств. В самом деле, она его в пятнадцать, что ли, родила? И почему мне это сразу не пришло в голову?

Стараясь не смотреть на то, как они радостно обнимают друг друга – Макс сделался похож на ребенка, и мое сердце дрогнуло, – я деловито вытащила из пакета три больших стакана. Так, один ему, один мне, один… Я сжала зубы посильнее. Один до краев был наполнен льдом.

– Роза, познакомься, это моя мама, Елена Леонидовна.

Я подняла взгляд на расцветшего Гамова, велела себе принять уже наконец-то приятную позу и выражение лица сделать попроще, улыбнулась – и подошла к ним обоим.

– Очень приятно, – сказала я, и это почти не прозвучало ложью.

Гамовская мама хохотнула – и поразительно изменилась.

– Это непростое дитя, о котором я слышу от тебя вот уже на протяжении последнего года, решило, что я твоя любовница.

Я просто взяла и уронила стакан со льдом на пол. Он рассыпался, правда, не весь, и Гамов изумленно переспросил:

– Да ладно?

Я присела, собирая разлетевшиеся льдинки и испытывая мучительное желание высыпать их себе за шиворот. Давненько не встречалась с такими проницательными женщинами. Минимизацию потерь надо было начинать прямо сейчас, а я понятия не имела, в какую сторону двигаться.

– Я просто слишком много выпила вчера в честь вашего сына и позволила себе легкую неточность суждений, а потом, в самом деле, вы себя в зеркале видели?

Самая жалкая тирада за последние пять с лишним лет; даже отъезд из Лондона и разговор с отцом потребовали меньше слов. Но мать Гамова вдруг легко рассмеялась, едва заметно светлея лицом:

– Раз уж эта твоя прекрасная Оливинская такое говорит, впору поверить, а, Макс, что скажешь?

Гамову мое никчемное оправдание тоже пришлось по вкусу. Я наконец дособирала льдинки и, не поднимая головы, ушла в ванную. Не хватало, чтобы они увидели мои пылающие щеки.

Подсчеты я начала производить, простояв несколько мгновений внутри. Судя по всему, страшного ничего не случилось, и выводов никаких Гамов сделать не сумел. Минутку, а что это вообще за «год от тебя про нее слышу»?

Любопытство – и невыносимое желание кофе – выгнало меня наружу.

– …пригласи ее, даже не думай отказываться, я, конечно, обещала ничего не говорить о Рите…

– Мам!

Брови поднялись сами собой, и я усиленно закашляла еще в коридоре. Не хватало прийти в самый драматический момент. Неполадки в семье Гамовых? Не все радужно в Датском королевстве? Да как там эта фраза звучала в оригинале?

Я зашла внутрь, изобразила самую смущенную из всех своих виноватых улыбок и устремилась к кофе.

– Мы на минутку, – сказал Гамов и куда-то потащил свою прекрасную во всех отношениях маму.

Не мудрствуя лукаво и отчаянно пытаясь не делать приятных выводов, я приложила к затылку остатки льда и приложилась к стакану с карамельным макиато. Мир очень быстро принялся светлеть, и я вспомнила, как поцеловала Макса в небритую щеку, а на губах почему-то осталась сладость, хотя пахло от него чем-то очень горьким и невыносимо сексуальным.

Стакан ушел за пару минут. Я потянулась и наконец-то почувствовала себя более-менее живой. Это был отличный результат, ведь живой по-настоящему я не чувствовала себя – дайте-ка подумать – пять лет.

– Душенька, – пропела Арлинова, появляясь в дверях, – пойдем-ка со мной.

– Что-то не так, Микаэла Витальевна? – Я вскочила на ноги и буквально ринулась вслед за ней.

Посреди небольшого холла стояли все: Туров, Макс, его мама, а теперь еще и Арлинова.

– Вот, Максим похлопотал сегодня с утра. Я считаю, что правильно сделал.

В моем болящем и болеющем мозгу прокатился десяток предположений, оставляя за собой пустоту и тишину. Гамов сделал шаг вперед, я, инстинктивно – шаг назад, и все рассмеялись.

– Это танец такой, да? – впервые за сегодня отступная фраза удалась мне на «отлично» – и разрядила обстановку окончательно.

– Это тебя в штат переводят, Оливин, – укоризненно сказал Туров.

Гамов поднял правую руку, останавливая его:

– Несмотря на то, что госпожа Оливинская проработала с нами всего полтора месяца, вчера она доказала, что достойна перейти в ранг действительного статского советника… – Я засмеялась в голос. Умеет же так шутить! – …вернее, действующего оперативника. Так что, Роза, мы приняли решение не морочить тебе голову и выдать наконец-то удостоверение.

Я приняла корочку в руки, раскрыла ее – и сердце отправилось бегать марафон. Настроение, вопреки всему, не улучшилось.

Чуть кивнуть, впрочем, пришлось, и тогда все рассыпались в поздравлениях и принялись жать мне руки. Туров вытащил из-за дивана бутылку шампанского, мне стало немного плохо, все сделали по глотку из прозрачных стаканчиков; Арлинова приняла строгий вид и разогнала нас по кабинетам. Я немного замешкалась, снова вчитываясь в буквы на красном фоне, испытала нечто вроде отвращения к себе и чуть не влетела в гамовскую маму, собравшуюся уходить.

– Проводите? – спросила она, и я кивнула, запихивая удостоверение в карман джинсов.

Мы вышли на лестницу и стали неспешно спускаться вниз.

– А почему так рано?

– Да я вообще не должна тут быть. – Елена Леонидовна поджала губы. – По Максу соскучилась.

За эти слова я простила ей все возможные и невозможные прегрешения сразу.

– А рейс? – спросила я.

Она глянула на меня исподлобья:

– Наверное, вы в курсе, что их несколько в день. Но все отменили или отложили. Я приехала в пятом часу утра.

– И он не встретил? – поинтересовалась я недовольно, потом укусила себя за язык. Нашла чем заниматься, лезть в отношения матери и сына!

– Я не сказала ему ни времени, ни рейса, – вдруг легко рассмеялась она, молодея еще лет на десять. – Я кивнула, успокаиваясь. – А вас так волнует моральный облик моего сына?

Мы наконец-то дошли до выхода и встали на ступеньках, ведущих в безумно красивый заснеженный двор.

– Вовсе нет! – быстро выдала я; заслужила искреннюю улыбку и рассмеялась сама, вдыхая морозный воздух.

Елена Леонидовна посмотрела на меня излишне долго, о чем-то промолчала и направилась к сиротливо притулившемуся за оградой «Мерседесу».

– Вы же не имеете права здесь находиться! – крикнула я вслед.

Та лишь пожала плечами и махнула рукой.

Обратно в наш кабинет я влетела пулей. Замерла на пороге. Гамов сидел на моем столе и держал в руках мой ноутбук. Раскрытый. Да что с ними всеми такое сегодня? Сначала Туров, теперь вот он.

– А если бы у меня там было…

– Порно? – Гамов посмотрел на меня шаловливо и медленно отпил из стакана с кофе.

– Что-то начатое? Недописанное?

Я скрестила руки на груди. Раз уж ему нравится, когда я много говорю, – не дождется.

– Да тут есть уже. Дорогие ученые, у меня в подполе раздается стук.

Я выдернула ноутбук у него из рук и с самым независимым видом села за его стол.

Гамов только брови поднял и снова отхлебнул из стакана. Я засмотрелась было на его шею, но тут же себя одернула.

– Ты отчет в таком виде и собираешься сдавать?

Я сделала три гневных шага по комнате, захлопнула дверь – и оказалась с Гамовым нос к носу.

– Может, объяснишь?

– Что именно? – Он задумчиво посмотрел мимо меня, и я испытала резкое желание рвать и метать.

– Год? Маму? ФСБ, в конце концов? Мое звание?

Гамов хмыкнул и поставил стакан на стол.

– Легко, Роза. Год назад я впервые прочитал твою книгу. Столько шума было – сложно не прочитать. И очень захотел познакомиться. Мама однажды написала роман и, стесняясь всех, выложила его в Сеть под никому не известным псевдонимом. Искали долго, когда нашли – я уговорил ее снять книжку с сайта и на всякий случай издать. Насчет ФСБ и звания думай сама. Неужто за полтора месяца не сообразила, что мы не воины справедливости на благотворительной основе? И вообще, где мой подарок?

Я продолжила молча сверлить его взглядом.

– И да, я прошу прощения, ты действительно Роза Оливинская, никогда бы не подумал, но в этого рода документах пишут правду. – Он мгновение помялся. – Тебе Арлинова про Бориса рассказывала?

Я вздрогнула и вытаращила глаза:

– Да, а что?

– Я бы временные нестыковки углядел в этом, а не в, прости, фразе, оброненной моей мамой.

– Это что, стандартная страшилка для зарвавшихся юнцов? – спросила я, игнорируя тот факт, что Гамов придал излишнее значение тому, чему придала излишнее значение я сама.

Он фыркнул.

– Рано или поздно об этом узнают все. И, честное слово, если бы ты так не поработала с прорывом, я бы тебя выгнал взашей собственными руками.

Ожгло, будто прутом по спине.

– Я решила, что прорывы, пусть и не ежемесячные, были всегда. И что в СССР явно существовал институт, этим занимавшийся. И что оба они – оттуда. – Я помолчала и зло сощурилась. – Сам бы выгнал, значит…

– И насчет подарка, да, – сказал Гамов, сминая стакан в руке, вставая с места и вальяжно направляясь ко мне.

Я едва успела пожать плечами, когда он вдруг наклонился, коснулся губами моей щеки, замер – и вышел из кабинета, бросив на прощание:

– Отчет к шести мне на стол.