Глава 4
Ринарк и его друзья наблюдали на экранах, как большая группа судов с Мигаа входила в космическое пространство Беглеца.
В этот момент с Трона, как стая коршунов, взмыли в небо космические корабли. В их яростной атаке было что-то абсурдное, безумное.
Ринувшаяся наперерез многоцветная эскадра военных кораблей Энтропиема быстро оттеснила их, освобождая путь судам с Мигаа. Битва была еще более стремительной, чем предыдущая.
— Вовремя успели, — заметил Одессой, глядя на экран. — Система вот-вот начнет движение. А ты, Ринарк, сделай ручкой на прощание — неизвестно, когда ты теперь увидишь свою Вселенную, если вообще увидишь, — злорадно усмехнулся он.
Но Ринарк, не удостоив Олессона внимания, обратился к своим друзьям:
— Нам надо разобраться с вновь прибывшими. Среди них ведь не только преступники, есть и такие, которые пытались исследовать систему Беглец. Они могут помочь нам. Надо походить по городу и поискать их.
— Сначала поговорите с помешанной Мери, Ринарк, — заговорил Клейн; в его голосе прозвучали какие-то странные, настораживающие нотки. — Не берусь ручаться, что она поможет вам, просто это послужит для вас хорошим предупреждением. Говорят, она была антропологом и усиленно изучала систему. Советую вам, Ринарк, посмотреть, к чему привела ее любознательность.
— Где ее можно найти?
— Точно сказать не могу, но в Северном районе ее каждый знает. Если спросите, вам сразу покажут, где она.
— О’кей, я повидаю ее, — сказал Ринарк. — А вы прочешите другие районы города. Собирайте все, что узнаете, не пренебрегайте ни слухами, ни толками — все может пригодиться. Мы ничего не должны упустить!
— Давай, давай, если успеешь, — насмешливо заметил Олессон, когда за Ринарком и его друзьями захлопнулась дверь.
Выйдя из этого грязного, обшарпанного небоскреба, они увидели, как на посадочном поле, в двух милях от города, вспыхивают сверкающие стрелы. Ринарк и его спутники, как было условлено раньше, разошлись в разные стороны.
Надо сказать, что время для визитов было выбрано не самое удачное. Все отели и бары Северного района Энтропиема, куда бы ни заходил Ринарк, уже захлестнула волна беженцев с Мигаа.
Улицы города быстро заполнялись подвыпившими и возбужденными толпами. Прибытие новых космических кораблей праздновали не только люди. Великое множество разных существ, населяющих Беглец, тоже влилось в радостную толпу, и все веселились, кто как умел.
Какое-то чудище, нечто среднее между гигантским слизнем и гусеницей, обратилось к Ринарку с высокопарной речью на земном языке, но Ринарк не обратил на него внимания, он все шел и шел в поисках помешанной Мери, порою останавливался, расспрашивал прохожих, которые то несли в ответ какую-то околесицу, а то и заигрывали с ним.
И вдруг настоящий кошмар настиг его. Внезапно он почувствовал, как нахлынула тошнота, глаза застлал туман. Ринарк выбросил мысленный импульс-щуп, который пронизал всю систему и часть Галактики, простиравшуюся вокруг нее. Но его мозг просто отказывался воспринять информацию, которая шла к нему, вернее, был не в состоянии сделать это.
Казалось, Галактика отдалилась и вместе с тем, по отношению к Беглецу, как бы сохраняла свое место в пространстве.
Внезапно всю планету засосала в себя какая-то призрачная жутковатая серая мгла, сменившая собою царившую дотоле кромешную тьму.
На миг Ринарку почудилось, что городские строения опять начали растворяться и таять в воздухе, а сам он, почувствовав, как тело его становится невесомым, вцепился в выступ стены какого-то дома, который вначале показался ему вполне реальным и осязаемым. Но тут же Ринарк понял, что стена расползается у него под руками и его собственное тело как бы растворяется, теряя присущую ему плотность. Сопротивляясь бешеному водовороту, подхватившему его сознание, Ринарк вернул мысли к успокоительной в своей вещественности привычной Галактике — в минуты сильного стресса он всегда прибегал к этому средству. Но Галактика перестала быть реальностью!
Она казалась призрачной, и Ринарк потерял возможность прикоснуться к ней. Он был близок к отчаянию, но из последних сил пытался сохранить самообладание.
И тут он понял наконец, что произошло.
Они покидали Галактику, покидали Вселенную, которую Ринарк любил всем сердцем и во имя спасения которой он готов был погибнуть. Вопреки рассудку, ему казалось, что его предали — будто Галактика покидала его, а не наоборот. Он задыхался. Он чувствовал себя как человек, которого волокут куда-то, а он судорожно ищет, за что бы ухватиться, и все его попытки тщетны — ни физически, ни психологически опереться не на что. Нет ничего. Ничего такого, что было бы надежным. Ничего, что бы не разваливалось у тебя под руками, что бы не исчезало у тебя на глазах.
Серые городские здания угрожающе накренились, и Ринарку казалось, что он сам скользит куда-то вниз. Он бежал, спотыкаясь, по уходящей у него из-под ног взбесившейся улице, выставив перед собой руки, точно желая защититься от сводящего с ума ужаса, который со всех сторон подступал к нему, ужаса перед рушащимся у него на глазах мирозданием.
Единственной реальностью среди этого хаоса, за которую он мог ухватиться, как за якорь спасения, была мысль о том, что его теоретическая концепция — сейчас она грозила стать гибельной реальностью — подтверждается. Ведь во имя нее он и оказался здесь. Он снова и снова хватался за эту спасительную мысль.
Итак, этот транспространственный прыжок начался. В этом не было никакого сомнения.
Те, кто недавно прибыл на Энтропием, сразу поняли это. Сотни баров по всему городу как будто вымерли.
Ринарк заставлял себя двигаться. В движении было что-то успокаивающее — оно убеждало Ринарка, что в пугающем хаосе, царящем вокруг, его тело, по крайней мере, еще подвластно ему. Как только до его сознания дошла эта мысль, он машинально замедлил шаг. Он приучил себя никогда не сожалеть о содеянном и сейчас старался подавить горькое чувство, которое поднималось в его душе, когда он думал о том, что едва ли он увидит свою Вселенную до тех пор, пока Беглец, следуя своей непредсказуемой орбите, снова сам не вернется туда.
Ринарк не мог позволить себе расслабиться, ему надлежало выполнить ту миссию, которую он добровольно взял на себя; он не имел права рисковать — направление его исследований должно быть выбрано безошибочно; он знал, что не может думать ни о чем, кроме той единственной цели, ради которой он оказался тут, на Беглеце.
Земля вздыбилась под его ногами и тут же снова опала.
Ринарк спешил. Мозг его работал с предельным напряжением. Ринарк понукал его, безжалостно изгоняя любую мысль, не служащую основной цели, отсекая избыточную информацию; он действовал как вычислительная машина, запрограммированная на то, чтобы вырвать тайну у этой призрачной абсурдной трансмерной системы.
Ринарк подавил в себе то мимолетное горькое чувство, которое охватило его, когда он понял, что прощается со своей Вселенной.
Внезапно свет померк, потом вспыхнул, чтобы тут же вновь померкнуть. Контуры городских построек казались зыбкими, как мираж. Планета снова как бы накренилась, и Ринарк упал, пытаясь вцепиться в землю, но она, точно живая, поползла под его руками.
Ринарк почувствовал, как страх закрадывается в его душу. Он поднял голову и вдруг сквозь какие-то призрачные тени, метавшиеся перед ним, различил вход в бар. Шатаясь, он поднялся на ноги и с трудом двинулся вперед. Войдя в бар, Ринарк огляделся.
Все новоприбывшие были до смерти напуганы, а старожилы, казалось, принимали все, что творилось с их планетой, вполне равнодушно. Видно было, что они давно к этому всему привыкли. Должно быть, каждый раз, когда система входила в новый универсум, происходило нечто подобное.
— Где бы мне найти помешанную Мери? — хрипло спросил Ринарк, но никто даже ухом не повел.
Ринарку пришлось несколько раз повторить свой вопрос, пока наконец какой-то смуглый парень, сидевший в обнимку с девицей, не оторвался от своего стакана.
— Раперт-Хаус, два квартала, туда, — ткнул он большим пальцем.
Планета все еще выкидывала свои фокусы. Вдруг вспыхнувший дневной свет тут же сменялся ночной тьмой; земля, казалось, ожила — она то лилась, то расползалась под ногами. Но Ринарк упрямо пробивался сквозь этот кошмар, пока не увидел табличку, подтверждающую, что он набрел наконец на Раперт-Хаус.
Он толкнул дверь, ощутив в руке неприятный зуд, и ступил внутрь.
— Помешанная Мери здесь? — спросил он, с трудом ворочая языком, первого попавшегося, который оказался одетым во все черное мужчиной небольшого роста, с резкими чертами худого лица.
— Кто спрашивает ее? — сказал он.
— Ее хочет видеть Ринарк. Где она?
Человек в черном хранил молчание. Ринарк вцепился в его плечо.
— Где помешанная Мери?
— Пойдемте, она, как всегда, наверху, комната номер семь, красная.
Ринарк, с раскалывающейся от боли головой, наполовину ослепший — все эти передряги едва не стоили ему жизни, — с трудом преодолел несколько пролетов лестницы, нашел наконец нужную комнату и, постучав, отворил дверь.
Помешанная Мери, ибо это была она, произвела на него ужасающее впечатление.
С совершенно безумным выражением лица, невнятно бормочущая что-то бессмысленное, она казалась жалкой пародией на совершенный человеческий экземпляр.
Ринарк сразу понял, что перед ним женщина с чрезвычайно высоко развитым интеллектом. Кроме того, она все еще поражала своей броской красотой — чистое, тонкое лицо, большие карие глаза, крупный рот, длинные темные волосы, пышная грудь. На ней была лишь грязная юбка, пальцы машинально перебирали какую-то замысловатую клавиатуру из тех, что применялись на допотопных космических кораблях, которые при своей сверхсложности отличались крайней «чувствительностью» и в экстремальных условиях страдали «нервными срывами», за что и были сданы в лом. В руках у Мери была только одна клавиатура, ни к чему не присоединенная.
Едва Ринарк осторожно переступил порог этой небольшой комнаты, его раздражение как рукой сияло.
Он увидел голые оштукатуренные стены, узкий диван, тоже, видимо, подобранный на старом космическом корабле и служивший теперь постелью молодой женщине.
— Мери, — сказал он, обращаясь к женщине, которая не переставала что-то бормотать, — Мери!
Она пристально взглянула на него, и в ее глазах он прочел недоумение.
— Адам? Ах, нет. Входи, Кастор, а Поллукс пусть останется там. А может, это Рубин Кейв, герой космоса, пришел навестить меня?
Ее крупный рот расползся в улыбке, губы изогнулись полумесяцем. Грациозно взмахнув рукой в неопределенном направлении, она сказала:
— Пожалуйста, садитесь.
Однако сесть было не на что, и Ринарк в замешательстве остался стоять.
— Меня зовут Ринарк, — сказал он. — Мне надо кое-что узнать. Это чрезвычайно важно — вы могли бы помочь мне?
— Помочь?.. — отрешенно прозвучал ее голос, а пальцы между тем непрестанно скользили по клавиатуре. — Помочь?.. — Лицо ее исказилось. — Помочь! — вдруг пронзительно закричала она.
Он шагнул к ней. Ее руки лихорадочно забегали по клавиатуре.
— Помочь!.. Помочь… — вдруг тихо забормотала она.
— Мери, — настойчиво повторил Ринарк. Он не смог заставить себя коснуться ее обнаженного плеча. — Все хорошо, Мери, — склонившись к ней, сказал он, стараясь успокоить ее. — Мне сказали, что вы изучали Беглец, это правда?
— Правда? Что есть правда, что есть ложь?
— Что такое эта система, Мери? Что произошло с вами?
Из груди женщины вырвался стон, скорее даже не стон, а какой-то звериный рык, в котором слышалось бессилие и отчаяние.
Она поднялась и нетвердым шагом поплелась к дивану, упала лицом вниз, вцепившись в него руками.
— Что такое Беглец, Мери? Что это такое? — Лицо Ринарка напряглось — чрезвычайным усилием воли он подавил бушевавшие в нем чувства.
— Хаос, — бормотала Мери, — безумие, гениальное озарение, теплота. О, теплота… Но не для меня, не для людей — нет якоря, ничего не узнать, не за что зацепиться. Вихрь возможностей толпится вокруг вас, тащат в разные стороны, разрывают на части. Падаю, лечу, расширяюсь, сжимаюсь, пою, немею — мое тело исчезает, я не могу догнать его!
Она смотрела на что-то, видимое лишь ей одной, остановившимся взглядом.
Вдруг она совершенно осмысленно взглянула на Ринарка.
— Вы сказали, ваше имя Ринарк?
— Да. — Он собирался с силами, чтобы сделать то, что претило ему, оскорбляя его нравственное чувство.
— Я видела вас когда-то, может быть, там. Здесь. Там. — Голова ее упала на диван, она снова забормотала что-то.
Ринарк ощутил, как на задворках его сознания зашевелился хаос, вызванный к жизни системой. Теперь, кажется, он начал понимать, как тайна, к которой прикоснулась Мери, могла повергнуть ее в безумие, — он понял, что прозревает темный смысл того, о чем она ему говорила. Он сосредоточился на ней, включив свои экстрасенсорные способности, проник в ее сознание и психику на уровне клеточных структур, стараясь разгадать, каким образом система воздействовала на нее.
В ее физическом состоянии он обнаружил лишь небольшие нарушения, хотя уровень адреналина в крови был выше нормы, что, видимо, и влекло за собой повышенную двигательную активность.
Но ее ментальность не поддавалась анализу. Ринарк не обладал телепатическими свойствами, и теперь он даже был этому рад — страшно видеть то, что творится в ее искаженном сознании. В равной степени он был лишен и телекинетических способностей, более того, ему была ненавистна даже сама мысль о том, что можно посягнуть на такой способ воздействия. Он просто анализировал активность ее двигательных реакций, подвижность психики и нервной системы, стараясь привести ее в такое состояние, чтобы она могла ответить на его вопросы.
Он почувствовал, что она оживилась.
— Эсквиел! — вдруг воскликнула она. — Ведь это имя, да? Что с тобой? Ты мертв?
Господи, откуда ей известно об Эсквиеле?
— Да, Эсквиел — так зовут моего друга. Нет, я жив…
Ринарк был в отчаянии — и так все было безнадежно запутано, а тут еще и вовсе мистика какая-то.
— Что с Эсквиелом?
Но Мери замолчала, уставившись в потолок своим отсутствующим взглядом.
Он попробовал зайти с другой стороны:
— Мери, где вы были? Что вы там обнаружили?
— Эта шероховатая планета, — бормотала она. — Иду туда… пришла… последнее… «решетчатая» планета. Дальше не ходи.
Ринарк боролся с желанием хорошенько тряхнуть ее и узнать наконец то, чего он так жаждал; он с трудом принудил себя подольститься к ней.
— Отчего же? — сказал он как можно мягче. — Отчего, Мери?
— Не оставайся на Беглеце — не весь, часть его существует в других измерениях. Дыра — в ней скрываются те, кто обитает там. Они знают все — они не хотят зла, но они опасны. Им известна истина, великая истина.
— Какая истина?
— Забыла — не могла запомнить. Они мне сказали. Это было неясно. — Она снова пристально взглянула на него — в ее глазах опять светился ум. — Не верьте в очевидность, Ринарк, ни на йоту не верьте. Ее не существует. Вы увидите, что в этих разрывах, вы ведь можете это — но в реальной вселенной это нарушается. Вы найдете это в разрывах.
— Разрывы? Что это? — Его удивило, что она так акцентировала это слово.
— Разрывы шероховатой планеты. — Она глубоко вздохнула и беспокойно зашевелилась на своем ложе. — Я совсем забыла, где это, но там все лишено смысла — любая концепция, оправдывающая себя на других планетах, каждый бит информации, откуда бы он ни был получен. Но я ничего не помню, лишь одно — мне было очень плохо. Я была очень любознательной… Сейчас уже не то, мне хочется покоя, тишины, но я не могу обрести их. Все это продолжается. Но они знают… они знают… и их ненависть позволяет им сохранить рассудок…
— Кто «они», Мери?
— Трон… этот ужасный Трон. На Шаарне тоже знают, но они слабые — они не смогли мне помочь. Это звери. Не позволяйте им вовлечь вас в… антивремя… антипространство. У них беспощадное оружие. Они не убивают.
— Благодарю вас, Мери, — просто сказал Ринарк, чувствуя, что бессилен помочь ей. — Я отправлюсь на Трон.
Она поднялась с постели с пронзительным криком:
— Я сказала «нет», спиральный, красный, птицы… птицы… ночь… Нет… ужасный вид… нет, о, нет…
Она стала всхлипывать, и Ринарк вышел из комнаты. Он в задумчивости спускался по лестнице, огорченный скудостью добытых им сведений; но теперь он хотя бы знал, что нужно делать. Он должен отправиться на Трон и проверить сведения, полученные от Мери.
Как бы то ни было, Ринарк теперь больше рассчитывал на помощь Трона — если только вообще удастся подвигнуть на это его обитателей, — чем на вырождающихся обитателей Энтропиема, которые вообще ничего не хотят знать. Ринарк никогда не испытывал большой симпатии к тем, кто ничем не интересовался. Ему казалось, что носящийся в хаосе Беглец, рассекающий мультиверсум, дает более чем достаточную пищу любознательности.
Выйдя из отеля, он с облегчением почувствовал, что планета, кажется, успокоилась, снова оказавшись наконец в нормальном пространстве, но уже в иной вселенной.
Быстро шагая к своему небоскребу, Ринарк выбросил мысль-щуп и немного успокоился, когда понял, что по ту сторону контура, очерчивающего пораженное безумием пространство вокруг Беглеца, находится большая спиральная галактика, в общих чертах очень похожая на ту, которую он покинул, с плотными упорядоченными планетами и солнцами, хотя местами тут и там попадались какие-то незнакомые органические и химические структуры.
Когда Ринарк вошел в зал управления, Клейн, увидев его, сказал:
— Половина из тех, что прибыли с Мигаа, погибли. Обычная история — во время движения Беглеца они не справились с паникой, вот и попали в беду; мы их уже убрали. Те, что уцелели, устраиваются здесь или возвращаются на свои корабли… Ну как, вы поладили с Мери?
— Она мне сказала, что на Троне знают о природе Беглеца, во всяком случае, мне так показалось.
В этот момент в зал вошли Эсквиел и Уиллоу. Они были чрезвычайно бледны. Ринарк кивнул им.
— Ведь это обитатели Тропа напали на нас? — спросил он у Клейна.
Слышно было, как где-то далеко стартуют космические корабли. Клейн выругался.
— Ведь их предупредили. Еще одна партия смертников.
— Что вы имеете в виду?
— Мы всегда предупреждаем тех, кто стремится на Беглец для того, чтобы попасть в другую вселенную, что, если уж они оказались на этой планете, лучше им здесь и оставаться. Но они не слушают наших советов. Может, одному-двум повезет, не знаю. Но думаю, что нет. Что-то или кто-то мешает тем, кто оказался на Беглеце, покидать его.
— Неужели ничего нельзя поделать? — в тревоге спросила Уиллоу.
Ринарк взглянул на нее. Забавно, подумал он, насколько по-разному ведут себя люди в чрезвычайной обстановке. По голосу Уиллоу можно было подумать, что она вот-вот лишится чувств. А Эсквиелу, казалось, все нипочем. Теперь Ринарка интересовало только, как выглядит Телфрин после этой передряги и что он будет делать, когда вернется.
Клейн тем временем продолжал, отвечая на вопрос Уиллоу:
— Выходит, что так, дорогая. Легче попасть сюда, чем выбраться отсюда. Вы ведь существуете только в одной пространственно-временной матрице Вселенной, в которой сейчас находится Беглец. Мы вместе с ним будто переливаемся в другие измерения. А вы, пытаясь вырваться отсюда, пронзаете эти измерения под пренебрежительно малым углом, и — ух! — вас разносит: одних в одну сторону, других — в другую. Нет, вам не вырваться отсюда.
— Ну, Ринарк, у тебя теперь забот не оберешься, — заметил Эсквиел, поигрывая своими перчатками.
— Их даже больше, чем ты думаешь, судя по тому, что я узнал, — устало ответил Ринарк. — А ты выяснил что-нибудь?
— Да так, ничего определенного. Эти одиннадцать планет имеют множество имен — люди их называют так, а инопланетяне — этак. Существует миллион версий относительно природы Беглеца, в основном это фольклор с примесью суеверия. Говорят, обитатели Трона были первыми и, возможно, «коренными жителями», так сказать «аборигенами» системы. В этом, вероятно, и кроется причина их враждебности ко всем, кто вторгается в нее.
— Еще что-нибудь узнал?
— Да, существует некая популяция, называемая в просторечье «желейные вонючки», которым, кажется, что-то известно о происхождении мультиверсума. Кроме того, есть планета под названием «Забытое Милосердие», которую считают сущей преисподней всей этой треклятой системы.
— Кажется, подтверждается то, что говорила мне Мери, — заметил Ринарк.
В комнату вошел Телфрин. Видимо совсем выбившись из сил, он устало плюхнулся на диван.
Немного помолчав, Ринарк продолжал:
— Есть ряд вопросов, на которые мы должны получить ответы. Но мы не можем тратить время на это. Почему Беглец движется именно по этой орбите? Как ему это удается? Если мы поймем принцип его движения, то сможем, использовав его, построить такие космические корабли, которые позволят нам эвакуировать нашу Галактику. Конечно, логика — если здесь уместно такое понятие, — которой подчиняется система, несовместима с нашей, но мы должны овладеть ею. Кроме того, не мешало бы выяснить, все ли вселенные сжимаются одновременно.
Было очевидно, что этот последний вопрос давно мучил Ринарка, и только теперь, впервые он решился задать его вслух.
— Если так, то у нас нет никаких шансов. С другой стороны, то, что мы узнаем, позволит нам…
— Изменить естественный ход событий и предотвратить гибель одной вселенной и возникновение новой? Нет, Ринарк! — с усмешкой перебил его Клейн.
— Да, Клейн, мы должны сделать то, что в наших силах!
— О чем, черт побери, мы тут спорим? — устало подал голос Телфрин, который все еще сидел на диване. — Ведь нас всего трое, а против нас — вся наша Вселенная со своими естественными законами, не говоря уж об этом проклятом месте, где все наоборот.
Он отрицательно помотал головой.
— Ну, в самом деле, то немногое, что я узнал, повергло меня в отчаяние — все безнадежно, все бесполезно, мы беспомощны перед тем, что должно произойти. Я сдаюсь, ведь смешно воевать с тем огромным и неизбежным, что надвигается, судя по всему, на нас, со вселенским законом, грозящим гибелью не только человечеству, но и всей органической материи не только в нашей Вселенной, но и во всех остальных. Человечество отжило свой век, и мы должны достойно принять роковой конец. Если ты можешь возразить мне, Ринарк, я готов…
Это было внезапным, как озарение, — Ринарк вдруг понял: он не хочет больше, чтобы Телфрин был рядом.
— Боюсь, мне нечего сказать тебе, — печально ответил он. — Ты фаталист и не хочешь рискнуть собою, чтобы спасти человечество, которое ты, прости за откровенность, ненавидишь. В отличие от всех других форм жизни нашей Вселенной, человечество обладает способностью воздействовать на природу — управлять ею. Отличительный признак homo sapiens в том, что он на протяжении тысячелетий отказывал природе в праве, в свою очередь, хоть до некоторой степени управлять собою. Человек приспособил окружающую среду для удовлетворения своих потребностей, подчинил ее себе. Конечно, то, что грозит сейчас человечеству, — катастрофа вселенского масштаба, но прежние правила игры все еще в силе. Теперь, вероятно, мы будем вынуждены покинуть привычные миры и снова взяться за работу — завоевать новую вселенную и научиться управлять ею. Если Человек совершит это, он навсегда утвердит за собой право на существование!
Телфрин молчал, подавленный неожиданной силой и убежденностью, с которой Ринарк отвечал ему, потом вновь задумчиво покачал головой. Ринарк и раньше чувствовал в нем слабинку — так опытный механик чувствует, что какая-то деталь, достигшая предела своей выносливости, вот-вот откажет, хотя, казалось бы, машина отлажена и нет оснований тревожиться.
— Лучше тебе остаться здесь, — сказал Ринарк.
Телфрин кивнул:
— Я подвел тебя, Ринарк. Но, пойми, ты хочешь слишком многого. Сколько можно обманывать себя? Пора посмотреть фактам в лицо.
— Могут появиться новые факты, — упрямо возразил Ринарк и отвернулся от Телфрина, как бы давая понять, что исчерпал свои доводы.
— Неужели отступишься? — вскинулся Эсквиел. — Что с тобой?
— Обстоятельства сильнее меня, — с горькой улыбкой ответил Телфрин, поднялся и вышел из комнаты.
Эсквиел озадаченно глядел на Ринарка.
— Не понимаю его. Может, я чего-то не знаю?
— Возможно, — невозмутимо ответил Ринарк, а взволнованный и растерянный Эсквиел обернулся к Уиллоу и посмотрел на нее долгим взглядом.
Ее глаза стали наполняться слезами.
— Я не выдержу этого, — сказала она. — Ни за что — после того, что мы только что испытали…
— Ты уже не любишь меня больше, да?
— О нет, Эсквиел… Я всегда буду любить тебя. Ты… Ты ведь можешь остаться здесь, со мной.
Эсквиел бросил быстрый взгляд на Ринарка.
— Летим на Трон, — сказал он.
— Ну что ж, если так…
— Побереги себя, Уиллоу. Может, я вернусь, кто знает? — сказал Эсквиел, выходя из комнаты.
Они с Ринарком направились за город, к своему крейсеру, приговорив себя к нечеловеческим испытаниям, а может, и к смерти.
— Он всегда был глуп, — тихо сказала Уиллоу, обращаясь к Клейну. — Мог бы отказаться от своих обязательств, все так и делают. А эти двое сами дурачат себя, гонятся за какими-то высокими идеалами. Чего ожидать от глупца…
— Обязательства? — переспросил Клейн. — Какие обязательства? Он знает, что делает. Не обязательство, моя дорогая, а шанс сохранить собственную жизнь.
Уиллоу озадаченно уставилась на Клейна.
— Я так хотела, чтобы он остался, — сказала она.