Бесчисленные огромные волны, вызванные Странником, бушевали по всей Земле.

Течения во Флоридском проливе, а также в проливах Даувер, Малкка и Хуан де Фука были слишком сильными, чтобы там могли курсировать суда. Вода всасывала маленькие суда, как мельничное колесо втягивает кусочки дерева.

Высокие солидные мосты, которые до сих пор были выставлены только под воздействие порывов ветра, теперь подверглись испытанию бурлящей водой. Они стали барьерами на пути разбушевавшейся стихии, и очень многие были разрушены.

Пришвартованные суда повреждали доки или же, обрывая швартовы, застревали на улицах портовых городов, разбивая стены высотных зданий.

Вода срывала с толстых цепей плавающие маяки, и тогда эти цепи могли служить причиной гибели кораблей. Она затапливала прибрежные стационарные маяки. Маяк у побережья Корнеуолла в течение нескольких часов после затопления светил глубоко под водой.

Соленая вода подмыла и растопила вечную мерзлоту у побережья Сибири и Аляски. В Соединенных Штатах и в Советском Союзе оказались полностью залиты подземные пусковые установки межконтинентальных ракет. (Одна из еще выходящих в глубине суши газет предлагала с помощью атомных бомб отбиться от воды) Линии высокого напряжения, в которых произошли короткие замыкания, вынырнули через шесть часов, покрытые толстым слоем грязи.

В Средиземном море обычно маленькие волны выросли до такой степени, что приносили такой же ущерб, какой ураганы и огромные лунные приливы наносили низко расположенным океаническим портам.

Пресная вода из Миссисипи тонким слоем покрыла соленый прилив из Мексиканского залива, который ворвался в дельту реки и залил улицы Нового Орлеана.

С подобным явлением столкнулись братья Аранза и дон Гильермо Уолкер на реке Сан-Хуан. В послеполуденное время течение реки изменило направление, вода залила джунгли по обеим берегам и приобрела солоноватый привкус. Мужчины увидели различные обломки, плывущие вверх против обычного течения реки. В изумлении они выругались (латиноамериканцы с определенным почтением, а дон Гильермо театрально, пользуясь цитатами из «Короля Лира») и повернули лодку в сторону озера Никарагуа.

Жители огромных портовых городов искали убежища на возвышенностях в глубине суши или, что было не так безопасно, в верхних этажах высотных зданий, где вели упорные бои за каждый клочок свободного пространства. Военные вертолеты спасали кого только было возможно. Некоторые герои, или упрямцы, или же просто скептики, оставались на своих постах. Одним из них оказался Фриц Шер, который всю ночь не покидал Института Исследований Приливов. Ганс Орфель, несмотря на небольшое наводнение, заливающее улицы Гамбурга, отправился на ужин, обещая, что вернется с колбасой и двумя бутылками пива, однако или его победило наводнение, или отозвался инстинкт самосохранения, но он больше не вернулся.

Так что Фрицу было над чем смеяться, когда под вечер прилив начал спадать. А позже, около полуночи, ему осталось только устройство, прогнозирующее приливы, которому он мог объяснять, почему, согласно тому, что передают по радио, вода опускается так низко. Но это ему даже нравилось, поскольку его чувство к длинной, прекрасной по форме машине становилось все более пылким. Фриц подвинул стол ближе к машине, чтобы иметь возможность постоянно ее касаться. Время от времени он подходил к окну и выглядывал на улицу, но небо закрывали темные тучи, так что ничто не могло поколебать его уверенности, что Странник не существует.

Многие люди, убегающие от волн, столкнулись с другими препятствиями, заставившими их забыть об опасности, грозящей со стороны прилива. В полдень по местному времени школьный автобус и фургончик, в которых ехали члены симпозиума, мчались вперед наперегонки с огнем. Пассажиры видели перед собой пламя, взбирающееся по горному хребту и быстро стремящееся к точке, в которой шоссе пересекает хребет.

В то время, когда Бенджи упрямо вел автомобиль с раздражающе постоянной скоростью в пятьдесят километров в час, Барбара наблюдала за небольшой волной, которая разбегалась из-под левого переднего колеса «роллс-ройса», разливалась по шоссе и исчезала в высоком камыше, росшем на обочине. Как капитан экспедиции (по крайней мере, в собственном ощущении), Барбара чувствовала, что должна была сесть спереди, но посчитала, что более важной сейчас является забота о миллионере, поэтому она села сзади, за Бенджи, рядом со старым ККК. Эстер сидела с другой стороны Кеттеринга, а Елена — впереди, вместе с Бенджи, и кучей чемоданов.

Они мчались на запад через болотистую местность, столь характерную для Флориды. Солнце стояло высоко. Все окна со стороны Барбары были закрыты, и в автомобиле царила страшная жара. Барбара знала, что где-то правее и немного дальше на север должно быть озеро Окигоби, но пока всюду тянулись только бесконечные зеленые камыши, и их монотонность местами разнообразилась рощицами темных, мрачных кипарисов и узкой зеркальной поверхностью воды, покрывающей прямую гладкую дорогу, — в самых мелких местах вода достигала двух сантиметров, а в самых глубоких — десяти.

— Вы были правы с этим высоким приливом, мисс Барбара! — весело крикнул Бенджи. — Все залито. Я не помню, чтобы прилив был таким высоким.

— Тихо! — прервала его Эстер. — Господин Кеттеринг еще спит.

Однако Барбара не разделяла того доверия, которое питал к ней негр. Она проверила время по двум часам Кеттеринга, которые находились на ее левой руке: было десять минут третьего, а согласно сведениям, которые она почерпнула из календаря, второй прилив должен был произойти в Палм-Бич в тринадцать сорок пять. Но ведь прилив должен залить сушу гораздо позднее, чем побережье! Она помнила, что в реках происходит именно так, но потом пришла к выводу, что ее знания в этой области решительно недостаточны.

Автомобиль с опущенной крышей, который ехал раза в два быстрее, чем они, проехал мимо, окатив «роллс-ройс» водой. Он стремительно мчался вперед, разбрызгивая и будоража гладкую поверхность воды. В автомобиле сидело четверо мужчин.

— Дорожные пираты! — крикнула вслед Эстер.

— О боже, нам еще повезло, что наш «ролле» не разваливается от воды! — пошутил Бенджи. — А все потому, что я обильно смазал его маслом!

Елена захихикала.

Этот разговор разбудил ККК — старик посмотрел на Барбару покрасневшими глазами, которые окружала сеточка морщин. Он производил такое впечатление, словно проспал все, что было до сих пор.

Правда, он принимал участие в приготовлении к отъезду, но находился в состоянии прострации. Это нагнало страха на Барбару, но Эстер поспешила ее успокоить.

— Он еще не выспался! Ничего страшного. Не волнуйтесь, — объяснила она Барбаре.

Теперь Кеттеринг бодро приказал:

— Мисс Кац, прошу вас позвонить в аэропорт и заказать два билета на ближайший рейс в Денвер. И прошу им сказать, что я плачу тройную премию дежурным, пилоту и авиадиспетчерам. Денвер находится в пятистах метрах над уровнем моря, а следовательно, и вне зоны прилива, где они находятся.

Барбара с испугом посмотрела на него и движением руки показала, где они находятся.

— …Ах, да, я начинаю вспоминать, — мрачно произнес Кеттеринг через мгновение. — Почему вы не подумали о самолете? — с укором спросил он, смотря на черную сумку линии Блек Болл Джетлайнз, лежащую на коленях Барбары.

— Я заняла ее у подруги, — призналась Барбара. — И всю дорогу из Бронкса ехала автостопом. Я редко летаю самолетом. — Она так отважно бросилась спасать своего миллионера, но, ошеломленная всеми этими «роллс-ройсами», не подумала даже о том, что есть гораздо лучший способ бегства. И тем самым, быть может, приговорила всех их к гибели. Почему она не думала категориями миллионеров?

Неожиданно ее заинтриговало, не обмолвился ли старый ККК, говоря о двух билетах. Наверняка он должен был иметь в виду пять! Ведь он относится к Эстер, Елене и Бенджи, как к собственным детям.

— По крайней мере, мы взяли с собой достаточно денег? — кисло поинтересовался Кеттеринг.

— Да, сэр, мы взяли с собой все деньги из стенных сейфов, — заверила его Барбара, черпая определенное утешение в мыслях о толстых пачках банкнот, которые можно было нащупать через материал сумки.

«Роллс-ройс» замедлил ход Автомобиль, который недавно обогнал их, стоял в камышах с наполовину погруженным в воду капотом, а четверо его пассажиров, стоя по колено в воде, преграждали дорогу и размахивали руками.

Этот вид вырвал Барбару из задумчивости.

— Не тормози! — крикнула она, хватая водителя за плеча. — Прямо!

Бенджи немного притормозил.

— Слушайся мисс Кац! — приказал старый ККК настолько охрипшим голосом, что даже закашлялся, выговаривая последнее слово.

Барбара увидела, как Бенджи прячет голову, и представила, как он закрывает глаза, нажимая на газ.

Мужчины стояли неподвижно, но когда их отделяло от «роллс-ройса» только несколько метров, прыгнули в сторону, гневно размахивая руками.

Барбара оглянулась и увидела, что один из них борется с другим, который вытащил пистолет.

«Может быть, я плохо поступила?» — думала она.

Но нет, наверняка нет!

Дэй Дэвис сидел на стойке бара и смотрел, как со свечек, которым он дал женские имена, плывут последние струйки белых слез, их девичье молоко, и как черные фитили опадают и тонут в восковых лужах. Гвен и Люси уже догорели, теперь пришла очередь Гвин. Для Дэвиса это была тройная потеря, ему нужны были их тепло и свет, поскольку солнце уже зашло, а через стекла в двери и окнах он видел только залитый серой водой обширный луг, который окутывала густая тьма. Он надеялся, что увидит огни далекого Уэлльса, но в том направлении тоже царила тьма.

Вода прилива уже давно ворвалась в пивную и теперь стояла настолько высоко, что Дэй сидел с поднятыми ногами. Медленно, описывая круги, по воде плыли две щепки, швабра, коробки из-под сигар и поленья. В определенный момент Дэю пришла в голову мысль покинуть пивную, и на всякий случай он засунул в боковой карман две поллитровки. Однако тут же он вспомнил, что это самая высокая точка во всем районе, что у него здесь есть веселый, теплый свет, и, кроме того, он сам хорошо знал, что сейчас он не годится для того, чтобы отправляться в дорогу.

Так или иначе, но лучше всего делать вид, что ты король Кнут на гробе крокодила. Еще пять сантиметров — и вода начнет спадать, неожиданно подумал он и громко приказал воде, чтобы она отступила, потому что в час, или немного позже, должен быть отлив.

Он глубоко втянул в себя воздух, нюхая открытую пятую бутылку, которую держал в руке, — «Кентуккийская Таверна», экспорт из Соединенных Штатов, и посмотрел на Элизу. Элиза задрожала и погасла, но через мгновение неожиданно вспыхнула ярким голубым огнем.

Оловянные рамки в окнах выгнулись под напором новой волны. Неожиданно осознав, что бар раскачивается, Дэй сделал глоток обжигающей жидкости из бутылки и со смехом закричал:

— По крайней мере, один раз шатается забегаловка, а не Дэй!

Однако затем он наконец понял, что происходит, и крикнул с гордостью и волнением:

— Умирай, Дэй! Умирай! Уйди из этого мира! Но умри отважно! Умри с бутылкой виски в руке, взывая к любимой, чтобы она снова прибыла в Кардифф. Но… — он замолчал и, в очередной раз переборов в себе мелочную зависть, которую питал к Дилану Томасу, продекламировал: — «Не входи мирно в эту добрую ночь. Бунтуй, бунтуй, когда темнеет свет!»

Как раз в тот момент, когда Элиза погасла, а над серой равниной исчезли последние жемчужные полосы света, раздался громкий, решительный стук в дверь.

Дэвиса охватил дикий страх, который одновременно придал ему сил настолько, что, несмотря на алкогольное помрачение, он спрыгнул в холодную воду и побрел, погрузившись по бедра, к двери. Когда он открыл ее, то в угасающем свете трех свечек — Мери, Джейн и Леони — увидел опирающийся о дверную раму длинный, пустой скифф.

Шлепая по воде, которая, с одной стороны, помогала ему поддерживать равновесие, а с другой — сковывала движения, Дэй вернулся к бару, левой рукой сгреб три неначатых бутылки и, отступая к двери, поднял из воды две плавающие доски.

Скифф ждал. Дэй бросил в него доски, осторожно поставил бутылки и, хватаясь руками за фальшборт, оперся о лодку. Он чувствовал, что теряет сознание, когда холодная вода неожиданно плеснула ему в промежность. Дэй неловко подпрыгнул, перевернулся и оказался в скиффе, лицом к мокрым деревянным доскам. Стараясь залезть в лодку, он ненароком толкнул ногой дверную раму, тем самым направляя скифф куда-то в открытый мрак, залитый водой.

Солнце уже заходило, а Ричард продолжал шагать по обочине в нескольких метрах от забитого автомобилями шоссе. Автомобили медленно катили тремя рядами, один за другим, бампер к бамперу, делая невозможным движение в противоположном направлении. Ричард знал, что нет смысла останавливать какой-нибудь из них, чтобы попросить подвезти, потому что везде был полный комплект пассажиров, а даже если бы и нашлось свободное местечко, его немедленно занял бы кто-нибудь другой, которому оно действительно было больше нужно, или же кто-то, идущий ближе к шоссе. Впрочем, он шел почти так же быстро, как ехали автомобили, и значительно быстрее, чем большинство пешеходов.

Теперь он был за Оксбриджем и спешил вместе со всеми в северо-восточном направлении. Все почувствовали облегчение, когда зашло яркое солнце. Хотя любой признак проходящего времени действовал, как стимул, — пешие на мгновение ускоряли шаг, водители сбивались еще теснее.

Никогда еще — ни в личной жизни, ни в ходе событий, происходящих вокруг него, ни даже во время налетов, которые он помнил с детства, — Ричард не испытывал таких неожиданных и сильнодействующих перемен, как в течение последних шести часов. Сначала автобус поворачивает на север, и водитель, глухой к протестам пассажиров, продолжает повторять — приказ службы движения! Потом новости по радио, рассказывающие о больших наводнениях, особенно в районе Лондона, об американской летающей тарелке, которую видели над Новой Зеландией и Австралией, где ее приняли за новую планету. Сильные радиопомехи как раз в тот момент, когда по радио зачитывали список рекомендаций гражданскому населению по случаю стихийного бедствия. Взволнованные пассажиры беспокоились об оставленных семьях, а Ричард с облегчением ощущал, что не существует никого, о ком он должен был бы беспокоиться. Потом автобус остановился возле больницы Вест Миддлсекс, и водитель проинформировал пассажиров, что у него приказ перевозить пациентов… Следуют безуспешные протесты… совет пассажирам, чтобы они отправлялись на северо-запад — лишь бы подальше от воды… пассажиры никак не могли поверить в то, что происходит… некоторое время блуждают по территории нового университета… все больше автомобилей и испуганных людей, убегающих с востока… вертолет, разбрасывающий листовки с текстом: «К жителям Западного Миддлсекс. Всем направляться к холмам Чилтерн. Высокий прилив предвидится через часа два после полуночи…» И наконец, присоединение к продолжающей расти змее машин и пешеходов, движущейся на северо-запад, и, в конце концов, слияние с одурманенной, марширующей толпой…

Ричард отметил, что идет уже два часа. Он страшно устал — шел с опущенной головой, уставившись на грязные сапоги. На расположенном ниже отрезке дороги, которую он недавно преодолел, виднелись явные следы наводнения: мутные лужи и полегшая трава. Он не знал точно, где находится, — кроме, разве что, одного — что он далеко за Оксбриджем, что прошел уже по мосту через канал Большой узел и что вдалеке уже видны холмы Чилтерн.

Несмотря на сумерки, было удивительно светло. Ричард чуть не налетел на группу людей, которые останавливались и смотрели в небо. Он поднял голову, чтобы увидеть, на что они смотрят, и там, низко, на восточной части неба, он увидел виновника их несчастий — шар величиной в полную Луну. Этот шар был желтым, и только через его середину бежала широкая фиолетовая полоса, из концов которой выстреливали отрезки, направленные под острым углом и создающие впечатление буквы Д.

«Д — как дрожь ужаса. Д — как дезертирство. Д — как дезорганизация», — подумал он и невесело усмехнулся. Этот шар вполне мог быть планетой, однако яркие цвета делали его похожим на предупреждающий знак, который он как-то видел на заводе взрывчатых веществ.

И от этого в мыслях возникло ощущение чего-то отталкивающего, ужасного Ричард подумал о Земле, которая в течение стольких миллионов лет одиноко вращалась в космосе, безопасная, словно дом, в который никогда не входит чужой, и о том, насколько ненадежным было это уединение. Ему пришла в голову мысль, что люди, которые длительное время живут одиноко, привязываются к своим привычкам, становясь все эксцентричнее.

Но почему, размышлял он со злостью, когда наконец происходит убийственное вторжение с другого конца Вселенной, то пришелец напоминает дешевую, крикливую рекламу, размещенную на круглой табличке?

Неожиданно он остановился. Д — как Дэй! Ричард вспомнил, что в Эвомунте при полнолунии приливные волны достигают пятнадцати метров… Некоторое время он думал о своем друге и о том, как он теперь живет…

Когда Дэвис пришел в себя, он лежал замерзший, лицом вниз, на мокрых досках. Он оперся локтями о доски, раскачал их и только тогда невольно осознал, что это скамейка скиффа. Дэй поднял голову и положил ее на руки. За бортом он видел темную равнину взбухшего от воды Бристольского канала и несколько далеких огоньков, которые горели в Монмуте, Гламоргане или же Соммерсете. А может быть, даже в лодках, качавшихся так же, как и он, на волнах канала.

Дэй почувствовал на груди холодную продолговатую бутылку. Отвинтив крышку, он сделал большой глоток виски. Это его не разогрело, но как бы немного оживило. Бутылка выпала из руки, и ее содержимое полилось на дно лодки. Он не мог четко мыслить. До него доходило только одно — что значительная часть Уэлльса вместе с экспериментальной приливной электростанцией над Северном находится сейчас под ним. Уэлльс вызвал у него мысль о Дилане Томасе и о стихотворении, отрывки из которого он начал бормотать: «Только глубокие, затопленные колокола часовен и колокольчики овец…», как там дальше?

Скифф равномерно покачивался на волнах. Думалось Дэвису с трудом, но все же он осознал, что небольшие волны наверняка являются остатками мощных валов, гулявших на просторах Атлантики.

Волна повернула скифф на сто восемьдесят градусов, и на восточной части неба Дэй увидел фиолетовый шар Странника, на котором лежал свернувшийся в клубок золотой дракон. Перед драконом поднимался треугольный золотой щит. Из-за чужого шара постепенно появилось толстое белое веретено, словно блестящий кокон огромной белой ночной бабочки. Дэю припомнились донесения радио из ненормальной Америки, и у него появились определенные ассоциации: ночная бабочка, ночная бабочка — Луна… Луна. Он неожиданно понял, что веретено — это не что иное, как Луна, с которой он и Ричард Хиллери попрощались пятнадцать часов тому назад.

Дэй, потрясенный этой мыслью, сидел без движения и смотрел на небо, пока наконец не смог отвернуться от этого. Его охватила конвульсивная дрожь, а скифф плыл все быстрее и быстрее, раскачиваемый волнами. Он поднял почти пустую бутылку и осторожно сделал глоток. Затем выпрямился, сел, взял две доски, вставил их в уключины и медленно начал грести.

Трезвый, а может быть, все еще пьяный, только с новым запасом энергии после отдыха, он имел шансы на спасение, несмотря на то что находился ближе к каналу Северн, чем к побережью Соммерсет, а прилив быстро усиливался. Но он греб досками без особого желания, только лишь бы скифф плыл на запад, в открытое море, и только для того, чтобы он мог наблюдать за этим странным чудом на небе. Смотря на шар, Дэй бормотал и напевал:

— Мона, дорогая и любимая Мона! Ты нашла нового любовника… грозный владыка прибыл уничтожить мир водами… Изнасилованная и опозоренная, любимая Мона, ты красивее, чем когда бы то ни было. Из твоего отчаяния рождается новая форма… хочешь ли ты быть белым кольцом?.. Я все еще твой поэт, поэт Луны… одинокий… одинокий уэлльский мореплаватель… как Вольф Лонер, я доплыву сегодня ночью до самой Америки, чтобы смотреть на тебя… у Ллойда колокол звонит затопленным кораблям и городам, пока и его не заглушат волны, и тогда его звуки будут расходиться из глубины вод по всему миру.

Волны росли, пенились золотистой красотой. Если бы Дэй обернулся, то он увидел бы, что в полукилометре за носом лодки море резко бурлит, а сеть бриллиантовых волн высоко разбрызгивается над буйствующей водой.

Когда Странник заходил над Вьетнамом, а Солнце всходило над островом Хайнань, Багонг Бунг, совсем маленький рядом с верзилой механиком из Австралии, наблюдал, как в пятидесяти метрах перед носом «Мачан Лумпур» медленно, метр за метром, из поблескивающей воды выплывает изъеденная ржавчиной и поросшая водорослями труба.

Сильное течение напирало на дырявую трубу: вода, пенясь, выплескивалась через проеденные ржавчиной отверстия. Волны снесли бы даже «Мачан Лумпур», если бы винт катера беспрерывно не вращался. Тем временем в Тонкийском заливе наступал отлив, и вода отступала к Южнокитайскому морю.

С юга донесся низкий и громкий звук, словно грохот далекого реактивного самолета. Двое мужчин не обратили на это внимания. Откуда они могли знать, что это два с половиной часа тому назад началось извержение Кракатау — вулкана в Сундайском проливе.

На поверхность воды выплыл покрытый илом и раковинами остов затонувшего корабля. Течение начало слабеть. Когда в поле зрения показался весь корабль, Багонг Бунг узнал «Королеву Суматры».

Маленький малаец упал на колени, отдал низкий поклон Страннику, висящему в западной части неба и тем самым, совсем непреднамеренно, в сторону Мекки, и тихо сказал:

— Терима коси, багус кунинг дан!

Когда необходимая благодарность этому фиолетовому чуду была выражена, он поспешно встал и, указывая на остов судна шутливым жестом хозяина, весело закричал:

— О, Холбер-Хумс, балит сабат, мы привяжем катер к кораблю с сокровищами и взойдем на его борт, как короли! Наконец, друг мой, «Мачан Лумпур» стал «Тигром Болот»!

В сумерках Салли, стоя на террасе, вздохнула.

Свет заходящего солнца фантастически оттенялся пламенем горящей нефти, которая вылилась из разбитых наводнением резервуаров и поднималась на соленой воде, заливающей Джерси-Сити.

— Что ты там увидела, Сал? — крикнул Джейк из комнаты, в которой он сидел, попивая коньяк и закусывая разными сортами сыра. — Снова пожар в здании?

— Нет, пожалуй, уже не горит. Вода достигла половины дома, и ее уровень непрерывно поднимается.

— И что же не дает тебе покоя?

— Не знаю, Джейк, — угрюмо произнесла Салли. — Я смотрю, как исчезают под водой церкви. Я никогда не знала, что их так много в этом городе. Церковь Святого Патрика и церковь Трех королей, Иисуса Христа и Святого Варфоломея, Наисвятейшей Девы Марии и Муки Господней, в которой, кстати, была начата эта антиалкогольная кампания. К тому же церковь всех Святых и церковь Святого Марка в Бовери, маленькая церковь на углу, а также Синагога и Святыня Актеров.

— Но ведь все это невозможно увидеть отсюда! — закричал он. — Посмотри, Салли, на планете, которая сейчас поднимается над Эмпайр Билдинг, сидит Кинг-Конг. Как тебе нравится эта идея? Может быть, мне удастся вставить это в пьесу!

— Это тебе наверняка удастся, — оживилась Салли. — А ты уже закончил песенку о Ноевом Ковчеге?

— Еще нет. Ох, Салли, ведь я должен отдохнуть после пожара.

— Ты отдыхал, когда выпил полбутылки коньяка. А сейчас живее принимайся за работу.