В то время как поспешно собранная санитарная бригада, состоящая из Брехта, Рамы Джоан и Дылды, готовилась помочь Рею Ханксу, Додд собирал мужчин, чтобы отправиться к засыпанным автомобилям. Четверо из них подтолкнули фургончик, и машина без особого труда двинулась по песку, но как только они попытались усесться в нее, машина опять забуксовала. В конце концов Хиксон, Додд и Макхит сели в машину и поехали, а Пол, Хантер и Войтович пошли пешком.

Когда они были на полпути к цели, им навстречу уже бежал обратно Макхит, неся шины и бинты из аптечки машины Брехта.

— Не спеши так, малыш! — крикнул ему вслед Войтович. — Это же не Олимпиада!

Парень, не оборачиваясь, помчался дальше.

Когда после короткого марша они пришли на место, то помогли Додду и Хиксону выгрузить разные предметы из незасыпанного багажника «комби» Додда и загрузить их в фургончик. Они нашли там массу нужных вещей: коробки с едой и имбирным пивом, одеяла, две кожаные куртки, маленькую палатку, брикеты древесного угля, керосин, примус и даже подзорную трубу с семикратным увеличением. Хантер тут же направил ее на Странника, стекла только удлиняли фиолетовые и желтые полосы, однако он с ужасом отметил, что черточки на Луне, сплюснутой на полюсах, расширяются прямо на глазах.

Из автомобиля Додда они достали два мачете (Пол тихо рассмеялся при мысли о романтизме, ситуации), два старых военных карабина и патроны, более того три двадцатилитровых канистры и кусок резинового шланга, при помощи которого они перелили бензин из баков засыпанных автомобилей в бак фургончика и до краев наполнили канистры.

Войтович взял карабин, сделал «на плечо» и крикнул:

— О боже! Я словно снова в армии! Вперед, марш!!! Я иногда люблю подурачиться, — искренне признался он Полу.

Тяжело груженный фургончик два раза застревал в песке, но все же успешно докатил до пляжного домика. Хиксон даже лихо развернулся и элегантно подъехал к домику, так, чтобы задний борт машины можно было опустить прямо на террасу.

Брехт присмотрелся к сокровищам и прокомментировал:

— Я вижу, Додд, что у нас здесь есть все, что необходимо человеку на первый случай. Не хватает разве что спиртного… и воды, — добавил он через мгновение. Читая надпись на банке с имбирным пивом, он неодобрительно покачал головой.

— Зато есть большие запасы барбитуратов и бензедрина, — ответил Додд.

— Это не одно и то же, — вздохнул Брехт. — Не нравится мне это свинство. Вот если бы у тебя был, например, мескалин, пейтоль, или, на худой конец, несколько самокруток с марихуаной…

Ванда с возмущением посмотрела на него, Макхит нервно рассмеялся, Войтович подмигнул Брехту и серьезно сказал:

— Он шутит, Гарри.

Брехт широко улыбнулся и обратился к худой женщине:

— Налейте нам еще кофе, Ида. Хиксоны наверняка очень проголодались, да и мы, думаю, охотно согласились бы выпить стаканчик кофе и съесть бутерброд. Додд привез много кофе, так что его можно уже не экономить. А кроме того, термос нам необходим для хранения воды. Она находится в резервуаре за домом, я проверил, она годится для питья. Некоторые из вас думают, что я пью только спиртное, но я должен заметить, что время от времени мне все же необходима вода.

Предложение выпить кофе было принято единогласно. Все так устали, что с удовольствием перешли с песка на террасу. Посредине они поставили складную кровать, на которой лежал Рей Ханкс. Его забинтованная нога выглядела сейчас словно муляж из мастерской скульптора. Раненый получил в виде лекарства остатки виски Брехта и теперь относительно спокойно переносил боль. Дылда положил ему руки на бедра, так как Рей утверждал, что эти прикосновения обладают целительной силой.

Ида сначала подала кофе Хиксонам, которые сидели, обнявшись. Они посмотрели друг на друга и серьезно чокнулись кружками. Всех охватило торжественное настроение. Они начали сосредоточенно потягивать кофе. Как и предвидел Хантер, каждый из собравшихся здесь по-своему относился к этой террасе, словно она была его домом, и боялся той минуты, когда его необходимо будет покинуть. Здесь, на пляже, не было гор, которые могли обрушиться, домов, которые могли рухнуть или сгореть, газовых трубопроводов, которые могли лопнуть и взорваться желтым пламенем, проводов, которые могли оборваться и засыпать землю ослепительным снопом искр. Правда, пляжный домик, а вместе с ним и сама терраса немного перекосился, потому что землетрясение повредило одну его стену, но на это сейчас никто не обращал внимания.

Здесь не было ни чужих, которые говорили бы им, что они должны делать, ни раненых, которые просили бы о помощи. Помехи в эфире не позволяли слушать последние известия о катастрофе, заглушали приказы и запрещения, многочисленные указания полиции, Красного Креста и гражданской обороны. Так что лучше всего было бы остаться здесь и просто сидеть, наблюдая за Странником, который все ниже опускался над Тихим океаном. Диск этой неизвестной планеты теперь представлял собой фиолетовую голову атакующего быка — желтая середина почти совсем исчезла, а снизу появилась большая желтая плоскость. Случайно, а может быть, даже преднамеренно, две маленькие овальные точки создавали глаза быка. Додд отставил чашку и начал рисовать.

— Эло торо! — прокомментировала Марго.

— Голова осьминога! — возразила Рама Джоан. — Жители Крита именно таким образом рисовали ее на вазах.

— Однако через три-четыре часа мы должны будем уехать отсюда, — неожиданно сказал Брехт, словно прочел по глазам собравшихся непроизнесенную вслух мечту — навсегда остаться здесь, на пляже.

— Прилив! — пояснил он.

Хантер предупреждающе посмотрел на него, и Брехт поспешно добавил:

— Я прошу не понимать меня превратно. В этот момент нам ничего не грозит. Даже наоборот. Время между отливом и приливом составляет здесь около десяти часов, а это значит, что отлив начнется примерно через четыре часа, после того как Луна дойдет до зенита. Другими словами, через час будет максимальный отлив. Видите, как далеко отошла вода? Так что у нас есть много времени для отдыха, которым, по крайней мере, я собираюсь воспользоваться.

— Не понимаю, Рудольф, что за прилив? — спросил Войтович.

Хантер нахмурился и покачал головой.

— Росс! — продолжал Брехт. — Именно теперь, когда нам ничего не грозит, нужно посмотреть правде в глаза. — А потом, обращаясь Войтовичу, сказал: — Ты знаешь, что Луна, вернее, масса Луны, вызывает приливы? Хорошо. Теперь у нас там еще и Странник. Он находится на той же высоте, что и Луна, так что можно допустить, что ритм приливов будет похожим.

— Вот это хорошо, — рассмеялся Войтович. — А то на мгновение мне стало страшно.

Остальные смотрели на Брехта — им было не до смеха. Брехт вздохнул и продолжал:

— Однако, судя по способу, которым Странник притянул Луну, можно допустить, что у него такая же масса, что и у Земли, другими словами — в восемьдесят раз большая, чем масса Луны.

Воцарилась тишина. Слово «восемьдесят» повисло в воздухе, словно серый валун, который с каждой минутой становился больше и тяжелее. Только на Дылду и сопровождающих его женщин это не произвело никакого впечатления. Хантер с беспокойством наблюдал за реакцией остальных. Рама Джоан, чьи колени снова служили подушкой спящей дочери, неожиданно лучезарно улыбнулась Брехту. Миссис Хиксон подняла руку, словно хотела возразить, но муж снова обнял ее и серьезно кивнул Брехту. Пол последовал его примеру и наконец-то позволил себе обнять Марго. Додд спрятал блокнот в карман и сложил руки на груди.

Брехт стоял, задумавшись, и с грустью улыбался им.

Гарри Макхит наконец облек в слова немой вопрос, занимавший всех.

— Это значит, что прилив произойдет в то же самое время и таким же образом, как и раньше, только будет в восемьдесят раз сильнее?

— Я с этим не согласен! — горячо выкрикнул Хантер. — Рудольф, ты не принимаешь во внимание фактор времени. Мы в любом случае можем рассчитывать на один спокойный день. Кроме того, приливы — это резонансное явление. Нужно время, чтобы океанические волны приливов начали колебаться с большей амплитудой.

— Может быть, и так, — ответил Рудольф. — Однако, — он говорил все более решительным тоном, — эта планета находится над нами, и наши рассуждения никак не могут изменить ее массу. Вы ведь видите, что она сделала с Луной! Займет ли это семь часов, или неделю, так или иначе, но огромный прилив наступит, а когда это произойдет, я буду себя чувствовать в безопасности только на вершине какой-нибудь горы Санта-Моники, — объяснил он Хиксонам. — Однако я считаю, что человек, которого ждут немалые усилия, — тут он повысил голос, пытаясь таким образом препятствовать появлению комментариев со стороны возбужденных людей, — должен восстановить свои силы., так, как это сделаю я через несколько секунд. Если кто-то хочет терять энергию на пустую болтовню — пожалуйста, мне это не мешает.

Он вытянулся на четырех креслах, прикрыл рукой глаза и вскоре громко, почти театрально, захрапел.

Во второй раз пролетая за Странником, Дон Мерриам неожиданно осознал, что само присутствие в космосе этой странной планеты может угрожать Земле. Ведь могут произойти землетрясения, вероятны также огромные океанические приливы, хотя он не был уверен в том, как быстро это может произойти, а также. — нет, ему показалось невозможным, чтобы с такого расстояния Странник мог расколоть на части Землю. Однако, несмотря на это, Дон на мгновение пожалел, что не может посмотреть на Землю через бинокль и убедиться в том, что ей ничего не грозит.

Он решил, что должен чем-то помочь, или, по крайней мере, постараться предупредить Землю об опасности, несмотря на то, каким безнадежным кажется это занятие. Включив радиопередатчик, он начал кричать в микрофон позывные основной базы Лунного Проекта. Один раз ему показалось, что донесся ответ, но уже через мгновение он не был уверен в этом.

На ум постоянно приходила страшная мысль — а не подслушивает ли его какое-нибудь существо на крапленом зеленью полушарии этой странной планеты?

Если на пляже под Лос-Анджелесом еще царила ночь, то на Манхэттене, где находились Араб Джонс и два его собрата-наркомана, солнце уже светило высоко в небе — линия дня и ночи передвигалась на запад в своем обычном темпе — тысяча сто двадцать километров в час — и теперь проходила через Скалистые Горы. Таким образом, над плоскогорьем Асы Голкомба занимался рассвет.

Вблизи площади Рузвельта Араб указал на крыши и закричал:

— Они там!

Большой и Пепе посмотрели наверх. На низких крышах стояли толпы людей, что отчасти объясняло загадку, почему на Сто двадцать пятой улице было так пусто. Несколько человек смотрели с крыш вниз, некоторые горячо размахивали руками и что-то кричали.

Однако нельзя было услышать ни слова, поскольку их заглушал звук работающего мотора брошенного такси, которое стояло так близко, что Большой оперся об его раскрытую дверцу, чтобы удержать равновесие.

— Безумцы. Они думают, что на крыше бомба их не достанет, — рассмеялся Пепе, задирая голову. — Неужели они до сих пор не знают, что бомбы падают сверху, а не снизу?

— Ты в этом уверен? — поинтересовался Большой. — А этот огненный шар, выскакивающий из реки?

— Они ждут чудесный огненный шар! — громко крикнул Араб, вытянутой рукой указывая на крыши. — трупы, а не люди!

Музей восковых фигур на крышах!

Когда он заговорил о восковых фигурах, то почувствовал какое-то странное беспокойство. Он перестал притворяться, что боится, потому что неожиданно его охватил настоящий страх, а мысль, что в пятнадцати метрах над головой эти темные живые восковые мумии наблюдают за ним, что-то передают ему и зовут к себе, становилась все невыносимее.

— Бежим! — крикнул Большой. Он влез в такси на место водителя. — Я убираюсь отсюда!

Араб и Пепе сели сзади. Такси резко тронулось с места, дверь захлопнулась сама, а рывок вжал людей в холодную кожаную обшивку сиденья. Большой направлялся на запад и, набирая скорость, объезжал брошенные на дороге автомашины.

Переполох, который охватил подразделения нью-йоркской полиции и пожарников, мешая приготовлениям, которые они быстро и исправно предприняли перед лицом катастрофы, был вызван несколькими причинами: преувеличенными донесениями о наводнении в Хелл Гейт и об уничтожении медицинского центра на Бродвее землетрясением, бестолковыми указаниями, высылаемыми из подземного центра новой системы координации между отделами, из-за компьютера, в котором вода вызвала короткое замыкание, и фальшивым донесением о беспорядках у спортивного центра.

Но нервы тоже сыграли здесь свою не последнюю роль — панический страх в соединении с бравурным желанием совершить героические деяния. Словно это именно к Страннику относились извечные суеверия о Луне, а именно, что ее лучи доводят людей до безумия. На всем западном полушарии — в Буэнос-Айресе и в Бостоне, в Вальпараисо и в Ванкувере случались странные бессмысленные выходки.

В трех кварталах к западу от Леннокса Большой Бенди отжал газ до отказа, когда они услышали завывания сирен. Сначала наркоманы не могли понять, откуда идет завывание, они знали, что оно приближается, потому что с каждой минутой становилось все громче.

Когда такси проезжало по Восьмой улице, хриплый вой усилился, и в нескольких десятках метров перед собой три приятеля увидели мчащиеся в их сторону две полицейские машины, а за ними еще две с мигающими красными огоньками на крыше.

Большой прибавил газа. Сирена должна была бы затихнуть на несколько секунд, когда здания отделили такси от представителей закона. Но она не утихла. Наоборот, вой стал еще громче.

Посреди следующего перекрестка стояла брошенная кем-то ветхая машина. Большой намеревался объехать ее справа. С юга, с Седьмой авеню, выскочило два лимузина — полицейская машина и автомобиль коменданта пожарной службы. Первый направился в левую сторону от развалины, второй — в правую. Большой выжал газ до упора и, не сворачивая с определенной им самим трассы, пересек Седьмую авеню за лимузинами, прямо перед капотом огромной пожарной машины, которая мчалась за ними. Пепе увидел огромный красный капот и перепуганное лицо водителя так близко, что сам в испуге закрыл глаза.

Прежде чем такси доехало до следующего перекрестка, на Ленноксе показались новые красные и черные автомобили, мчащиеся на север. Безумный вой сирен доводил до умопомрачения.

Если бы три собрата-наркомана не были так ошеломлены марихуаной, то они наверняка осознали бы, что вереница пожарных и полицейских машин, мчащихся в переполохе, не имеет с ними ничего общего и что автомобили вовсе не собираются останавливаться на Сто двадцать пятой авеню, а мчатся дальше, на север Манхэттена.

Но Пепе, Араб и Большой были одурманены наркотиками, поэтому их охватил ужас, что это их преследует и полиция, и пожарники. Пепе боялся, что полиция сделает их козлами отпущения и обвинит в том, что они подложили бомбу с целью уничтожения Манхэттена — они обязательно обыщут их, и если даже не найдут взрывчатки, то осудят их за обладание обычной газовой зажигалкой.

Араб думал, что полиция просто узнала — наверняка при помощи телепатии, — что они курили марихуану. Он нажал на тормоз и остановил машину перед Ленноксом. Они вышли.

Темный вход в метро искушал, словно пещера или нора, манила безопасность, которую ищут все испуганные создания. Вход загораживал белый деревянный барьер, который они обошли и быстро сбежали по ступенькам. Будка билетера была пуста. Они перелезли через вертушку. В подземелье стоял освещенный поезд с открытыми дверями, в вагонах никого не было. На станции горел свет, но ни на этом перроне, ни на следующем не было ни единой живой души. Поезд тихо сопел и, когда сирены отдалились, этот звук остался единственным в тишине пустой Станции.