Книга: Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек
Назад: Глава 14
Дальше: Глава 16

Глава 15

Они сидели по трое, перед каждой группой — большой экран, в котором отражался еще один огромный экран, находившийся у них над головами. В просторном помещении было темно — только слабо светились приборы и экраны. Под небольшими экранами располагались совсем маленькие, двумя рядами по шесть штук. Морден, который ввел Телфрина и Роффрея в комнату, тихо объяснил им назначение многочисленных приборов.
Роффрей огляделся вокруг.
Три отсека круглой комнаты были заняты экранами, перед каждым из них сидели трое операторов — бледные изможденные мужчины и женщины, которые держались, видимо, только за счет нервного возбуждения и стимуляторов. На них были шлемы из какого-то сплава стекла, такие же, как тот, что надевали на него самого во время тестирования. Когда он вошел, никто даже головы не повернул.
— Тот экран, что над нами, да вы и сами видите, это просто широкоформатное устройство обозрения, которое дает возможность сканировать пространство вокруг флотилии, — говорил Морден.
— Каждой группе операторов — мы называем их игроками — поручена определенная область космического пространства, и они должны следить, когда появятся инопланетяне. Насколько нам удалось установить, прежде чем начать новый раунд игры, они приближаются к нашей флотилии на расстояние выстрела, очевидно, это предусмотрено законами их игры. По существу, это единственное предупреждение о том, что начинается новый раунд. Поэтому мы и ведем постоянное наблюдение. Вероятно, между собой у них приняты какие-то более изощренные способы предупреждать о начале игры, а с нами они, видимо, избрали такую компромиссную форму. Когда их экспедиция появляется в поле зрения, та команда, которая обнаружила ее, немедленно сообщает об этом остальным, и они все вместе концентрируют внимание на этой области космического пространства. Ряды малоформатных экранов регистрируют эффект воздействия, которое мы оказываем на чужаков. Они записывают галлюцинаторные импульсы, которые разбиваются на участки, управляемые различными чувствами и биотоками мозга с меняющимися частотами; импульсы, вызываемые такими эмоциями, как страх, гнев и так далее, — все это мы можем моделировать. Разумеется, у нас есть проекторы, усилители, трансляционное оборудование, дающее возможность реагировать на команды, подаваемые игроками. Но главное, в конечном счете все зависит от воображения, быстроты реакции, уровня интеллекта и способности моделировать эмоции, мысли и так далее, которыми в разной степени обладают игроки.
— Понимаю, — кивнул Роффрей. Помимо своей воли, он начинал испытывать интерес к этой игре. — И что же дальше?
— Многие свойственные нам чувства и побуждения совсем незнакомы чужестранцам, и передать их им невозможно, то же самое относится и к нам. Вероятно, половина тех впечатлений и ментальных импульсов, которыми они атакуют нас, не производят того эффекта, на который они рассчитывают и который, должно быть, получают сами. Мы сталкиваемся с подобными же трудностями. Эти люди занимаются игрой достаточно долго и поэтому знают, насколько эффективно оказываемое ими воздействие, и могут защититься против тех воздействий, которые представляют для нас наибольшую опасность. Победа в игре, во всяком случае на данном этапе, зависит во многом от того, насколько мы способны усвоить и проанализировать, какие воздействия срабатывают, а какие — нет. То же самое относится и к чужестранцам. У вас, к примеру, были галлюцинации в виде чудовища, которые потрясли ваше сознание не только на уровне инстинктов, рождая панический страх и так далее, но оказали шоковое воздействие и на способность к логическому мышлению — вы ведь должны были знать, что это чудовище физически не может существовать в вакууме космического пространства.
Роффрей и Телфрин согласно кивнули.
— Именно на этот вид воздействия и рассчитывают чужестранцы, хотя в ходе событий этих дней они научились оперировать гораздо более тонко, воздействуя прямо на подсознание, как они это проделали в значительной степени и с вами, после того как убедились, что чудовище не произвело того действия, на которое они рассчитывали. Поэтому наши психологи вместе с другими учеными собирают по крохам всю информацию, которую каждый раунд игры дает нам, стараясь получить четкую картину того, какие воздействия будут наиболее разрушительны для подсознания чужеземцев. Тут у нас с ними, как я уже упоминал, одни и те же трудности, наша ментальность так же чужда для них, как и их — для нас. Поэтому главная цель кроваво-красной игры — точно найти импульс, разрушающий те качества, на которых основаны адекватная самооценка, тип психической деятельности, уверенность в себе и так далее.
Морден тяжело вздохнул.
— Размеры потерь, которые мы понесли, оцените сами; я только скажу вам, что более двухсот мужчин и женщин погибают — их тела уже скрючились, обретя эмбриональную форму, — в медицинских каютах госпитальных судов.
Телфрин содрогнулся:
— Это просто чудовищно.
— Выбросьте это из головы, — резко сказал Морден. — Вы лишитесь всякого нравственного чувства, как только вступите в игру. Эти чужаки заставляют нас совершить то, к чему веками призывали философы и мистики. Вспоминаете, а? Познай самого себя!
Он тряхнул головой, мрачно оглядел комнату и серые лица игроков, сосредоточенно уставившихся на экраны.
— Уж тут-то вы о себе всю правду и узнаете. Уверен, она отнюдь вас не обрадует.
— Наверное, мрачным типам, погруженным в себя, интровертам всяким — им полегче, — заметил Роффрей.
— Как далеко можно зайти, зондируя свои сокровеннейшие побуждения, до тех пор пока инстинкт самосохранения не толкнет тебя обратно? — язвительно спросил Морден. — Весьма и весьма недалеко по сравнению с тем, как это проделывают с нами чужестранцы. Да вот вы и сами все увидите.
— Веселенькую картину вы нарисовали, — заметил Роффрей.
— Подите к черту, Роффрей; посмотрим, что вы запоете после первого раунда. Сдается мне, он принесет вам громадную пользу!
К Роффрею и Телфрину подошел третий участник их команды. Это был высокий, худой тип нервического склада. Очевидно, ему уже приходилось играть. Стали знакомиться.
— Фиодор О’Хара, — сказал он, не потрудившись даже подать руки. Остальные тоже представились довольно сухо.
— Я за вас отвечаю, пока вы не ознакомитесь со всем, что касается игры, — сказал О’Хара. — Вы должны подчиняться любому распоряжению, какое бы я ни отдал. Постарайтесь подавить чувство сопротивления по отношению ко мне. Чем скорее вы обучитесь, тем скорее сможете играть без чьих-либо указаний. Я уверен, вы, что называется, индивидуалист, Роффрей. Ну, что ж, пообвыкнете здесь, пока не овладеете искусством игры, а тогда уж ваш индивидуализм, без сомнения, сослужит нам хорошую службу — все зависит именно от таких личностей, как вы.
Почти все, кто находится здесь, в той или иной мере подготовлены в какой-либо области психологии, но есть несколько и таких, как вы, непрофессионалов, но с достаточно высоким индексом интеллектуальности, позволяющим воспринимать, почти инстинктивно, требования игры. Надеюсь, вам повезет.
Вы поймете, что требуется большое напряжение, чтобы не потерять свое «я» и сохранить свободу и активность, фактически это все, чему вам следует обучиться для начала. Вы будете придерживаться оборонительной стратегии, насколько это возможно, пока не овладеете искусством игры настолько, чтобы пойти в наступление на противника. И запомните, это относится к вам обоим, физическая сила и отвага абсолютно ничего не значат в этой войне. Тут вы лишаетесь не жизни, а рассудка, в первую очередь по крайней мере.
Роффрей поскреб в затылке.
— Ради Бога, начнем наконец, — сказал он в нетерпении.
— Не волнуйтесь, — сказал Морден, направляясь к выходу. — Когда они начнут раунд, вы сразу узнаете.
О’Хара подвел их к трем пустым сиденьям, перед которыми находился обычный экран, а ниже — ряд малых экранов.
Непосредственно перед ними были расположены небольшие пульты управления, предназначенные, вероятно, для сенс-проекторов и других приборов.
— У нас есть словарь, правда ограниченный, которым мы будем пользоваться для связи, пока идет игра, — сказал О’Хара, водружая на голову маленький шлем. — «Переключиться на звук», например, означает следующее: допустим, в какой-то момент вы сосредоточены на вкусовых ощущениях, а я решаю, что звук более эффективно воздействует на противника. Если я говорю «вкус-переключатель», значит, вы должны посылать вкусовые впечатления. Это совсем несложно, вы поняли?
Оба кивнули в знак согласия и настроились ждать свой первый, а может, и последний раунд кроваво-красной игры.
Эсквиела мало беспокоило, насколько нравственно то, что он затеял, — вторгнуться в чужую вселенную, да еще вырывать власть у коренного ее населения.
— Вас интересует правовой вопрос? — возразил он Морде — ну, когда тот упомянул о сомнениях, мучивших некоторых землян. — Какие права имеют они? Какие права имеем мы? Хоть они и живут здесь, это вовсе не означает, что у них есть какие-то особые нрава на это. Пусть они или мы завоюем свои права. Посмотрим, кто победит в этой игре.
Эсквиел не мог позволить себе размениваться на мелкие свары по поводу права собственности, ибо это слишком дорого обошлось бы человечеству.
Для людей это была последняя возможность утвердить свое первородство, наследовав его от иерархов; Эсквиел уже, можно сказать, завоевал для человечества это право, обретя способность существовать в мультиверсуме.
Ему надлежало теперь научить людей познать свои собственные возможности.
Эти игроки, которые, возможно, выживут здесь, сделают свое дело.
Раса должна подняться на новую ступень эволюции, однако переход оказался столь резок, что мог по праву считаться революционным.
Было, однако, еще кое-что, касающееся только самого Эсквиела, — это мучительная безысходность от сознания, что недостающая часть его сущности, которая могла бы вернуть ему ощущение целостности, где-то совсем близко, он чувствовал это, кажется, стоит только протянуть руку… Но кто же она?
Эсквиел был целиком погружен в свои мысли. Никто, даже он сам, не мог бы предсказать, как развернутся события, если они победят в этой игре. Наделенный неизмеримо большим даром охватывать сразу все множество событий, чем все остальные люди, он был столь же бессилен противостоять временному вакууму, как и они — он не мог соотнести прошлый опыт с настоящим, не мог коррелировать настоящее с тем, каким, вероятно, может предстать перед ними будущее.
Он существовал во всех бесчисленных измерениях мультиверсума. И лишь одно измерение — Время — было неподвластно ему, как и всем остальным. Он сбросил с себя цепи, налагаемые Пространством, но подчинялся, как и каждый обитатель мультиверсума, четко отмеренным неотвратным крадущимся шагам Времени, которому неведомы остановки; никто не волен над поступью Времени — не замедлишь его, не ускоришь.
Время, этот непрерывно скользящий параметр, никому не дано подчинить себе. Пространство, физическую среду можно победить. Время — никогда. Оно хранит тайну Первоздания — тайну, не познанную даже иерархами, которые сотворили великий конечный мультиверсум как некую оранжерею, лоно для тех, кто наследует им. Пройди человечество даже родовые муки и утверди за собой право первородства — ему не обрести ключ к этой тайне.
Возможно, минет много поколений — каждое из них будет ступенью в эволюции человека — и ключ к познанию тайны времени будет найден. Однако как будет встречена разгадка этой тайны тайн, с радостью ли? Конечно, не нынешний род человеческий, а его правнуки, возможно, окажутся готовыми воспринять и сохранить это сокровенное знание. Коль скоро они — восприемники иерархов, им следует сотворить тех, кто наследует им самим. И так пребудет, возможно, ad infinitum во имя еще более великой цели. Какой, кто знает?
Тут Эксвиел резко одернул себя. Все-таки он был прагматиком. Он не мог позволить себе надолго погрузиться в столь бесплодную мечтательность.
В игре пока царило затишье. Поражение, которое нанес чужакам Роффрей, видно, привело их в некоторое замешательство. Однако Роффрей до сих пор еще не испытал на себе, что такое настоящая война умов, изощренных и безжалостных, способных грубо надругаться над интеллектом соперника, разрушить ид, эго — те самые структуры, благодаря которым человек утверждает свое превосходство над животным.
На какой-то миг его внимание привлек к себе Телфрин, Эсквиел сразу оборвал поток своих мыслей, ибо они тоже вели к тому предмету, который тревожил его.
Эсквиел позволил себе ненадолго ослабить степень своей сосредоточенности — он наслаждался обилием впечатлений, которые вызвал у него мультиверсум. Он думал: «Я — как дитя в материнском лоне, я знаю только то, что я дитя в материнском лоне. Но во мне недостает чего-то, я чувствую это. Чего мне недостает? Что может придать мне целостность? И я знаю, кто-то тоже ощущает без меня свою незавершенность…»
Как нередко бывало, его прервал резкий звуковой сигнал устройства связи.
Оставаясь в кресле, он нагнулся вперед — странные тени и причудливые, едва различимые образы роились вокруг него. Стоило ему двинуться — и пространство вокруг него, казалось, рванулось в стороны, потекло, судорожно колеблясь, точно вода, в которую бросили инородное тело. Это явление возникало всегда, как только он начинал двигаться, и, протягивая руку, он чувствовал, что пронзает множество каких-то овеществленных субстанций, и ощущал всем своим телом их легкое давление.
Ему не было дано видеть мультиверсум, он мог только чувствовать, обнять его, ощущать его вкус. Однако все это мало ему помогало в общении с чужаками, и для него, как и для всех остальных, психология этих неведомых противников оставалась загадкой.
Устройство связи ожило.
— Да? — сказал он.
Морден, как и прежде, не включил свой приемник, и Эсквиел мог его видеть, а самому Мордену не нужно было напрягать зрение, стараясь разглядеть мерцающее и пульсирующее изображение своего собеседника.
— Несколько сообщений, — быстро начал Морден. — Госпитальное судно ОР8 исчезло. Мы видели, что его ионно-термоядерное поле становится неустойчивым. Они как раз занимались ремонтом и вдруг… растаяли в пространстве. Будут какие-нибудь инструкции?
— Я видел, как это случилось. Сейчас они в безопасности. Никаких инструкций. Если им повезет, они смогут снова присоединиться к нам, когда отрегулируют поле.
— Роффрей и Телфрин — те, что так успешно выдержали В.R.-воздействие, подвергались всем тестам профессора Зелински, который сейчас анализирует результаты. Тем временем их обучают игре.
— Что-нибудь еще? — спросил Эсквиел, глядя в озабоченное лицо Мордена.
— У Роффрея на корабле находятся две женщины. Одна — его душевнобольная жена Мери, другая называет себя Уиллоу Ковекс. Я уже сообщал вам об этом, помните?
— Да. Ну, теперь все?
— Мисс Ковекс просила меня кое-что передать вам. Она говорит, что вы с ней хорошо знакомы, были вместе на Мигаа, потом на Беглеце. Она просит, чтобы вы нашли время поговорить с ней. Связь с кораблем поддерживается на волне 050L метров.
— Благодарю вас.
Эсквиел отключился и откинулся в кресле. В его сердце еще не совсем угасло то сильное чувство, которое он некогда испытывал к Уиллоу. Дважды он пытался избавиться от него. Первый раз — когда она отказалась лететь с ним на Рос, а второй — после того, как он встретился с иерархами. Правда, теперь ее образ немного поблек — ведь так много всего случилось с тех пор.
Когда он принял на себя руководство флотилией, пришлось отказаться почти от всего, что было дорого ему прежде. И не потому, что гордыня или желание властвовать овладели им. Просто его положение требовало жесточайшего контроля над собой. В жертву были принесены все чувства, кроме тех, что шли во благо делу, которому он посвятил себя. Радость простого человеческого общения ушла из его жизни, и он стал совсем одинок. Познание мультиверсума, со всем многообразием даримых им ощущений, давало ему гораздо больше, чем общение с людьми, которого он вынужден был лишить себя, хотя, будь его воля, предпочел бы избежать этого.
Его поступки уже не подчинялись внезапным порывам, сейчас, однако, он с некоторым удивлением обнаружил, что настраивает устройство связи на волну 050L метров. И ждет, и волнуется.
Уиллоу, увидев, что экран ожил, быстро настроила устройство связи, как указывалось в инструкции, висящей над экраном. Она лихорадочно металась в крайнем возбуждении и вдруг вмиг примерзла к месту, увидев изображение на экране.
Очарованная, она не отрывала взгляда от экрана, ее движения стали плавными.
— Эсквиел? — сказала она неуверенно.
— Привет, Уиллоу.
Он все еще не утратил столь хорошо знакомые ей черты того Эсквиела, который однажды, взметнув за собой бурю, с улыбкой умчался прочь, разрывая просторы галактики.
Ей вспомнился капризный, беззаботный юнец, которого она так любила. И вот теперь… теперь этот дьявол во плоти, с лицом падшего ангела, это золотистое видение, не имеющее даже отдаленного сходства с тем, кого она помнила.
— Эсквиел?
— Глубоко сожалею, — сказал он, улыбаясь и отрешенно глядя на нее, как и пристало архангелу.
По ее лицу метались тени, отбрасываемые тем загадочным образом, что возникал на экране. Она отступила вглубь, сникла, замерла. Теперь ей остались только воспоминания о любви.
— Я бы хотела попытать счастья, — наконец выдавила она.
— Боюсь, уже поздно. Знай я раньше, можно, наверное, было бы убедить тебя лететь с нами. Я не настаивал — боялся за твою жизнь.
— Понимаю, — сказала она. — Это ведь не для меня, да?
Он не ответил. Быстро оглянулся назад.
— Я должен отключиться — наши противники начинают новый раунд. Прощай, Уиллоу. Если мы победим, может быть, нам с тобой еще удастся поговорить.
Она ничего не сказала в ответ, и золотистый, сияющий образ медленно померк на экране.
Назад: Глава 14
Дальше: Глава 16