Глава 20
Я грязно выругалась, подпрыгивая на месте в давно забытом аэропорту давно забытого города. Пролетев через паспортный контроль за секунду, я вот уже минут пять наблюдала, как к единственной стойке тащится очередь из россиян. Гамов виновато покачал головой и махнул рукой в сторону выхода: беги, мол. Я стиснула зубы, мгновение порассматривала перспективу, потом углядела молоденького пограничника и, схватив его за рукав, начала трясти паспортом. Он, разумеется, шел открывать еще одну кабинку, но, не выдержав моего напора, сказал что-то в рацию, и через пару мгновений заработали все. Гамова вообще не мучили.
Мы, не сговариваясь, схватились за руки, и побежали по указателям искать кеб. К счастью, несмотря на позднее время, таковой присутствовал. Я достала телефон, продиктовала адрес и посулила пятьдесят фунтов сверху за быструю доставку. Водитель, пожилой интеллигентный англичанин, втопил похлеще Гамова, и мы снова пристегнулись. Я так и не убрала телефон и, завороженная, смотрела на чужие цифры, когда-то бывшие обыденностью и нормой.
– Хочешь, я позвоню? – мягко поинтересовался Гамов.
Я затрясла головой:
– Доедем быстрее.
Впрочем, телефон ожил сам собой. Я чуть его не уронила и почему-то только в это мгновение поняла, что Гамов до сих пор держит меня за руку.
– Давай сюда. – Он забрал айфон, провел пальцем по экрану – и тут же включил громкую связь.
– Лив, – проскрипела трубка отцовским голосом. – По четырехчасовому промежутку вижу, что хоть что-то заставило тебя вернуться домой.
Я вскинула глаза на Гамова и затряслась, заходила ходуном. Да как он смеет, старый…
Гамов, видимо, что-то на мне вычитал и, высвободившись, прижал палец к губам. Я замотала головой, хотела зашипеть в ответ, потом просто обхватила голову руками.
– Константин? – мягко спросил он. – Следует полагать, что с вами все в порядке?
Я немного оплыла и даже отвлеклась на мелькающие пейзажи. Давненько никто не решал моих проблем за меня.
– С кем имею честь? – характерно пролаял отец, и я с трудом подавила желание выругаться матом и выбросить телефон из окна.
– Максим Гамов, друг вашей дочери. Мы действительно в Лондоне и направляемся к вам. Оливия сейчас в дамской комнате.
– Константин Розен. Хорошие у моей дочери друзья. Значит, действительно в Лондоне?
– Да. – Гамов утвердительно кивнул и вообще держался молодцом, но мне откуда-то стало понятно, что не все так просто, как кажется на первый взгляд. Он старательно скрывал ярость, которой не было еще десять минут назад в чертовой очереди. Там была беспомощность. Тут – злость. Яркая, цветущая, выедающая глаза. Неужели из-за меня? Сердце слабо колыхнулось в груди.
– Хорошо, жду вас по адресу, который выслала моя супруга.
Я воззрилась на Гамова, желая только одного, как мы шутили в детстве: с разбегу в Темзу.
– Стойте, стойте. Скажите, что за инфаркт.
– Вы врач?
– Моя жена – врач. Знаком с типологией.
– Интрамуральный мелкоочаговый. Жить буду.
– А почему ваша супруга не сказала этого Оливии?
– Максим, давайте об этом я поговорю с моей дочерью.
Гамов едва заметно сжал зубы.
– Нет уж, давайте вы скажете мне.
Отец замешкался. Мало кто на моей памяти был способен говорить с ним на равных.
– Дело в том, что мы тогда еще сами не знали, она испугалась жутко, пока добрались до больницы, пока то, пока се. А там у Лив уже телефон отключен был.
– Хорошо, – отозвался Гамов. – Судя по всему, будем у вас минут через двадцать.
– Звоните от входа, проведут.
Гамов первым нажал на «отбой». Я забрала телефон и почувствовала, как к щекам приливает кровь. Судорожно схватила Гамова за запястье. Облегчение было почти таким же оглушающим, как раздражение. Я не знала, что и как говорить, поэтому смотрела в окно и кусала губы.
– Лив, – позвал Гамов смеющимся тоном.
Я резко обернулась. Он сиял, и дышать стало сложно, будто мешок на голову надели, будто тревога накатила. Гамов на мгновение посерьезнел, потом перехватил мою ладонь удобнее, погладил пальцами мягко-мягко.
– Все хорошо, расслабься. Видишь, и Лондон навестили, и папа нормально. Интрамуральный – это ничего.
– Старый симулянт! – раздраженно бросила я.
Гамов сжал пальцы:
– Не говори так. Никто не знал, чем все закончится.
– Да! Только вот я заставила всех ходить на ушах, разрыдалась вообще неприлично, а этот старый, старый… кретин! – Я наконец-то нашла нужное слово. – Старый кретин, прошу прощения, заставил свою жену мне звонить – да и как она это сделала? Как, Максим?! Специально для таких случаев номер зарегистрирован на Лешку. Потому что в курсе мы про работу операторов, достаточно знать кого-то высокопоставленного… – Я прервалась, сгорая от стыда. – Самолет ради меня задерживали. А вышло…
Гамов недовольно покачал головой, и я уставилась на него обреченно. Что не так?
– Лив. Это твой отец, и у него был инфаркт. Ты все сделала правильно. И я помог, чем смог.
Я посмотрела на него. Веки наливались усталостью, адреналиновый марафон заканчивался. За Гамовым в боковом стекле начинался Лондон. Быстренько обернулись, ничего не скажешь.
– Не надо говорить, что он симулянт. Просто испугался. И бросился звонить тебе. Разве это ничего не значит?
Я нашла в себе силы улыбнуться:
– Ты ничего не знаешь ведь, Максим.
– Я знаю больше, чем нужно. – Гамов притянул меня к себе. – Все будет хорошо.
– Рита – врач? – спросила я, уткнувшись носом в его шарф, пахнущий все так же горько и прекрасно.
– Да. Нестрашно одну оставлять, смекаешь?
– Смекаю. А что ты ей сказал?
Гамов промолчал в ответ и покрепче прижал меня к себе. Через несколько минут мы затормозили перед кованой оградой. Наличных у меня не оказалось – пришлось бежать в банкомат по соседству. Не оставлять же водителя без обещанного чая.
Я тупо уставилась на викторианское здание. Теперь, когда страх за отца прошел, не хотелось ничего. Гамов взял меня под руку, вздохнул, выцепил айфон из пальцев и начал было листать список звонков, но тут на массивных ступенях больницы появилась молодая женщина, помахала нам рукой и быстро направилась к ограде.
Несмотря на время, ворота распахнулись, как по мановению волшебной палочки. Еще бы, папаша, скорее всего, на всякий случай купил все здание вместе с докторами и медсестрами.
– Лиз, ассистент мистера Розена, – живо представилась кареглазая брюнетка, переводя взгляд с меня на Гамова.
– Очень приятно. – Я растянула губы в улыбке, чтобы стало ясно, что мне вовсе не приятно. – А вы ассистент, жена или все вместе?
Лиз рассмеялась слегка картинно:
– Что вы. Я ассистент. Прибыла сюда уже после того, как все прояснилось.
– Замечательно. – Я собралась было что-нибудь отколоть, но тут вспомнила, что не представила безукоризненного Гамова. – Знакомьтесь, мой друг и большая знаменитость, Максим Гамов.
– Писатель? – вежливо уточнила Лиз, и у меня появилось не самое хорошее чувство, что за мной чуть ли не следят. – Читала вашу «Летную погоду», очень понравилось.
Я толкнула Гамова локтем. Раз уж в Англии читают… Хотя, что говорить, в наши смутные самиздатовские времена покупать платья «Прада» своим напарницам могут только самые издаваемые писатели.
– Очень приятно, – вежливо отозвался он. – Мы все же к Константину, хорошо?
Лиз чуть по лбу себя не хлопнула:
– Разумеется. – И устремилась к красиво подсвеченному входу.
Гамов потянул меня за собой. Я вдруг вполне отчетливо поняла, что без него не то что до Англии не добралась бы – из кабинета не вышла. Мы приближались ко входу, предлагающему все великолепие Лондона: величественность, монументальность, старину, и с каждым шагом я боялась больше и больше, пока наконец не встала как вкопанная прямо у ступеней.
Гамов мгновенно обернулся:
– Ты ничего, живая?
Я слабо улыбнулась, почувствовала мгновенную дурноту, и земля вдруг ушла из-под ног. Заваливаясь в обморок, я сказала себе, что так нельзя, сконцентрировалась на падающем здании и, пойманная в чьи-то объятия, начала приходить в сознание.
Макс держал меня на руках, и я чуть не отключилась во второй раз. Мир медленно вставал на место, но мне было настолько все равно, что даже страшно сказать. Я обняла Макса за шею и, что было сил, поцеловала в щеку. Он рассмеялся и бросил через мое плечо:
– Кофе бы нам, да покрепче.
После чего играючи внес меня в мраморный холл.
– Макс, поставь меня, пожалуйста, на пол.
– И не подумаю. Чтобы ты еще раз завалилась?
– Поставь!
– Я понимаю, дорогая, что у вас с папой игры разума, голода, в бисер и все такое прочее. Но ты в обморочном состоянии.
– Не ела ничего с самого утра.
Макс снисходительно заулыбался:
– И почему я не удивлен? Дитя.
– Сам такой. – Я легонько стукнула его кулаком.
В гулкой тишине раздалось поспешное цоканье каблуков. К нам со всех ног бежала Лиз, неся кофе и – что за умница – какую-то булочку.
Макс опустил меня на пол, и я вцепилась в угощение. Полегчало буквально через минуту.
– Где он? – спросила я, пальцами стирая крошки с губ.
– Второй этаж, я провожу.
– Хорошо, одну минутку, я иду вслед за вами.
С этими словами я обернулась к Максу:
– Может, в отель поедешь?
Тот замотал головой:
– Дождусь конца разговора. И поедем в отель вместе.
Я только и смогла, что устало хмыкнуть. Как этого человека благодарить? Что сделать, чтобы понял, что я…
– Хочешь, не знаю, книжку про тебя напишу?
Макс рассмеялся и, переплетя мои пальцы со своими, повел наверх.
– Серьезно, Макс, таких, как ты – не бывает.
– Еще как бывают. А книжку пиши. Только не про меня, а про что хотела.
Коридор кончился очень быстро, и мы оказались перед дверью.
– Удачи, – просто сказал он.
«И немножко «глока», – с чего-то подумала я, переступая порог палаты.
Свет на мгновение ослепил меня, а потом я различила красивую женщину лет сорока и – отца, лежавшего на койке. Сердце застучало военный марш. Постарел, но несильно. Усталый, но вполне обыкновенный. Пять лет – как пять дней. Ни изменений, ничего.
– Выросла, – невозмутимо сказал он.
– По барабану, – недовольно отозвалась я.
Отец криво усмехнулся.
– Знакомься, моя жена, Ребекка.
Бегло перешел на английский, старая сволочь. А первые две фразы на русском при женщине, его не понимающей, – подумаешь, мелочь какая.
Я кивнула вправо. Ну, если он сволочь, это еще не значит, что я хорошая.
– Я выйду, – нервно проговорила Ребекка.
– Нет-нет, останешься. Лив, радость моя, где твой прекрасный друг Максим Гамов?
– Папа, дорогой, где ты взял мой номер телефона?
– Чьим друзьям ты звонила, чтобы достать билеты на Muse, а самое главное – попасть на афтерпати?
Я чуть было не хлопнула себя по лбу. Потом спохватилась:
– Ничего подобного.
Отец даже подбоченился:
– Ну да, звонила с номера своей модели, и думаешь, что застрахована? Поменьше с ним светилась бы. Вот Беллами – говорят, клеился к тебе.
Я нервно хихикнула:
– Понятия не имею, откуда пошел этот миф. Немного поболтали, один раз потанцевали. Я была при мужчине.
– А где сейчас твой мужчина?
– Почему мы по-русски говорим?
– Надо на китайском? Зови Гамова, по голосу он мне понравился.
– Отец, – сказала я, садясь на страшноватый потертый диван. – Мы не будем с тобой разговаривать, как пять лет назад, делая вид, что ничего не произошло.
И тут он наконец улыбнулся знаменитой страшноватой улыбкой Константина Розена.
