Небо на востоке побледнело. Буря закончилась. Рваные черные облака быстро пронеслись по мрачному небу. Несколько тусклых звезд, загоревшихся на западе, иногда проглядывали через разрывы туч и отражались в грязных лужах на улицах Кордавы.

Зароно, хозяин капера «Пергел» и тайный агент князя Кордавы, шел по мокрым улицам в отвратительном настроении. Его драка с могучим киммерийским корсаром не обрадовала его, не говоря уже о потерянном обеде. Задание, возложенное на него князем, расстроило еще больше, и в довершение всего слипались от недосыпания глаза. Когда он обходил капающие карнизы и вытаскивал из луж край плаща, его губы кривились от кипевшей внутри злобы. Он искал беспомощного прохожего, чтобы выместить свой гнев.

Тщедушный маленький человечек, голые ноги которого виднелись из-под старой рясы, шел по мокрой улице, стараясь ступать по булыжникам. Его сандалии скользили. Одной рукой он придерживал у тощей груди рваную накидку, а в другой держал горящий кусок просмоленной веревки, которая и освещала путь.

Едва дыша, он бормотал молитвы Митре. Так Нинус, младший священник храма Митры, спешил по ветреным и мокрым улицам навстречу своей судьбе.

Нинус встал до темноты и, избежав встречи с начальством, покинул пределы храма и пошел по темной аллее. Он держал путь в порт на встречу с корсаром Конаном-киммерийцем.

Маленький человечек обладал трясущимся брюшком и слабыми ногами. Водянистые глаза торчали над огромным носом. Его поношенная ряса была грязная, с подозрительными бордовыми пятнами запретного вина. В молодые годы, когда на него еще не снизошел свет Митры, Нинус был одним из самых удачливых воров бриллиантов. Именно тогда он и познакомился с Конаном. Не большой любитель храмов, могучий корсар сам когда-то был вором, и они были друзьями. Хотя Нинус чувствовал, что его призвание священника было подлинным, ему никогда не удавалось укротить свои греховные желания, которым он потворствовал в прежней жизни.

К хилой груди священник прижимал документ, который Конан обещал купить. Корсару нужно было сокровище, а Нинусу золото — в крайнем случае, серебро. Нинус давно обладал этим документом. В былые дни маленький человечек часто мечтал отправиться за сокровищем, место расположения которого знал только он. Но теперь это казалось маловероятным, так почему же не продать карту?

Его мысли были полны розовыми видениями сладкого вина, горячего мяса и пухлых красоток, которых он надеялся получить за деньги Конана. Нинус завернул за угол и наскочил на двух мужчин в темных плащах, отошедших в сторону, пропуская его. Пробормотав извинения, маленький священник поднял глаза на худого мужчину и, забыв об осторожности, в изумлении воскликнул:

— Менкара Сетит! Ты здесь! Защитник змеи, как ты осмелился?

Разгневанный Нинус стал звать стражу.

Зароно схватил Менкара за рукав, но стигиец вырвался и, сверкая глазами, прошипел:

— Он узнал меня! Быстро прикончи его, или мы пропали!

Зароно колебался, но недолго, и, выхватив тесак, ударил. Жизнь одного священника не значила для него ничего: главное — избежать объяснения со стражей.

Нинус, вскрикнув, упал на камни. Изо рта хлынула кровь.

— Так будет со всем вашим племенем, — сказал стигиец, плюнув.

Нервно оглядываясь, Зароно поспешно вытер лезвие плащом лежащего и прорычал:

— Быстро сматываемся!.. Но Менкара заметил маленький сверток на груди Нинуса. Он нагнулся и вынул из одежды священника рулон пергамента, который сразу же развернул.

— Что-то вроде морской карты, — пробормотал он. — Мне кажется, я могу расшифровать…

— Быстрее, иначе нас поймает стража, — настаивал Зароно.

Менкара кивнул, спрятав свиток. И двое мужчин исчезли в розовеющем тумане. Распростертый Нинус лежал на мокрых камнях.

Выпив паршивого вина, не закончив с Зароно драку и просидев в пустом ожидании несколько часов, Конан постепенно мрачнел. Теперь он беспокойно бродил по дымному залу таверны. В таверне Девяти Нарисованных Шпаг все время толпился народ, но к этому часу остались только три пьяных моряка, которые лежали в углу.

Свеча-часы подсказала Конану, что близко рассвет. Нинус опаздывал на несколько часов, видимо, что-то помешало маленькому священнику, а он никогда не опаздывал за своими деньгами. Конан прорычал по-зингерски с варварским акцентом невозмутимому кабатчику:

— Сабрал! Я пошел подышать свежим воздухом. Если меня спросят, то я скоро вернусь.

Дождь едва капал. Облака рассеялись, и выглянула серебряная луна, но почти сразу же пропала в лучах рассвета. Над землей поднимался туман.

С тяжелым сердцем Конан брел по влажным булыжникам, он ругал Нинуса, досадовал на себя — маленький святой мешок с отбросами заставил упустить утренний бриз, который вынес бы «Вестрел» из Кордавского порта. Теперь придется брать буксир.

Конан внезапно остановился и замер. Беспорядочная куча мокрой одежды приковала его взгляд.

Он осмотрелся, ища на крышах, в дверях и аллеях следы притаившегося убийцы. В этом квартале старого города труп не был удивителен. Покосившиеся лачуги вдоль улиц служили прибежищем для воров, убийц и других человеческих отбросов.

Прячась в тени, тихо, как крадущийся леопард, Конан проскользнул к неподвижной фигуре и осторожно повернул ее на спину. Свежая кровь блестела в розовом свете восхода. Капюшон откинуло ветром, обнажая лицо.

— Кром! — вскричал Конан, это был священник Нинус из Мессанитии, которого так долго ждал Конан.

Конан быстро осмотрел тело. Карты, которую Нинус обещал принести, не было.

Конан задумался — кому выгодна смерть маленького священника? Ценность имела только карта. Поскольку она пропала, то это наводит на мысль, что невинный Нинус был зарезан.

Восходящее солнце первыми лучами осветило крыши древней Кордавы. Этот утренний свет придал взгляду Конана особую суровость и непримиримость. Сжав огромный кулак, гигант киммериец поклялся отомстить за эту смерть.

Мягко подняв могучими руками маленькое тело, он поспешил назад в таверну. Ворвавшись в общий зал, он рявкнул кабатчику:

— Сабрал! Комнату, хирурга, и живо!

Кабатчик поспешил проводить Конана с его ношей по лестнице на второй этаж.

Проснувшиеся моряки проводили Конана удивленными взглядами.

Огромный мужчина, почти касающийся головой потолка, нес тело с такой легкостью, как будто это был ребенок.

Сабрал привел Конана в комнату, которую держал для почетных гостей. Конан собрался положить Нинуса на кровать, но остановился, так как Сабрал поспешно выдернул покрывало почти из-под тела.

— Кровь запачкает мое лучшее покрывало! — сказал он.

— Дьявол побери твое покрывало, — прорычал Конан. Он осматривал тело. Священник слабо дышал, пульс был неровный.

— По крайней мере, он жив, — пробормотал Конан. — Иди отсюда, человек, и принеси пиявок! И не стой здесь, как идиот!

Кабатчик тихо исчез. Конан обнажил тело и отыскал рану, из которой все еще сочилась кровь.

Вошел Сабрал с зевающим врачом в ночном платье с копной седых волос, выбившихся из-под ночного колпака.

— Хороший доктор Кратос, — сказал кабатчик.

Врач снял повязку Конана, очистил рану и снова перевязал ее чистыми бинтами.

— К счастью, сказал он, — рана не задела сердца и большую кровяную артерию, а лишь слегка повредила легкое. При хорошем уходе он должен выжить. Вы заплатите за него, капитан?

Конан согласно кивнул. Несколько капель вина вернули Нинуса в сознание. Голосом тише шепота он рассказал:

— Я столкнулся с двумя мужчинами… на улице… Один… Менкара, священник Сета… Я вскрикнул… Он сказал другому… убить меня.

— Кто был другой? — потребовал Конан.

— Он был весь закутан… шляпа и плащ… но мне кажется… корсар Зароно…

Конан нахмурился. Зароно! Этот насмешливый корсар, с которым он поссорился несколько часов назад. Знал ли Зароно о его встрече с Нинусом? Случайное ли совпадение, или Зароно сознательно пошел на убийство, чтобы овладеть картой?

Лицо Конана пылало гневом, он встал, чтобы уйти.

Захватив в мешке полную горсть монет, он высыпал их в ладони Кратоса. Другую горсть он протянул Сабралу.

— Вы, двое! Смотрите, чтобы с ним хорошо обращались и он имел все самое лучшее! — сказал Конан. — Когда я вернусь, мы точно рассчитаемся, и горе вам, если вы не будете стараться. Если он умрет, похороните по полному ритуалу Митры. Теперь я ухожу.

Он исчез как демон, скользнув вниз по лестнице, и нырнул из двери таверны.

Когда вставшее солнце позолотило мачты и паруса кораблей, порт проснулся. Сновали матросы, офицеры отдавали команды через кожаные трубы, и скрипящие лебедки из дерева переносили балки с пристани на палубу.

Конан спустился прямо к кромке воды к капитану почтовой стражи. Тот на вопрос Конана ответил, что «Петрел» Зароно ушел час назад и давно исчез за косой, составляющей восточный край порта. Конан прорычал благодарность и загромыхал по сходням своего корабля под названием «Вестрел».

— Зелтран! — заорал он.

— Да, капитан? — ответил помощник, руководивший погрузкой провизии в трюм. Зелтран был маленький, круглый зингаранец с длинными, загнутыми черными усами. Несмотря на свою комплекцию, он двигался очень легко.

— Свистать всех наверх, проверить по списку, сказал Конан. — Мы скоро снимаемся.

Через несколько минут вся команда собралась на палубе. Большинство были зингаранцы, несколько человек и других национальностей. Трое отсутствовали, за ними послали юнгу, вытащить их из таверны. Остальная команда, подгоняемая Конаном, ускорила погрузку корабля.

Наконец появились отсутствующие матросы, был уложен последний мешок, швартовые отданы. Восемь моряков сели на весла, чтобы вывести «Вестрел» в открытые воды. Когда первый порыв морского бриза наполнил паруса, «Вестрел» помчался по волнам, оставляя белый пенистый след за кормой. Он мягко и ритмично покачивался, крики чаек смешивались с плеском волн за бортом, со скрипом балок, снастей и свистом ветра в парусах.

Опираясь на перила, Конан стоял на мостике и задумчиво разглядывал видневшийся на горизонте край мачты. Определив курс, назначенный Конаном, и организовав дежурство, Зелтран поднялся на мостик и встал рядом с Конаном.

— Итак, мой капитан, — начал он, — куда мы теперь?

— Ты знаешь черный «Петрел» Зароно? — спросил Конан.

— Эту здоровую посудину, которая вышла в море за час до того, как вы пришли на корабль? Ну да, знаю. Говорят, что Зароно искусный мореход, но жестокий человек с черным сердцем. Он вращался среди благородных, но они отбросили его. Говорят, что он сделал что-то такое, чего даже эти высокородные негодяи не могли стерпеть… Так он стал корсаром. У вас неприятности с капитаном Зароно? С ним трудно иметь дело.

— Я отвечу, если не будешь трещать. — Конан коротко рассказал Зелтрану о Нинусе, карте и Зароно. — Таким образом, если я поймаю его в открытом море, он у меня узнает вкус стали. Если «Петрел» и больше, то «Вестрел» быстрее.

— О, конечно, мы поймаем его, — сказал Зелтран, воинственно закручивая ус, — и я не сомневаюсь, что лично смогу зарубить шесть или семь бандитов Зароно. Но, капитан, не лучше ли незаметно следовать за ним, чтобы он привел нас к сокровищу?

Сверкая глазами, Конан повернулся к помощнику. Наконец он потрепал маленького человечка по плечу.

— Клянусь Кромом, малыш, — заорал он, — ты стоишь своих денег.

Он посмотрел вверх, где несколько моряков, стоя на рее длиной почти в два ярда, ждали команды поднять марсель.

— Эй, вы! — крикнул он. — Оставьте! — Он повернулся к Зелтрану. — Мы не будем поднимать наш марсель, иначе Зароно бы увидел его, а мы можем плыть без него так же быстро, как и с ним. Кто здесь впередсмотрящий?

— Риего из Джериды.

— Посадите его на верхушку мачты, и пусть он нам скажет, что видит.

Через минуту Риего уже стоял в корзине наверху, всмотревшись, он крикнул:

— Карак дьявольски далеко, капитан. Я вижу марсель, а когда волна поднимает его, виден черный корпус.

— Это «Петрел», — сказал Конан. — Так держать, рулевой. — Повернувшись к Зелтрану, крутившему свои гигантские усы, он сказал: — Днем мы будем держаться подальше, а ночью подплывем так, чтобы были видны бортовые огни. Если повезет, он нас даже не заметит!

Конан сурово улыбнулся, в его глазах светилось удовольствие. Он глубоко вздохнул. Это была жизнь: палуба, поющая под ногами, полсотни суровых головорезов, море, чтобы плыть, битва, чтобы драться, — и дикое, кровавое, шумное приключение впереди!

На всех парусах, но со спущенным марселем «Вестрел» шел на юго-восток по следам «Петрела».