На Марачеке, в Цитадели, они стоят все вместе, думая о том, что с каждым произошло.

— У меня Башмаки, — говорит Оаким. — Ты можешь забрать их себе в обмен на мое имя.

— А у меня перчатка, — говорит Мадрак и отворачивается.

— А у меня жезл, — говорит Гор, и он выпадает у него из рук.

— Ты не забрал его у меня, — говорит Принц, — потому что он изготовлен не из материи и не из той субстанции, которую ты мог бы контролировать.

И ум Принца приоткрывает завесу перед внутренним глазом Гора.

Гор делает шаг вперед, и его левая нога длиннее правой ноги, но он совершенно ровно стоит на теперь уже неровном полу, окно горит, как солнце, за спиной Принца, а Железный Генерал стал золотым и течет, Брамин горит, как свеча, а Мадрак становится толстой куклой, качающейся на резиновом шнурке; стены вокруг воют и пульсируют в одном и том же регулярном ритме с музыкой, которая исходит из пола в конце туннеля, который начинается окном и, горя, идет к тому месту, где теперь лежит жезл, выросший до чудовищных размеров, но оставшийся слишком прекрасным для того, чтобы находиться в вечности, в Цитадели Марачека в Центре Средних Миров, где Принц выкормил свою улыбку.

Гор делает еще одни шаг, и тело его становится для него прозрачным, так что он тотчас же видит все, что происходит внутри него, и это страшно.

Говорит голос странно похожий и все же непохожий на Брамина.

И Гор поднимает руку против Принца.

Но Принц держит его кисть так, что все горит.

И Гор поднимает другую руку против Принца.

Но Принц держит вторую его руку так, что все мерзнет.

И Он поднимает третью руку, и по ней проходит электрический ток.

И он поднимает еще одну руку, и она чернеет и отмирает.

И он поднимает еще сотню рук; и они превращаются в змей и дерутся друг с другом, и, конечно, он шепчет:

— Что случилось?

— Таков мир, — говорит Принц, — на который я перенес вас.

— Нечестно выбирать такое поле для сражения, — говорит Гор, — этот мир слишком похож на тот, что я знаю, — такой недалекий и такой чужой, — и слова его разноцветные, как на Блисе, и они круглые и капают с его губ.

— А с твоей стороны неприлично желать мне смерти.

— Я был послан с этим поручением, и к тому же это и мое желание.

— Но тебе это не удалось, — говорит Принц, заставляя Гора опуститься на колени на Млечный Путь, который становится прозрачным кишечным трактом, охваченным неудержимой перистальтикой.

Запах невозможно вытерпеть.

— Нет! — шепчет Гор.

— Да, брат, ты побежден. Ты не можешь уничтожить меня. Я сильнее. Время отказаться от этого дела и вернуться домой.

— Не раньше, чем я достигну Своей цели.

Звезды, как язвы, горят в его кишечнике, и Гор напрягает все силы своего тела против калейдоскопа, которым стал Принц. Принц падает на одно колено, но, когда стоит коленопреклоненный, осанну поют ему многочисленные цветы с собачьими мордами, которые цветут на лбу, голова превращается в стеклянную маску, которая трескается от вылетающих оттуда молний. Гор протягивает руки к девятнадцати лунам, которых пожирают змеи — его пальцы; и кто еще может так взывать: О, Боже, как не сознание — его Отец, сидящий со своей птичьей головой на небесном троне и плачущий кровью…

— Сдайся и умри!

Затем заброшен…

Он становится деревом без верхушки, срубленным и вечно падающим.

После всех муж он лежит на спине и смотрит на Принца, Имя Которому Его Брат, стоящему во весь рост, с глазами, взявшими его в плен.

— Теперь я разрешаю тебе встать и уйти, брат, потому что я победил тебя в честном бою, — доносятся зеленые слова.

Тогда Гор склоняет голову, и мир исчезает, а старый мир появляется.

— Брат, лучше бы ты убил меня, — говорит он и кашляет с болью от ссадин и синяков.

— Я не могу.

— Не посылай меня обратно после такого позорного поражения. Позволь мне удалиться с достоинством.

— Тогда выслушай меня и иди с честью. Знай, что я убил бы твоего отца, но пощажу его ради тебя, если он поможет мне, когда придет время.

— Какое время?

— Это он должен решить сам.

— Я не понимаю.

— Конечно, нет. Но тем не менее передай ему это. Договорились?

— Договорились, — отвечает Гор и начинает подниматься на ноги.

Когда он окончательно встает, он понимает, что стоит в Зале Ста Гобеленов и что он один. Но в самое последнее, агонизирующее мгновение он понял нечто очень важное.

Он торопится записать свою мысль.