Астронавт Джоунз
(Пер. с англ. А. Ставцева)
Глава 1
«Томагавк»
Максу нравилось это время дня, это время года. Теперь, когда урожай был собран, он мог закончить работу пораньше и побездельничать. Убравшись в свинарнике и накормив цыплят, он, вместо того чтобы поужинать, направился на холм за коровником и лег в траву, не обращая внимания на докучливых насекомых. С собой он захватил книгу, взятую из деревенской библиотеки в прошлую субботу, — «Небесные звери. Введение в Экзотическую Зоологию» Бонфорта. Но книгу он подложил под голову вместо подушки. Голубая сойка подала голос, как бы сомневаясь в его намерениях, но он не пошевелился, и она замолчала: Рыжая белка села на пень, посмотрела на него и вернулась к своим орехам.
Макс смотрел на северо-запад. Он любил это местечко, поскольку отсюда он мог видеть между хребтами гор стальные опоры и ведущие кольца кольцевой дороги Спрингфилд — Чикаго — Эртпорт. Огромная стальная петля на высоте 20 футов высовывалась из ущелья. Пара высоченных триподов поддерживала второе кольцо дороги в ста футах от первого. Третье и последнее кольцо с ходулями-опорами более ста футов высотой виднелось к западу от Макса, где поверхность земли резко опускалась вниз, образуя долину, поперек которой была натянута антенна энергетической связи.
Слева, на дальней стороне ущелья, ведущие кольца снова подымались вверх. Входное кольцо было большего размера с учетом максимальной силы ветра; на его опорах тоже блестела антенна энергетической связи. Этот хребет был круче; за ним было еще одно кольцо, а затем дорога скрывалась в туннеле. Макс читал, что на Луне все ведущие кольца одинаковы, поскольку там нет ветра, который бы мог отклонить поезд. Когда он был еще ребенком, это кольцо было немного меньше, и во время небывалой бури поезд ударился о кольцо и погибло более четырехсот человек. Он не видел этого — отец не позволял ходить ему на место крушения, но шрам от него до сих пор был заметен на левом хребте: трава там была зеленее.
Макс не отводил взгляда от ущелья: «Томагавк» должен был выскочить с минуты на минуту. Вдруг показалось серебристое свечение, блестящий цилиндр с игольно-острым концом вылетел из проема и, промчавшись через последнее кольцо, на долю секунды оказался в свободном полете между хребтами. Не успел Макс и глазом моргнуть, как поезд прошел через последнее кольцо и скрылся за холмом, и почти одновременно с этим до него дошел звук.
Эхом пронесло по холмам громовой раскат. Макс изумленно открыл рот. «Вот это да!» — прошептал он. Это невероятное зрелище и звук, который его сопровождал, всегда производили на него огромное впечатление. Он слышал от других, что пассажиры ничего не слышат, поскольку звук остается позади; но сам он никогда не ездил на таком поезде; и вряд ли ему когда-либо представится такая возможность, ведь он должен заботиться о Мав и о ферме.
Макс сел и открыл книгу, держа ее так, чтобы можно было одновременно наблюдать за небом на юго-западе. Через семь минут после прохождения «Томагавка» в чистом весеннем небе должен появиться инверсионный след корабля, ежедневно отправляющегося на Луну. И хотя это бывало намного дальше от него и менее ярко, чем сверхзвуковой прыжок скоростного поезда, он приходил сюда именно для того, чтобы увидеть этот корабль. Он с удовольствием смотрел на скоростные поезда, но его любовью были космические корабли — даже такая устаревшая посудина, как лунный челнок.
Но только он нашел то место в книге, на котором остановился в прошлый раз — описание разумных флегматичных ракообразных с Эпсилона Кита IV, — как послышался оклик:
— О, Макси! Максимилиан! Макс!..
Он не пошевельнулся и не ответил.
— Макс! Я тебя вижу, Макс. Сейчас же иди сюда. Слышишь меня?
Он недовольно пробормотал что-то себе под нос и встал на ноги. Медленно идя назад по тропинке, он смотрел на небо, где должен был появиться лунный шаттл, пока коровник не закрыл ему обзор. Мав вернулась, и это означало конец его уединению — она сможет сделать его жизнь невыносимой, если он сейчас же не придет и не поможет. Когда она уходила утром, у него создалось впечатление, что ее не будет всю ночь — она ему об этом не сказала, да и никогда не говорила, но он научился узнавать об этом по определенным признакам. Теперь же, вместо того чтобы почитать, ему придется выслушивать ее жалобы и мелкие сплетни или смотреть сентиментальные сериалы по стереовидению, которые она так любит. У него часто возникало желание разбить этот докучливый ящик топором. Ему почти никогда не удавалось посмотреть свои любимые программы.
Когда показался дом, он вдруг остановился. Он думал, что Мав, как обычно, приехала на автобусе. Но у крыльца стоял небольшой одноколесный велосипед спортивного типа, и она была не одна.
Сначала он подумал, что с нею был какой-то «чужеземец», но, подойдя ближе, узнал ее спутника. Лучше бы это был «чужеземец», любой «чужеземец». Бифф Монтгомери жил неподалеку, но он не был фермером; Макс никогда не видел, чтобы он делал какую-либо честную работу. Макс слышал, что Монтгомери нанимался работать охранником на один из подпольных заводов по изготовлению спиртного, совсем недавно таких заводиков хватало в пустынной части штата. И это могло быть правдой: Монтгомери был здоровенным мужиком, и эта роль ему бы подошла.
Макс знал Монтгомери уже давно, видел, как тот постоянно околачивался в Клайдз-Корнерз, ничего не делая. До недавнего времени он не обращал на него никакого внимания и не имел с ним никаких дел. А теперь Мав часто стали видеть с ним; они даже вместе приходили на танцы. Макс пытался втолковать ей, что отец этого бы не одобрил. Но с Мав невозможно спорить — она просто не слышала то, чего не хотела услышать.
В дом она его привела в первый раз. Макс почувствовал, как в нем загорается жаркий огонь ненависти.
— Поторапливайся, Макси! — звала Мав. — Что ты стоишь там как истукан?
Неохотно Макс подошел к ним.
— Макси, поздоровайся со своим новым отцом, — сказала Мав, на ее лице появилось хитрое выражение, как будто бы она сказала что-то остроумное. Макс открыл рот от удивления и вытаращился на них.
Монтгомери ухмыльнулся и протянул ему руку.
— Да, Макс, теперь ты Макс Монтгомери — я твой новый папочка. Но ты можешь называть меня просто Монти.
Макс посмотрел на протянутую руку, затем быстро пожал ее.
— Меня зовут Джоунз, — произнес он.
— Макси! — запротестовала Мав.
Монтгомери весело рассмеялся.
— Не торопи его, Нели, любовь моя. Пусть Макс привыкнет. Живи и давай другим жить — такой у меня девиз. — Он повернулся к своей жене. — Минутку, я сейчас принесу багаж. — Из одного седельного вьюка одноколесного велосипеда он достал мятое белье; из другого — две плоские поллитровые бутылки. Увидев, что Макс смотрит на него, он подмигнул и сказал: — Тост за невесту.
Сама невеста стояла возле двери. Монтгомери собрался пройти мимо нее в дом, но она запротестовала:
— Монти, разве ты не будешь?..
Монтгомери остановился.
— О, я совсем забыл. Конечно. — Он повернулся к Максу: — Держи багаж, — сказал он и сунул ему белье и бутылки.
Затем он взял ее на руки, что-то ворча, перенес через порог, поставил на пол и поцеловал; она взвизгнула и покраснела. Макс молча последовал за ними, положил багаж на стол и подошел к печке. Она остыла. Он не топил ее после завтрака. У них была электрическая плитка, но она перегорела еще до того, как умер отец, а денег на ее ремонт не было. Он достал из кармана ножик, настрогал щепок, наломал хвороста и развел огонь. Пламя вспыхнуло, Макс взял ведро и отправился за водой.
Когда он вернулся, Монтгомери спросил:
— Куда тебя носило? Неужели в этой хибаре нет даже водопровода?
— Нет.
Макс поставил ведро, затем подложил в печь несколько поленьев.
— Макси, тебе следовало заранее побеспокоиться об ужине, — сказала Мав.
— Ну, моя дорогая, — вежливо вмешался Монтгомери, — он же не знал, что мы придем вдвоем. К тому же у нас есть время, чтобы выпить.
Макс стоял к ним спиной, нарезая мясо. Перемена была такой неожиданной, что у него не было времени прийти в себя.
— Сынок, — позвал его Монтгомери, — выпей за здоровье невесты.
— Мне надо приготовить ужин.
— Ерунда! Держи-ка стакан.
Монтгомери налил немного янтарной жидкости в его стакан, у него самого стакан был заполнен наполовину, у его невесты — на треть. Макс взял стакан, подошел к ведру и разбавил виски водой.
— Ты же портишь выпивку.
— Я не привык к крепким напиткам.
— Ну хорошо. За мою краснеющую невесту… и за нашу счастливую семью! Встанем!
Макс осторожно сделал маленький глоток и поставил стакан на стол. Напиток напомнил ему горькое тонизирующее средство, которое ему прошлой весной прописала участковая медсестра. Он хотел уже продолжить работу, но Монтгомери снова прервал его.
— Эй, ты не все выпил.
— Послушайте, я должен приготовить ужин. Вы же не хотите, чтобы он подгорел?
Монтгомери пожал плечами.
— Ну что ж. Нам больше достанется. А тем, что у тебя в стакане, мы будем запивать. Сынок, когда я был в твоем возрасте, я мог выпить целую кружку, а потом еще ходить на руках.
Макс хотел приготовить мясо и разогреть бисквиты, но их осталось только половина сковороды. Поэтому на жире, оставшемся от мяса, он поджарил яичницу, заварил кофе и решил, что этого будет достаточно. Когда они сели к столу, Монтгомери взглянул на еду и заявил:
— Моя дорогая, начиная с завтрашнего дня я надеюсь питаться на должном уровне, соответствующем тому, что ты мне рассказывала о своих кулинарных способностях. Твой мальчик не такой уж хороший повар.
Тем не менее ел он с аппетитом. Макс решил не говорить, что он готовит лучше, чем Мав, — вскоре он сам это узнает.
Наконец Монтгомери откинулся на спинку стула, вытер губы, затем налил себе еще кофе и закурил сигару.
— Макси, дорогой, что у нас на десерт? — спросила Мав.
— На десерт? Ну… в холодильнике есть мороженое, что осталось со Дня Объединения Планет Солнечной Системы.
На ее лице отразилось недовольство.
— Да?
— Хм… Кажется, я его… ну… съела как-то днем, когда ты был на южном поле. В тот день было ужасно жарко.
Макс ничего не сказал, его это не удивило. Но она пристала, как липучка:
— Макс, ты не приготовил десерт? Сегодня ведь особенный день.
Монтгомери вынул сигару изо рта.
— Оставь, моя дорогая, — добродушно сказал он. — Я не любитель сладостей. Предпочитаю мясо и картошку — они лучше пристают к ребрам. Давайте поговорим о более приятном. — Он повернулся к Максу. — Макс, ты умеешь что-нибудь делать, кроме как возиться на ферме?
Макс насторожился.
— Я никогда ничем другим не занимался. А что?
Монтгомери стряхнул пепел с сигары прямо на тарелку.
— Ты больше не будешь работать на ферме.
Во второй раз за последние два часа Макс не смог скрыть удивления.
— Как так? Что вы имеете в виду?
— Мы продали ферму.
Максу показалось, что у него из-под ног выдернули ковер. Но он видел по лицу Мав, что это было правдой. У нее всегда было такое выражение лица, когда она делала ему какую-нибудь пакость: радостное и немного настороженное.
— Отец не одобрил бы это, — выпалил он. — Эта земля принадлежала нашей семье четыреста лет.
— Послушай, Макси! Я уже не знаю, сколько раз я тебе говорила, что я не приспособлена к жизни на ферме. Я выросла в городе.
— Клайдз-Корнерз?! Какой же это город?!
— Но это и не ферма. Я была совсем молодой девушкой, когда твой отец привел меня сюда… а ты был уже большим мальчиком. Ведь я еще не стара, я не могу хоронить себя на этой ферме.
— Но ты обещала отцу, что…
— Прекрати, — твердо сказал Монтгомери. — И никогда не повышай голос, когда говоришь со своей матерью… и со мной.
Макс замолчал.
— Земля продана. Это факт. Как думаешь, сколько стоит этот участок?
— Я никогда не думала об этом.
— Сколько бы ты ни думала, я получил больше. — Он подмигнул Максу. — Да, сэр! Твоей матери повезло, что она встретила меня. У меня на такие дела отличный нюх. Я знал, почему агент скупает эту ничего не стоящую собственность. Я…
— Но правительство субсидирует нас.
— Я сказал «ничего не стоящую», и это так и есть. Я имею в виду, что эта земля почти не пригодна для фермерства.
Он хитро улыбнулся и пояснил, что готовится какой-то государственный энергетический проект и для его осуществления была выбрана эта зона. Монтгомери говорил об этом загадочно и неясно, из чего Макс заключил, что ему самому было мало что известно. Какой-то синдикат потихоньку скупал землю, рассчитывая, что сможет затем продать ее правительству по более высокой цене.
— Так что я стребовал с них в пять раз больше, чем они рассчитывали заплатить. Неплохо, да?
— Видишь, Макси? — вмешалась Мав. — Если бы твой отец знал, он бы…
— Замолчи, Нели!
— Но я лишь хотела сказать ему, сколько…
— Замолчи, я сказал!
Она умолкла. Монтгомери отодвинул свой стул, сунул в рот сигару и встал. Макс поставил воду на печь, чтобы помыть посуду, очистил тарелки и вынес отбросы цыплятам. Он не спешил возвращаться, смотрел на звезды и пытался думать, содрогаясь от мысли, что Бифф Монтгомери станет членом их семьи. Он думал о том, какие права есть у отчима, вернее, у праотчима, человека, который женился на его мачехе. Но ответа он не знал.
Наконец он решил, что надо вернуться, хотя и очень не хотелось. Когда он вошел, Монтгомери стоял около книжной полки, которую Макс соорудил над стереоприемником; он перебирал книги и несколько из них отложил на приемник. Он оглянулся.
— Ты вернулся? Побудь пока здесь, я хочу, чтобы ты рассказал мне про ваш домашний скот.
Из двери появилась Мав.
— Дорогой, — сказала она Монтгомери, — может быть, это подождет до утра?
— Не торопись, моя дорогая, — ответил он. — Этот парень с аукциона придет рано. Я должен провести инвентаризацию. — Он продолжал складывать книги. — Послушай, это неплохие вещи. — Он держал в руках полдюжины томов, отпечатанных на высококачественной тонкой бумаге в переплете из мягкого пластика. — Интересно, сколько они стоят? Нели, подай мои очки.
Макс быстро подошел и протянул руку к книгам.
— Они мои!
— Хм? — Монтгомери посмотрел на него, затем поднял книги высоко над головой. — Ты слишком молод, чтобы владеть каким-либо имуществом. Нет, продадим все подчистую и начнем с нуля.
— Они мои! Мне их подарил мой дядя. — Он обратился к мачехе: — Скажи ему, Мав.
— Да, Нели, — спокойно сказал Монтгомери. — Объясни-ка все этому юноше, пока мне самому не пришлось это сделать.
Ее лицо приняло обеспокоенное выражение.
— Ну, я в общем-то не уверена. Они действительно принадлежали Чету.
— А Чет был твоим братом? Значит, ты наследница Чета, а не этот юнец.
— Он не был ее братом, он был братом моего отца!
— Это не имеет значения. Твой отец был наследником твоего дяди, значит, твоя мать — наследница твоего отца, а не ты, молокосос. Таков закон, сынок. Так что извини.
Он поставил книги на полку, но остался стоять рядом.
Макс почувствовал, как у него начала непроизвольно дрожать верхняя губа; он знал, что теперь не сможет говорить связно. Его глаза наполнились слезами от гнева так, что он едва мог видеть.
— Вы… вы вор!
— Макс! — пронзительно взвизгнула Нели.
Лицо Монтгомери сделалось холодным и злым.
— Ну, теперь ты зашел слишком далеко. Боюсь, что тебе придется отведать ремня, — и он начал расстегивать свой тяжелый ремень.
Макс шагнул назад. Монтгомери выдернул ремень и сделал шаг вперед.
— Монти! Ради бога!.. — завопила Нели.
— Не вмешивайся, Нели, — сказал он и, обращаясь к Максу, добавил: — Мы должны раз и навсегда выяснить, кто здесь главный. Извинись!
Макс молчал. Монтгомери повторил:
— Извинись, и мы больше не будем об этом вспоминать.
Он взмахнул ремнем. Макс сделал еще один шаг назад, Монтгомери шагнул за ним и попытался схватить его. Макс увернулся и выбежал во двор. Он не останавливался до тех пор, пока не убедился, что Монтгомери его не преследует. Он перевел дыхание. В нем все еще бушевала злость. Ему было даже жаль, что Монтгомери не погнался за ним: вряд ли кто мог бы догнать его около дома в темноте. Он знал, где находится поленница, Монтгомери же не знал. Он знал, где лужа для свиньи. Он знал, где колодец, — если уж на то пошло.
Прошло немало времени, прежде чем он достаточно успокоился и смог думать рационально. Теперь он был рад, что все закончилось так легко. Монтгомери был намного тяжелее его, и говорили, что в драке он ведет себя очень подло.
Хотя он и не был уверен, закончилось ли. Решит ли Монтгомери забыть об этом к утру? В доме по-прежнему горел свет, Макс укрылся в коровнике и ждал, сидя на грязном полу. Через некоторое время он почувствовал ужасную усталость. Он подумал, что можно переспать и в коровнике, но там не было подходящего места, чтобы прилечь, хотя старого мула там уже не было. Вместо этого он поднялся на ноги и посмотрел на дом.
В кухне света не было, но в спальне окно светилось; конечно, они еще не спали. Кто-то закрыл дверь после его побега; она не запиралась, поэтому попасть в дом не составит труда, но он боялся, что Монтгомери может услышать его. Его собственная комната представляла собой пристройку к основной комнате со стороны кухни, напротив спальни, но в его комнате не было наружной двери.
Но ничего страшного: он решил эту проблему, когда стал достаточно взрослым для того, чтобы у него появилась потребность выходить и приходить ночью, не спрашивая старших. Он осторожно обошел дом, нашел козлы для дров, подставил их под свое окно, взобрался на них и вытащил гвоздь, который закреплял оконную раму. Через несколько секунд он уже был в своей комнате. Дверь в основную часть дома была закрыта, но Макс решил не включать свет; Монтгомери мог выйти в кухню и увидеть свет под дверью. Макс тихонько разделся и лег в кровать.
Но сон не приходил. Как только он начинал чувствовать приятную сонливость, какой-нибудь незначительный шум начисто прогонял ее. Может быть, это была всего лишь мышь, но ему начинало казаться, что это Монтгомери стоит около его кровати. С сильно бьющимся от страха сердцем он сел на край постели.
Перед ним стал вопрос, что делать — не только через час, не только завтра утром, но и через день, и каждый следующий день. Сам по себе Монтгомери его не беспокоил: он ни за что добровольно не останется в одной деревне с этим человеком. Но как быть с Мав?
Его отец, умирая, сказал ему: «Заботься о своей матери, сын!» И он честно заботился. Каждый год он собирал урожай — запасал продукты для дома, подрабатывал немного, когда было особенно трудно. Когда издох мул, Макс занял упряжку волов у Мак Алистера и за это отработал на него.
Но имел ли его отец в виду, что он должен заботиться о своей мачехе, даже если она снова выйдет замуж? Ему никогда не приходило в голову задуматься об этом. Отец велел заботиться о ней, и он делал это, хотя ему и пришлось бросить школу. Казалось, что ему придется заботиться о ней до конца жизни.
Но теперь она была уже не миссис Джоунз, а миссис Монтгомери. Разве отец говорил, что он должен заботиться о миссис Монтгомери?
Конечно нет! Когда женщина выходит замуж, о ней должен заботиться её муж. Это всем известно. И конечно же, отец бы не захотел, чтобы он мирился с Монтгомери. Он встал. Решение было принято.
Единственный вопрос: что взять с собой?
Вещей у него было немного. Пошарив в темноте, он отыскал свой охотничий рюкзак и положил в него сменную рубашку и носки. Затем положил туда же циркулярную звездно-навигационную логарифмическую линейку дяди Чета и кусок вулканического стекла, который тот привел для него с Луны. Еще он взял свое гражданское удостоверение, зубную щетку и бритву своего отца, — хотя он ей пользовался не так уж и часто — и это было почти все.
За его кроватью была незакрепленная доска. Он нащупал ее, вынул, пошарил рукой, но ничего не нашел. Время от времени он понемногу откладывал туда деньги на черный день, поскольку Мав не могла или не хотела экономить. Но она, очевидно, нашла их во время одного из своих тайных визитов. Ну что ж, ему все равно придется уйти, хотя без денег будет труднее.
Он глубоко вздохнул. Книги дяди Чета — их он должен забрать… а они, вероятно, все еще лежали на полке на стене, смежной со спальней. Но он должен их забрать, даже рискуя встретиться с Монтгомери.
Осторожно и очень медленно он открыл дверь в зал, остановился, по лицу его тек пот. Под дверью в спальню все еще был виден свет. Макс колебался, ему было очень трудно заставить себя двигаться дальше. Он услышал, как Монтгомери что-то бормочет, а Мав хихикает. Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел в слабом свете, вытекающем из-под двери в спальню, какое-то нагромождение у внешней двери. Оно состояло из горшков и сковородок, которые с грохотом должны были упасть на пол, если бы дверь открылась. Очевидно, Монтгомери рассчитывал, что он вернется, и хотел быть наготове. Макс был очень рад, что забрался в комнату через окно.
Откладывать было незачем — он тихо двинулся вперед, помня о скрипящей доске возле стола. Он ничего не видел в темноте, но книги были знакомы ему на ощупь. Он осторожно снял их с полки, стараясь не уронить остальные книги.
Он уже был около своей двери, когда вдруг вспомнил о библиотечной книге и остановился.
Он не мог вернуться. Его могли услышать на этот раз… или Монтгомери мог выйти, чтобы попить воды или еще за чем-нибудь.
Но в его понимании кража книг из общественной библиотеки или невозврат, что, в общем-то, одно и та же, было если не смертным грехом, то, по крайней мере, одним из самых постыдных преступлений. Он стоял и думал об этом, обливаясь потом.
Затем он вернулся к полке, пройдя весь длинный путь вокруг скрипучей доски, и тут наступил на другую, о которой совсем забыл. Он замер, но парочка в спальне ничего не услышала. Наконец он склонился над приемником стереовидения, ощупывая полку.
Монтгомери, рассматривая книги, переставил их. Одну за другой Макс брал книги с полки, пытаясь найти нужную на ощупь. Он открывал каждую книгу, прощупывал перфорацию на обложке.
Четвертая книга оказалась той, которую он искал. Он вернулся в свою комнату. Он спешил, но двигался медленно. Когда он оказался в своей комнате, его начало трясти, и пришлось подождать, пока дрожь пройдет. Он не рискнул закрыть дверь и оделся в темноте. Затем он вылез через окно, нащупал ногами козлы и тихо опустился на землю.
Его туфли были заткнуты в рюкзак поверх книг, он решил не надевать их, пока не отойдет подальше от дома, боясь, что в спальне услышат его шаги. Он отошел от дома подальше и оглянулся. Свет в спальне все еще горел. Макс свернул на дорогу, но тут заметил одноколесный велосипед Монтгомери и остановился.
Если он пойдет дальше, то выйдет к дороге, по которой ходит автобус. Пойдет ли он направо или налево, у Монтгомери будет пятидесятипроцентный шанс догнать его на велосипеде. Без денег он не сможет уехать автобусом, придется идти пешком.
Ерунда! Монтгомери не погонится за ним. Он скажет: «Скатертью дорога и черт с ним!» Но эта мысль все же беспокоила его. Что, если Мав настоит на этом? Что, если Монтгомери не забудет обиду и не поленится свести счеты?
Он повернул назад, обходя дом на значительном расстоянии, и направился через горы направо, к космодрому Чикаго.
