Глава 8
Воскресным утром Джека разбудил шум и грохот, царившие в доме. Сразу припомнилось загадочное предсказание Лоуза о каком–то недобром событии, ожидавшем их в начале Божьего дня.
Из гостиной неслись рев и скрежет. Гамильтон очертя голову бросился туда и обнаружил, что телевизор непонятно как включился и экран не только ожил, а, похоже, взбесился. Картина представляла собой сумбурную круговерть красных, синих и пурпурных пятен. Из динамиков шел девятый вал убийственного рева — наверное, такие звуки должны нестись прямо из адских пределов.
Постепенно до Джека дошло, что это скорее всего воскресная проповедь самого Тетраграмматона.
Выключив телевизор, он прошлепал обратно в спальню. Несчастная Марша свернулась в кровати бесформенной грудой, уклоняясь от солнечного света, бившего в окно.
— Пора вставать, — сказал ей Джек. — Разве ты не слышишь, как Всевышний вопит в гостиной?
— О чем? — недовольно пробормотала Марша.
— Да ничего особенного. Покайтесь — или будете вечно прокляты. Декламация для улицы.
— Не смотри на меня! — взмолилась Марша. — Отвернись, пока я одеваюсь. Господи, какая я теперь уродина!
В гостиной снова на полную мощность включился телевизор. Никто не пытался больше прерывать эту вселенскую ругань. Стараясь не слушать и не слышать, Джек ушел в ванную и занялся бесконечным умыванием и бритьем.
Когда он вернулся в спальню и стал одеваться, у входа раздался звонок.
— Они уже здесь, — напомнил Джек Марше.
Жена, отчаянно пытаясь привести в порядок волосы, простонала:
— Не могу их видеть. Пусть они уйдут.
— Милая, — решительно сказал Джек, шнуруя ботинки, — если ты хочешь вернуть свой настоящий облик…
— Вы дома аль нет? — раздался голос Билла Лоуза. — А, понял, щас дверь толкну…
Гамильтон поспешил в гостиную. Там уже топтался Лоуз. Руки его болтались как плети, глазные яблоки вылезли из орбит, колени полусогнуты. Он комично дернулся навстречу Гамильтону.
— Видок у тя в порядке, — заметил он Джеку. — Глянь–ка, миня доконало… Этот ваш долбанутый мир миня в хлам раздолбал.
— Ты специально так болтаешь? — строго спросил его Джек, не зная, забавляться или злиться.
— Спе… сьяльно?.. — Негр остолбенело уставился на Джека. — Чаво изволите, масса Гамильтон?
— Либо ты полностью в руках у Сильвестра, либо ты самый большой циник, какого я знаю.
Глаза Лоуза неожиданно сверкнули.
— В руках у Сильвестра? Что ты имеешь в виду? — Акцент его исчез. — А я–то думал, что это само Его Непреходящее Величество.
— Значит, акцент — только игра? У Лоуза в глазах блеснула усмешка.
— Я сильнее, чем он, Гамильтон… Он здорово давит, чистое наваждение, но в счете веду я.
Он заметил Маршу:
— Кто это? Джек смутился:
— Моя жена. Напасть ее просто одолела.
— Господи Иисусе, — прошептал Лоуз. — Что будем делать?
Звонок в двери вновь вывел резкую трель. Марша с громким рыданием бросилась в спальню. Теперь появилась мисс Рейсе. Строгая, уверенная, она прошагала в гостиную; на ней был серый деловой костюм, туфли на низком каблуке и очки в роговой оправе.
— Доброе утро! — возгласила она быстрым стаккато. — Мистер Лоуз мне сообщил…
Вдруг она удивленно оглянулась на телевизор:
— У вас тоже?
— Конечно. Он всем жару задает. Мисс Рейсе явно испытала обегчение.
— А я подумала, что он меня одну избрал.
В приоткрытую дверь неожиданно вполз, скрючившись от боли, Макфиф.
— Всем привет, — пробормотал он. Еще более вздувшаяся щека была забинтована. Шея обернута белой повязкой, концы которой засунуты под ворот рубашки. Осторожно ступая через гостиную, Чарли подошел к Гамильтону.
— По–прежнему плохо?.. — сочувственно спросил его Джек.
— По–прежнему, — печально опустил голову Макфиф.
— Итак, в чем дело? — повысила голос мисс Рейсе. — Мистер Лоуз сказал, что вы собираетесь нам нечто сообщить. Что–то об этом странном, все еще продолжающемся заговоре…
— Заговоре? — переспросил с беспокойством Джек. — Вряд ли подобное слово здесь уместно.
— Согласна! — с жаром поддержала его мисс Рейсе. — Обстоятельства далеко превосходят рамки обычного заговора.
Гамильтон не стал спорить. Подойдя к спальне, где заперлась Марша, он нетерпеливо постучал:
— Выходи, дорогая. Пора ехать в госпиталь.
После томительной паузы Марша появилась в дверях. Она надела просторную пелерину и джинсы, а волосы, в попытке хоть как–то прикрыть их безобразие, собрала в узел под красной косынкой. Косметикой она пренебрегла — в теперешнем положении это было бы глупо.
— Я готова, — грустно сказала она.
Гамильтон припарковал «плимут» Макфифа на госпитальной автостоянке. Когда все вышли и направились к подъезду, Билл Лоуз спросил:
— Значит, ключ ко всему — вояка Артур Сильвестр?
— Артур Сильвестр — сам мир вокруг нас, — ответил Джек. — А ключ ко всему — сон, который видели ты и Марша. И много еще другого. Вот ты, например, волочишь ноги. А бедную Маршу изувечили самым мерзким образом. Потом идиотский кодекс бахаитов. Нелепая модель Вселенной… У меня такое ощущение, будто я изучил Артура Сильвестра как внешне, так и с изнанки. В основном — с изнанки.
— Ты уверен?
— Все мы угодили под жуткий луч в «Мегатроне». В течение этого времени работало только одно сознание, одна система логических связей для всех. Это — внутренний мир Сильвестра, ни на секунду не терявшего память.
— Тогда, — сделал вывод рассудительный Лоуз, — мы на самом деле находимся не здесь…
— Да, физически мы по–прежнему валяемся в развороченном «Мегатроне». Но в плане ментальном — мы здесь. Избыточная энергия луча превратила бесплотную начинку черепушки Сильвестра в некое подобие Вселенной. Мы теперь полностью подвластны логике безумца, измыслившего еще в тридцатых годах в Чикаго нелепый религиозный культ. Мы пойманы в его бредовой реальности, мы все — лишь смутные тени его невежественного и фанатичного сознания. Мы — в голове у этого человека.
Гамильтон жестом показал вокруг:
— Этот пейзаж… рельеф… это его мозговые извилины, так сказать. Холмы и долины рассудка Артура Сильвестра.
— О Господи!.. — прошептала мисс Рейсе. — Мы в его власти! Он хочет уничтожить нас…
— Сомневаюсь, понимает ли он сам, что произошло. Горькая ирония происходящего. Сильвестр, вероятно, чувствует себя вполне нормально в чокнутом мире, не находя ничего странного и необычного. Да и может ли быть иначе? В болотце таких фантазий он прожил всю жизнь.
Они переступили порог госпиталя. Вокруг — ни души. Лишь слышен несущийся из динамиков надсадный рев Тетраграмматона.
— Я чуть не забыл об этом, — признался Гамильтон. — Будем осторожны!
В справочном столе персонал тоже отсутствовал. Очевидно, все собрались на проповедь. Обратившись к справочному автомату, Джек вызвал на табло номер палаты Артура Сильвестра. Через минуту они поднимались в лифте.
Дверь в палату Сильвестра была нараспашку. В кресле сидел тощий, похожий на жердь старик. Он не отрывал взгляд от телеэкрана. Рядом расположились миссис Эдит Притчет и ее сынок Дэвид. Миссис Притчет беспокойно ерзала. При виде посетителей она издала вздох облегчения. Сам Сильвестр не шелохнулся. С непреклонностью фанатика он слушал и лицезрел своего бога, целиком погрузившись в воинственные завывания гремящей проповеди.
Сильвестра явно не смущало прямое обращение к нему Создателя. Так, обычная воскресная процедура. Старый вояка сейчас потреблял еженедельную порцию духовной пищи.
Раздраженный Дэвид подошел к Гамильтону.
— Что это за чертовщина? — сердито спросил он, показывая на экран. — Этого нельзя вынести!
Его мать сидела, деликатно покусывая очищенное яблоко. На лице дамочки отражалась разве что досада на слишком громкий звук.
— Трудно прямо вот так с ходу объяснить, — заметил парнишке Джек. — Вы, вероятно, раньше не встречались со Вседержителем.
Обтянутый бесцветной кожей череп Сильвестра повернулся в сторону вошедших. Колючие серые глазки остановились на Гамильтоне:
— Прекратить разговоры!
От интонации этого голоса Джека пробрал озноб. Старик, не говоря больше ни слова, отвернулся к телевизору.
Они крепко увязли в мире старого маразматика. Впервые с момента аварии Джек ощутил неподдельный страх.
— Я думаю… — уголком рта пробормотал Лоуз, — эту речугу нам всем придется послушать.
Похоже, Лоуз прав. Интересно, сколько положено длиться проповеди, каков на этот счет Его обычай?
Минут через десять иссякло терпение миссис Притчет. Со стоном отчаяния она поднялась и прошла к дальней стене комнаты, где сгрудились все, кроме старика.
— Боже милостивый! — пожаловалась она. — Я всегда терпеть не могла крикливых евангелистов. Но такого за всю жизнь не слыхала.
— Скоро он скиснет, — забавляясь, пообещал Джек. — Он тоже ведь не железный.
— В госпитале все торчат у телевизоров, — надула губы миссис Притчет. — Это вредно отразится на мальчике. Я всегда старалась воспитывать в нем рациональное отношение к миру. А это место явно ему не подходит.
— Разумеется, все это не для него, — согласился Джек.
— Мой сын должен получить хорошее образование, — доверительно и в то же время чопорно поведала миссис Притчет. При этом поля ее широченной шляпы тряслись, как крылья у курицы–наседки, почуявшей коршуна. — Я хочу, чтоб он узнал величайших классиков, испытал все красоты жизни. Отца его звали Элфрид Притчет. Это он осуществил замечательный рифмованный перевод «Илиады». Я считаю, что и в жизни обычного человека искусство должно занимать не последнее место. Вы согласны?.. Жизнь юноши от этого станет богаче и содержательней.
Миссис Притчет оказалась почти столь же несносной, как и Тетраграмматон.
Мисс Рейсе простонала, повернувшись спиной к экрану:
— Я больше не могу!.. Этот скверный старикашка с его бре–дятиной…
Лицо ее нервно задергалось.
— Хочется схватить что потяжелее и запустить ему в голову!
— Мэм, — промямлил ей Лоуз. — Этот старый хрен вам устроит такую жисть, как вам и не снилось. Хоть вы што угодно делайте!..
Миссис Притчет жадно вслушивалась в акцент Лоуза.
— Региональные говоры так ласкают слух! — нежно проворковала она. — Откуда вы родом, мистер Лоуз?
— Из Клинтона, штат Огайо, — ответил безо всякого акцента Лоуз. Реакция миссис Притчет оказалась для него неожиданной. Он бросил в ее сторону яростный взгляд.
— Клинтон! Огайо! — не замечая красноречивых взоров, повторила в бессмысленном восторге миссис Притчет. — Я там бьиа проездом! В Клинтоне очень милый оперный театр, не правда ли?
И она принялась перечислять свои любимые оперы.
— Вот это женщина! — обернулся Гамильтон к Марше. — Такая и глазом не моргнет, если даже весь мир провалится в тартарары.
Говорил Джек негромко. Но именно в этот момент закончилась гремящая проповедь. Гнев и ярость отбушевали на экране, комната мгновенно погрузилась в тишину. Джек смутился. Ведь его последняя фраза явственно прозвучала в наступившей тишине.
Сильвестр медленно повернул свою голову на тонкой индюшачьей шее.
— Прошу прощения?.. — прошипел ледяной голос. — Вы хотели что–то сказать?
— Совершенно верно. — Отступать Джеку было некуда. — Я хочу поговорить с вами, Сильвестр. Нас семеро, кому хочется взять одну кость… А вы держите ее другой конец!
Телевизор в углу показывал стайку ангелов, распевающих популярные шлягеры. Лица у всех напоминали чистые листы писчей бумаги. Ангелы блаженно раскачивались в такт, придавая скорбным литаниям несколько джазовый оттенок.
— У нас одна общая проблема, — глядя на старика, заявил Гамильтон.
Возможно, Сильвестр действительно обладал властью низвергнуть их в ад. В конце концов именно ему принадлежал этот мир, и если на Тетраграмматона имелся шанс надавить, то сделать это мог только Сильвестр.
— Что за проблема? — поморщился Сильвестр. — Почему вы не на молитве?
Игнорируя последний вопрос, Джек продолжил:
— Мы сделали одно открытие касательно случившейся с нами аварии. Кстати, как вы себя чувствуете?
На вялом старческом лице появилась самодовольная ухмылка.
— Я полностью поправился. И причина — не в убогой медицине, а в Божьей милости и в твердости веры. Вера и молитва проведут человека сквозь любые тернии.
Он добавил:
— То, что вы назвали аварией, ниспослано Провидением для испытания веры. Проверка Господом, из какого материала мы сделаны.
— О, я уверена, — вмешалась миссис Притчет с присущим ей апломбом, — что Провидение не стало бы так мучить людей!
Старик посмотрел на нее взглядом удава.
— Единосущий Бог, — категорически заявил он, — это суровый Бог. Он распределяет кару и милости по своему усмотрению. Наш удел — послушание. Человечество брошено на Землю во исполнение воли Космического Властелина.
— Из нас восьмерых, — гнул свою линию Джек, — семеро потеряли сознание после катастрофы. Один же все время оставался в сознании — и это были вы.
Сильвестр кивнул с довольным видом:
— Падая, я молил Единосущего Бога о помощи и защите.
— Защите от чего? — вмешалась мисс Рейсе. — От того, что он сам на вас наслал?
Джек сделал предостерегающий знак, а затем продолжил:
— На «Мегатроне» в тот момент случился излишек свободной энергии. При обычных обстоятельствах каждый человек имеет свою шкалу ценностей, свою точку отсчета, систему координат. Но поскольку мы все потеряли сознание, находясь в поле высоких энергий, а вы свое — не теряли…
Сильвестр не слушал. Он пристально смотрел куда–то мимо Гамильтона — в сторону Билла Лоуза. Праведный гнев чуть прибавил красок его впалым щекам.
— Кто это там? — визгливо спросил вояка. — Не цветной ли?
— Это наш гид, — спокойно пояснил Гамильтон.
— Прежде чем продолжать разговор, — сухим тоном заявил Сильвестр, — я попрошу цветного выйти вон. Здесь личные покои белого человека.
То, что в следующий миг произнес Джек, проклюнулось у него в голове неизвестно из каких глубин подсознания. Объяснить происшедшее невозможно; слова родились естественно и непроизвольно…
— Пошел ты к дьяволу! — бросил Джек. И тут же чуть не задохнулся от нахлынувшего на него ужаса, увидев каменеющее лицо Сильвестра.
Ну что ж, чему быть — того не миновать! Пусть случится даже самое непоправимое.
— Белый человек?! Вот оно что! Если Второй Бааб, или как его там, Тетраграмматон, спокойно тебя сейчас слушает, отсиживая себе задницу, значит, он еще большая пародия на Бога, чем ты сам — пародия на человека!
Миссис Притчет судорожно глотнула… Дэвид хихикнул. Мисс Рейсе и Марша невольно попятились. Лоуз стоял неподвижно, точно статуя, лицо его хранило неостывший след полученного оскорбления. Только уголки рта скривились в сардонической усмешке. Макфиф молча баюкал в углу свою раздувшуюся щеку и, по–видимому, не реагировал на внешние раздражители.
Артур Сильвестр медленно поднялся во весь рост. Прямо–таки не человек, а карающая десница, занесенное орудие очищения от скверны. Он встал на защиту своего божества, своей страны, своей расы и личного достоинства — всего сразу. Какой–то миг он собирался с силами. Тощее тело сотрясала дрожь. И вот из недр тщедушного организма вызмеилась тонкая, ядовитая ненависть:
— Так ты — любитель негров!..
— Именно так! — подтвердил Джек. — А еще я атеист и красный вдобавок. Вы не знакомы, сэр, с моей женой? Русская шпионка. Вы знакомы с моим другом Лоузом? Дипломник в экспериментальной физике, достоин сидеть за банкетным столом с кем угодно из ныне здравствующих на Земле. Вполне достоин, чтобы…
Хор ангелов сгинул с телеэкрана. Изображение задергалось, будто ручки настройки крутил паралитик. Поплыли темные круги, они угрожающе расширялись, наплывая волнами; из динамиков вместо сладенькой музыки исторгся визг и грохот заряженных яростью конденсаторов. Ушные перепонки готовы были вот–вот лопнуть.
Вырастая на глазах, от экрана отделились четыре фигуры. Это были ангелы. Крепкого сложения, с недобрым блеском глаз, каждый весом не меньше двухсот фунтов. Хлопая крыльями, четверка набросилась на Гамильтона. Сильвестр, с искаженным от злорадства лицом, отступил назад, наслаждаясь спектаклем кары небесной, поразившей богохульника.
Первого крылатого громилу Джек лихим крюком послал в нокаут. У него за спиной Билл Лоуз взмахнул настольной лампой и двинул ею второго ангелочка по кумполу. Тот завертелся волчком, безуспешно пытаясь схватить негра хотя бы за одежду.
— На помощь! — завизжала миссис Притчет. — Полиция!
Безнадежно. Макфиф очнулся в своем углу и сделал бесплодную попытку атаковать одного из заоблачных визитеров. Волна божественного гнева накрыла его с головой. Чарли отлетел к стене и тихо сполз на пол. Дэвид Притчет, неистово вопя, хватал пузырьки с микстурами и наудачу швырялся ими. Марша и мисс Рейсе сражались изо всех сил, вцепившись вдвоем в одного несколько медлительного ангела, толкая его в разные стороны, пиная, царапая и выдирая из крыльев перья.
Но вот с телеэкрана вынырнуло подкрепление… Артур Сильвестр удовлетворенно наблюдал за тем, как Билл Лоуз исчез в вихре мстительно бьющих крыльев. Боеспособным оставался только Джек, да и то чисто номинально. Его уже изрядно от–рехтовали: расквасили нос, изодрали в клочья пальто. Однако Джек решил биться до последнего. Еще одного небожителя он выключил ударом в пах. Джек точно не знал, считаются ли ангелы мужчинами, но место для удара выбрал удачно. К сожалению, каждого выбывшего ангела заменяли новые бойцы, слетающие с двадцатисемидюймового экрана.
Отступая, Гамильтон оказался рядом с Сильвестром.
— Была бы хоть какая–то справедливость в твоем вонючем мире!.. — задыхаясь, выдавил Джек.
Сразу два оперенных бойца ринулись на него. Ничего не видя от заливающего глаза пота, хватая ртом воздух, Джек почувствовал, как ноги его предательски заскользили. Отчаянно вскрикнула, пробиваясь к нему, Марша; по крайней мере, Джек мог еще слышать…
Орудуя шляпной заколкой, Марша вонзила импровизированный штык какому–то ангелу в бок; крылатый бандит заревел и отпустил Гамильтона. Схватив со стола бутылку минеральной воды, Джек беспорядочно размахивал ею. Бутылка лопнула от удара о стену; во все стороны полетели пена и осколки.
Отплевываясь, Артур Сильвестр попятился. Мисс Рейсе столкнулась с ним. С кошачьей ловкостью женщина развернулась, сильно толкнула вояку и ускользнула… Сильвестр, с неописуемым изумлением на лице, споткнулся и упал. В подходящем месте оказался угол кровати и встретил хрупкий старый череп… Оба «предмета» звучно вошли в соприкосновение. Не успев даже застонать, Артур Сильвестр провалился во тьму…
И тут же ангелы испарились.
Суматоха стихла. Телевизор умолк. Остались только восемь человеческих фигур, застывших в самых диких позах. Частично обожженный Макфиф. Неподвижный Артур Сильвестр — глаза заволокло пеленой, язык вывалился наружу. Билл Лоуз делал тщетные попытки подняться. До смерти перепуганная миссис Притчет осторожно заглядывала в палату из коридора. Дэвид Притчет стоял, разинув рот, сжимая в руках апельсины и яблоки, которыми собирался бомбардировать противника.
Неожиданно мисс Рейсе разразилась истеричным хохотом:
— Мы одолели его! Мы победили! Победи–и–ли!
Джек пришел в себя, проморгался и, отыскав взглядом жену, обнял ставшую прежней Маршу.
— Любимый! — прошептала она, и слезы засверкали в ее глазах. — Все в порядке, правда? С этим покончено!
Нежные пряди ее каштановых волос упали Джеку на лицо. Губами он ощутил восхитительную кожу Марши. И тело — стройное, легкое и гибкое тело жены — вновь стало таким, каким Джек его всегда знал. Исчезли уродливые одежды. Опять на Марше изящные блузка и юбка. В порыве облегчения и благодарности она пылко обняла мужа.
Лоуз наконец поднялся на ноги и проговорил:
— Старый сукин сын теперь, конечно, сравнялся с нами! Один глаз у Лоуза заплыл и не открывался; одежда висела клочьями.
— Славно вырубили старого ублюдка. Теперь, слава Богу, он точно без сознания.
— Мы победили! — радостно подвывала мисс Рейсе. — Мы вырвались из его заговора!
Со всех концов госпиталя к ним спешили врачи. И в основном чтоб заняться Артуром Сильвестром. Старик, с жалкой гримасой на лице, сумел снова водвориться в свое кресло перед телевизором.
— Благодарю, благодарю… — бормотал он. — Со мной все в порядке… Наверно, головокружение…
Начал потихоньку оживать и Макфиф. Не веря своему счастью, он ощупывал шею и щеки — болячки исчезли. С победным воплем Чарли сорвал бинты и повязки.
— Все прошло–о! — кричал он. — Слава Богу, все прошло!
— Рано еще Бога благодарить, — сухо напомнил ему Гамильтон. — Цыплят по осени считают!
— Что здесь произошло? — потребовал объяснений какой–то доктор.
— Потасовочка вышла. — Лоуз иронически показал на рассыпавшуюся коробку шоколадных конфет. — Насчет того, кому достанется последняя конфетка со сливочной начинкой.
— Все в порядке, кроме одной вещи, — в глубокой задумчивости произнес Джек. — Вероятно, это чисто технический вопрос…
— Ты о чем? — спросила Марша, снова прижавшись к мужу.
— Ты помнишь свой сон? Разве мы не лежим по–прежнему в «Мегатроне»? Разве мы физически не подвешены в определенной точке времени?
— Проклятье! — пробормотала Марша. — Верно!.. Но мы же вернулись, мы невредимы!
— По всей видимости, да… И это, в конце концов, важней всего…
Джек ощутил тепло ее вздрагивающего тела. Вот уж что воистину является Божьим благословением — эта нежность, эта восхитительно–беззащитная хрупкость.
— Ведь теперь ты опять такая же, как прежде…
Джек осекся на полуслове. Да, он обнимал свою жену, хрупкую, милую Маршу… Пожалуй, слишком хрупкую.
— Марша, — стараясь не выдать своего волнения, проговорил Джек, — что–то не так!..
— Не так? — Марша напряглась. — Что ты имеешь в виду?
— Сними одежду! — Он нетерпеливо дернул за «молнию» у нее на юбке. — Ну, быстрей!..
Растерянная Марша отпрянула в сторону.
— Здесь?! Но, милый, здесь столько народу!..
— Давай, говорю тебе! — рявкнул Джек командным тоном. Марша непослушными пальцами стала расстегивать блузку.
Освободившись от нее, она швырнула ее на койку и нагнулась, чтобы снять юбку. В некоем подобии транса присутствующие наблюдали, как она переступила через упавшее на пол белье и встала, обнаженная, посреди комнаты.
Вот это да! У молодой женщины напрочь отсутствовали всякие половые признаки.
— Взгляни на себя! — сурово приказал Джек. — Ради Бога, взгляни! Неужто ты не чувствуешь?..
Изумленная Марша опустила голову. Ее прелестные груди прекратили свое существование. Тело стало, как у подростка, чуть угловатым, гладким, как с целомудренной картинки.
Худенькая, лишенная всякой растительности, Марша могла с тем же успехом сойти за мальчика. Только вот и мальчиком–то, строго говоря, она не являлась. Теперь Марша превратилась в «оно» — ни женщина, ни мальчик. Так, средний род.
— Не понимаю!.. — испуганно пролепетала Марша.
— Мы еще не вернулись, — хмуро сказал Гамильтон. — Это не наш мир.
— Но ведь ангелы… — подала голос мисс Рейсе. — Они пропали!
Потрогав щеку, Макфиф тоже пробасил:
— И мой зуб в порядке!
— Да, это уже не мир Сильвестра! — бросил ему Джек. — А чей–то другой. Какой–то третьей стороны. Боже мой! Что, если мы так и не найдем пути назад?!
С мучительной гримасой на лице он спросил обступивших его людей:
— Сколько осталось еще миров? Сколько еще раз нам надо это пережить?
