Глава 17
Райан двое суток лежит в своей койке, не расставаясь с бортжурналом и ручкой. Иногда заходит Джон, но не пристает к нему, понимая, что брат не хочет, чтобы его беспокоили. Он позволяет Райану есть, когда хочется, а сам присматривает за кораблем. Чтобы быть уверенным, что Райан отдыхает, он даже отключил пульт в его каюте.
Райан перечитывает первую запись, которую сделал, перенеся журнал в каюту.
«То, что я сделал с Сарой, можно, конечно, оправдать тем, что она могла все разрушить. Этого нельзя было допустить. Тот факт, что мы все в безопасности и на корабле, свидетельствует, что я принял правильные меры предосторожности, не доверяя никому, обеспечивая строжайшую секретность. Мы держали связь только с русской группой — чуть ли не с последним островком разумного человечества, о котором мы знали.
Поступил бы я так, если бы она не отвергла меня таким грубым образом? Не знаю. Учитывая состояние дел в тот момент, я вел себя не хуже, не менее гуманно, чем любой другой на моем месте. С волками жить — по-волчьи выть. По крайней мере, это останется только на моей совести. Ни дети, ни Джозефина, ни кто другой не виноваты…»
Он вздыхает, перечитывая эту запись, ворочается на койке.
— Все в порядке, старина?
Джон, как всегда, вошел в каюту бесшумно. Он выглядит немного усталым.
— Я отлично себя чувствую. — Райан быстро захлопывает журнал. — Отлично. У тебя все хорошо?
— Справляюсь. Дам тебе знать, если что-нибудь случится.
— Спасибо.
Джон уходит. Райан возвращается к журналу, листая страницы, пока не находит чистую, и продолжает:
«В этом нет сомнений. На моих руках кровь. Вероятно, по этой причине мне снились плохие сны. Как снились бы любому нормальному человеку. По крайней мере, я взял этот грех на себя, никого не сделал соучастником.
Когда мы захватывали этот транспортный „Альбион“, я надеялся, что здесь не будет осложнений. Да и не было бы, если бы экипаж был полностью английским. Невероятно! Я всегда знал, что ирландцы легко возбудимы, но этот тип, попытавшийся вырвать у меня оружие в воздухе, получил по заслугам. Он, наверное, был ирландец. Другого объяснения я не вижу. Я никогда не был расистом, но надо согласиться, что англичане обладают некоторыми достоинствами, которых нет у других народов. В некотором роде это слегка напоминает расизм, но только слегка. Я ведь был в ужасе, когда узнал, что иностранцев в лагерях морили голодом до смерти. Я что-нибудь сделал бы с этим, если бы мог. Но к тому времени это зашло слишком далеко. Может быть, Сара была права. Может быть, я смог бы остановить это, если бы не был таким эгоистом. Я всегда считал себя просвещенным человеком — либералом. И другие считали меня таким».
Он опять останавливается, глядя в стену.
«Эта гниль завелась еще до меня. Водородные бомбы, радиация, химическое отравление, недостаточный контроль за рождаемостью, ошибки в управлении экономикой, ошибочные политические теории. А потом — паника.
И нельзя ошибиться. Сунь гаечный ключ в механизм общества, такого сложного и тонко настроенного, каким было наше, и — вот оно. Хаос.
Они пытались дать простые ответы на сложные вопросы. Они ждали мессию, когда нужно было повернуться лицом к проблемам. Старая беда человечества. Но на этот раз человечество покончило с собой. Безусловно.
Как странно, что я никогда не узнаю, чем это все обернулось. А нашим детям, это будет все равно. Мы улетели вовремя. Они уже бомбили друг друга!
Еще несколько дней, — пишет он, — и мы бы не успели. Я прекрасно рассчитал время, учитывая все обстоятельства».
* * *
Райан вывел группу к лондонскому аэропорту, где большой транспортный самолет «Альбион» готовился вылететь на бомбежку Дублина. Все были в военной форме, так как играли роль адъютантов при генерале.
Они въехали прямо на взлетную полосу и, прежде чем кто-то что-то успел понять, взбежали по трапу в самолет…
Райан, угрожая оружием, приказал пилоту взлетать.
Через четверть часа они летели в сторону России…
Они были уже над посадочной полосой где-то на суровой Сибирской равнине, когда этот ирландец — наверняка он был ирландцем — запаниковал. Как ирландцу удавалось оставаться замаскированным, не обнаруживая своих очевидных расовых черт?
Райан два часа просидел в кресле второго пилота, направив на летчика автомат, в то время, как Генри и Мастерсон присматривали за остальным экипажем, а Джон Райан и дядя Сидней охраняли женщин и детей. Райан был измотан до последней степени. Он чувствовал, что в нем уже не осталось ни капли энергии. Тело ныло, приклад автомата был скользким от вспотевших ладоней. Ему было холодно и мерзко от ощущения грязного тела. «Альбион» пробил на спуске облака, и Райан внезапно увидел огромный космический корабль, стоящий на стартовой площадке. Он был окружен паутиной ферм — как хищная птица в клетке, как прикованный Прометей.
Его внимание было полностью захвачено этим зрелищем корабля, когда вдруг пилот-ирландец вскочил со своего кресла.
— Чертов предатель! Мерзкий ренегат! — Он рванулся к автомату, лицо его перекосила гримаса ненависти и безумия.
Райан откинулся назад, нажав на спусковой крючок. Автомат заработал, и очередь крохотных разрывных пуль ударила пилоту в грудь и лицо. Окровавленное тело обрушилось на Райана.
Большой транспортный самолет остался без управления.
Райан столкнул с себя труп и протянул руку к рычагу, переводящему самолет в автоматическую процедуру аварийной посадки. Заработали ракетные двигатели, и самолет сильно завибрировал, гася горизонтальную скорость и спускаясь на ракетных двигателях.
Райан вытер пот, размазав по лицу кровь пилота. Его тут же вырвало. Он вытер лицо рукавом, следя, как самолет приближается к земле, с ревом устремляясь к заросшей взлетно-посадочной полосе к северу от стартовой площадки.
В кабину просунулась голова Джона.
— Боже мой! Что случилось?
— Этот тип просто свихнулся, — хрипло ответил Райан. — Джон, проверь лучше, чтобы все пристегнули ремни. У нас будет трудная посадка.
«Альбион» был уже близко к земле, его ракетные двигатели жгли бетонную полосу. Райан защелкнул пристяжной ремень.
В пяти футах над землей ракетные двигатели отключились, и самолет плюхнулся брюхом на бетон.
Райан выбрался из кресла и нетвердым шагом вышел в отсек экипажа. Александр плакал, Трейси Мастерсон была в истерике, стонала Ида Генри. Остальные были более-менее спокойны.
— Джон! — крикнул Райан. — Открой дверь и выводи всех из самолета как можно скорее, ясно? — Он все еще сжимал автомат.
Джон Райан кивнул и кинулся в хвостовую часть салона, где Мастерсон и Генри держали под дулами остальных членов экипажа.
— Что все это значит? — подозрительно осведомился Джеймс Генри. — Ты что, хочешь всех нас прикончить, Райан?
— Пилот свихнулся. Пришлось делать аварийную посадку на ракетных двигателях.
Райан оглядел оставшихся членов экипажа — четырех юнцов и женщину лет тридцати. Все они выглядели перепуганными.
— Вы знали, что ваш командир — ирландец? — спросил у них Райан. — И что вы летели бомбить Дублин? Голову даю на отсечение, что он собирался там приземлиться.
Экипаж недоверчиво смотрел на него.
— Это правда, — сказал Райан. — Но не беспокойтесь. Я разобрался с ним.
Женщина очнулась первая:
— Вы убили его?
— Самооборона, — ответил Райан. — Самооборона — не убийство. Ладно, Фред, Генри, идите-ка помогите всем выбраться из этого чертова самолета.
Женщина сказала:
— Он был не больше ирландцем, чем я. Во всяком случае, какое это имеет значение?
— Не удивительно, что ваш народ проигрывает войну, — презрительно ответил Райан.
Когда все покинули самолет, Райан расстрелял экипаж. Только так можно было обеспечить безопасность всех. Иначе оставался шанс, что экипаж захватит «Альбион» и совершит какую-нибудь глупость.
* * *
Тищенко, мужчина лет пятидесяти, с озабоченным видом крепко пожал Райану руку и повел по пустынному бетону к зданиям Центра управления. Дул холодный, пронизывающий ветер. В стороне от стартовой площадки остался их самолет — серо-зеленый, незаметный… Все устало брели за Райаном.
Тищенко был из первых, кому Райан доверился. Помог ему в этом Оллард, старый школьный друг, который до последних дней тщетно пытался удержать Объединенные Нации от распада. Патриоты вскоре сослали его в лагерь.
— Это большая радость, — сказал Тищенко, когда они вошли в здание, приспособленное под жилые помещения. Здесь было холодно и мрачно. — И в некотором роде достижение, что посреди всей этой безумной ксенофобии небольшая интернациональная группа разумных мужчин и женщин может поработать над таким важным проектом, как этот. — Он улыбнулся. — Должен сказать, так приятно видеть женщину.
Райан, уставший до предела, кивнул, протирая глаза. Одной из причин, по которой эти русские пожелали иметь дело с ними, было то, что он мог привезти с собой женщин.
— Вы устали? — спросил Тищенко. — Пойдемте.
Он провел их по двум лестничным пролетам вверх и показал им три комнаты, вдоль стен которых были расставлены раскладушки.
— Это лучшее, что мы можем предоставить, — извинился Тищенко. — Удобств маловато. Все пошло на корабль. — Он подошел к окну и отдернул закрывавшее его одеяло. — Вот он.
Они сгрудились у окна, любуясь вздымавшимся в небеса космическим кораблем.
— Он был готов к полету давно, — покачал головой Тищенко. — Два года ушло на обеспечение его всем необходимым. Гражданская война здесь, а затем китайское вторжение — вот что нас остановило. Потом о нас почти забыли…
— А кто еще здесь? — спросил Райан. — Только русские?
Тищенко улыбнулся:
— Русских только двое — я и Липке! Два американца, китаец, двое итальянцев, трое немцев, француз. Вот и все.
Райан глубоко вздохнул. Он чувствовал себя как-то странно. Наверное, шок от этих убийств, подумал он.
— Я скоро вернусь, чтобы отвести вас вниз на обед, — сказал ему Тищенко.
Райан поднял на него глаза:
— Куда?
— На обед. Мы едим все вместе на нижнем этаже.
— О, я понимаю…
— Я не смогу! — заявила Джозефина Райан — Я действительно не смогу…
— Видите ли, — пояснил Джеймс Генри, — мы к этому не привыкли. Наши обычаи — ну…
Тищенко выглядел озадаченным.
— Ну что же, если вы хотите, чтобы еду приносили сюда, я думаю, мы можем это устроить… Вероятно, мы можем встречаться после еды. Вы жили в гуще событий, а мы были изолированы, не испытали по-настоящему…
— Да, — сказал Райан, — было очень скверно. Извините нас. Некоторые наши социальные болезни порядком въелись. Дайте нам день-другой, чтобы устроиться, привыкнуть… Мы придем в норму, я уверен.
— Хорошо, — согласился Тищенко.
Райан смотрел ему вслед. Он ощущал некую неприязнь, исходившую от этого русского. Он все же надеялся, что с ним не будет хлопот. Русским не всегда можно доверять. А вдруг они в некоей хитроумной ловушке? Что, если этой команде техников всего лишь нужны женщины? Не захотят ли они теперь отделаться от сопровождающих их мужчин?
Райан взял себя в руки. Как глупо! Нужно будет получше следить за собой. Он две ночи не спал. Отдохни как следует, сказал он себе, и утром ты опять будешь в норме.
* * *
Тринадцать англичан и одиннадцать техников разных национальностей обходили корабль.
— Он полностью автоматизирован, — сообщил Шенберг, немец. Он улыбнулся и погладил Александра по голове. — Им может управлять и ребенок.
Англичане выглядели отдохнувшими и находились в прекрасном настроении, включая самого брюзгливого из них — Джеймса Генри.
— Ваши зонды убедительно доказали, что в этой системе есть две планеты, способные поддерживать человеческую жизнь, — сказал он Буле.
Француз улыбнулся:
— Одна из них могла бы быть Землей. Почти такое же соотношение суши и моря, очень похожая экология. Такая планета обязательно должна была где-нибудь найтись, и нам повезло, что мы так быстро ее обнаружили.
Итальянец Буччелла проявил несколько повышенный интерес к Джанет посредством пространных объяснений некоторых особенностей корабля.
Типичный итальяшка, отметил озабоченно Райан.
Он бросил взгляд в сторону Джона, который внимательно слушал китайца Шаня, старавшегося что-то объяснить про устройство регенерации. Шань не слишком хорошо владел английским.
* * *
Когда они вернулись в свое жилище, Райан спросил брата:
— Ты заметил, что тот итальянец, Буччелла, и Джанет были вместе?
— Что значит — вместе? — с усмешкой сказал Джон.
Райан пожал плечами:
— Впрочем, это твоя проблема…
Работа продвигалась быстро, а когда дошла весть о массированных ядерных бомбардировках по всему земному шару, стали работать и ночью, отдыхая лишь тогда, когда глаза совсем слипались. Наконец корабль был готов.
Буччелла, Шань и Буле собирались лететь на корабле с ними, а оставшиеся на Земле должны были обеспечивать взлет, работая почти за полсотни техников.
Наступил день старта.
