В ушах Фалька стоял звук, неприятный, режущий ухо, во рту был противный металлический привкус. В голове у него все плыло, он не мог сфокусировать глаза, и, по-видимому, был лишен возможности двигаться. Придя в себя, он было подумал, что не может двигаться из-за того, что избит и одурманен. Потом увидел, что кисти его рук скованы кандалами и такие же кандалы на ногах.

Когда он наклонил голову вниз, головокружение усилилось. В ушах возник громовой голос, непрерывно повторявший одно и то же:

— Ромаррен-ромаррен-ромаррен…

Он напряг силы и закричал, пытаясь освободиться от этого наваждения, которое наполняло его ужасом. В глазах у него вспыхнули искры, и сквозь громовой голос, ревевший у него в голове, он услышал, как кто-то кричит его собственным голосом:

— Я не Ромаррен!..

Когда он снова пришел в сознание, вокруг царила абсолютная тишина. Голова у него болела, и он все еще не мог отчетливо видеть, но кандалов уже не было и следа. Он уже знал, что его защитят, присмотрят за ним и дадут приют.

Они знали, кто он, и радушно встретили его. Теперь он был в безопасности. О нем нежно заботились, его любили, единственное, в чем он теперь нуждался, это сон и отдых. Однако мягкий, глубокий голос все еще оставался у него в голове:

— Ромаррен-маррен-маррен…

Он окончательно проснулся и ему удалось сесть. Он вынужден был уткнуться головой в колени, потому что она сильно заболела и закружилась от резкого движения.

Сперва он осознал только то, что сидит на полу какой-то комнаты. Пол был на удивление теплый и податливый, почти мягкий, как бок некоего огромного животного. Затем он поднял голову, сфокусировал зрение и осмотрелся.

Он находился посреди комнаты, столь необычной и странной, что у него снова зашумело в голове. Мебели здесь не было. Стены, пол и потолок были из одного и того же прозрачного материала, который казался мягким и волнистым, как толстая бледно-зеленая вуаль, но на ощупь был жестким и гладким. Странная резьба, завитки и швы образовывали сплошной узор по всему полу, но рука, прикасавшаяся к полу, не могла их обнаружить. Это был либо обман зрения, либо все это было под гладкой поверхностью прозрачного пола. Углы, где соединялись стены, были искажены оптическим путем, создававшим впечатление перекрестной стыковки. Для того, чтобы представить себе, что стены образуют прямой угол, требовалось усилие воли, хотя, возможно, это было тоже самообманом, поскольку углы на самом деле могли быть и не прямыми.

Но ничто из этого назойливого украшательства ее могло так дезориентировать Фалька, как то, что комната была полупрозрачной. Смутно, как если бы приходилось глядеть в глубь зеленых вод пруда, он видел за ними еще одну комнату. Сверху виднелось пятно света, затуманенное одним или несколькими промежуточными потолками, возможно, это была луна.

Сквозь одну из стен комнаты были отчетливо видны полосы и пятна яркого света, и он мог различить перемещение огней геликоптера и аэрокаров. Через остальные три стены наружные огни казались гораздо менее яркими, поскольку были ослаблены другими стенами, коридорами и комнатами. В других комнатах двигались какие-то тени. Он мог видеть их, но не мог разглядеть: черты лица, одежда, размеры и цвет — все было, как в тумане.

Где-то в зеленых глубинах неожиданно выросла темная тень, затем тень стала уменьшаться, становясь все более зеленой и расплывчатой, пока совсем не исчезла в туманном лабиринте. Видимость, но не полная, одиночество, но не уединение! Это было чрезвычайно красиво — замечательная игра света и теней сквозь зеленоватые туманные поверхности, но в то же время это мешало сосредоточиться.

Внезапно Фальку почудилось, что яркое пятно за ближайшей стеной слегка зашевелилось. Он быстро повернулся и с ужасом увидел нечто живое, отчетливое — какое-то лицо, испещренное шрамами, дикое лицо, глядевшее на него парой желтых, нечеловеческих глаз.

— Синг, — прошептал он.

Он был охвачен паникой. Лицо, будто насмехаясь над ним, изогнуло страшные губы в беззвучном слове «Синг», и он понял, что это — отражение его собственного лица.

Он выпрямился, тяжело дыша, с трудом встал и подошел к зеркалу. Он протянул руку, чтобы удостовериться в своей догадке. Это и в самом деле было зеркало, наполовину утопленное в литую раму, которая была выкрашена таким образом, что казалась более плоской, чем была на самом деле.

Внезапно раздавшийся звук заставил его обернуться. В другом конце комнаты он различил в тусклом монотонно мигающем свете скрытых источников стоящую фигуру. Двери нигде не было видно, но человек вошел в комнату и теперь стоял и глядел на него.

Это был очень высокий человек, широкие плечи которого были окутаны то ли накидкой, то ли плащом. У него были светлые волосы и светло-карие проницательные глаза.

— Добро пожаловать к нам, Фальк, — заговорил человек глубоким, мягким голосом. — Мы долго ждали, когда ты к нам придешь. Мы очень долго вели тебя сюда и защищали.

Освещение в комнате стало ярче. В глубоком голосе послышались патетические нотки:

— Отбрось свой страх и прими наше гостеприимство, о, Вестник! За твоей спиной долгий и темный путь, и ноги твои ступили на дорогу, ведущую домой.

Яркое сияние становилось все более интенсивным и стало слепить Фалька. Он вынужден был непрерывно мигать, а когда поднял взор, щуря веки, человека уже не было.

Непроизвольно в мозгу зазвучали слова, произнесенные несколько месяцев назад старым Слухачом в лесу: «Ужасная тьма ярких огней Эс Тоха».

Больше он не позволит травить себя наркотиками! Он больше не позволит им вводить себя в заблуждение. Он чувствовал себя глупцом из-за того, что дал себя заманить, и боялся, что живым ему отсюда не выбраться, но играть с ним больше не будут! Он бросился на поиски потайной двери, чтобы последовать за этим человеком, но голос за его спиной внезапно произнес:

— Подожди еще мгновение, Фальк. Иллюзии не всегда лгут. Ты ищешь истину? Ну что ж…

Фальк обернулся и увидел, как тонкая трещина в зеркале, за миг до этого сформировавшаяся на совершенно гладкой поверхности, начала расширяться и вскоре превратилась в дверь. В его комнату вошли две фигуры. Одна, маленькая и тонкая, шагнула к нему. На ней были штаны с нарочито выступавшим вперед гульфиком, короткая кожаная куртка, плотно облегающая голову шапка. Вторая, повыше, была в тяжелой мантии и двигалась мелкими семенящими шажками, какими обычно передвигаются танцоры. К его талии — а это был мужчина — спускались длинные пурпурно-черные волнистые волосы, голос был мягкий и глубокий.

— Нас сейчас снимают, Стрелла.

— Я знаю, — ответил невысокий человек голосом Эстрел.

Никто из них ни разу не взглянул на Фалька. Они вели себя так, как будто были совершенно одни.

— Продолжай спрашивать, что хотел, Краджи!

— Я хотел спросить у тебя, почему это отняло так много времени?

— Много? Ты несправедлив, мой Повелитель. Как я могла проследить его путь в Лесу, к востоку от Шорга? Там такая глушь! А от глупых животных помощи не добьешься. Все, что они могут, это лепетать слова Закона. Когда вы мне в конце концов сбросили детектор, я была в двухстах милях к северу от него. Когда я снова нашла его, он следовал прямо на территорию баснассков. Ты знаешь, Совет дал им птицы-бомбы для перехвата Странников и других бродяг. Поэтому мне пришлось присоединиться к этому грязному племени. Разве ты не слышал моих сообщений? Я все время передавала их, пока не потеряла свой передатчик во время перехода через реку к югу от Владения Канзас. Потом моя мать в Бесдно дала мне новый.

— Я не слышал ни одного сообщения. Во всяком случае, ты тратила время и рисковала впустую: за столько недель тебе так и не удалось отучить его бояться нас.

— Эстрел! — закричал Фальк.

Нелепая и хрупкая в своем мужском костюме Эстрел не обернулась и не услышала его. Она продолжала разговаривать с мужчиной в мантии.

Задыхаясь от стыда и гнева, Фальк кричал, звал ее по имени, но все было тщетно. Он бросился вперед и схватил ее за плечо, но там ничего не было, только мелькание пятен света в воздухе.

Щелка двери в стене все еще была открыта, и сквозь нее Фальку была видна соседняя комната. Человек в мантии и Эстрел стояли там спиной к нему. Он шепотом произнес ее имя.

Она обернулась и взглянула на него.

Она смотрела в его глаза, и в ее взоре не было ни торжества, ни раскаяния. Ее взгляд был спокойным, бесстрастным, отчужденным, — таким же, как и все то время, когда они были вместе.

— Почему ты лгала мне? — хрипло спросил он. — Зачем ты привела меня сюда?

Он сам знал, почему. Он знал, кем он был и кем всегда оставался в глазах Эстрел.

И не разум сейчас говорил в нем, а его гордость и верность, которые не могли вынести, не могли принять всю тяжесть истины в это первое мгновение.

— Меня послали, чтобы я привела тебя сюда. Было очень нужно, чтобы ты пришел.

Он попытался взять себя в руки. Неподвижно стоя на одном месте, он спросил:

— Ты — из города Сингов?

— Я — Синг.

Мужчина в мантии приветливо кивнул.

— Я — Синг. Все Синги — лжецы, и я значит, Синг, который тебе лжет, когда утверждает, что он не Синг. Но тут опять выходит, что я лгу, хотя и не Синг. Каково? А может быть, все это одна большая ложь — то, что все Синги лгут? Но я на самом деле Синг и лгу искренне. Земные и другие животные, как известно, тоже лгут. Ящерицы меняют свой цвет, жуки имитируют сучки, камбалы лежат неподвижно и принимают окраску песка или гальки в зависимости от того, каков характер дна. Стрелла, этот экземпляр — глупее ребенка.

— Нет, Повелитель Краджи, он очень сообразителен, — запротестовала Эстрел своим нежным, бесстрастным голосом.

Она говорила о Фальке так, как говорят о животных, эта женщина, которая шла рядом с Фальком, ела с ним, спала с ним. Ее он держал в своих объятиях…

Фальк стоял и молча смотрел на нее. Она и тот высокий тоже стояли молча, не двигаясь, как будто ждали от него какого-то сигнала для продолжения разговора.

Он не чувствовал к ней злобы. Он уже ничего к ней не ощущал. Она стала воздухом, пятном, мерцанием света. Все чувства его теперь были обращены вовнутрь, на себя. Он чувствовал почти физическую усталость — от унижения.

«Иди один!» — напутствовал его Владыка Канзаса.

«Иди один!» — сказал Хиардан-Пчеловод.

«Иди один!» — не уставал повторять старый Слухач в лесу.

«Иди один, сын мой!» — говорил и Зоув.

Он или кто-то другой могли бы направить его поиски, помочь ему, вооружить знанием, если бы только он пошел через прерии в одиночку? Сколь многому он мог бы научиться, если бы не доверился душой и телом этой низкой женщине?

Теперь же он ничего не знает, кроме того, что он неизмеримо глуп и что она все время лгала ему. Она лгала ему с самого начала — непрерывно. Она лгала с того самого момента, когда сказала, что она Странница, нет — еще раньше. С того момента, когда впервые увидела его и притворилась, что не знает, кто он и что. Она уже давно знала о нем все и была послана для того, чтобы противостоять влиянию тех, кто ненавидит Сингов — повинных в том, что было сделано с его мозгом, и для того, чтобы помочь ему обязательно добраться до Эс Тоха. «Но тогда почему же, — подумал он мучительно, стоя в этой комнате и глядя на нее, стоящую в другой комнате, — почему же теперь она перестала лгать?»

— То, что я теперь говорю тебе, не имеет никакого значения, — сказала она, как бы прочтя его мысли.

Возможно, так оно и было. Раньше они никогда не пользовались мысленной речью, но если она была из Сингов и имела умственные способности Сингов, мера которых среди людей была только предметом слухов и догадок, она, возможно, подслушивала его мысли в течение всего времени их путешествия. Как он мог судить об этом? Спрашивать же у нее об этом почему-то не хотелось.

И все же… Фальк решительно отбросил все сомнения и двинулся в соседнюю комнату, к Эстрел. Но попасть к ней он не смог: стена была хоть и мягкой, но удар все же получился довольно ощутимый. Он потирал ушибленный лоб, когда позади него послышался какой-то звук. Он обернулся и увидел двух людей, стоявших в другом конце комнаты, возле зеркала. На них были длинные черные одеяния с белыми капюшонами, и они были вдвое выше обычного человеческого роста.

— Тебя так легко провести, — сказал один гигант.

— Ты должен понять, что тебя одурачили, — усмехнулся другой.

— Ты ведь всего-навсего получеловек!

— Получеловек не может знать всей правды, он ненавидит и убивает.

— Ты одурачен и высмеян, подвергнут выскабливанию и превращен в орудие.

— Откуда ты явился, Фальк?

— Кто ты, Фальк?

— Куда ты идешь, Фальк?

— Что ты собой представляешь, Фальк?

Оба гиганта подняли свои капюшоны, показывая, что под ними ничего нет, кроме тени, и отошли к стене. Затем они прошли сквозь нее и исчезли.

Неизвестно как в его объятиях оказалась Эстрел. Вцепившись в него руками, она тесно прижалась к нему всем телом и стала жадно и отчаянно целовать.

— Я люблю тебя, Фальк! Я полюбила тебя с того самого момента, когда впервые увидела. Верь мне, Фальк, верь мне!..

Ее плачущую и все время кричащую «Верь мне!» оторвали от него и увели. Казалось, ее утащила какая-то неодолимая, невидимая сила, как будто ее унес свирепый порыв ветра через щель в стене, которая сразу закрылась за ней, точно захлопнулась дверца мышеловки.

— Ты понимаешь, — сказал высокий мужской голос, — что на тебя действуют галлюциногены?

Человек в мантии внезапно оказался в комнате рядом с Фальком. В его голосе прозвучала нотка сарказма и внутренней опустошенности.

— Доверяй сам себе меньше всего.

Мужчина рассмеялся и, задрав свою мантию, обильно помочился. После этого он ушел, обернувшись на прощание и помахав Фальку рукой.

Фальк стоял и смотрел, как зеленоватый пол комнаты постепенно поглощает мочу. Внезапно он заметил, что в стене напротив появилась щель, которая, постепенно расширяясь, образовала проход. Похоже, что это был единственный выход из комнаты, если это опять не галлюцинация. Он сбросил с себя сонливость и бросился вон из западни. Ему повезло, и он оказался в другой комнате, такой же, как и первая, может быть, только чуть меньше и потусклее. В дальнем конце ее виднелась такая же узкая дверная щель, она медленно закрывалась. Он поспешил к ней и очутился в третьей комнате, точно такой же, как и первые две, только поменьше и потемнее. Щель в ее дальнем конце медленно смыкалась, и он бегом помчался в следующую комнату, еще меньше размерами и еще темнее, откуда он протиснулся в маленькую, совсем темную комнатку и, наконец, вполз в раму небольшого тусклого зеркала. И вдруг стал падать вверх, крича от леденящего душу ужаса. Он падал в направлении белой, покрытой рубцами луны, глядевшей на него с высоты.

Проснувшись, он почувствовал себя отдохнувшим, набравшимся сил, но в состоянии крайнего смятения. Он лежал в удобной кровати в ярко освещенной комнате без единого окна. Когда он приподнялся и сел на кровати, к нему словно по сигналу поспешили из-за перегородки двое мужчин с немигающими, бычьими взглядами.

— Приветствуем вас, Лорд Агад! — проговорили они один за другим. — Идемте с нами, пожалуйста!

Фальк встал, совершенно обнаженный, готовясь постоять за себя. Единственным четким представлением в его мозгу было воспоминание о его унижении там, во дворце, когда Синги почему-то не прибегли к насилию.

— Идемте с нами, пожалуйста, — настойчиво повторяли мужчины, стоявшие по обе стороны от него. Ему это надоело, и он кивнул в знак согласия.

Тут же его вывели, все еще голого, из комнаты, провели по плавно изгибающемуся пустому коридору через зал, стены которого были заставлены зеркалами, вверх по лестнице, которая на самом деле оказалась гладкой поверхностью, на которой были нарисованы ступеньки, и, наконец, ввели в просторную, обставленную мебелью комнату с зеленовато-голубыми стенами, одна из которых сияла солнечным светом. Один из провожатых остался снаружи, второй вошел внутрь вместе с Фальком.

— Вот — одежда, вот — пища, вот — вода. Теперь вы должны поесть. Хорошо?

Человек смотрел на Фалька, пристально, но без особого интереса.

На столе стоял кувшин с водой, и первое, что сделал Фальк, это вдосталь напился воды, поскольку его мучила страшная жажда. Он осмотрел эту странную, но довольно приятную комнату с мебелью из прочного, чистого, как стекло, пластика с полупрозрачными стенами без окон. Затем он стал с любопытством изучать своего то ли стража, то ли слугу. Крупный мужчина с тупым невыразительным лицом, с пистолетом, пристегнутым к поясу.

— Что говорит Закон? — внезапно спросил, повинуясь какому-то неясному импульсу, Фальк.

— Не отбирать жизнь.

— Тогда зачем тебе пистолет?

— О, это оружие не может убить. Оно делает человека неподвижным, а не мертвым.

Стражник засмеялся. Интонации его голоса были произвольные, не связанные со значением произносимых им слов, и между словами и смехом была какая-то небольшая пауза.

— Теперь поешьте, пожалуйста, — продолжал стражник, — а потом вымойтесь. Вот хорошая одежда. Смотрите, одежда здесь.

— Ты — Выскобленный?

— Нет. Я начальник стражи Повелителей и я подключен к компьютеру номер восемь. Теперь вы должны поесть, попить и вымыться.

— Я все это сделаю, когда ты покинешь комнату.

Последовала небольшая пауза.

— О, да, очень хорошо, Лорд Агад, — наконец вымолвил здоровяк.

Он снова стал смеяться, словно его щекотали. Возможно, он и чувствовал щекотку, когда компьютер говорил, используя его мозг. Кивнув на прощание, мужчина ушел.

Фальку были видны неясные, неуклюжие силуэты двух охранников, видневшиеся через внутреннюю стену комнаты. Они находились по обе стороны двери, в коридоре. Фальк нашел умывальную комнату и помылся. Чистая одежда лежала на огромной мягкой постели в одном из углов комнаты. Одежда, которую он держал, имела свободный покрой и была расшита кричащими ярко-красными и фиолетовыми узорами.

Фальк неодобрительно рассматривал этот балахон, но все же надел его. Его потрепанный вещевой мешок лежал на столе из стекловидного пластика. Кроме старой одежды и пистолета, все было на месте.

На другом конце стола он увидел еду и почувствовал, что проголодался. Он потерял всякое представление о времени, но проснувшийся голод говорил, что он находится здесь уже довольно долго.

Пища была на вид необычная, очень острая, с большим количеством приправ, но он съел все, что было, и не возражал бы против добавки. От нечего делать он начал более внимательно изучать комнату. Тени его стражников за полупрозрачной зеленовато-голубой стеной уже не были видны. Он хотел было выяснить причину этого, но тут обнаружил, что едва различимая вертикальная щель двери начала расширяться. Постепенно в стене возник высокий овал, через который кто-то вошел в комнату.

Сначала Фальк подумал, что это девушка, но затем увидел, что это паренек лет шестнадцати, одетый в такой же балахон, как и он сам. Он остановился на почтительном расстоянии от Фалька, поднял вверх вытянутые руки и стал что-то неразборчиво говорить.

— Кто ты? — спросил Фальк.

— Орри, — произнес юноша.

Он снова стал нести какую-то тарабарщину. Он казался хрупким и возбужденным. В его голосе звучали сильные чувства. Затем он упал на колени и склонил голову. Такой позы Фальк никогда раньше не видел, но ее значение было совершенно ясно: она выражала совершеннейшее почтение и преданность.

— Говори на галактическом языке, — резко произнес Фальк. Он чувствовал себя неловко. — Кто ты?

— Я Хар Орри, доктор Ромаррен, — прошептал паренек.

— Встань. Поднимись с колен. Я не… Ты знаешь меня?

— Доктор Ромаррен, разве вы не помните меня? Я ведь Орри, сын Хара Уэдена…

— Как меня зовут?

Мальчик поднял голову, и Фальк взглянул ему прямо в глаза. Они были серовато-янтарного цвета, кроме больших темных зрачков. Радужная оболочка заполняла всю глазницу, нигде не было видно белого цвета, как у кошек и собак. Таких глаз Фальк никогда раньше не видел, разве что в зеркале прошлым вечером.

— Ваше имя Агад Ромаррен, — испуганно произнес паренек.

— Откуда ты знаешь меня? Почему тебе известно мое имя?

— Я всегда знал вас, доктор Ромаррен.

— Разве ты принадлежишь к моей расе? Ты хочешь сказать, что мы представители одного и того же народа?

— Я сын Хара Уэдена, доктор Ромаррен! Клянусь вам в этом.

На серо-золотых глазах мальчишки показались слезы. Фальк сам имел обыкновение реагировать на стрессовые ситуации кратковременными выделениями слезных желез. Баки как-то упрекнула его за это, она была обеспокоена этой его чертой. Позднее она объяснила, что это скорее всего чисто физиологическая реакция, вероятнее всего, расового происхождения.

Смущение, беспокойство, смятение, которые испытал Фальк, как только попал в Эс Тох, сделали его совершенно неспособным трезво разбираться в происходящем. Часть его разума твердила: «Это именно то, чего они добиваются. Они хотят таким образом сбить тебя с толку. Они хотят, чтобы ты стал абсолютно доверчивым». Он теперь уже не мог разобрать, была ли Эстрел, которую он так хорошо знал и любил, ему другом, или же она одна из Сингов. А может быть, она просто орудие в руках этих Повелителей. Он не знал сейчас, говорила ли она ему правду или же всегда лгала. Попала ли она в эту западню вместе с ним или же сама создала эту ловушку? Он запомнил ее смех. Но он также помнил и отчаянное объятие, шепот…

Что же он должен был сделать с этим мальчиком, который с болью и ужасом смотрел на него такими же неземными глазами, как и его собственные? Будет ж этот юноша правдиво отвечать ему или же будет лгать?

Среди всех этих иллюзий, ошибок и оптических обманов, как показалось Фальку, можно было избрать лишь один путь — тот, которому он следовал, покинув Дом Зоува. Он еще раз посмотрел на мальчика и сказал:

— Я не знаю тебя, Хар Орри. В моей жизни, которую я помню, в последние четыре-пять лет, тебя не было.

Сказав правду, Фальк отвернулся, сел в высокое вертящееся кресло и дал знак мальчику сделать то же самое.

— Вы помните Верель, доктор Ромаррен?

— Что такое Верель?

— Наш дом. Наша планета.

У Фалька защемило где-то в груди, но он ничего не сказал.

— Вы помните путешествие сюда, доктор Ромаррен? — спросил мальчик.

Он говорил, запинаясь. В его голосе было недоверие. Казалось, он не воспринимал того, о чем Фальк только что сказал ему. В голосе его были также гнетущая тоска, уважение и страх.

Фальк покачал головой.

Орри повторил свой вопрос, слегка видоизменив его.

— Так вы не помните нашего путешествия на Землю, доктор Ромаррен?

— Нет. А когда это было?

— Шесть земных лет тому назад. Простите меня, пожалуйста, доктор Ромаррен. Я не знал… Я был над Калифорнийским Морем, и они выслали за мной аэрокар, автоматический аэрокар. Мне не сказали, для чего я понадобился. Затем Лорд Краджи сказал, что нашел одного из участников нашей экспедиции, и я подумал… Но он ничего не сказал о том, что случилось с вашей памятью. Значит, вы помните только Землю?

Казалось, он умолял Фалька, чтобы тот ответил отрицательно.

— Я помню только Землю, — кивнул Фальк, твердо решив не поддаваться чувствам, возбуждаемым в нем этим мальчиком, его наивностью, искренностью его лица и голоса.

Он обязан был предполагать, что этот Орри вовсе не такой, каким хотел казаться. «Но что, если он действительно таков?» — мелькнуло у него в голове.

«Больше я не позволю дурачить себя!» — с горечью сказал себе Фальк.

«Да, но если тебе очень захочется этого, ты позволишь! — тут же отозвалась другая часть его мозга. — Тебя непременно одурачат, если только они захотят этого, и нет способа им помешать. Если ты не будешь задавать вопросы этому мальчику, чтобы не выслушивать ложных ответов, тогда ложь восторжествует и результатом твоего путешествия в Эс Тох будет лишь молчание, осмеяние и отвращение. Ты пришел сюда, чтобы узнать свое имя. Какое-то имя названо. Прими его».

— Ты мне расскажешь, кто мы такие?

Мальчик снова стал быстро-быстро произносить какие-то непонятные слова. Затем, увидев непонимающие глаза Фалька, он умолк и печально покачал головой.

— Вы меня не понимаете, вы не помните, как говорить на языке келшак, доктор Ромаррен?

Голос его звучал почти жалобно.

Фальк пожал плечами.

— Келшак — это твой родной язык? — спросил он секундой позже.

— Да! — твердо сказал мальчик. — И ваш тоже, доктор Ромаррен!

— Как на этом языке звучит слово «отец»?

— Хьовач, а для детей — вава, — лицо Орри озарила искренняя улыбка.

— А как вы называете пожилого человека, которого уважаете?

— Для этого есть много слов. Дайте мне подумать, доктор. Я так давно не упражнялся в нашем языке. Если это не родственник, то можно сказать «превнотмо» или «тмокной».

— «Тмокной». Как-то я уже произносил это слово, не зная, откуда оно пришло мне на ум.

Это не было проверкой. Он никогда не говорил Эстрел о том, как он побывал у старого Слухача в Лесу, но за то время, когда он, одурманенный, был в их руках прошлой ночью или даже, может быть, на протяжении нескольких суток, они могли обшарить все воспоминания в его мозгу и могли узнать все, что он когда либо говорил или думал. Он мог даже не догадываться, что они с ним сделали, и не знал, что еще они могут сделать и сделают. Он не имел ни малейшего представления о том, чего они добиваются. Единственное, что ему оставалось, — это продвигаться дальше, пытаясь выяснить то, что хотел.

— Ты можешь ходить здесь куда захочешь?

— О, да, доктор Ромаррен. Повелители всегда были очень добры. Они уже давно ищут хоть кого-нибудь из оставшихся в живых участников экспедиции. Вам известно что-нибудь на этот счет, доктор Ромаррен?

— Ничего!

— Краджи успел мне сказать, когда я бежал сюда сломя голову, что вы жили в Лесу, где-то в восточной части материка, среди какого-то дикого племени.

— Я расскажу тебе об этом, малыш, если захочешь об этом узнать. Но сначала ты должен рассказать мне вот что. Я не знаю, кто я, кто ты, что это за экспедиция и что такое Верель?

— Мы — келши, — несколько скованно начал мальчик.

Очевидно, он был смущен тем, что ему приходилось давать объяснения человеку, который старше его не только по возрасту, но и во всех других отношениях.

— Мы из народа Келшак и живем на Вереле, — продолжал Орри. — Сюда мы прибыли на корабле «Альтерра».

— Зачем мы прилетели сюда? — спросил Фальк. Он наклонился вперед, стараясь не проронить ни слова.

Орри рассказывал медленно, часто сбиваясь, несколько раз повторяя одно и то же, пока не устал говорить, а Фальк — слушать. К тому времени стены комнат уже озарились светом закатного солнца. Когда они замолчали, бессловесные слуги принесли им еду. За едой Фальк не переставал мысленно изучать бриллиант, который мог оказаться фальшивым, но мог быть и бесценным. Он перебирал в уме подробности рассказа Орри и терялся в домыслах. Мир, который он принял, оставался для него загадкой.